82

– С какой стати нам вообще говорить о деле Хартунг, если Нюландер утверждает, что оно к нашим баранам отношения не имеет?

– Откуда мне знать. Если речь идет о мачете и расчленении поросенка, я линяю отсюда, но ты лучше его спроси.

Тули́н отвечает раздраженным тоном, стоя перед Генцем в его лаборатории, и кивает в сторону Хесса, который закрывает дверь, чтобы посторонние не слышали их разговор. Прямо из министерства они проехали через центр города к зданию в форме улья, где куча экспертов в белых халатах трудятся, словно пчелки, в многочисленных стеклянных клетках. По дороге Хесс попросил Тули́н связаться с Генцем, чтобы тот был на месте, а сам все это время болтал с кем-то по мобильному телефону. Эксперт, кажется, обрадовался звонку Найи, может быть, даже больше обычного – потому, что позвонила она ему без предварительной договоренности. Хотя не исключено, что и слегка смутился при этом, узнав, что звонок ее объясняется желанием Хесса перетереть с ним какую-то тему. Тули́н надеялась, что Генц будет занят, но у него отменилось совещание, он сумел выкроить время, и теперь она страшно жалела, что поехала вместе с Хессом. Они стоят возле того стола, на котором увидели на экране первый отпечаток большого пальца Кристине Хартунг. На заднем плане Тули́н видит сварочный аппарат и какие-то предметы из пластика на горелке: оказывается, Генц нагревал их, чтобы проверить пластик на гибкость. Хесс подходит к столу, и эксперт встречает его дружеским, но внимательным взглядом.

– С такой, что дело Хартунг, по-моему, именно имеет прямое отношение к последующим убийствам. Мы с Тули́н тогда были не при делах в расследовании, так что мне нужна помощь, а ты единственный, кому я доверяю. Если ты считаешь, что я тебя таким образом подставляю, скажи, и мы уйдем.

Генц смотрит на них с улыбкой.

– Ты меня заинтриговал. И если не собираешься расчленять поросенка, то нет проблем. О чем именно идет речь?

– Об уликах против Линуса Беккера, доказывающих его вину.

Тули́н поднимается со стула, на который только что присела, но Хесс хватает ее за руку.

– Выслушай меня. До сих пор мы, грубо говоря, делали лишь то, чего ждал от нас преступник. Теперь, чтобы догнать его, нам надо срезать путь. И если заниматься этим старым делом и вправду означает просто терять время и мы сейчас в этом удостоверимся, то я буду молчать в тряпочку, в том числе и об исчезновении Кристине Хартунг.

Хесс отпускает Тули́н, и та, постояв мгновение, снова садится. Она видела, что Генц заметил, как Хесс схватил ее, и почему-то смутилась: надо было просто отдернуть руку. Марк открывает толстую папку с делом:

– Кристине Хартунг пропала во второй половине дня восемнадцатого октября, когда возвращалась домой после тренировки по гандболу. О происшествии было немедленно сообщено в полицию, и расследование началось по-настоящему через несколько часов, когда в лесу обнаружили ее велосипед и сумку. В течение последующих трех недель продолжались безуспешные поиски девочки, которая будто сквозь землю провалилась. И наконец последовала наводка от некоего анонима, который сообщил о необходимости провести обыск у Линуса Беккера, двадцати трех лет, проживающего на первом этаже в жилом комплексе в Биспебьерге. Я правильно излагаю?

– Да, все верно. Я сам присутствовал при обыске и могу сказать, что это была дельная наводка.

Хесс, не отвечая Генцу, продолжает листать страницы дела:

– Затем Линуса Беккера на месте допросили относительно Кристины Хартунг, и там же был, как ты говоришь, произведен обыск. Чувак оказался личностью подозрительной. Нигде не работал, не имел никакого образования, никаких социальных связей. Жил один, время проводил в основном за компьютером, а зарабатывал на хлеб игрой в покер в Интернете. И, что еще более существенно, отбыл трехлетний срок тюремного заключения за то, что в восемнадцатилетнем возрасте изнасиловал девушку-подростка и ее мать, проникнув в их дом в Ванлёсе. Кроме того, Беккер имел еще несколько мелких судимостей за непристойное поведение и прошел курс лечения в муниципальной психиатрической лечебнице. Однако поначалу он отрицал какое-либо отношение к преступлению против Кристине Хартунг.

– Беккер, если я правильно помню, даже заявил, что никаких проблем с психикой у него больше нет. Но потом мы открыли его ноутбук – вернее, наши айтишники сделали это…

– Именно. И, насколько я понимаю, Линус Беккер оказался довольно способным хакером. Он хоть и самоучка, но очень старательный. Парадоксально, но факт: цифровыми технологиями он заинтересовался, посещая компьютерные курсы в тюрьме. И тут выяснилось, что Беккер в течение по меньшей мере полугода взламывал полицейский архив с фотографиями тел убитых в местах преступлений.

Тули́н, вообще-то собиравшаяся молчать в целях экономии времени, в этот момент вынуждена была поправить Хесса:

– С чисто технической точки зрения систему он не взламывал. Раздобыл логин-куки одного из компьютеров, подключенных к системе, а она была старая и слабо защищенная, вот он и смог ее обмануть, просто пересылая куки. Такое позорище, что систему ту давным-давно не заменили на более современную, просто зла на них не хватает.

– Замечательно. В любом случае Беккер имел доступ к тысячам фотографий с мест преступлений за долгое время, и, я думаю, ребята, которые это обнаружили, наверняка были в шоке.

– Не то слово. Это было как взрыв атомной бомбы, – добавил Генц. – Малому удалось получить доступ к данным, который, по идее, имеем только мы. К тому же из его пользовательских данных следовало, что он упивался созерцанием самых жутких убийств, какие только имелись в архиве.

– Да, я так и понял. Особенно его интересовали убийства с сексуальным подтекстом. Обнаженные женщины с нанесенными им увечьями – в первую очередь. Но в некоторых случаях речь идет и о преступлениях против детей, преимущественно малолетних девочек. Беккер тогда же признал, что его преследуют навязчивые садистские идеи, и просмотр этих фото возбуждает его сексуальное чувство. Но он по-прежнему отрицал свое касательство к исчезновению Кристине Хартунг. Да ведь тогда в принципе не существовало никаких доказательств против него, верно?

– Верно. Но лишь до тех пор, пока мы не проверили его обувь.

– Ну-ка, ну-ка, расскажи подробнее.

– Все довольно просто. Мы проверили в квартире всё, в том числе и пару его старых кроссовок – они стояли на газете в шкафу. И анализ остатков почвы на подошвах показал стопроцентное совпадение с типом почвы в том районе леса, где были найдены велосипед и сумка Кристине Хартунг. Так что сомнений не оставалось. И тут Беккер начал изворачиваться.

– Ты имеешь в виду его объяснения, в котором часу он оказался на месте преступления?

– Именно. Если я правильно помню, он сказал – ровно так же, как в случае с фотографиями, – что его просто притягивали места, где были совершены преступления. И, услышав в новостях об исчезновении Кристине Хартунг, он сразу же выехал в указанный район леса. Ты, конечно, можешь спросить Тима Янсена или кого-нибудь еще, но, насколько я помню, Беккер утверждал, что находился за полицейским ограждением в толпе зевак и ощущал сексуальное возбуждение от одного лишь пребывания на месте преступления.

– Я к этому еще вернусь… В общем, Беккер все так же продолжил отрицать свою причастность к убийству Кристине Хартунг. Ему вообще было сложно связно рассказывать о своих поступках в тот день; он ссылался на провалы в памяти как одно из проявлений параноидальной шизофрении, которую у него диагностировали. Но главное, он по-прежнему уходил в несознанку – даже тогда, когда на полке в гараже рядом с его машиной нашли орудие убийства, то есть мачете, со следами крови Кристине Хартунг.

Хесс находит соответствующее место в деле:

– И только когда его допросили Янсен и Рикс и предъявили ему фотографию найденного мачете, он наконец-то признался. Я более или менее правильно излагаю?

– Мне неизвестно, что происходило на допросе, но в остальном все верно.

– Отлично, значит, мы можем идти? – Тули́н метнула строгий взгляд в Хесса. – Я не вижу, что из всего этого мы можем использовать. Ведь тут все и ежику понятно. Ну едет у мужика крыша, явно едет. Так какой смысл на него попусту время тратить, пока другой злодей на свободе расхаживает?

– Дело не в том, считать Линуса Беккера душевно больным или здоровым, а в том, что, по-моему, он говорил правду до того дня, когда вдруг дал признательные показания.

– Прекрати!

– Что ты имеешь в виду? – Это уже Генц поинтересовался. Но Хесс вместо ответа продолжает цитировать дело:

– За год, предшествующий исчезновению Кристине Хартунг, Линус Беккер дважды задерживался за непристойное поведение. В первый раз – на заднем дворе общежития в Оденсе, где за пару лет до этого одна молодая женщина была изнасилована и убита своим сожителем. А второй – на Амагер Фэллед, где десятью годами ранее таксист прикончил женщину и спрятал тело в кустах. И в обоих случаях Беккер мастурбировал на месте этих двух старых преступлений, за что, собственно, и был задержан и получил незначительное наказание.

– И что, это что-то доказывает?

– Нет, это лишь позволяет допустить, что Линус Беккер вполне мог отправиться на место исчезновения Кристине Хартунг, как только услышал об этом в новостях. Да, конечно, если б так повел себя нормальный человек, это могло бы показаться странным, но для чувака с такими наклонностями, как у Беккера, подобное поведение вполне объяснимо.

– Да, но фишка в том, что сам-то он об этом ничего не сказал в момент задержания. А невиновный обязательно сделал бы это. Забавно, что впервые Беккер заговорил об этом, лишь когда мы провели анализ почвы на подошвах его кроссовок.

– Но, может, это не так уж и странно. Может быть, он вообще и думать не думал, что вы обратите внимание на эти остатки. Ведь прошло уже три недели, и хотя я лично с Линусом Беккером не знаком, могу предположить, он уповал на то, что ему больше никогда не придется рассказывать о своей навязчивой идее бывать на местах преступлений. Но когда ему предъявили результаты анализа почвы, он был вынужден сказать правду.

Тули́н поднимается с места.

– Мы ходим по замкнутому кругу. Я не понимаю, с чего бы нам считать объяснения психопата правдивыми. Так что возвращаюсь в министерство.

– Да хотя бы с того, что Линус Беккер фактически был в лесу. И ровно в то время, которое он назвал.

Хесс достает из внутреннего кармана пластиковую папочку, вынимает оттуда несколько листков распечаток с загнутыми краями и пододвигает их в сторону Найи. Она успевает заметить, что это та самая папка, которую она видела в руках Хесса в Парке Одина сегодня утром, когда тот вернулся с пробежки.

– В архиве оцифрованных материалов Королевской библиотеки хранятся статьи и фото, и среди фотографий, сделанных на месте преступления в тот вечер, я нашел вот это. На первой копии – иллюстрация к репортажу, опубликованному в одной бульварной газете на следующий день после исчезновения Кристине Хартунг. На остальных – крупные планы.

Тули́н рассматривает распечатанные копии. Первое фото она уже видела раньше. Оно уже стало почти иконой, потому что это копия одной из первых фотографий среди опубликованных в прессе материалов о деле Кристине Хартунг. На ней изображен освещенный прожекторами район лесного массива, где полицейские и кинологи с собаками, по-видимому, обсуждают план поисков пропавшей девочки. Вид у них мрачный, что подчеркивает в глазах читателей серьезность ситуации. Вдалеке, на заднем плане, видны собравшиеся за полицейским ограждением журналисты, фотографы и зеваки, и Найя уже собирается вновь заявить, что они зря тратят драгоценное время. Но на следующей фотографии она узнает его. Фото сделано в технике пикселяции, и часть изображения размыта, зато на другой четко видны данные крупным планом лица, как сразу же догадывается Тули́н, любопытствующих, столпившихся за полицейским ограждением. И позади всех, почти совсем спрятавшись за спинами других зевак, то есть в третьем, а то и в четвертом ряду, стоит Линус Беккер. Копия фото укрупнена, и потому вместо глаз у него черные впадины, но форма лица и редкие белесые волосы не оставляют сомнений.

– И, разумеется, возникает вопрос, каким макаром Беккер мог там оказаться, если в признательных показаниях указано, что в это самое время он колесил с телом Кристине Хартунг по северу Зеландии в поисках места для его захоронения.

– Ну и ну…

Генц берет распечатки из рук Тули́н, которая все никак не может сообразить, что ей следует сказать.

– Почему же ты об этом раньше ничего не говорил? Почему не поставил в известность Нюландера?

– Мне пришлось дважды уточнять время съемки у фотографа, автора снимка, чтобы убедиться, что он действительно был сделан в тот вечер. И я получил подтверждение по дороге сюда в машине. А что до Нюландера, я подумал, что нам лучше сначала переговорить с тобой.

– Но все это тем не менее не снимает обвинения с Беккера. Ведь в принципе он мог убить Кристине Хартунг, спрятать ее тело в машине, вернуться обратно в лес, посмотреть, что предпринимает полиция, а потом уже отправиться в северном направлении.

– Безусловно. Такое случалось с преступниками и прежде. Но, как я уже говорил, странно то, что на мачете не обнаружено костной пыли, а она должна быть, если он на самом деле расчленил тело.

– Но зачем тогда ему признаваться в том, чего он не совершал? Вот что в таком случае непонятно.

– По разным причинам. Но, по-моему, нам лучше всего спросить об этом его самого. Потому как, на мой взгляд, похититель Кристине Хартунг и есть тот преступник, которого мы сейчас разыскиваем.