83

До Слагельсе около ста километров, и навигатор показывает, что дорога займет примерно час с четвертью. Но до того, как Тули́н поворачивает в сторону старой цирковой площади у Грённингена, где теперь находится психиатрическая больница и, соответственно, ее спецотделение для принудительного лечения, проходит чуть менее часа.

Так приятно было выехать за пределы города – и увидеть мелькающие за окном машины поля и лесные массивы в красных, желтых и бурых тонах! Вскоре краски исчезнут. Бесцветная, серая часть осени уже готова начаться. Тули́н пыталась насладиться осенним пейзажем, но мыслями все время возвращалась в лабораторию экспертно-криминалистического отдела.

Пока они сидели у Генца, Хесс развил свою версию. Если Линус Беккер невиновен в похищении Кристине Хартунг, получается, кто-то был заинтересован в том, чтобы подозрение пало на него. Линус Беккер по многим показателям прекрасно подходил для роли козла отпущения. С его-то «кредитной историей» и проблемами с психикой он наверняка привлек бы внимание полиции, если б оказался в поле ее зрения. Однако преступник – и в данном случае Хесс имел в виду вовсе не Линуса Беккера – по-видимому, планировал свою акцию очень долгое время и, скорее всего, специально собирался представить дело так, что Кристине Хартунг убита и тело ее захоронено. И потому анонимщик, наводка которого привела к раскрытию преступления против дочери министра соцзащиты, вызывал теперь вполне обоснованные подозрения.

Поэтому Хесс сперва поинтересовался у Генца результатами исследования записи телефонного разговора с анонимом, наведшим полицию на след Линуса Беккера. Генц моментально сел за клавиатуру, чтобы просмотреть отчет айтишников. Анонимный звонок поступил на стационарный телефон ранним утром в понедельник, но, к сожалению, не на номер горячей линии 112, где все разговоры автоматически записываются, а напрямую на номер секретариата Нюландера. Само по себе это обстоятельство не вызывало особых подозрений – ведь Нюландер в тот период так часто мелькал в медийном пространстве, что любому, кто следил за освещением событий, могло прийти в голову обратиться с подобным заявлением именно к нему. Далее, звонок поступил с мобильного телефона с незарегистрированной сим-картой, и потому оказалось невозможным установить личность информатора. Таким образом, след его оборвался. Принявший телефонограмму секретарь, согласно рапорту, показал лишь, что звонил датскоговорящий мужчина, который весьма коротко сообщил о необходимости проверить Линуса Беккера и произвести обыск в его квартире в связи с расследованием дела Хартунг. Потом он еще раз повторил имя Линуса Беккера, после чего закончил разговор.

Затем Хесс снова попросил Генца как можно быстрее просмотреть результаты технических экспертиз по делу Хартунг. В тот момент, когда следствие вышло на Линуса Беккера, другие, сочтенные несущественными, версии могли быть отправлены в мусорное ведро, а вместе с ними и те следы, которыми теперь заинтересовался Хесс. Это, разумеется, заняло бы какое-то время, но Генц высказал готовность помочь ему. Он, правда, не преминул спросить, что ему отвечать на вопрос, с какой стати он что-то вынюхивает в отчетах об экспертизе предметов, относящихся к делу Хартунг.

– Скажи, что это я попросил тебя, чтобы самому не подставляться.

Тули́н на миг задумалась, решая, что в таком случае сказать ей самой. Она не сомневалась, что Нюландер никоим образом не похвалит их за самодеятельность, и если эта история каким-либо образом вылезет наружу, она может сильно затруднить ее переход в НЦ-3. И все же Найя не смогла заставить себя позвонить Нюландеру. Вместо этого она набрала номер одного из оперов, просматривавших дела в Министерстве соцзащиты в поисках потенциальных врагов Розы Хартунг. Ничего нового от него Тули́н не услышала; правда, он сообщил, что во многих обращениях встречаются весьма эмоциональные и резкие высказывания о деятельности властей. Поэтому она и согласилась с предложением Хесса попробовать побеседовать с Линусом Беккером. Марк позвонил в спецотделение психбольницы, куда был помещен Беккер. Главврач отделения находился на совещании, и Хесс в двух словах объяснил его заместителю, в чем состоит их миссия, и сказал, что они уже в пути и прибудут на место не позднее, чем через час.

– Ничего, что ты поедешь со мной? Тебе ведь ехать не обязательно, а то еще подставишься…

– Да нет, ничего, всё о’кей.

Тули́н не верит, что предстоящий визит принесет хоть какую-то пользу. Линус Беккер, скорее всего, не врал, когда признавался в содеянном. И тем не менее он вполне мог оказаться за полицейским ограждением. Да, она прекрасно знала, что и Тим Янсен, и Мартин Рикс могли применять жесткие, если не сказать больше, методы, в особенности когда надо было выбить у подозреваемого признание вины. Но как бы грубо они ни давили на Линуса Беккера, у того впоследствии было немало возможностей отказаться от признательных показаний. Так с чего бы тогда считать признание ложным? Несмотря на заявления о провалах в памяти, Беккер все-таки помнил достаточно, чтобы составить более или менее полную картину произошедшего. Он согласился на проведение следственного эксперимента, во время которого повторил все свои действия, начиная с того момента во второй половине дня, когда бесцельно разъезжал по району и ему на глаза случайно попалась девочка со спортивной сумкой, – и до того, как той же ночью оказался вместе с ее телом в каком-то лесу в Северной Зеландии. И еще рассказал, что изнасиловал Кристине, а потом задушил ее. После чего долго мотался с трупом в машине, не понимая, что ему предпринять. И в своем последнем слове на суде он даже попросил прощения у родителей девочки.

Так что он точно сказал правду. А все остальное – это игра воображения; так завершила свои размышления на эту тему Тули́н, паркуясь возле входа в спецотделение.