Дождь загнал Эдаль и Госфена под брезентовый тент повозки. Был он мелкий, навязчивый и холодный – настоящий осенний дождь. Старик не ошибся, попытки разбудить Трая оказались глупым и бесполезным «развлечением». С парнем явно что-то случилось, что-то нехорошее. Может, Небожители нашли способ добраться до него прямо в Небесье?

В узелке Госфена лежали копчёный шпиг, половина пшеничного каравая, чищеная редька, фляга с вином. Но кусок в горло не лез. Их мятеж закончился так быстро и бесславно. Эдали оставалось либо до конца жизни скрываться в безлюдных горных ущельях, либо… умереть. Второй вариант больше не казался самым ужасным.

Дождь ускорил приход сумерек. В семь вечера уже было не видно ни зги, и Госфен решился:

– Поехали! Пока просёлок не развезло окончательно.

В том, что он опасался не зря, Эдаль убедилась, как только повозка выкатила из лесу. Осенний дождь превратил глинистую почву в вязкую грязь, вода, не успевая впитываться, растекалась длинными лужами вдоль колеи, под колёсами плескалось и чавкало, лошадки едва тянули.

– Ничего, здесь вёрст тридцать такой дороги, – утешал кутающийся в плащ с капюшоном Госфен. – А там на мощёную выберемся, быстрее пойдёт.

Уверенности, однако, в его голосе не чувствовалось, и не понять, кого он подбадривал – спутницу или себя самого.

Из тридцати вёрст они проехали немногим более половины, когда впереди блеснул огонёк. Не фонарь, а словно кто-то пытался свечу зажечь под дождём. Госфен то ли задремал на козлах, то ли задумался о чём-то, и первой огонёк заметила Эдаль. Сперва вглядывалась в темноту, пытаясь разобрать, что там происходит, потом несмело окликнула старика:

– Посмотрите, что это?

– А? – Тот привстал на козлах. Резко натянул поводья. – Тпру!

Повозка остановилась, но тут же спереди раздалось ржание. Одна из их лошадей ответила. Госфен негромко выругался, помедлил, решая, что предпринять – ехать дальше или разворачиваться. Но решать было поздно.

– Люди добрые, подмогните! – Из темноты вынырнул мужик. Простоволосый, в зипуне, портках и бахилах – самый заурядный деревенский безудачник. – Вас нам прям Небеса послали! Вижу, лошадки у вас свежие, не уработанные, а наша вкрай притомилась. Подмогните, ась?

– Чего нужно? – хмуро буркнул Госфен.

– Дык говорю ж, подмогнуть! Телега в бочажине застряла, никак не вытащить. А если ваших лошадок впрячь, они мигом управятся. Да мы сами всё сработаем, и распрягём, и запрягём, не сумлевайтесь!

Госфен неуверенно заёрзал.

– Спешим мы…

– Добрый человек, не оставь в беде, Небом прошу! Что ж нам тут, ночевать посеред поля под дождём?

Мужичонка был такой жалкий и убитый горем, что Эдаль не удержалась, тоже попросила:

– Давайте поможем. Нетрудно ведь.

Госфен сдался.

– Ладно, показывай, где вы там застряли.

– Так вон мы, рядычком! – обрадовался мужичок, бросился вперёд лошадей. Закричал кому-то: – Эй, робя, подмога идёт! Нашлись добрые люди!

Вскоре впереди показалась завязшая в луже телега. Нагружена она была основательно – мешки с каким-то скарбом чуть не вываливались. Квёлая лошадёнка и впрямь такую поклажу вытащить из колдобины не могла. Удивительно, как она по хорошей дороге её тянуть умудрялась.

Вокруг телеги ходили ещё два мужика, такие же серые, перемазавшиеся в грязи, как и их приятель. Всего и отличия, что один с бородой во всю рожу, а у второго на ногах вместо бахил лапти с онучами. Видно, совсем уж безудачник.

– Чего стоишь? – прикрикнул на него тот, кто привёл подмогу. – Распрягай Красавку. Свежих впряжём, вмиг выдернут.

И верно, лошади Госфена телегу вытащили. Пусть не вмиг, пусть пришлось и мужичкам поднатужиться, упереться спинами, чтобы с места сдвинуть, – а тот, что в онучах, и вовсе умудрился в лужу плюхнуться, так что под конец не только порты и зипун, но и рожа у него сделалась серой, – однако вытащили. Госфен ходил вокруг, командовал и следил, чтобы никто не отлынивал. Его воля, он мужиков в телегу впряг бы, а не лошадей. Эдаль из повозки не вылезала. Не хотелось мокнуть под дождём, шлёпать по грязи. Да и боязно как-то было, неуютно.

Наконец управились. Лошадей снова впрягли в повозку, телега неспешно покатила вперёд, а бородатый, старший в этой троице, подошёл к вернувшемуся на козлы Госфену:

– Спасибо тебе, хороший человек! Звиняй, что заплатить за услугу нам нечего. Все монеты в городе оставили.

– Да что с вас взять! – отмахнулся тот. – Чего вы на ночь глядя, да ещё в дождь поехали? Неужто без монет и на ночёвку никто не пустил?

– Не в том дело, что без монет. Переночевать нашлось бы где, у меня шурин в Предместье живёт. Да только боязно. А вы сами, случаем, не из Княжграда путь держите?

– Нет, не оттуда, – поспешно ответил Госфен.

– Так вы и не знаете ничего? Татьба великая учинилась. – Он перешёл на шёпот: – Грят, на самих великих князей тати замахивались! Понятное дело, упредили их, кого порешили, кого поймали. Но главные самые убёгли, их княжья стража по всему городу ловит. А мы, – такое дело! – дождь, не дождь, ноги в руки и айда в деревню. Там спокойнее, отродясь татей не водилось. Разве что огрызки…

– Ну ты, старшой, скажешь – «главные тати»! – Лапотник откуда ни возьмись появился рядом с повозкой, обтёр с лица остатки грязи. – Ты больше стражникам верь. Чай, видел их портреты на заставе? Старик, парнишка и баба – тьфу, а не тати! Баба, правда, красивая. Я б такую потискал…

Его взгляд остановился на лице Эдали, и он замолчал. Было в этом взгляде что-то, отчего ей стало и вовсе неуютно. Удивился, засомневался, но узнал – это точно.

– Некогда мне с вами балясы точить! – Госфен тоже почуял неладное. – Пропустите, да поедем мы.

– Сейчас сделаем, хороший человек! – услужливо закивал бородач. Крикнул своему приятелю, где-то впереди ведущему под уздцы Красавку: – Эй, Бульба, вправо прими! Да гляди мне, опять в бочаг не ухни! А не то я тебя в телегу впрягу!

Усомнившись, что Бульба всё сделает верно, сам побежал туда. Лапотник, помедлив, кинулся вдогонку. Телега начала сворачивать вправо, уступая колею, и Госфен поспешно дёрнул вожжи.

Эдаль била нервная дрожь. Значит, их портреты уже по всему Княжграду… Узнал или нет мужик её лицо? А если узнал, что станет делать? Был бы рядом Бед-Дуар, она бы и не подумала опасаться каких-то деревенских увальней. Но Бед-Дуара рядом не было. Может, его и вообще больше нет…

Телега свернула и остановилась, дожидаясь, пока попутчики проедут. Проплыли мимо мешки, Красавка, понуро косящаяся на своих более удачливых собратьев. Эдаль перевела дыхание, – не узнали…

– Держи татей! – заверещал дурным голосом лапотник и сиганул на козлы.

Госфен увернулся, ловко огрел кнутом по роже. Но тут подоспели двое других, навалились на плечи, опрокинули. Тягаться с двумя пусть не молодыми, но ещё дюжими, привыкшими к тяжелой работе мужиками силёнок у него не хватало.

– Вяжи их, вяжи! – продолжал орать лапотник, словно почувствовал себя старшим в компании. Он вновь залез на повозку, бросился на Эдаль. – Ишь, улизнуть хотели! Думали, не узнаем!

– Да что мы вам худого сделали, люди?! – взмолился вдавленный в грязь Госфен.

– Ты уж не серчай, – будто извиняясь, ответил бородач. – Человек ты, кажись, не злой, токмо награда за вас больно хорошая назначена. Княгиня обещалась любую мену оплатить. Понимаешь – любую!

– Да что ты с этим татем беседуешь! – взвился лапотник. – Вяжи его, и всех делов!

И, не иначе желая показать пример, схватил Эдаль за руки. Больно схватил, не церемонясь. Взвизгнув, она вцепилась в него зубами.

– Ах ты ж сука!

Мужик отшатнулся, затряс прокушенной до крови рукой. Эдаль запоздало пожалела, что укусила за левую, а лапотник левшой не был… Кулак впечатался ей прямо в лоб. Эдаль опрокинулась на спину, из глаз брызнули искры, закружили хороводом вокруг. Всё поплыло, в ушах зазвенело. Сквозь звон донеслось, словно издалека:

– И третий здеся, дрыхнет! Ну, робя, повезло нам, как есть повезло. Это ж мы теперя удачники?!

Когда Эдаль очнулась, повозка уже катила по мощёной дороге. Копыта лошадей мерно цокали, связанный Госфен лежал по одну сторону от неё, Трай, тоже связанный, хоть и спящий – по другую, а впереди сквозь пелену дождя светились огоньки Предместья. Ошибся Бед-Дуар, не должное время выбрал.

На козлах сидели двое: бородач и лапотник. Третий, Бульба, ехал позади на телеге. Эдаль окликнула возниц:

– Послушайте, вы случайно не слышали: среди захваченных живыми преступников генерала Бед-Дуара называли?

Бородач оглянулся:

– Эт который начальником у стражников был? Да, живьём его повязали. Завтра, должно быть, повесят. Уже эшафот на площади поставили.

– Вишь, из одной они шайки! – толкнул его локтем в бок лапотник. – А ты сумлевался – не тех словили. Тех самых!

Он обернулся к пленникам:

– Не боись, барынька, завтра рядом со своим дружком в петле потанцуешь. Чтоб неповадно было вам, богатеям, на князей, благодетелей наших, руку поднимать! Они ж тыщу лет о державе тарусийской радеют, чтоб не как в других землях, чтоб удача не переводилась!

– Удача… Много ты её в жизни поймал, дурень, – подал голос Госфен. – В менах со счёта сбился, как погляжу.

– А и поймал! Вот тебя словил – а ты моя удача и есть! И кто дурень – ещё поглядеть надо! Мож, и не узнал бы я вас, кабы мимо проехали!

Госфен хмыкнул, но спорить не захотел. Несколько минут в повозке было тихо. Затем лапотник снова заговорил, обращаясь на этот раз к приятелю:

– Знаешь, старшой, я так мыслю, что до утра нам к стражникам соваться не с руки. Отберут ведь татей и сбрешут, что сами словили, а нам в награду – плетей. Или чего похуже. Давай-ка лучше у твоего шурина заночуем, а завтра принародно сдадим этих супостатов.

Бородач подумал-подумал, согласился:

– Что ж, могёт, ты и прав.

– Ты только энтова… шурину тоже не говори. Придумай чего, а про татей не говори.

– Ты шурина моего опасаешься?!

– Дык, кто его знает. Кусочек-то лакомый.

Подворье шурина оказалось на самом краю Княжграда. Здесь даже не город был, а как бы прилепленные к нему сёла. Неизвестно, что бородач наплёл, но взглянуть на нежданных гостей никто не вышел. Пленников вытащили из повозки и затолкали в большой крытый соломой сарай. Туда же перенесли Трая. Сарай оказался не сараем вовсе – свиным хлевом. Воняло внутри омерзительно, в загородках громко причмокивали и похрюкивали постоянные его обитатели, крошечная масляная лампа, подвешенная к стропилам, не могла разогнать собравшийся в углах мрак.

– Устраивайтесь, – гоготнул лапотник, указывая на припорошённый соломой пол. – Самое вам здесь место, тати!

Делать нечего, Эдаль осторожно опустилась рядом с Траем. Руки им развязывать, видимо, не собирались.

– И ты садись, чего ждёшь?! – Лапотник сильно толкнул Госфена, вынуждая присесть. – И не вздумайте рыпаться, поняли?

– Слушай, Мурдяй, – вдруг предложил ему бородач, – а останься-ка ты с ними, покарауль.

– Эт как? – изумился тот. – Мне в хлеву ночевать?

– Должон ж кто-то за ними приглядывать. Не ровен час сбегут.

– А чего я?

– А кто? Мне шурину зубы заговаривать надо, Бульба при лошадях. Кроме тебя некому.

Лапотник попытался возразить, но приятель ждать не стал. Выскользнул из хлева, плотно прикрыв за собой дверь. Мужик выругался, прошёлся по узенькому проходу между загонами. Остановился перед пленниками.

– Ну чего, тати, спать будете или об смерти думать?

– Что о ней думать? – пожал плечами Госфен. – Думай не думай, всё равно придёт. Ко всем.

– Но-но! Ко мне она не скоро пожалует, я теперя удачник. А вас за татьбу такую вешать мало. Вас колесовать следует, либо четвертовать, как в древние времена. – Он перевёл взгляд на Эдаль. – А тебя – на кол насадить, и чтоб голой.

Вздохнул, словно сожалел, что не ему поручат насаживать преступницу на кол. От вздоха этого, от понимания, что и правда ведь, казнь придумать могут страшную, Эдали сделалось дурно. Она отвернулась поспешно. И увидела: Трай ворочается! Впервые с той поры, как перестал отвечать.

Через минуту парень открыл глаза. С изумлением огляделся:

– Где это я?

Лапотник осклабился:

– Очухался! Дружки твои…

– Что с тобой было? – перебил его Госфен.

– Что было? – Парень моргнул, перевёл взгляд на руки. – Э, связали меня с какой надобности?! И кто вы такие, а?

– Трай, ты меня не узнаёшь? – насторожилась Эдаль.

Парень посмотрел на неё, явно стараясь припомнить.

– Чего ж не узнаю, узнаю. Ты жена бакалейщика Фальнара. Только спутала ты – не Трай я, Ардис.