2013 год. Осень. Это чаепитие с виду ничем не отличалось от обычной дружеской встречи в тихом пригороде. Кофейный столик с домашней выпечкой отделял женщину средних лет и двух ее друзей от мужчины того же возраста, который тоже пришел с двумя друзьями. Они проводили время за милой беседой. Единственное, что при более близком рассмотрении казалось странным, так это то, что хозяйка мероприятия была одета в спортивные леггинсы Lululemon и синюю футболку поверх фиолетовой, а в одежде хозяина особо бросались в глаза огромная ковбойская шляпа и ремень с блестящей металлической пряжкой. Пожалуй, только это и намекало на некоторые различия в между участниками чаепития^[99].

«Сегодня мы поговорим о капитализме «старых друзей», — начинает беседу Джоан Блейдс, хозяйка мероприятия и соосновательница MoveOn.org, крупнейшей в Америке либеральной группы активистов. Во время каждых выборов MoveOn тратит миллионы долларов на поддержку кандидатов с демократическими взглядами. В 2016 году группа Блейдс активно поддерживала Берни Сандерса, сенатора от штата Вермонт, во время президентской гонки.

Рот ковбоя забит выпечкой, поэтому он лишь одобрительно кивает, одновременно выражая согласие с предложенной темой и подчеркивая кулинарное мастерство хозяйки. Марк Меклер знает все о чаепитиях. Он основал организацию Tea Party Patriots^[100], которая в 2010 году начала наступать на пятки традиционным консерваторам Республиканской партии.

Начало беседы протекало вполне ожидаемо.

«Правительство только мешает людям делать свои дела», — заявляет Линда Гилбер, владелица небольшой компании, которая пришла на чаепитие по приглашению Меклера.

«Вы ходили в государственную школу? — спрашивает в ответ Элиза Батиста, подруга Блейдс. — Полиция охраняет вашу улицу?»

Эти вопросы могут показаться слегка провокационными, но беседа продолжается в спокойном тоне. Батиста говорит спокойно, без лишних эмоций. Гилберт внимательно слушает.

Блейдс, улыбаясь, наблюдает за ними.

«При безличном общении люди ведут себя более агрессивно, — позднее поделилась она. — При встрече они пытаются найти общий язык. И им это удается».

Беседа продолжается, и участники, к своему удивлению, начинают не только больше доверять, но и соглашаться друг с другом.

«Им плевать на нас. Плевать на наших детей, — говорит Меклер о Больших шишках в Вашингтоне, действующих исключительно в интересах своих влиятельных друзей-спонсоров. — Им плевать на малый бизнес. Это все политика ненависти». Все согласно кивают, и даже либералы активно развивают мысль Маклера.

Они говорят обо всем — образование, тюрьмы, дефицит. К концу беседы они вместе выделяют несколько ключевых проблем политической системы. Несмотря на радикально противоположные политические взгляды, им удается подружиться и расстаться довольными друг другом. Авторская колонка, которую позднее написали Блейдс и Гровер Норквист, убежденный республиканец, была во многом основана на том чаепитии. И это только одна из множества «межпартийных» встреч, организованных Блейдс, которые впоследствии получили меткое название Living Room Conversations^[101].

Блейдс признается, что Меклер очень приятный, обаятельный и интересный собеседник. На мой взгляд, это должно было сильно обеспокоить Блейдс и ее подсознание, наполненное жесткими моральными принципами. Кто бы захотел сблизиться с умным, харизматичным политическим врагом? Разве этот опыт не нанесет еще больший урон нашим убеждениям, чем мелькающие факты на экране?

Блейдс утверждает, что в Living Room Conversations им удается избежать этого когнитивного сопротивления благодаря правилам проведения бесед.

«Мы приглашаем людей не убедить остальных в своих взглядах, а выслушать их, — объясняет Блейдс. — Мы делимся мыслями, раскрываем душу. Это делает нас более открытыми и творческими, а наши решения — более продуманными».

Блейдс говорит, что в обычных беседах со своими друзьями-консерваторами она не пыталась переманить их на свою сторону. Без давления им было проще понять ее взгляды, поэтому теперь они тоже обращают внимание на проблемы, которые раньше не замечали, например на состояние окружающей среды, потому что им небезразлична их подруга Джоан. Блейдс уверена, что это небезразличие работает в обе стороны.

«Прислушиваться к людям, взгляды которых сильно отличаются от твоих собственных, это как решать трудную загадку или математическое уравнение. Это сложно, но это расширяет границы мышления. Нам нужен этот навык для решения серьезных, наболевших проблем. И только объединив наши идеи, мы сможем справиться с задачей».

Меклер и Блейдс интуитивно нашли лазейку в нашем мышлении, ценность которой теперь подтверждена опытным путем. Во время компьютерного теста в Университете Южной Калифорнии либеральным участникам было легко закрыться от нежелательных фактов и утверждений, они подсознательно игнорировали альтернативные идеи. Но при длительном личном общении с людьми, придерживающимися противоположных взглядов, а не только их идеями, мы получаем желанный всплеск креативной энергии. Скотт Пейдж из Мичиганского университета и Лу Хонг из Чикагского университета Лойола провели эксперимент. Его результаты показали, что команды, которые были составлены из случайных участников, предложили гораздо более эффективные способы решения проблем в области бизнеса, образования и общественной политики, чем команды из тщательно отобранных экспертов.

«Это объясняется тем, что в рандомных командах участники с большей вероятностью придерживаются разных взглядов на решение задач», — рассказывает Пейдж. Эксперты же склонны придерживаться одних стратегий и копировать работу друг друга. И в рандомных командах, продолжает Пейдж, отличающиеся подходы и мнения помогают участникам справиться с общими слабыми сторонами.

«В реальном мире мы сталкиваемся с действительно сложными проблемами. И каждый может застрять, — объясняет Пейдж. — Если это происходит в организации, где все мыслят одинаково, мы застрянем все вместе. Но если мы придерживаемся разных взглядов и используем разные инструменты, мы застрянем на разных этапах, и кто-то другой сможет вытащить нас и довести дело до конца».

Это открытие должно насторожить компании, которые с гордостью ставят во главу угла не навыки потенциальных сотрудников, а их соответствие корпоративным ценностям (в Google это называют Googliness^[102]). Без сомнения, мы не хотим видеть в своих рядах пессимистичных, деструктивных коллег, но сколько времени у неприятных нам людей, которые думают как мы, заботятся о том, о чем заботимся мы, уйдет на то, чтобы подстроиться под наши ценности? Блейдс говорит, что многие из ее либеральных друзей спокойно верят в то, что за Трампа голосовали только расисты. Кто захочет работать с расистами? Они совершенно точно не соответствуют нашим корпоративным ценностям. Но видя угрозу в людях, взгляды которых отличаются, эти либералы (впрочем, консерваторы ничем не лучше) лишают себя возможности посмотреть на ситуацию со стороны и расширить границы мышления. А именно эта возможность позволила преподобному Джеффри Брауну снизить количество преступлений в окрестностях Бостона на 79 %.

Браун начал свой духовный путь в баптистской церкви в Кембридже, штат Массачусетс. Он был молодым священником, мечтавшим построить целую империю. Он представлял, как его скромный приход однажды превратится в огромную церковь, где 15 000 человек могли бы одновременную слушать его проповедь. Он хотел создать собственный тв-канал и даже бренд, который бы распространял слово Божье и его лицо по всей стране. Но он быстро понял, что с этими мечтами придется повременить. Общество, которое он только начал наставлять на пусть истинный, переживало всплеск насилия и жестокости — каждую неделю в новостях рассказывали о подростках, застреленных на улицах, игровых площадках и даже у двери той самой церкви, которую Браун надеялся превратить в империю^[103].

«Тогда, в 90-е, люди просто перестали обсуждать проблему насилия, — рассказал мне Браун. — Они говорили о необходимости смириться с тем, что она всегда будет присутствовать в нашей жизни». Эта идея казалась безумной и аморальной человеку, которому регулярно приходилось читать проповеди под звуки выстрелов.

Браун был вне себя. Бессмысленные убийства и разговоры с семьями погибших заставили его забыть о национальной славе и начать с проблем родного города. Его первый план борьбы с эпидемией жестокости был прост: нужно найти подростков, которые находятся на перепутье. Он спасет их от неверного шага и не позволит связаться с плохой компанией или попасть под пули преступников и наркоторговцев, готовых застрелить кого-то ради пары долларов или репутации. Браун призвал подростков в церковь, пообещал защиту и помощь, но лишь несколько вняли его словам, и убийства продолжались.

Ночью 1990 года юноша Джесси Макки возвращался домой с другом, когда к ним подошли двое незнакомцев. Они подняли пушки на Макки и приказали отдать им его куртку. Когда тот развернулся, один из грабителей нажал на курок. Макки, пошатываясь, смог пройти какое-то расстояние в поисках помощи. Он умер в 100 метрах от церкви Брауна.

«Даже если бы ему удалось дойти до церкви, это бы ничего не изменило, — печально говорит Браун. — Ночью там никого не было».

Смерть Макки стала ударом для Брауна. Он понимал, что его проповеди, его церковь, да и он сам были бессильны и не могли защитить молодых людей от угроз, поджидающих их на темных улицах города. Но внезапно он также понял, что даже не представляет, как выглядят те самые улицы в смертельно опасное время.

«Каждую ночь были слышны выстрелы, — вспоминает он. — Сердце уходило в пятки от одной мысли выйти из дома в такой час, но я знал, что должен был сделать это». И Браун, позвав на помощь нескольких других священников, начал свои ночные прогулки. Они выходили около 10 вечера, иногда возвращаясь домой лишь к трем утра. За все это время они не встретили ни одного подростка, который бы собирался необдуманно ступить на скользкий путь. Вместо этого он встретил самих грабителей и наркоторговцев, которые, впрочем, никак не походили на жестоких и хладнокровных убийц, какими их представлял Браун.

«Там была группа подростков, продававших наркотики в парке. Парк был окружен забором, и у его входа стоял парень, решавший, пропускать кого-то или нет. «Охранник» был вооружен и молчалив — мы не услышали от него ни одного слова». Однажды ночью юноша подошел к ним, схватил одного из священников и поволок его за угол, оставив остальных молиться о возвращении своего друга.

«Когда Боб вернулся, мы окружили его. «Что, что он сказал?!» Боб ответил, что юноша задал ему вопрос. Он сказал, что натворил столько всего, что, кажется, потерял совесть. Он спросил, сможет ли он вернуть ее».

От подобных открытий привычная картина мира Брауна начала разрушаться. Он обнаружил, что эти подростки, которые и были причиной неконтролируемого насилия, сами были напуганы тесными улицами. Он хотели выбраться из ловушки, в которую сами себя загнали, но не понимали, как это сделать. Им нравились их огромные золотые цепи и кричащие побрякушки, но меркантильности в них было не больше, чем в друге Брауна, который каждые выходные спускал все деньги в спортивных магазинах. Если бы кто-то попытался убедить Брауна в этом, его мозг отказался бы воспринимать доказательства, стараясь защитить веру в свои взгляды. Но стоя в два часа ночи лицом к лицу к этому потерянному поколению, ему без труда удалось принять альтернативную реальность.

«Я никогда не думал, что когда-либо буду говорить о вере с продавцом наркотиков, — признался мне Браун. — Но я ни с кем не беседовал так откровенно, как с теми молодыми людьми там, на улицах».

В своем выступлении на конференции TED Браун подробно рассказал о тех беседах на улицах Бостона.

«Во всех своих проповедях, в которых я открыто осуждал насилие, я так же открыто говорил о своем желании построить сообщество. Но я не понимал, что некоторые группы людей были исключены из моего представления о сообществе. И вот в чем парадокс: чтобы построить сообщество, о котором я так мечтал, мне нужно было подружиться с людьми, которых я невольно из него исключил. Это означало, что я должен был уделять внимание не тем, кто может стать жертвой насилия, а тем, кто это насилие совершает».

Это не просто очередная счастливая история о человеке, который научился уважать всех людей. Это был переломный момент в современной американской истории. То, что криминалисты и социологи позднее назовут Бостонским чудом, стало началом самой успешной кампании по предотвращению насилия не только в Бостоне, но во многих других городах США.

Возможно, им двигал страх того, как подростки отреагируют на его проповеди. Возможно, ему было стыдно за его предрассудки. Но когда Браун столкнулся с ними на улицах, ему не хотелось немедленно начать наставлять подростков на путь истинный — он хотел выслушать их. В чем они видели решение проблемы?

«Их ответы удивили меня», — вспоминает Браун. Они рассказали, что основная проблема возникает во время школьных каникул, когда им некуда пойти и нечем заняться. Логично. Браун проверил криминальные сводки и убедился, что всплеск убийств действительно приходится на каникулы. Конечно, это знала и полиция, но у нее не было способов борьбы даже с предсказуемой проблемой. «Молодые люди сказали, что им нужно какое-то место для досуга, может, школьный спортивный зал? Я поделился этой идеей с директором, который, мягко говоря, был шокирован предложением. Но мы договорились об открытии баскетбольной площадки, зоны для бадминтона, предоставили доступ к музыкальным колонкам. В первую же ночь к нам пришло около 1000 подростков. И ни одного инцидента». За первую неделю количество преступлений упало почти до нуля. Этим подросткам, как и всем остальным, просто нужно было место для развлечений, где они могли бы выплеснуть энергию. Теперь им было чем заняться помимо драк и убийств.

Некоторые экс-гангстеры попросили Брауна помочь им с получением микрозаймов, чтобы они могли начать небольшой законный бизнес. «Помоги наркоторговцу завязать с продажей наркотиков, и перед тобой окажется молодой предприниматель», — считает он. Несколько подростков действительно смогли добиться успеха и даже взяли на работу своих друзей.

«Мы перестали видеть в них проблему, требующую решения, и стали видеть в них партнеров и коллег, — говорит Браун. — С одной стороны столы сидит священник, с другой — продавец героина, и они вместе решают, как церковь может помочь всему сообществу. Поодиночке мы бы никогда не решили проблему, но вместе нам удалось это сделать».

Инициатива Брауна переросла в общественную программу «Режим прекращения огня». Она призывала всех полицейских, священников и активистов искать молодых людей, вовлеченных в криминальное сообщество, и приглашать их на общие встречи. Во время этих собраний участникам предлагали два варианта развития событий: тот, кто совершит еще хоть одно преступление, будет немедленно взят под стражу, но тот, кто хочет изменить свою жизнь и готов сотрудничать, сможет получить второй шанс. Эта программа помогла снизить количество убийств в Стоктоне, штат Калифорния, на 42 %, в Индианаполисе — на 34 %. C 1990 по 1999 год ежегодное количество случаев насильственной смерти в Бостоне упало со 152 до 31.

Я спросил Брауна, чего ему стоило отказаться от своей мечты о национальной славе и посвятить себя помощи запутавшимся подросткам, которые терроризировали его общину? Насколько тяжело было справиться со своими предрассудками и увидеть в них то, чего не видел никто? Браун ответил, что он не смог бы сделать это, если бы не встретился с ними лично. Как и в случае с Living Room Conversation Блейдс, простой контакт с теми, кого мы считали врагом, открыл путь творческому поиску решения проблемы, который всегда будет закрыт для людей, предпочитающих общество единомышленников.

Несмотря на выдающиеся результаты «Режима прекращения огня», в последние десять лет все начало возвращаться на круги своя. Просто потому что людям не свойственно благосклонно относиться к методам, которые не соответствуют их общепринятым моральным убеждениям. И как только лидеры программы начали меняться, им на смену пришли сторонники нового режима, перечеркивающего основные принципы Брауна.

«Она потеряла своих сторонников, — рассказал Томас Абт, исследователь из Гарвардской школы управления им. Кеннеди, в интервью Pro Publica. — Если сильно упростить, то прогрессивисты хотят предотвратить угрозы, консерватисты — применить силы». Методы, которые стремятся побороть насилие, но отказываются демонизировать врага, по мнению Абта, «идут вразрез с убеждениями обеих сторон. Никто не хочет их поддерживать».

Подобное отношение естественно для среды, в которой правят шаблонные убеждения о «правильно» и «неправильно». Но когда оно заставляет отказываться от гениальных решений, последствия могут быть катастрофичными. Правила, общие системы ценностей и моральные принципы объединяют людей и удерживают от антисоциального поведения. Но они также загоняют в рамки наш творческий потенциал, поэтому мы должны относиться к ним куда более скептически, чем мы обычно позволяем себе.

Столкновение с «правильно»/«неправильно» — еще одно препятствие на пути к счастливому творческому будущему, особенно когда перед революционером стоит задача донести свою креативную идею до широкой аудитории, ведь, как хорошо известно, коллективный разум еще больше ценит правила, нормы морали и безопасные решения. И нам просто необходимо научиться заражать остальных желанием бороться с ригидностью мышления и быть более открытыми и рисковыми. Пришло время поговорить, как именно мы можем добиться этого.

Если вы понимаете, что существующие правила сильно ограничивают ваш потенциал, обсудите открыто ваше намерение пойти против них. Ваша честность будет оценена по достоинству. Убедитесь, что ваш бунт направлен на достижение общих целей компании, и его, скорее всего, вам будут готовы простить.

Без каких правил ваша организация может прекрасно продолжать работу? Помните, что избавление от устаревших норм благотворно влияет на творческий процесс. Вы готовы иногда сами обдуманно нарушать правила или рассказывать истории о людях, которые не побоялись пойти против системы и привели команду к успеху? Это поможет людям не только пойти на риск, но и сделать это правильно и эффективно.

Вы находите время, чтобы поговорить (и, самое главное, выслушать) с человеком, который находится по ту сторону баррикад? Вы можете с удивлением обнаружить, что мнимый враг — ваш самый эффективный союзник.