Глава 31

Тем утром, механически принимая душ, одеваясь и собираясь на работу, я едва понимал, что делаю.

Перед этим Элисон потребовала у меня подробного отчета о событиях ночи. А потом я показал ей фотографию. Как и я, жена пришла в ярость, потом разрыдалась, и мне хотелось верить, что ее потрясение выглядело таким безыскусным и естественным, что она просто не могла его симулировать. Никакая актриса не могла бы так сжимать кулаки и трястись всем телом.

Или я все-таки уговаривал себя и по-прежнему был жертвой манипуляций? Если Элисон знала, что я найду эту фотографию, потому что сама и велела ее прислать, то что мешало ей попрактиковаться, чтобы изобразить нужную реакцию?

За все то время, что я ехал к зданию суда, я так и не пришел к однозначному выводу.

Поднявшись в офис, я обнаружил там только Джоан Смит. Она хлопотала по хозяйству, поливая из лейки цветы.

После того, что я увидел в «Кенсингтон Мьюс» в субботу утром, миссис Смит предстала предо мной совсем в ином свете. Неужели эта женщина – в юбке до середины икры, самых практичных в мире туфлях без каблуков и кардигане и джемпере одного оттенка – на самом деле была предметом страсти Роланда Хеманса? Или она привлекала его только тем, что с ее помощью можно было подобраться к судье, который будет принимать решение по самому крупному в его жизни делу? И не она ли, намеренно или нет, предоставила ему информацию обо мне, которая оказалась полезной похитителям?

– Доброе утро, мистер Сэмпсон, – сказала миссис Смит, вытряхивая из лейки последние капли на верхушку фикуса, – в сегодняшней утренней газете есть ваш снимок.

– Да? – удивился я.

– Если хотите взглянуть, она у меня на столе.

Я подошел ближе и увидел на внутреннем развороте «Дейли пресс», в рубрике местных новостей, нашу с Блейком фотографию. Естественный снимок: мы с сенатором беседуем, он меня слегка приобнял. Я даже держал в руке бокал шампанского, что меня покоробило. Из-за него вся сцена дышала принадлежностью к закрытому элитарному клубу. Общаться с политиками – это одно, панибратствовать – совсем другое.

Под заголовком «Сенатор Франклин устраивает благотворительную вечеринку в Ньюпорт-Ньюс» было опубликовано еще два снимка. Текста не было, только подписи.

– Спасибо, – сказал я, несколько мгновений подождал, чтобы изобразить небрежность, и спросил: – Как провели выходные, миссис Смит?

– Спасибо, хорошо, – ответила она, покончив с растениями и усаживаясь за стол, – пастор читал Евангелие от Матфея.

Я подождал. Продолжения не последовало.

– Принимали гостей? Или, может, сами куда-нибудь ездили? – спросил я.

Она подняла на меня глаза – я вышел за рамки реплик, которыми мы обменивались каждое утро понедельника.

– В воскресенье меня пригласила на ужин сестра, – сказала она.

– Да? Как все прошло?

– Просто замечательно.

И опять ничего.

– Вы ведь живете в «Кенсингтон Мьюс», не так ли?

– Верно.

В ее взгляде уже читалось неподдельное удивление. Я продолжал, будто ничего не замечая:

– Похоже, там есть чем заняться, чтобы не скучать, – заметил я осторожно.

– Надо полагать.

Она не собиралась мне ничего рассказывать. Если эта женщина действительно состояла в связи с Роландом Хемансом, но ничего о ней не рассказывала, то ей прекрасно было известно, что это как минимум является нарушением профессиональной этики. Нужно было немного поднажать, чтобы посмотреть, не появится ли в ее глазах какой-нибудь проблеск, если я задам правильный вопрос.

– Миссис Смит, возможно, вам знаком адвокат по имени Роланд Хеманс?

– Нет, – без колебаний ответила она, – не знаком.

– В деле Пальграффа он представляет интересы истца.

– Понятно, – сказала она.

И опять ничего. Никакого проблеска. От миссис Смит мне ничего было не добиться.

– Ладно, за работу, – произнес я.

– Да, – ответила она.

Закрывая за собой дверь, я услышал, что она уже напевает себе под нос первую строчку очередного церковного гимна.

Минут двадцать спустя, направляясь на кухню за чашкой кофе, я увидел, что Джереми Фриланд тоже приехал и уже сидит в своем кабинете.

Я остановился и негромко постучал в дверной косяк. Отправив ему в пятницу – то есть в субботу в 8.37 – письмо с отказом взять самоотвод, я хотел убедиться, что Джереми отнесся к моему решению с пониманием. Я не смог бы пережить такое громкое дело, если бы настроил против себя собственного секретаря.

– Привет, – обратился к нему я, – не уделите мне минутку?

– Да, конечно, – ответил он.

Его щеки были немного розовее обычного – наверное, перед работой устроил себе длительную пробежку. Я вошел и мягко прикрыл за собой дверь.

– Извините, что побеспокоил, – сказал я.

– Нисколько не побеспокоили, мистер Сэмпсон, – ответил он, – я и сам как раз собирался к вам зайти.

Я взял один из стоявших у его стола стульев и мельком посмотрел на монитор системы видеонаблюдения – от них трудно бывает отвести взгляд, даже если они ничего не показывают.

– Насчет моего письма, я отправил его вам в субботу утром, – начал я, кашлянув.

– Нет, давайте сначала я, – он прервал меня жестом, – знаете, я думал об этом деле весь вечер пятницы и утро субботы и еще до того, как получил от вас ответ, понял, что сморозил глупость. Даже собирался написать вам, чтобы вы не брали мои слова в голову, но в этот момент увидел письмо.

– Вы уверены?

– Абсолютно. Думаю, что порой… я чувствую себя как эти ребята, – он показал на Тергуда и Маршалла, бессмысленно наворачивавших круги у него за спиной, – иногда мне кажется, что мы сидим в аквариуме. Торчим в своем маленьком офисе, отгородившись от внешнего мира, и выносим решения, не зная, что о них думают другие. У нас же в суде нет книги отзывов и предложений. А потом появляется такое вот «дело Скаврона», все начинают шушукаться у нас за спиной, и мы вдруг узнаем, что они все-таки думают. Простите, что я вам об этом говорю, но вы и без меня знаете, что это правда. И тут ко всему прочему добавляется дело Пальграффа, которое действительно обещает стать очень громким, и аквариум становится невыносимо тесным. Я думаю… просто, наверное, это на меня так подействовало.

– Хорошо, – сказал я. – Понимаю.

Я не солгал. Почти. Если честно, его рассуждения не были лишены смысла, только вот у меня совсем не осталось сил над ними размышлять.

Сейчас нужно было сосредоточиться на досудебной встрече в рамках Статьи 16B. Как правило, во время подобного рода встреч судье достаточно было отметиться в зале заседаний и предоставить помощникам обговаривать детали. Но после вчерашнего конверта я понимал, что от меня требуется активное участие.

– Сегодня состоится досудебная встреча по Статье 16B, мы готовы? – спросил я.

– Думаю, да. Джин Энн подготовила совещательную комнату 214 на втором этаже, хотя я не уверен, что там хватит стульев.

– Почему?

– А вы видели список допущенных к слушаниям адвокатов? Я даже не стал его распечатывать – на бумагу пришлось бы извести целый тропический лес.

Я совсем не удивился. Такие ответчики, как «АпотеГен», располагающие практически неограниченным финансовым ресурсом, швыряли адвокатов в публику целыми горстями, как сладости на праздничном шествии. С полным на то основанием. Чем больше адвокатов, тем лучше они подготовят дело. А хорошо подготовленные дела, как правило, приносят победу. Деньги играют роль во всех сферах жизни. Только в судебных делах эта роль обычно еще значительнее.

– Нет, еще не смотрел. Каково соотношение сторон?

– Так… Со стороны истца Роланд Хеманс с двумя партнерами, со стороны ответчика Вернон Уильярдс, штатный юрисконсульт «АпотеГен», но первое место в перечне занимает некий Клэренс Уорт, старший партнер нью-йоркской компании «Лесли, Дженнингс и Роули».

Насколько мне было известно, «Лесли, Дженнингс и Роули» занимала в списке крупнейших юридических компаний Америки то ли шестое, то ли даже пятое место.

– Кто еще? – спросил я.

– Так… Клэренс Уорт – только часть команды «ЛДР», которая представлена сразу шестью юристами. Кроме них, трех представителей прислала «Грэхем, Фэллон и Фарли» из округа Колумбия. Полагаю, они будут выступать от имени Управления по контролю за продуктами и лекарствами. Потом «МакДауэлл-Уотерс», занимающаяся патентами, думаю, это еще четыре человека. Плюс для круглого счета двое из «Эджертон, Элперт и Сопко».

«Эджертон, Элперт и Сопко» была местной адвокатской конторой с офисом в Норфолке. Их роль будет сводиться к тому, чтобы побольше улыбаться и добиваться мелких уступок от моих подчиненных. Их наняли в силу необходимости – «АпотеГен» требовались практикующие в Федеральном суде Вирджинии юристы – и в надежде на то, что у них, как и у истца, есть небольшое преимущество в виде игры на своем поле.

В общем и целом защиту представляли четырнадцать адвокатов, не считая штатного юрисконсульта «АпотеГен». Учитывая их расценки, каждый час этой мощной правовой поддержки будет обходиться примерно в десять тысяч долларов. Роланду Хемансу с двумя его партнерами предстояла серьезная борьба.

Еще одна причина, по которой Хеманс мог попытаться обеспечить удачный исход дела несколько иным способом.

– Да уж, будет аншлаг, – сказал я. – И что вы и Джин Энн собираетесь со всем этим делать?

– Может, запрем их в комнате и скажем, что не выпустим, пока не договорятся?

Джереми, конечно, шутил, хотя я знал судей, которые и правда действовали похожим образом. Но в данном случае это было невозможно.

– Лучше не надо, – сказал я. – И что они намерены предъявить суду?

– Хеманс собирается допросить всех на свете – семнадцать ученых, в том числе и директора научного департамента «АпотеГен», вице-президента по финансам и президента Барнаби Робертса. Кроме того, он запросил кучу официальных документов и других бумаг. Я уверен, что Уорт попытается все это проредить, но мне кажется, что нам в конечном итоге придется удовлетворить большую часть требований Хеманса.

– Хорошо. Какой график вы с Джинн Энн собираетесь предложить?

– На изучение материалов дела мы планируем отвести шесть месяцев, но Уорт, скорее всего, попросит больше. Так что, видимо, восемь. Плюс еще два месяца на «приговор Маркмена».

Десять месяцев без Эммы. Для меня это было немыслимо.

Тем не менее я ответил:

– Я понял. Хорошо. Теперь, думаю, можно начинать.

– Вы к нам присоединитесь?

– Да, – сказал я, – загляну на пару минут, чтобы поздороваться.

А потом поставлю всех на уши.