Ламавину было не по себе. Хитрован Госфен так и не признался до конца, в какую авантюру втянул. Объяснил лишь ту часть плана, что касалась Ламавина непосредственно. Ничего сложного вроде бы не было – сколько раз он проделывал такие штуки, когда ходили драться стенка на стенку. Однако теперь морду придётся бить не деревенскому недоумку, даже не знатному господину из стольного града, а… В общем, загодя и думать об этом не стоило, а то вконец опечалишься.

Вдобавок к собственным невесёлым размышлениям ещё и Фальнар гундел над ухом. И в кабриолете, и когда в аэроплане летели – допытывался, где да как земляк умудрился заработать такую прорву монет. Под конец завёл разговор о том, что четверть стоимости берестовской лавки слишком малая плата за мену. Но тут вконец рассвирепевший Ламавин так тряхнул его за шиворот, что бывшему бакалейщику клянчить перехотелось.

Летать прежде аэропланами Ламавину, понятное дело, не доводилось, а это оказалось совсем не то самое, что дирижаблем. На дирижабле не замечаешь, что летишь по воздуху, если в иллюминатор не выглядывать. Можно полежать в гамаке, посидеть на мягком табурете, походить взад-вперёд по каюте. Гальюн, опять же. Только изредка вздрогнет пол, напоминая, что вместо фундамента под ним пустота. В аэроплане небо было везде, куда голову не поверни, кидало пассажиров из стороны в сторону так, что желудок к горлу прилипал, мотор ревел над самым ухом. И если приспичит вдруг – защитите Небеса от такой напасти! – то разве что под себя ходить, потому как накрепко ремнём к сиденью пристёгнут. Ламавин решительно не понимал, за каким лешим вельможи в этих шкапчиках с пропеллерами летают? А под конец он струхнул не на шутку, когда сообразил, что садиться аэроплану предстоит прямо в Небесном Городе. Показалось – врежутся непременно, вдребезги расшибутся! Но Бед-Дуар управлял аппаратом умело. Аэроплан стукнул колёсами о край платформы, подпрыгнул, пробежал две сотни футов, гася скорость, и, повинуясь флажку сигнальщика, зарулил на стоянку.

Едва машина остановилась, к ней ринулись трое в красно-синих мундирах небесных блюстителей.

– Кто такие?! – рявкнул на показавшихся в дверях пассажиров самый важный, с золотой капральской нашивкой на рукаве.

– Ламавин Пука и Орт Фальнар, на мену прилетели. – Ламавин поспешно протянул грамоты. – А эт мой летун, э-э-э…

Подложное имя Бед-Дуара он забыл напрочь. Но тот не растерялся, подсказал, выглядывая из-за плеча «хозяина»:

– Дамдик Ляма я.

– Во, точно! – энергично закивал Ламавин. – Много их у меня, работников, разве каждого упомнишь?

– Угу… – Блюститель с важным видом изучил документы. Вернул. – Хорошо, вы двое – вон в ту дверь, а ты здесь ждать будешь. Если до ветру приспичит, клозет на краю площадки.

Ламавин и Фальнар спрыгнули на гулкое металлическое покрытие, пошли к указанному выходу. Бакалейщик озирался, раззявив рот, но Ламавину было не до озираний. Если Бед-Дуара не пустят во Дворец Прошений, считай, всё пропало!

– Господин хороший, а можно мне хоть одним глазком на чудеса здешние поглядеть?

«Летун» просил таким жалобно-униженным голоском, что Ламавин усомнился – не обознался ли, в самом ли деле Бед-Дуар это говорит? Оглянулся даже.

– Раз ты не менщик, то не положено тебе зазря шастать, – сурово объяснил блюститель. И, чуть смягчившись, полюбопытствовал: – Ты что ж, в Небесье ни разу не был?

– Не был! – Бед-Дуар развёл руками.

– Откуда ж ты такой неотёсанный выискался? А ещё летун! Ладно, – блюститель смилостивился, – ступай. Но только чтоб одним глазком! От ангара далеко не отходи и, если заметишь, что к тебе патруль направляется, – бегом сюда!

– Да я чуток самый! – пообещал Бед-Дуар и заспешил вслед за менщиками.

Двери ангара открывались прямо во Дворец Прошений. Снова Ламавин попал сюда, и снова – в паре с Фальнаром. Однако если в первый раз хоть и было волнительно, но он вполне понимал, чего ожидать, то сегодня ни о какой ясности речи не шло. Вдобавок сон дурацкий! Парень никак не мог выбросить его из головы. Вон там, и там, и там стояли прилавки, за теми колоннами были горой свалены мешки с пряностями, в том углу торговали негранёными изумрудами из Гунга. А здесь, на этом самом месте, возвышался помост, где восседал наряженный в парчовый, расшитый золотом кафтан знаменитый на весь мир купец, цехмейстер бакалейной гильдии господин Ламавин Пука!

– Так мы очередь занимать будем? – дёрнул за рукав Фальнар. – Или откупишься?

Времени на очереди не было, нужно действовать, пока раннее утро и людей в Небесье не много. Ламавин вынул из кошеля золотую марку, бросил спутнику:

– На! Ступай, договорись.

У Фальнара глазки заблестели от жадности, слюнки изо рта потекли. Схватил монету, метнулся к столам писцов. Ясное дело, прошение писать собственноручно им не понадобилось – великое дело мзда! Первую препону преодолели благополучно.

Лекарь в Госпитале удивлённо фыркнул, когда прочитал бумаги. Подозрительно уставился на «менщиков»:

– Это что ж получается, трёх месяцев не прошло, как вы тут побывали? А теперь на попятный?

– А чего? – Ламавин подбоченился с важным видом. – Захотели – так поменялись, перехотели – эдак.

– Ну-ну… Осмотр заново проходить будете или давешний переписать?

– Переписать! – дружно гаркнули оба.

Во Дворце Ожидания людей пока было мало, очередь двигалась быстро. Ламавин прошёл в самый первый ряд диванчиков, как раз туда, где блюстители выкликивали номера. Едва умостился – мальчишка-разносчик со своими булочками и бульоном очутился тут как тут. Видно, слух о щедром купчике уже пополз по ярусу.

– Господин, не желаете ещё чего…

Ламавин отмахнулся – не до еды. Вот когда всё закончится, тогда и отведёт душу!

Фальнар, воспользовавшись его отказом, тут же ухватил обе булки, принялся жадно запихивать в рот. Видно, изрядно наголодался незадачливый хитрован. Не успев дожевать, предложил вдруг:

– А давай не будем лавку делить? Запишемся компаньонами.

Ламавин не ответил, только зыркнул сердито. Ишь ты, компаньон выискался! Того и жди, объегорит. Но Фальнар не унимался:

– Хоть скажи по секрету – с какого дела ты такой барыш состриг? Что тебе, жалко? Признайся честно, Эдаль подсобила? Ох она и хитрованка! С самой великой княгиней поменяться умудрилась, а глазки невинные строит – не ведаю, мол, с кем! Ты ж это уже знаешь, да?

Тут Ламавин не выдержал. Схватил бывшего бакалейщика за грудки, благо блюстителей рядом не было:

– Чего ж ты, леший тебя поменяй, мне сразу об этом не сказал?!

Фальнар довольно захрюкал:

– А чтобы сюрприз. Да ты не опасайся, об этом мало кто знает. И те, кто знают, помалкивать обещались. Я и сам поначалу сильно сомневался – правительницу нашу один раз всего видел-то. Но потом градоначальник подтвердил. Ты, главное, её в Княжград не привози, а то мало ли… – Он прикрыл глаза, причмокнул: – Эх, зато как начнёшь ей титьки тискать, враз князем себя представляешь. Вот вернусь в Берестовье…

У Ламавина зачесался кулак, но он сдержался, пожалел. Не паскудника этого, понятное дело, а свою рожу. Вздохнул, представив, что если б всё заранее знал, то сидел бы нынче дома в Берестовье или лежал бы в тёплой, мягкой постели. А может, и не один бы лежал – синеглазая-то лишь на трезвую голову неприступной оказалась.

За всеми этими мыслями он чуть было не пропустил условленный срок. Да и пропустил бы, если б нетерпеливый Фальнар не толкнул в бок:

– Ламавин, Ламавин, не спи! Наш номер следующий.

– Как следующий?!

Ламавин принялся лихорадочно рыться по карманам в поисках жетона. Нашёл, уставился на выбитые в металле цифры. Точно!

Он вскочил, сунул бляху и монету в придачу Фальнару:

– На! Задержишь, ежели что!

– Да ты куда?! – опешил тот. – Очередь пропустим!

Ламавин не слушал, бежал к выходу.

В дверях Дворца Ожидания ему преградили дорогу блюстители:

– Куда навострился? Клозет – вон он, ясно ж написано! Или букв не знаешь, олух деревенский?

– Да меня слуга ждёт, пару словечек сказать надобно!

– Поменяешься, тогда и скажешь.

– Мне во как спешно надо!

Ламавин напирал своим немалым пузом, и блюстители нахмурились. Писец, что принимал именные грамоты и прошения, поднялся из-за стола:

– Ты что порядок нарушаешь? Пеню платить захотел?

– Да я на минутку… – Ламавин выудил из кошеля золотую монету, протянул: – Вот, возьмите за труды.

Лицо писца налилось кровью.

– Что ты мне свои вонючие гроши тычешь?! А ну забирай грамоту и пшёл отсюда! Аннулирую твоё прошение!

Ламавин обомлел. Как же это?! Сейчас всё дело сорвётся. Оказывается, мзду дать тоже сноровка нужна?

Он совсем было отчаялся, но тут на ум пришла пословица: «Жадному до мзды и одной монеты хватит, а честному дюжину заплатить нужно!» К сожалению, дюжины золотых марок у него не было. Ламавин высыпал на ладонь оставшиеся три, протянул, промямлил:

– Возьмите, здесь всем хватит.

Блюстители переглянулись. Тот, что держал особенно крепко, кашлянул, посмотрел на писца:

– Да пусть бегит, я его рожу запомнил, ежели что. А очередь проворонит – сам виноват.

Писец, всё так же хмурясь, сгрёб две монеты, остальное забрали блюстители, отпустили. Облегчённо выдохнув, Ламавин юркнул в дверь.

Переться коридорами Госпиталя было не с руки, потому он свернул налево, в коротенький сквер, весь в клумбах с разноцветными пахучими розами. Но сквер неожиданно опять завернул налево, раздвоился, и Ламавин растерялся. Куда идти-то? Теперь он был как бы снаружи, вокруг высились белокаменные стены дворцов. Но который из них Дворец Прошений?! Самое паршивое – ни окон, ни дверей в этих дворцах не было!

Он пробежал в одну сторону, потом – в другую и понял, что заблудился. Остановился посреди сквера, беспомощно вертя головой… и встретился взглядом с женщиной в синем переднике, подрезавшей розовый куст.

– Ты чего здесь бегаешь? – спросила она строго.

– Я эт… А как во Дворец Прошений пройти, не подскаже… те?

Женщина явно была простолюдинкой, из работниц. Но из работниц Небесья, поэтому как следует обращаться к ней, непонятно.

Женщина хмыкнула:

– Давай монету, покажу.

Монет у Ламавина не осталось ни одной, даже медной. Поэтому он рассвирепел:

– Нету монет, понятно?! Тут, у вас всё роздал! Честному человеку шагу ступить нельзя, все только: «Дай! Дай! Дай!» Поразвели мздоимство!

Женщина возмущённо подбоченилась, набрала в грудь воздуха. Выпалила:

– А ты как думал?! Припёрся сюда, чтоб снова молоденьким стать, и думаешь, всё тебе задарма будет? Это в твоём вонючем Наземье ты важная шишка, а тут ты никто, вошь последняя! Кликну блюстителей и вышвырнут тебя к лешему! И впредь не пустят! Подохнешь как безудачник!

Садовница выбралась с клумбы и двинулась на него. Хоть ростом она была на добрых полторы головы ниже, но Ламавин попятился. Ярость улетучилась мигом, сменившись растерянностью:

– Я… я ничего… я дорогу искал.

Женщина улыбнулась удовлетворённо, мгновенно сменив гнев на милость – видно, выпустила пар.

– Ладно, пошли, отведу. Куда ж тебя, балбеса толстопузого, девать!

До входа во Дворец Прошений оказалось шагов тридцать, не больше. Это была маленькая, еле приметная дверца – для работников. Ламавин потянул на себя ручку и спохватился: а назад-то он как вернётся?!

– Постойте, уважаемая! Не уходите, будьте добры! Мне обратно вернуться надобно будет, во Дворец Ожидания.

Женщина округлила глаза.

– Так ты что, хитрован? Без очереди пролезть метишь?!

– Нет, меня менщик там ждёт. Я на минутку вышел!

Женщина с сомнением покачала головой. Затем подступила к Ламавину, положила руку ему на грудь, провела. Ламавин растерялся – чего это она? Неужто потребует, чтобы он с ней любовью занялся?! Садовница была не старой и не уродливой, но посреди сквера, куда в любую минуту могли блюстители нагрянуть… Однако фантазиям сбыться было не суждено.

– Хорошее сукно, не дешёвка, – одобрительно пробормотала женщина. Предложила: – Отдашь кафтан, тогда отведу. И не задерживайся, у меня работы много!

Перечить Ламавин не посмел, лишь выругался мысленно – эти небесные не только мздоимцы, а и крохоборы в придачу! Ничего, вот доберётся он здесь до власти, ужо наведёт порядок!

Во Дворце Прошений теперь было куда многолюдней. Люди в непривычных одеяниях выстраивались в очереди, толпились у столов с бланками, – прибыли первые заграничные дирижабли. Ламавин струхнул было, что в такой толчее не найдёт Бед-Дуара, но тут же увидел: «летун» стоял у входа в ангар. Спутать его было невозможно – в лётных шлеме и очках никто из гостей Небесного Города не щеголял. Бед-Дуар его тоже заметил. Кивнул, повернулся и шагнул к двери. Дело сделано. Бархатного кафтана жаль, однако же.

Когда он вернулся во Дворец Ожидания, Фальнар уже стоял рядом с блюстителями, нервно вертел головой. Увидел менщика, закричал обрадованно:

– Да вон он! Я же говорил, господин подпрапорщик, живот у него скрутило. Он тово… шпига с душком в дорогу взял. От жадности всё! – осклабился мстительно.

Блюститель набросился на подоспевшего Ламавина:

– Где тебя носит, жирдяй?! Господина Небожителя ждать заставляешь, мерзавец!

И, размахнувшись, от души зарядил… Фальнару в глаз. Бывший бакалейщик присел от неожиданности, схватился за лицо. Завопил ошалело:

– Меня-то за что, господин подпрапорщик?!

– Перетерпи чуток. Фингал приятелю твоему достанется, как мена пройдёт.

Блюстители загоготали. Ламавин скорчил подобострастную улыбку. Смейтесь, смейтесь, недолго вам осталось, скоро мы вас всех в оборот.

Спускаться по узенькой приставной лестнице, когда на тебе платье до щиколоток и башмаки с трёхдюймовыми каблуками, не легко. Эдаль упала бы, зацепившись за ступеньку, если б её не подхватил ожидавший в погребе парень. Она сперва не узнала Трая – привыкла видеть в прежнем облике. Потом спохватилась:

– Здравствуй!

– Ага, здравствуй…

Трай отчего-то смутился, потупился, и едва старик его окликнул, полез наверх. Ждать пришлось долго. Эдаль постояла у лестницы, прошла в крошечную комнатушку без окон, – ясное дело, что без окон, откуда же взяться окнам в подземелье! – присела на одну из кушеток. Из головы никак не шли события сегодняшнего утра: поездка в кабриолете, погоня, схватка. Их хотели убить, несомненно. Нет, не так – её хотели убить!

Лестница заскрипела – Трай спускался в подполье. Но старика с ним не было. Парень понял её немой вопрос, пояснил:

– Госфен у эфирного телеграфа караулит. Мы с ним проволоку по двору развешивали, а теперь он ждёт, когда Бед-Дуар сигнал подаст.

– А где он сейчас… Бед-Дуар?

– В Небесный Город полетел. Он тебе не сказал разве?

– Нет…

Клятва Бед-Дуара была не пустым звуком. Они с этим стариком Госфеном на самом деле затеяли заговор против Небожителей. Но почему её держат в неведении о своих планах? Не доверяют?

– Ты на моей койке сидишь… – невпопад брякнул Трай. Тут же смутился, испугался, что сказанное прозвучало так, будто он прогнать её хочет. – Нет, ты сиди, сиди, она чистая. Просто…

Что там «просто» – не признался. Покраснел, отвернулся. Причину его смущения Эдаль понимала: парень никак не может забыть, что в небесном саду видел её голой. Пусть в другом обличье, но её же! Чтобы хоть как-то помочь, взяла за руку.

– Трай, не смущайся ты из-за всяких глупостей! Неужели голых женщин ни разу не видел?

Парень попытался было высвободиться, но передумал. Кивнул:

– Видел. Как девки купаются, подглядывали. Но ты не такая, не похожая на других! Ты красивая и…

– …здоровенная, как кобыла!

– Нет, не как кобыла! – возмутился парень. И засмеялся. – Да, правда, ты большая. И сильная, могла врезать мне запросто.

– Врезать?! – От неожиданного предположения Эдаль тоже прыснула. – Не знаю, никогда не пробовала драться.

– Всё равно страшновато было рядом с тобой стоять.

– Такие большие девушки тебе не нравятся? – поддразнила лукаво. Предложила, неожиданно для себя: – Трай, расскажи о Кветтине. Я её почти не помню. Когда-то она приходила к нам, помогала убирать в новом доме, но тогда она была совсем девочкой. Какая она теперь?

Трай пожал плечами.

– Квета? Ну… она хорошая. И красивая! Не такая, как ты, но всё равно. Невысокая, пухленькая – но не толстая! Глаза у неё карие, яркие, прямо светятся. Щёчки кругленькие, румяные как яблочки. Губы… – Он запнулся.

– Ты её любишь? – подсказала Эдаль.

Трай кивнул, не поднимая глаз:

– Очень! Я жизнь положу, лишь бы её спасти, забрать у этих…

Эдаль сжала его пальцы:

– Не надо класть жизнь. Я уверена, всё у вас будет хорошо. Вы проживёте долго-долго и счастливо.

– Ага, много жизней, – невесело усмехнулся парень. Решившись взглянуть ей в лицо, спросил: – Эдаль, вчера тот Небожитель… что он с тобой сделал?

– Что? Пытался проверить, в самом ли деле в моём теле находится стёртыш.

– Он тебя пытал?!

– Нет. Хотя лучше бы пытал. Я старалась проснуться, но не могла. Пришлось притворяться, что стёртышу приятно то, что Ге-Нали с ним делает. – Она вдруг испугалась, что Трай посчитает себя виноватым в случившемся, замотала головой. – Забудь об этом! Первый раз меня в двенадцать лет насильно… Вот тогда было больно, страшно и противно, а вчера – только противно. Запомни: всё, что с нашими телами случается, это мелочи. Главное, чтобы душа чистой оставалась.

Старик спустился в подполье минут через двадцать. Оглядел их подозрительно, поинтересовался:

– Что, славно время провели, не скучали? Работать пора! Бед-Дуар сигнал подал: наши все на местах.

– Ага, я готов, – поспешно кивнул Трай.

Схватил кувшин, налил в кружку воды. Госфен прошёл к столу, высыпал в воду уже знакомый Эдали порошок.

– Всё помнишь, что сделать надлежит? Как к лифтовой колонне пройти не забыл?

– Помню, помню! – Парень схватил кружку, поднёс ко рту.

– А мне? – встрепенулась Эдаль. – Меня тоже туда отправьте! Может быть, моё тело освободилось.

Старик отмахнулся.

– Глупости не говори. Небожители часто тела меняют, но не настолько же!

С этим доводом спорить было глупо. Оставалось смотреть, как Трай проглотит снадобье, а затем помочь уложить его на койку.

В третий раз Трай очнулся привычно и быстро, словно на самом деле проснулся. Хотел вскочить, бежать за спрятанной под виадуком одеждой… и чуть не попался.

– Ну чего ты подскакиваешь? Испугался кого-то? Не бойся, никто моего мальчика не обидит.

Он сразу узнал её: та самая прислужница, что была с Небожителем у фонтана на площади. В этот раз она сидела на корточках перед Траем, отламывала кусочки банана и вкладывала ему в рот. Название этого заморского фрукта Трай знал, хоть пробовать прежде не доводилось. Первым желанием было – выплюнуть! Нельзя, пришлось проглотить. Женщина тут же вложила следующий. Трай покосился на корзинку, стоявшую рядом с ней, и обомлел – та была наполнена доверху! Она что, собирается это всё ему скормить?!

Кажется, да – банан закончился, женщина отбросила кожуру и начала чистить следующий. Трай растерялся. Что делать?! Госфен и Бед-Дуар рассчитали операцию по минутам, а он вместо того, чтобы бежать к лифту, обеспечить друзьям дорогу на верхний ярус, сидит здесь и ест из рук, будто младенец. Как избавиться от этой дуры? Не скажешь ведь, чтобы шла прочь, оставила его в покое! Или как-то можно?

Он ожесточённо закрутил головой, замычал. Прислужница удивлённо уставилась на подопечного:

– Что стряслось? Мой мальчик не хочет нямы? Няма вкусная, смотри!

Откусила кончик плода, принялась жевать, закатывая глаза и смачно причмокивая. Должно быть, со стороны смотрелось это забавно, но Траю было не до забав. Он вновь замычал.

– Что не так? – вконец растерялась прислужница. – Мальчик хочет пи-пи?

Трай закрутил головой пуще прежнего.

– Ка-ка? Нет? А что тогда, не понимаю?

Трай задумался. Как же заставить её уйти?! Разве что так… Он зажмурился и старательно захрапел.

– Спать?! Но ты недавно спал!

– Спать, – подтвердил Трай. И язык прикусил – а ну как стёртыш разговаривать не умеет?!

Прислужница эту оплошность не заметила. Потёрла щёку, размышляя. Согласилась:

– Так и быть, мальчик пойдёт спать. Но сперва он съест две нямы. Хорошо?

Трай вынужден был кивнуть. Да он бы эти два банана запихал в рот с кожурой, лишь бы побыстрее! Но торопиться тоже было нельзя.

– Жуй не спеша, – ласково пожурила прислужница, едва парень попробовал жевать быстрее. – Никто не гонится за моим мальчиком, не отнимет.

Съесть два банана – это настоящая церемония, когда тебя кормят с рук. Но наконец с ними было покончено. Прислужница поднялась, взяла чуть было не вскочившего раньше времени Трая за руку, повела. Он принялся лихорадочно соображать, в какой части сада оказался. И – о счастье! – увидел фонтан с каменными чудищами.

– Ляг поспи, если хочется.

Прислужница уложила его под низеньким деревцем с очень густой тёмно-зелёной листвой. Как почти все растения здесь, деревце было незнакомым, заморским. Трай прикрыл глаза, наблюдая сквозь ресницы за женщиной. Уходи же, уходи быстрее! Однако уйти та не успела.

– Леяна! – По леденцовой дорожке шла ещё одна прислужница. – Ты не видела высокого светловолосого?

– Высокого? С волнистыми волосами? – уточнила та, кого назвали Леяной.

Трай похолодел, сообразив, что речь идёт о нём. Сейчас его схватят, уведут, сунут под друзу и обменяют. Небожитель тело отберёт как у Эдали! И больше ему в небесный сад не попасть, а значит, вся их задумка – коту под хвост!

– Да вон он, я его спать уложила. – Леяна развернулась, ткнула пальцем в Трая. Две пары глаз уставились на него.

На секунду ему захотелось прикончить этих дурёх. Удавить, зарезать, забить до смерти – только чтобы не смогли остановить его, помешать, разболтать. Только чтоб их не стало! Тут же испугался своего желания. Нет, если кого-то и следовало убивать, то проклятых Небожителей!

Он напрягся, готовый дать дёру, а там будь что будет! Может, успеет добраться до лифта, спуститься на серединный ярус, забрать друзей…

– Нет, не этот. С усиками который. У него…

Прислужница наклонилась к подружке и что-то сказала той на ухо. Обе прыснули, затем повернулись и пошли по дорожке, перебрасываясь непонятными намёками и хихикая.

Трай облегчённо выдохнул, вытер лоб – взмок весь, хоть в саду было не жарко и не холодно. Потом опасливо огляделся по сторонам, пробормотал для Госфена: «Я начинаю!» – поднялся и рванул к оливковой роще.