Глава 32

Я негромко постучал в дверь комнаты 214 через час после того, как началось заседание, надеясь, что адвокаты уже увязли в спорах. Дверь открыла Джин Энн, и я задержался на мгновение на пороге, чтобы мельком осмотреть комнату, прежде чем собравшиеся увидят, что пришел судья. Посередине стоял длинный стол, с каждой стороны которого располагалось по восемь стульев. Первой на встречу наверняка явились представители ответчика – они выбрали места спиной к окну, руководствуясь принципом популярной психологии: тот, у кого за спиной открытое пространство, производит более внушительное впечатление, чем тот, кого прижали к стене.

Все восемь стульев представителей защиты были заняты, за ними стояло еще восемь-девять человек. У меня не было ни малейшего желания представлять себе сложные переговоры, в ходе которых принималось решение, кто должен сидеть, а кто стоять.

На стороне истца сидели Роланд Хеманс с двумя партнерами и сам Денни Пальграфф. Я бы сказал, что по сравнению с командой противника они выглядели жалко, если бы не мощная фигура Хеманса, который усилил впечатление, расположившись как можно свободнее и заняв пространство шириной в три стула сразу. «Нью-Йорк таймс» окрестила этот процесс «делом Давида против Голиафа». Может, так оно и было, но Хеманс выступал эдаким внушительным Давидом.

Когда я переступил порог, любые разговоры тут же прекратились. Все встали, всем своим видом выражая радость по поводу моего прихода. Это неотъемлемая часть моей работы: люди постоянно перед тобой лебезят.

Знакомство сопровождалось чрезмерно широкими улыбками и деланым смехом. Что касается Хеманса, то он ссутулился и вытянул руку во всю длину, чтобы не нависнуть надо мной. Он понимал, какое впечатление на многих производят его габариты и цвет кожи, и не хотел пугать маленького белого судью.

Защитников вел в бой Клэренс Уорт из конторы «Лесли, Дженнингс и Роули». Стройный белый мужчина, ростом чуть выше шести футов, породистый и ухоженный.

За ним шел Вернон Уильярдс, штатный юрисконсульт «АпотеГен». Остальные имена слились для меня в одно сплошное пятно – после того, как я убедился, что среди них не было Пола Дрессера. Я понимал, что некоторым из них совсем не обязательно было сегодня здесь присутствовать. Они приехали в Норфолк из Нью-Йорка, Вашингтона или откуда-то еще главным образом ради трехсекундного рукопожатия со мной.

Это было глупо. Но в их представлении таковы были правила игры. К тому же все расходы оплачивал «АпотеГен». Обойдя таким образом стол, я протянул руку последнему из собравшихся – видному седовласому джентльмену, лицо которого мне доводилось видеть и раньше.

– Рад познакомиться, Ваша Честь, меня зовут Барнаби Робертс.

Эти слова президент «АпотеГен» произнес с изысканным оксфордско-кембриджским акцентом, и первый слог, «Бар», прозвучал как звучное широкое «Ба-а». Тот факт, что глава корпорации бросил все свои дела и явился на рутинную встречу, чтобы обсудить график судебных процедур, дал мне понять, насколько важным для «АпотеГен» является это дело.

Единственным, кто не стремился снискать мое расположение, был Пальграфф. Пожимая мне руку, он выпятил грудь и задрал вверх нос, всем своим видом давая понять, что в интеллектуальном плане я ему не ровня. Был ли у меня в тринадцать лет первый патент? Стал ли я кандидатом наук в двадцать один? Нет. Поэтому пока рядом находился недостижимый гений Денни Пальграффа, остальным оставалось соперничать за второе по умственному развитию место.

– Садитесь, пожалуйста, садитесь, – сказал я, и все, кому достались стулья, ими воспользовались. Я остался стоять и произнес: – Надеюсь, мистер Фриланд проявил о вас заботу?

Джереми расцвел, адвокаты заулыбались.

– Вот и отлично. Ну, как продвигается дискуссия? Наметился прогресс? – спросил я в соответствии с тем, что полагается говорить судье на подобной встрече.

За мой вопрос тут же зацепился альфа-самец Хеманс:

– Ваша Честь, я не раз предоставил ответчику возможность урегулировать конфликт, но мои предложения не вызвали интереса.

– Ваша Честь, – сказал Уорт голосом, в котором уже слышалось раздражение, – истец претендует либо на половину доходов от продажи «Превалии» на все время действия патента, либо на единовременную выплату в размере пятидесяти миллиардов долларов. Я не понимаю, как можно говорить об урегулировании конфликта, когда выдвигаются такие неразумные требования.

– Неразумные? – пророкотал Хеманс. – Вы хотите присвоить себе патент моего клиента и при этом…

– Благодарю вас, мистер Хеманс, – сказал я, и адвокат тут же умолк. – Судя по всему, мнения касательно досудебного урегулирования спора разделились. А как обстоит дело с материалами для суда?

Стороны начали обмен колкими репликами, и я сделал вид, что внимательно их слушаю. Суть спора сводилась к тому, что в глазах Уорта семнадцати ученых было многовато, хватило бы и десятерых. Кроме того, он возражал против передачи Хемансу целого ряда документов, в том числе переписки по электронной почте, утверждая, что они являются коммерческой тайной компании «АпотеГен».

Я дал им выговориться и задал вопрос о графике судебных процедур, что спровоцировало новый виток бесполезных препирательств.

– Ну хорошо, хорошо, – сказал я, делая вид, что их перебранка вывела меня из терпения, хотя в определенном смысле так оно и было, – насколько я понимаю, стороны не достигли взаимопонимания ни по одному из вопросов.

Я обвел их взглядом, будто стайку драчливых школьников, и сказал:

– Дамы и господа, я прекрасно осознаю всю важность этого дела и понимаю, насколько высоки ставки. Все ваши взаимные претензии можно было бы передать на рассмотрение судье-магистрату, но я лучше сохраню вам время и деньги и расскажу, как сам себе это представляю.

Когда я продолжил после небольшой паузы, многие в комнате подались вперед.

– Во-первых, что касается материалов для суда: я согласен с мистером Уортом, что опрашивать семнадцать ученых – это чересчур. И поэтому намерен сократить их количество до десяти. Вы, мистер Хеманс, можете выбрать тех, кто представляется вам наиболее важными свидетелями.

Уорт позволил себе мимолетный победоносный взгляд, но я тут же остудил его пыл:

– Однако я считаю требования мистера Хеманса предоставить заявленные документы, в том числе переписку по электронной почте, вполне обоснованными. Мы будем хранить их в недоступном, надежном месте, и «АпотеГен» не придется беспокоиться, что сведения о его деятельности просочатся к конкурентам. У меня нет никаких сомнений в щепетильности мистера Хеманса. Что же до мистера Пальграффа, то мы предложим ему подписать максимально жесткое соглашение о неразглашении. Такое решение кажется вам справедливым?

Ни одна из сторон не осмелилась выразить свое несогласие. Судьи обязаны своей дурной славой таким решениям в духе Соломона, предложившего разрубить ребенка пополам. Но это было еще не все.

– Теперь что касается графика судебных процедур. Как каждый из вас наверняка знает, в пятницу я вынес постановление о предварительном судебном запрете. С учетом публичных заявлений мистера Робертса о необходимости поскорее вывести «Превалию» на рынок, невзирая на судебный спор вокруг патента, у меня попросту не было выбора.

Робертс покраснел. Я продолжал:

– С другой стороны, меня тревожит тот факт, что выпуск лекарства, способного предотвратить миллионы преждевременных смертей, будет отложен. В принятии решений подобного рода закон призывает судей руководствоваться принципами общественного блага, а в нашем случае значение для широкой публики налицо. Поэтому я не желаю, чтобы этот судебный спор стоял на пути столь важного препарата дольше, чем это необходимо. С учетом этого на предоставление суду всех необходимых материалов вам отводится две недели, начиная с завтрашнего дня. А в ближайшую по окончании этого срока пятницу мы вынесем «приговор Маркмена».

Я только что сбросил бомбу на строго регламентированный мир гражданского судопроизводства. У одного из представителей «Грэхем, Фэллон и Фарли» в прямом смысле слова отвисла челюсть. Еще один, кажется из «МакДауэлл-Уотерс», издал такой звук, будто получил удар кулаком под дых.

Первым пришел в себя прожженный судебный адвокат Уорт.

– Но… но… Ваша Честь… – сбивчиво начал он, – при всем уважении, вы говорите о том, чтобы меньше чем за три недели проделать годовой объем работы.

– Совершенно верно, мистер Уорт, – невозмутимо ответил я, – поэтому советую вам приступить немедленно.

– Но я не представляю себе, как…

– Да хватит сопли жевать! – воскликнул Барнаби Робертс, вскакивая на ноги и указывая на меня пальцем. – Это возмутительно. Меньше трех недель, чтобы подготовить такое запутанное дело? Дикость какая-то. Вы этого не сделаете!

Уорт принялся осторожно уговаривать своего клиента:

– Мистер Робертс, все в порядке. Вы не могли бы…

– Нет, ничего не в порядке. Это… это недопустимо! Существуют же правила. Мы подадим апелляцию. Незамедлительно.

– Мистер Робертс, вы не можете оспорить это решение, – процедил сквозь зубы Уорт.

– Это просто смешно! – сказал Робертс, вновь тыча в меня пальцем. – Кем вы себя возомнили? Это не суд, а какой-то фарс!

– Помолчите, Барнаби! – заорал Уорт и повернулся ко мне. – Ваша Честь, я ужасно сожалею о несдержанности моего клиента. Суд, конечно, прав, и мы, естественно, уложимся в намеченный вами график, при том, однако, условии, что мистер Хеманс готов сотрудничать.

– Мистер Хеманс все сделает как надо, – сказал великан-адвокат, не считая нужным стереть с лица самодовольную ухмылку.

– Вот и замечательно, – сказал я, – на этом у меня все.

Похитителям нужно было поскорее? Они получили поскорее. Мягко говоря.

Пока я шел к двери, в комнате царила тишина. Как только я закрыл ее за собой, поднялся крик.