Расцвели цветы, скорее лови
6
В ту ночь я был в кругу, где смешались реальность, галлюцинации и сон. Центром этого круга был прожектор на водонапорной башне. А я находился у сосны на острове. Я помню во всех деталях и без каких-либо искажений всё с того момента, как я очнулся, до прихода Сынхвана. Остальное постоянно менялось. Пейзаж вокруг, сама ситуация и даже течение времени.
Я помню всё до того, как оказался на острове. Во сне я услышал какой-то звук. Когда я открыл глаза, мужчины в униформе зажали мне рот, я почувствовал в руке боль от укола и потерял сознание. Не знаю, сколько прошло времени, когда я проснулся, услышав голос:
«Расцвели цветы, скорее лови».
Белые тонкие ноги, как видение, промелькнули у меня перед глазами. Отпечатки босых прыгающих ног остались в моих глазах. От этого я сразу проснулся.
По периметру круглой поляны размером со школьную спортивную площадку росли высокие кипарисы. Передо мной была башня, на крыше которой был установлен вращающийся прожектор. Благодаря его свету, который двигался, как стрелка часов, и освещал пустырь, я мог оглядеться и понять, где нахожусь.
На круглом пустыре в центре стояла башня. Прямо за ней на небе виднелась красная звезда. Я вспомнил, что Сынхван говорил мне, что это Юпитер. Я увидел, что пустырь, окружённый кипарисами, имеет форму часов. Башня была их центром, а свет прожектора – секундной стрелкой. Красная звезда, башня и я находились на одной линии. Звезда была на 12 часах. А я – на шести. На линии около 9 часов была Полярная звезда. В направлении трёх часов холодным и острым светом сияли безымянные звёзды. А небо, словно на рассвете, было синеватым и очень высоким.
Пока я осматривался вокруг, секундная стрелка света прошла через весь пустырь и вернулась на 12 часов. В этот момент что-то слегка коснулось моей шеи. Казалось, подул лёгкий ветерок. Я ощущал это касание всего лишь какое-то мгновение, даже подумал, что это галлюцинация. Я больше обращал внимание на звук, который беспрерывно доносился из-за башни. Он был чистым и высоким, как горное эхо, это был голос девочки, который я слышал во сне.
«Расцвели цветы, скорее лови».
Где я сейчас? Сам задал себе вопрос и сам же испугался. Этот вопрос почему-то казался очень страшным и очень меня беспокоил. Ведь я пребываю во сне, и это она зовёт меня. Наверно, я где-то в лесу перед домом. Это было пространство девочки, которое было мне неизвестно. Моё сердце убеждало меня, что это именно так. Хотя моя память мне говорила, что меня похитили двое мужчин в униформе. Все органы чувств указывали также на то, в каком состоянии я нахожусь.
Два большущих расходившихся ствола одного раздвоенного дерева, маленькие ветки с иголками, которые, чернея, торчали во все стороны. Я был у сосны на острове. Мой рот был заклеен пластырем. Тело привязано к дереву, ноги вытянуты вниз – я стоял на земле. А на моих ступнях сидело и урчало маленькое тёплое существо. Это был О́ни.
Я по-прежнему не понимал, что к чему. Если это было в реальности и если позади стояла сосна, значит, я должен был быть на середине озера, а не на поляне в лесу с кипарисами.
«Расцвели цветы, скорее лови».
Я увидел девочку в направлении примерно трёх часов. Она стояла не шевелясь, под длинной веткой дерева, изогнутой книзу. Она была довольно далеко, но я мог её хорошо разглядеть. Чёрные длинные волосы, покрывающие её плечи, острый подбородок, чёрные глаза, которые смотрели на меня, руки, опущенные вниз, белые трусики, тонкие и босые ноги, стоящие на земле. Это образ девочки из сна, который я всегда видел. Я слегка успокоился. Да, это точно сон.
Секундная стрелка опустилась на 4 часа, пройдя мимо неё. Образ девочки стал неясным, как тень, и исчез в темноте.
«Расцвели цветы, скорее лови».
Кот зашевелился. Он вытянул передние лапы, раскрыл пасть до ушей и зевнул. Он также стонал от боли. Я тихо позвал его. О́ни! Открой глаза! Встань!
Стрелка остановилась передо мной. Темнота и сияющий свет поменялись местами. Я с открытыми глазами смотрел прямо на сияние. Было ощущение, будто лежишь на спине под палящим солнцем. Я ослеп от света и слышал шаги, звуки которых раздавались в темноте. Это были не шаги идущего по земле. Звук был таким, будто какое-то существо, наподобие крохотного легкого насекомого, движется по водной глади. О́ни вдруг напрягся и встал на лапы.
«Расцвели цветы, скорее лови».
О́ни прыгнул на дерево через моё плечо и издал звук, напоминающий плач младенца. Было ясно, на кого был направлен этот звук. Так О́ни дал понять, что он узнал того, кто говорил в темноте. Ответ поступил с направления пяти часов.
«Расцвели цветы, скорее лови».
Секундная стрелка удалилась к 9 часам. Вокруг меня стало очень темно, как в пасти жуткого чудовища. Звук шагов раздавался теперь прямо передо мной. Я широко открыл глаза, но ничего не мог разглядеть, кроме отблеска света, слепившего глаза. О́ни когтями почесал кончики ушей и громко и возбуждённо замяукал.
Стрелка добралась до двенадцати. Я опять почувствовал на шее странное прикосновение. На этот раз ощущение было более чётким, и поверхность касания стала больше. Капли воды, стекающие по шее, говорили, что это ощущение «реальное». Я хотел бы верить, что это была роса, упавшая с ветки. Однако моё тело первым осознало, что это мокрая рука девочки. Она коснулась моей шеи своей холодной и мокрой рукой, давая понять, что мне опять придётся водить.
«Расцвели цветы, скорее лови».
Ветер, раскачивая ветки, пронёсся у меня над головой. Щёки похолодели. И я почувствовал беспокойство. Ощущение капель воды, ощущение ночного ветра, приятное ощущение от воздуха, мяуканье О́ни, который ходил по веткам. Всё это было слишком осязаемо реальным. А обстоятельства происходящего вокруг – совсем нереальными. Где же я? Может быть, на острове с сосной? Или я в лесу перед домом? Кто эти мужчины в униформе и откуда они пришли? Сынхвана тоже похитили? Знает ли папа, что меня забрали эти люди? Мама до сих пор на охранном посту служебных домов? Почему сейчас рядом со мной находится О́ни, который обычно приходит ко мне спать?
«Расцвели цветы, скорее лови».
В направлении трёх часов появился силуэт девочки. Она была скрыта потоком света, имевшим форму куска пиццы. Казалось, она стала ближе ко мне. Кое-что ещё изменилось – на поляне появилась вода. От босых ног девочки расходились круги по воде. Эти круги имели форму следов, остающихся от длинных шагов девочки. Кажется, ноги остановились, когда появился свет.
Секундная стрелка, миновав девочку, приближалась ко мне. Я заметил, что поляна в лесу превратилась в озеро. Башня, которую я видел, была действительно водонапорной башней. А там, где мерцала красная звезда, появились тёмные очертания горы.
«Расцвели цветы, скорее лови».
Её рука снова коснулась моей шеи. Она опять сказала, что мне водить. Это озадачило меня. Дело в том, что правила игры «Расцвели цветы, скорее лови» отличались от тех, которые я знал. Я был водящим, но был связан и не мог двигаться, а девочка перемещалась невидимкой и уже двенадцать раз прокричала «Расцвели цветы, скорее лови», и каждый раз, когда стрелка показывала 12 часов, она касалась моей шеи и снова и снова объявляла, что мне водить. Но водящий ничего не мог сделать. Я никогда не играл так до этого. К тому же я не знал, какое наказание ждёт меня за проигрыш. Я не знал, что ещё могло касаться моей шеи, если только не рука девочки.
«Расцвели цветы, скорее лови».
Я заметил, что окружавшие меня кипарисы неожиданно оказались прямо передо мной. Мне показалось, что они стали выше. А очертания гор, водонапорная башня – ближе, чем раньше. Было ощущение, что стрелка тоже движется быстрее. И точно: она совершала круг быстрее, и у меня оставалось всё меньше времени для поисков девочки. На этот раз я даже не смог её увидеть. Откуда-то послышались звуки подпрыгивающих ног: «топ-топ». Но я не мог понять, где раздаётся этот звук. А О́ни сновал с ветки на ветку, как белка. Звуки становились всё громче и сильнее. По телу забегали мурашки, по спине пробежал холодок. Нет, мне это не казалось, это были реальные ощущения. За это время вода уже поднялась до моей поясницы.
«Расцвели цветы, скорее лови».
Мне оставалось только слушать голос девочки, похожий на поющие капли воды. Прыг! Этот звук, раздаваясь в темноте, путал мои чувства и смеялся надо мной. Кипарисы приближались и росли, всё выше и выше. Они были очень странными: чем выше поднимался уровень воды, тем больше они тянулись вверх. Я не знал, что делать, и осматривался вокруг. Вдруг я что-то увидел в направлении четырёх часов. Под водой, примерно на глубине одной ладони, в том месте, где оставалась полоса света, как вихрь, перемещалось что-то чёрное. Это походило на водоросли, крутящиеся в водовороте. О́ни прыгнул в их сторону, перескочив на другую ветку. Секундная стрелка добралась уже до этого места. Из-за холода мне было трудно дышать. Из водорослей на меня смотрели чёрные глаза.
«Расцвели цветы, скорее лови».
Опять пейзаж вокруг изменился. Всё поменялось. Деревья отступили назад и уменьшились в размере. А вода, которая была на уровне поясницы, опустилась ниже бёдер. Кот прыгнул в сторону девяти часов. Я ощутил тихое движение по поверхности озера. Скоро из воды появился белый лоб, который по форме напоминал плавник акулы. Под водой прятались глаза. Секундная стрелка точно осветила именно это место.
Стрелка остановилась на 12 часах. Озеро превратилось опять в лесную поляну, где тут и там были видны лужи. Все деревья уменьшились до их первоначальной высоты. За башней снова мерцал Юпитер.
Наконец-то я понял правила игры. Игра была выгодна только ей. Она могла прятаться в темноте и в воде, где захочет. А когда её ловил луч света, ей нужно было замереть и не двигаться. Если я отыскивал её раньше, она получала за это штраф. Прежде чем стрелка опишет полный круг, мне во что бы то ни стало надо было найти девочку. Поймав её взглядом, я должен был пристально смотреть на неё, пока её не осветит секундная стрелка. Касание руки девочки означало не то, что моя очередь водить, а то, что я проиграл, и поэтому меня ждёт наказание. Я был вечным водящим. Не поймаешь девочку – понесёшь наказание, а поймаешь – избежишь его. Игра была несправедливой.
Каждый раз, когда я проигрывал, остров на одну ладонь уходил глубже под воду. Поляна уменьшалась в размерах и постепенно превращалась в озеро, кипарисы становились выше, голос девочки – торопливее, и вместе с ним быстрее бежала секундная стрелка. Но, когда я ловил девочку, остров поднимался, и вода уходила, обнажая землю, поляна возвращалась на своё прежнее место. А голос девочки и бег стрелки замедлялись. Мне было понятно, какое наказание меня ждёт, если я откажусь от игры или сдамся. Меня поглотит озеро.
«Расцвели цветы, скорее лови», – заклинала ясным голосом девочка, словно хотела предупредить меня, чтобы я был начеку. Я трижды выиграл и трижды проиграл. Мне помогал О́ни. Когда кот прыгал на ветку с той стороны, где находилась девочка, я пристально вглядывался в пространство в том направлении, стараясь уловить её движения.
«Расцвели цветы, скорее лови».
Цветы бесконечно расцветали и вяли. С какого-то момента я уже не мог отвоёвывать поляну. Уровень воды то поднимался, то опускался до пояса. А девочка выскакивала из воды, как белый кит. То подпрыгивала в воздухе, то ныряла в воду. О́ни устал. Из-за этого я проиграл четыре игры подряд. Девочка перемещалась слишком быстро, и я не поспевал за её движениями. Вода уже дошла мне до плеч. Меня стремительно поглощал холод. Зубы стучали. Заложило уши. Взгляд затуманился. Озеро сузилось до размеров колодца. Деревья всё тянулись вверх, а затем совсем закрыли небо. Водонапорная башня стояла у моих ног, как чудовище. Сосна обняла меня и скрылась под водой. Когда сознание почти полностью оставило меня, я услышал голос Сынхвана.
«Совон!»
Я проснулся. Оглянулся вокруг, чтобы найти девочку. Но ничего не видел, кроме тумана – ни девочки, ни окружавших меня кипарисов, ни башни, ни секундной стрелки света.
Голос, доносившийся из-за пелены тумана, и в самом деле был голосом Сынхвана. Человек, который появился из тумана, – это был Сынхван, а не девочка. Непонятно: галлюцинация это или реальность? Я широко открыл глаза и смотрел в лицо Сынхвану, который толкал перед собой резиновую лодку и приближался ко мне.
Всё, что произошло с этого момента и до той минуты, когда мы добрались до фермы, совпадает с изложением событий в романе Сынхвана. Я тогда даже представить себе не мог, что водные ворота дамбы открылись. Только догадывался о ситуации, исходя из телефонного разговора Сынхвана с полицейским. Я понял, что папу схватили мужчины в униформе. А мама… Я надеялся, что мама, как и я, где-то прячется. Поскольку Сынхван ничего не говорил про маму, у меня ещё была надежда. Мне не хотелось снова оставаться вдвоём с О́ни, но я решил не мешать Сынхвану. Ведь он должен был уйти спасать папу. На полицейских я не надеялся. Я не забыл то утро, когда детективы обозвали папу сукиным сыном.
Я несколько раз открывал и закрывал мобильный телефон. Я хотел отправить сообщение маме. Только я не был уверен, что стоит это делать. Если мужчины в униформе схватили и её, то они по звонку могли узнать моё местонахождение. В конце концов, я закрыл телефон и обнял О́ни. Кот уснул на моей груди. Благодаря О́ни мне не было холодно. Его прикосновения помогли мне преодолеть и страх. Я успокаивал себя, веря, что Сынхван обязательно спасёт папу. Девочка больше не появлялась. Если бы я снова услышал «Расцвели цветы, скорее лови», я бы точно не смог пережить ожидание, которое казалось мне вечностью.
Я дремал, когда зазвонил мобильник. Увидев, что высветился папин номер, я чуть не ударился головой о стенку ящика. А услышав его возглас «Совон!», едва не выпрыгнул из ящика. Когда Сынхван один вернулся в загон, я чуть не заплакал. Папа не пришёл вместе с ним, значит, у него что-то не в порядке.
«Всё нормально?» – спросил Сынхван, вытаскивая меня из ящика.
Я сначала спросил то, что хотел узнать: «А папа?»
«С ним всё будет в порядке».
«Папа ранен? Поэтому ты пришёл один?»
Я даже не заметил, что Сынхвана ранен и у него идёт кровь. Не потому, что вокруг было темно, просто мне было не до этого.
«Да, сейчас его везут в больницу».
«Ты отвезёшь меня туда? Мы сейчас пойдём к папе?»
«Сейчас нельзя».
«Почему?»
Невольно в моём голосе послышался плач.
«Сейчас мы с тобой должны сходить в одно место».
«Мы идём на встречу с мамой?»
Я всё надеялся услышать какой-нибудь положительный ответ. А Сынхван покачал головой.
«И с мамой встретимся позже».
Я протянул ему мобильный телефон. Я рассердился. А Сынхван, взяв мобильник, с трудом продолжил: «Мы скоро увидим твоего папу, я обещаю».
Его обещание не исполнилось. Когда я кочевал по родственникам, никто не отвёл меня к папе. А когда я начал жить с Сынхваном, папа отказывался со мной встречаться. После того как его приговорили к смертной казни, от встречи с ним стал отказывался уже я.
«Давай съездим в город Ыйван. Если ты приедешь к отцу, возможно, он тебя примет». – Каждый раз, когда Сынхван это говорил, я делал вид, что его не слышу.
Последний раз я слышал голос отца именно в ту ночь. А с О́ни не смог даже нормально проститься. Кот сидел на дереве хурмы, наблюдая, как мы садимся в полицейскую машину. Нас разделяло довольно большое расстояние, но я отчётливо чувствовал на себе его взгляд. Я несколько раз обернулся, но О́ни не подбежал ко мне. Может быть, из-за полицейской машины. Не знаю.
После этого я больше не бывал у озера Серёнхо. Возможности не было, да и желания. Я не мог туда приехать. Жители Нижней деревни все погибли во сне, у них даже не было времени убежать. Все полицейские, находившиеся в участке, также погибли. Я был сыном мужчины, который совершил это страшное преступление. Такое было невозможно забыть. За это меня бесконечно наказывали. Но я всё-таки нашёл в себе силы жить вопреки всему, потому что тоже считал себя жертвой одного сумасшедшего мужчины. Однако роман Сынхвана отнял у меня даже такое жалкое оправдание. Пришлось принять тот факт, что моя жизнь стоила стольких жертв.
Почему же Сынхван написал эту историю? Почему он хотел сообщить мне эту жестокую правду? К тому же история была не завершена. Его рукопись кончалась на главе «Сынхван». По логике событий за ней должна была следовать глава про маму.
Я включил ноутбук Сынхвана. Может быть, он распечатал рукопись не до конца? Я вставил флешку и проверил файл под названием «Озеро Серёнхо». Он также заканчивался главой «Сынхван». Когда я кликнул на файл под названием «Рукописи», открылся документ, состоявший из ста семидесяти страниц. Эта часть заканчивалась той же главой. Но этот документ отличался от других тем, что там была пустая страница под заголовком:
Кан Ынчжу
Вопросы возникали один за другим. Почему Сынхван не написал последнюю главу? Как О Ёнчжэ удалось спастись и скрыться? Кто убил мою маму и сбросил её тело в реку?
В записной книжке, где Сынхван отмечал, как он вёл журналистское расследование, был список людей, с которыми он разговаривал. Некоторые имена были подчёркнуты красной чертой, а некоторые сопровождались короткими комментариями. Однако не было никаких зацепок, которые могли бы пролить свет на то, что случилось с мамой и О Ёнчжэ. Непроверенными оставались два письма от Мун Хаён и голосовые файлы. Файлы были обозначены цифрами от 1 до 45. Поэтому догадаться об их содержании было невозможно. По какому же принципу он их пронумеровал? В хронологическом порядке? Или по именам тех людей, которых он опрашивал? Я никак не решался включить записи и вдруг осознал, что до сих пор боюсь голоса отца.
Я нажал файл под номером 2. В первом файле был голос отца, поэтому я думал, что снова услышу именно его. Но оказалось, что я ошибся. Раздался знакомый женский голос.
«Мне кажется, их семейная жизнь была несчастливой. Особенно после того, как они переехали на озеро Серёнхо, всё стало ещё хуже. Каждый вечер сестра присылала мне сообщение с просьбой перезвонить ей. Даже когда она хотела рассказать о своих трудностях, она экономила деньги на телефоне, поэтому просила звонить меня. В этом вся моя сестра».
Три файла подряд были записями голоса тети Ёнчжу. Их содержание отражено в романе. Не было ничего особенного, такого, на что стоило обратить внимание. В файле под номером 5 был записан голос старика Лима, управлявшего лесопарком.
«…В тот день, перед тем, как отправиться в город Андон, я заскочил в охранный пункт. Не могу объяснить почему, но я переживал за эту женщину. Хотя мы особо и не разговаривали раньше. Я велел ей сразу опустить шлагбаум, не ходить на осмотр территории и не открывать окно незнакомым людям. О бедствии я узнал на следующий день из новостей. Я спешно вернулся и увидел, что там ничего не осталось. Деревня Серён теперь мёртвая деревня. Я слышал, что дамбой управляют в другом центре, который занимается также дамбой Пхарёнхо. А все выжившие покинули это место, получив небольшую компенсацию. Эту деревня уже не восстановить, и жить в ней нельзя, даже если захочешь. Лесопарк был весь разрушен. Сохранившаяся часть заросла так, что, если человек захочет туда войти, ему придётся прорубать себе дорогу серпом…»
В файле номер 6 было интервью со следователем.
«…а мы и до вечера 11 сентября не могли найти эту автомастерскую. Когда вспомнили про город Ыльсан и поехали туда, оказалось, что возле жилых домов есть одна мастерская. Она была уже закрыта. Был час ночи. Мы устали и проголодались, поэтому зашли в одну забегаловку: ели там лапшу и пили сочжу. Долгое время у меня на сердце лежал тяжёлый камень. Если бы я нашёл эту мастерскую немного раньше, мог бы предотвратить беду. Когда я узнал про аварию на дамбе, я просто остолбенел. За двадцать лет работы следователем впервые все мои коллеги погибли сразу на месте. Пока шло расследование, у меня было чувство, что здесь что-то не так. На дубинке, которую держал в руке Чхве Хёнсу, мы нашли кровь нескольких людей, но только не Кан Ынчжу. Её крови не было не только на дубинке, но и на самом Чхве Хёнсу. Трупа О Ёнчжэ мы тоже не нашли. Поэтому я возражал против окончания расследования, но к моему мнению не прислушались. Это дело уже было передано сеульской прокуратуре, кроме того, начальство хотело побыстрее его закрыть. В то время и простые люди, и те, что имели влияние, здорово давили на прокуратуру. Тем более что все обстоятельства и улики чётко указывали на преступника. Сам Чхве Хёнсу тогда был при смерти, а твои показания и показания мальчика могли просто запутать дело. Более того, вашим показаниям было трудно поверить. Кто поверит истории о том, что маленький мальчик ночью, один посреди озера, выдержал несколько часов, оставаясь в полном сознании, несмотря на то что он был привязан к дереву? Как бы то ни было, все закончилось. Дело закрыто… А он сам заговорил? Сейчас? А почему? Ему что, стало обидно, что казнят его, а не другого?»
На этом заканчивался рассказ следователя. Он был самым коротким из тех, что я прослушал. Но мне кажется, что тут не всё. Такое ощущение, что его специально подсократили.
Записи с 7-й по 25-ю содержали интервью многих людей из разных областей: начальника управления дамбой, который, неся ответственность за случившееся, ушёл с поста после катастрофы; рассказы выживших жителей из Нижней деревни, врача из медпункта, директора детского дома и воспитателя, которые были на пикнике, сотрудников фирмы по организации мероприятий, санитара, работавшего в то время в клинике О Ёнчжэ, сотрудника фармацевтической компании, родственников О Ёнчжэ, отца Мун Хаён…
Кто-то рассказывал с удовольствием, кто-то гневно кричал, кто-то отказывался давать интервью, были даже угрожающие голоса, требующие прекратить расследование. Но все они были в записной книжке Сынхвана, в списке людей, которых надо было расспросить. Только голосов двух человек не было среди записей: помощника О Ёнчжэ и управляющего клиникой О Ёнчжэ. Наверно, Сынхван их не нашёл. Можно предположить, что они по-прежнему тесно связаны с О Ёнчжэ. Однако никаких зацепок, указывающих на то, что О Ёнчжэ – убийца мамы, не было.
Я попробовал достроить последние страницы романа Сынхвана. Папа, подумав, что О Ёнчжэ умер, вышел из диспетчерской, не осознавая, что́ он держит в руке. Он поднялся на крышу водных ворот. Тем временем О Ёнчжэ пришёл в себя и встал. Он сразу понял, что мой папа пошёл на первый мост. И что должно скоро произойти. Поэтому он выбежал из контрольного пункта и устремился в сторону второго моста – самая короткая дорога к заправочной станции через этот мост и через лесопарк. Возможно, на заправке его ожидала машина помощников. Когда Ёнчжэ проходил через мост, мой папа наверняка поднимался на крышу. А Сынхван в это время спасал меня на острове. А мама…
Я предположил, что, возможно, мама, как и Сынхван, тоже была где-то заперта и смогла оттуда убежать. Тогда она, несомненно, бросилась бы на охранный пост управления дамбой, чтобы найти меня. Скорее всего, она прихватила с собой что-нибудь для своей защиты. Если её заперли в библиотеке, то, зная характер мамы, я могу предположить, что она взяла бейсбольную биту. Наверняка мама и О Ёнчжэ встретились на мосту. Но стала бы мама драться с О Ёнчжэ?
С 26-го файла начиналась история папы. Отец рассказывал обо всём том, что было написано в романе Сынхвана. Его голос на протяжении всей записи был негромким. Он говорил медленно, иногда голос дрожал и запинался, а в какие-то моменты молчание было красноречивее слов. Я пытался внимательно его слушать, чтобы потом использовать этот рассказ в качестве материала, который помог бы мне во всём разобраться.
«…проснувшись, я осознал, что натворил. Что я мог сказать? Что я выпустил воду, чтобы спасти сына? Сказать, что вообще не думал о жителях деревни, потому что сходил с ума из-за собственного ребёнка? К тому же я был уверен, что убил и О Ёнчжэ. Думал также, что я сам убил свою жену. Я был глупцом… Поэтому мне оставалось только молчать. В течение семи лет я бесконечно вспоминал ту ночь. И бесконечно произносил «если бы я». Однако если бы машина времени вернула меня обратно, то я наверняка сделал бы то же самое, потому что я глупое и импульсивное животное. Вначале мужчина из сна не приходил. Если бы он появился, я принял бы его за дьявола, который вышел из меня. Конечно, я думал и о самоубийстве. Почти каждый день и каждый миг. Я не покончил с собой, потому что это было бы моим спасением. По этой же причине я отказался от религии. У меня есть свобода выбора, и я выбрал – поступил так, чтобы Бог не мог меня спасти. Я жду не спасения, а того момента, когда моя судьба отпустит меня. Того момента, когда я полностью освобожусь от жизни…»
За окном темнело. История отца подходила к концу.
«Ты имеешь в виду колодец? Да, я и сейчас туда хожу. Каждый день, каждую ночь. По-прежнему старший сержант Чхве зовёт меня: «Хёнсу!», а та девочка шепчет «папа». А иногда все жители деревни Серён зовут меня хором. В такие минуты я думаю, что историю о колодце в поле сорго сочинил я сам. Изредка я прохожу мимо этого колодца и дохожу до края поля. Я стою там и смотрю на свет маяка за горизонтом. Стою до наступления утра. Этот сон можно считать подарком. Утром после этого сна у меня очень сильно колотится сердце. Вдруг меня сегодня казнят? Несколько дней назад все приговоренные к смертной казни в этой тюрьме прошли медицинское обследование. Я слышал, что обычно казнят через три месяца после этого. Если казнь состоится, я думаю, что это буду я. Мне хочется, чтобы это был я. Совон? Если бы я мог попрощаться с ним… Ты можешь сохранить записи и передать ему?.. Не знаю, получится ли – у меня нет зубов».
Папа начал очень тихо насвистывать. Это был марш полковника Боги. Я опустил голову на стол. Ладонями зажал уши и плотно закрыл глаза, гоня прочь всё, о чем напомнил мне этот свист. Прогнал папу и себя, наши воспоминания, похожие на сон.
Только через час я открыл письмо Мун Хаён. В восьмом письме она начала рассказывать о подготовке к разводу и о побеге. В конце письма написала: «Мне кажется, я рассказала обо всём. Не знаю, что можно ещё добавить». Судя по её словам, это было её последнее письмо. Но она прислала ещё одно, девятое. Оно было отправлено первого ноября, то есть через шесть месяцев после восьмого письма.
«Я прочитала вашу рукопись. Там не было последней главы. Наверно, в ней вы должны написать о матери мальчика. Думала, вы не написали её, потому что ничего не смогли узнать или у вас нет полной уверенности. Я поняла, что кое-что вам не рассказала.
Я узнала, что мой муж жив, спустя два месяца после того бедствия. В то время я ещё не пришла в себя и была совсем без сил. Моя подруга Ина работала в психиатрической клинике в городе Руан, используя для лечения пациентов арт-терапию. Я лежала в этой больнице. На второй день утром я спала под капельницей и, услышав своё имя, проснулась. Я сразу почувствовала, ещё не открыв глаза, что чьи-то пальцы гладят мою шею. Я замерла. Гладить меня по шее и звать Мун Хаён мог только один человек во всем мире. Так меня всегда будил мой муж. Например, когда, вернувшись чуть позже домой, он сердился, что мы с Серён уже спим. Я не могла открыть глаза. Я очень хотела, чтобы это был сон.
Опять раздался голос: «Открой глаза, Мун Хаён». Значит, это был не сон. Я открыла глаза. Мой муж с нежной улыбкой стоял передо мной. Я не знаю, как он нашёл меня. Я и не интересовалась. Я думала только, как убежать от него живой. Хотя ещё до вчерашнего дня я хотела умереть и ничего не ела. Мой муж схватил меня за волосы и поднял с кровати.
«Не хочешь увидеть Серён?»
Я не могла дышать. Я совсем не понимала, что он имеет в виду, пока он не вложил мне в руку фотографию. На ней была Серён в гробу. Она была в белой одежде с закрытым покрывалом лицом. Я невольно встала, потянула шнурок для экстренного вызова и громко закричала. Я не знала, что мой голос может быть таким громким, что даже Ёнчжэ пришёл в замешательство. Он притянул меня к себе и ударил кулаком по лицу. А я схватила капельницу и ударила его в лоб. Одновременно я плакала и кричала. Это был истеричный плач, крик от ужаса, но и крик, наполненный гневом. Как это возможно – принести фотографию дочери в гробу, чтобы помучить бывшую жену?
Прибежали медсестра и медбрат. Я на ломаном французском кричала, что этот мужчина ворвался в мою палату и хотел изнасиловать меня. Мой муж совсем не знает французского. Наверняка он нашёл меня с помощью переводчика. Но и будь с ним переводчик, Ёнчжэ не смог бы избежать наказания. Он втайне от всех вошёл в мою палату, к тому же пуговицы на моей одежде были оторваны, волосы растрепаны. А губы разбиты его кулаком.
Моего мужа отвезли в полицейский участок. В палату ко мне сразу же прибежала Ина, и мы покинули Руан, даже толком не собравшись. Иначе мой муж сразу после освобождения убил бы меня.
Наверно, необязательно рассказывать, как я оказалась в городе Амьен. Главное, что после этого я больше не видела мужа. Однако я не могла нормально жить. Не могла одна выходить из дома. Не могла даже ходить в магазин. Когда я уезжала из страны в Северную Африку, чтобы продлить свою французскую визу, меня всегда сопровождала Ина. Итак, я до последнего момента пряталась, почти не покидая своей комнаты, в страхе перед своим мужем, который разыскивал меня как сумасшедший. Пряталась целых семь лет, пока не получила от вас письмо.
Пока я писала вам от лица мужа, я начала его понимать. Я стала больше разбираться в людях. Где-то я читала, что, если человек берёт ружье, он обязательно кого-нибудь застрелит. Это его натура. Я лицом к лицу встретилась также с существом, всегда неизменно следовавшим за моей спиной. Я имею в виду свою тень, которая пряталась от мужа и испытывала мучительное чувство вины относительно дочери. Каждый раз, когда я видела прямо перед собой эту тень, я вспоминала того мальчика. Именно поэтому я пишу это письмо.
Мой муж считает, что самое важное в мире – это семья. Вначале я думала, что это у него из-за любви к своей семье. И только позднее поняла, что он до болезненности одержим властью – он должен безраздельно господствовать над тем, что ему принадлежит. Для него жена и ребенок – его самая главная собственность. Они всегда должны быть в том месте, которое он им предназначил, и через них он утверждается в своём влиянии, контроле и праве ими управлять. Они должны получать то, что он даёт, и отдавать ему то, что он от них потребует. Они, как пальцы на его руках и ногах, которые шевелятся, только повинуясь его желанию. Если они не подчиняются, то это означает, что его главная собственность страдает неким изъяном. Такого быть не должно. Когда его собственность «повреждается» и не подчиняется ему, тогда ясно, что он предпримет. Вы наверняка уже испытали подобное, судя по тому, что написали в рукописи. Прочитав написанное вами, я могу сказать, что всё это не закончилось.
Вы писали, что скоро может совершиться казнь? До сих пор больше всего смертных приговоров приводилось в исполнение в декабре, и вы переживаете, ведь Чхве Хёнсу, кажется, прошёл недавно медицинское обследование? Если это так, значит, мальчик в опасности. И вы тоже. То, что мой муж жил в течение семи лет как призрак и держал мальчика в поле своего зрении, гнал его из этого мира и при этом прямо не наносил по нему удара, означает, что мой муж собирается наказать сразу и мальчика, и его отца. Он сейчас ждёт дня казни. Как он узнает о дате, на которую её назначат, мне неизвестно. Могу только сказать, что для него это несложно. Наверно, он сначала устранит того, кто может ему помешать. Учитывая неудачу, постигшую его в прошлом, на этот раз он наверняка предпримет нечто более серьёзное, а не просто отдалит вас от мальчика. Это значит, что у вас в руках нет никакого козыря, дающего вам шанс одержать победу над моим мужем. Козырь находится в руках у мальчика.
Передайте, пожалуйста, мальчику, чтобы он использовал известные ему факты. При необходимости можно использовать и меня. Я думаю, этот козырь будет полезен. Я оставляю вам номер моего сотового телефона: 0033-6-34-67-72-32.
Вчера мне впервые за долгое время было очень весело. Потому что моя подруга Ина вышла замуж. Церемонию устроили под яблоней, куда я приходила по ночам. Вчера после большого перерыва появилось солнце и было очень тепло. Ина не шила себе свадебного наряда, она надела своё обычное любимое платье, взяла букет, который я сделала для неё, и обменялась кольцами с Филиппом. Филипп – её возлюбленный, с которым она жила с тех пор, как мы приехали в Амьен. Он занимается анимацией, однако в основном принимает и доставляет заказы. Благодаря этому я, не имея разрешения на работу, могла у него подрабатывать. Даже не надо было никуда ходить. Теперь он муж моей подруги и одновременно мой босс.
Завтра я планирую покинуть Францию. Возможно, на сей раз это будет не короткая поездка для продления визы. Конечно, я до сих пор боюсь выходить из дома, но я намерена попробовать. Хочу узнать, что со мной будет, если я стряхну со своей спины тень? Пока я ещё не решила, куда поехать. Одно ясно, что сюда я больше не вернусь.
Сегодня ярко светит солнце. Я сейчас хочу выйти во двор. Заберу одеяло, которое сушила на лежаке, и заодно в последний раз посмотрю на мою яблоню, которая в этом году дала много яблок для приготовления яблочных пирогов.
1 ноября, Мун Хаён
Он хочет погубить меня и отца, нас обоих… Это же очевидно. Он и семь лет назад пытался это сделать, но что изменилось сейчас? Ничего. Я отрешённо смотрел на телеграмму, лежавшую на столе. В ней говорилось:
Сообщаем о приведении в исполнение смертного приговора Чхве Хёнсу в 9:00 27.12. Членов семьи просим после 9:00 28 декабря забрать тело, подготовив всё необходимое для похорон…
Вдруг у меня перехватило дыхание. Было такое ощущение, будто кто-то ударил меня ногой в живот. Сынхван исчез вчера после обеда. Телеграмму принесли сегодня утром. А забрать тело папы надо завтра утром. Я заново прочитал письмо Мун Хаён.
Наверно, он сначала устранит того, кто может ему помешать. Учитывая неудачу, постигшую его в прошлом, на этот раз он наверняка предпримет нечто более серьёзное, а не просто отдалит вас от мальчика. Это значит, что у вас в руках нет никакого козыря, дающего вам шанс одержать победу над моим мужем. Козырь находится в руках у мальчика.
Мун Хаён написала, чтобы я использовал известные мне факты. И даже предложила использовать её саму, сообщив свой номер телефона. Мне было трудно её понять. По крайней мере сейчас. Одно было ясно – вчера уже устранили того, кто сможет помешать.
