Уже несколько дней Леонс была паинькой. Робер был скор на расправу, но Робер есть Робер, и она не собиралась терпеть от мужа номер два то, что позволяла своему мужу номер один. Жубер не отличался жестокостью, по крайней мере не слишком, от многих мужей женам доставалось поболее. Но был очень нервным, вспыльчивым, время от времени на него вдруг что-то находило, он хватал Леонс, разворачивал и, пока разделывал ее, смотрел на нее так, будто ненавидел или со сдерживаемым нетерпением ждал ответа на заданный им вопрос. Он изливался в нее, не моргая, не издавая ни единого звука. Леонс это немного пугало.

Сильно озабоченный муж бросил пальто, шляпу, протопал по плиточному полу, ни единого слова, ни взгляда в ее сторону. Он заперся в кабинете.

Леонс подслушивала у двери, мимо проходили слуги, пренебрежительно поглядывали на нее, согнувшуюся пополам и прильнувшую глазом к замочной скважине; плевать, мыслями она была далеко.

Гюстав звонил, посылал пневматической почтой сообщения. Приглашения. Мадлен спросит, кому они адресованы. Это просто – всем. Встреча назначена на вечер. В обязательном порядке.

Между двумя звонками в телеграфную службу у Гюстава оставалось время на раздумья. На пространстве от Клиши до Пре-Сен-Жерве наплывали тучи.

Результат инспекции не заставил себя ждать. «Французское Возрождение» урежет бюджет, им нужны «ощутимые результаты», и новые финансовые вливания.

Жубер отправил последнее сообщение, повесил трубку и встал. Леонс едва хватило времени, чтобы сделать вид, что она шла мимо по коридору.

– Пусть мне принесут холодный ужин, – сказал он так, будто обращался к кухарке. – Немедленно, мне скоро опять придется уйти.

Тем временем Робер Ферран закрывал глаза и снова слышал «и на́ тебе на погоны». Надоело.

– Поддайся им! А то настроишь их против себя!

Так велела Леонс, которая получала приказы от Мадлен.

И правда, сейчас не время ссориться, потому что атмосфера уже и так очень напряженная. Ясное дело. Сперва Робер почти никого не встречал, так как начинал, когда сотрудники заканчивали рабочий день, но уже несколько недель все работали дольше и дольше, ему приходилось лавировать, чтобы пройтись шваброй, и стало сложнее, чем прежде, притворяться, что он делает уборку.

– Атас! – проорал охранник, который, по счастью, сходил в туалет между двумя партиями.

Он вернулся бегом, во двор въезжала машина. Они поспешно собрали карты, торопливо застегнули на все пуговицы форменную одежду, Робер удрал к себе на склад. Когда шеф входил в дверь, он выплеснул на пол большое ведро воды, что заставило Жубера перешагивать через лужи, чтобы добраться до лестницы.

– Простите, шеф…

Жубер не ответил. Он становился все менее приветливым, постоянно выглядел взбешенным или озабоченным, отдавал приказы громким, весьма неприятным голосом. Робер не обижался на него, он его даже понимал, все эти неприятности, которые сваливались на голову одна за другой изо дня в день…

К двадцати трем часам все собрались вокруг большого стола в зале заседаний.

В результате проверки «Французского Возрождения» из двадцати трех человек, присутствовавших в самом начале, осталось всего тринадцать. Компании-партнеры забрали обратно кто инженера, а кто пару техников. Да, конечно, сказал Жубер, естественно, забирайте, у нас все в порядке, мы даже немного опережаем график. А как же…

На основании нескольких убийственных статей в прессе, в которых высказывалось подозрение, что в конструкторском бюро больше нет наличных средств, один поставщик внезапно стал требовать оплаты вперед каждой поставки. Правительство приостановило финансирование. Нарастал кризис доверия. Жубер достаточно долго был банкиром, чтобы знать, что у него не хватает гарантий, чтобы договориться с кем-нибудь о займе. Он оказался на краю пропасти, в одиночестве.

– Решение правительства, – сказал он остатку своей команды, – ставит нас в более трудную ситуацию, чем мы могли предположить.

Он не был выдающимся психологом, но обладал чутьем хозяина и знал, что сотрудники, на которых давят, работают плохо.

– То, что сегодня происходит, касается любого большого амбициозного начинания. Я пригласил вас, чтобы выразить свое полное доверие. Именно в трудные времена проявляется сила духа.

Он был очень доволен этой формулировкой. Присутствующие расслабились, выпрямились на стульях.

– Но нам потребуются результаты. Показательное испытание, что-нибудь эффектное. Потом какое-то время мы сможем пожить спокойно.

Все ожидали худшего. Вплоть до закрытия мастерской, не исключено. Вместо этого Жубер назначил новый срок. С тонкой улыбкой на губах он добавил:

– Доказательство, полученное при испытании уменьшенной модели турбореактивного двигателя, даст основания для изготовления опытного образца в натуральную величину. Презентация в самом начале сентября, как по-вашему, это приемлемо?

Десять недель.

– Возможно, – сказал кто-то.

Жубер опросил всех присутствующих. Каждый отчитался о своем секторе. Новые лопасти прибудут через месяц, ступенчатое расположение вступит в строй через шесть недель, турбины требуют дополнительной наладки, добавим еще три недели, вопросы с топливными смесями и аэродинамикой можно решить позже…

Да, десять недель, ничего невозможного.

Придется крепко поработать, но вскоре мы проведем испытания нового сплава, мы в двух шагах от решения. Вполне реально провести публичное испытание уменьшенной модели реактивного двигателя в указанный срок.

Вот так, подумал Жубер. Затянуть гайки, но не приводить в уныние персонал.

Андре Делькур по-прежнему оставался «недосягаемым» – таково было заключение Дюпре, который осторожно, как партизан, регулярно заходил к нему в квартиру, читал его переписку, приподнимал книги, внимательно изучал простыни, состояние хлыста из буйволовой кожи, и уходил, прихватив несколько листов бумаги, которой Андре особенно дорожил, завернутый в мусорный пакет старый халат (новый висел на вешалке возле входной двери – зеленый, стеганый, совершенно в его стиле, вольтеровский), перьевую ручку, пыль на которой указывала, что хозяин ею больше не пользуется, пузырек чернил, замененный новым, найденный скомканным в корзине черновик письма, разные мелочи, которые Дюпре брал носовым платком и засовывал в карман, а затем убирал в небольшой сундук, стоящий у него под кроватью.

– Это вопрос времени, – говорила Мадлен.

Похоже, она хотела успокоить его. Как будто речь идет о его собственном деле, а не ее.

В надежде найти информацию, деталь, которая могла бы оказаться им полезной, оба внимательно читали колонку Андре. Напрасно старались, на протяжении уже нескольких недель Андре писал только в угоду обществу. Для Мадлен это стало поводом полистать газеты, новости интересовали ее больше, чем раньше.

– «Господин Довгалевский, посол Советов, ведет переговоры с правительством Франции по вопросу общей политической ситуации. Постепенное сближение с СССР кажется не таким маловероятным». Только этого не хватало!

– Может быть, вы предпочитаете сближение с Германией?! – ответил Дюпре.

– Конечно нет! Но объединяться с предателями тысяча девятьсот семнадцатого года – вот спасибо!

– Враг – это фашизм, Мадлен, а не коммунизм.

– А я, господин Дюпре, не хочу их тут видеть! Варвары, вот кто они такие! – Мадлен скрестила руки на груди. – Вы хотите, чтобы пролетарии пришли и затеяли у нас революцию?

– А что они у вас отберут?

– Что, простите?

– Я говорю: если пролетарии придут к вам домой, что они смогут украсть? Ваши деньги? У вас их больше нет. Вы боитесь за свои кастрюли? За свой коврик?

– Но… но… господин Дюпре, я не хочу, чтобы моя страна стала страной большевиков, чтобы у нас забрали наших детей!

– Сейчас вы говорите о фашизме и нацизме, это другое дело.

Мадлен была возмущена:

– Но эти люди хотят посеять беспорядок! Придут, и все – ни морали, ни Бога!

– А вы что, полагаете, Бог вам сильно помог?

Дюпре снова взялся за чтение. Мадлен не ответила.

Подобные беседы случались у них нередко, и идеи Дюпре, очень новые для Мадлен, часто погружали ее в глубокие раздумья. Она явно пыталась размышлять обо всем этом.

– Господин Дюпре, можно попросить вас о небольшой услуге…

Было поздно, он вез ее домой на такси. Автомобиль остановился на другом конце улицы Лафонтена, как всегда подальше от соседских глаз.

– С удовольствием.

– Прийти поговорить с Полем пару минут.

Возникла пауза.

– Поговорить о чем?

Мадлен чуть не засмеялась. Торопливый тон Дюпре выдавал его беспокойство. Мадлен не могла отказать себе в удовольствии потянуть:

– По вопросу… личному, я думаю. Но если вам неловко…

– Нет, Мадлен. Вовсе нет…

Его ответ прозвучал мрачно. Как когда Дюпре разговаривал с Робером Ферраном – сразу становилось ясно, что он хочет надрать ему задницу.

– Спокойной ночи, господин Дюпре.

Она открыла дверь, улыбнулась.

– Спокойной ночи, Мадлен.

Дюпре надел костюм. Он пришел туда впервые.

Тут же прибежала Влади, жеманясь, девушка на выданье.

– Miło mi pana poznać!

– Да, мне тоже, – ответил Дюпре.

Они повернулись к входу в гостиную, откуда показался Поль.

– Поль, – сказала Мадлен, – это господин Дюпре.

Мальчик протянул руку, но издалека, потому что коляска не проходила. Дюпре направился к нему:

– Здравствуй, Поль.

Все ощущали неловкость, Мадлен взяла ситуацию в свои руки:

– Господин Дюпре, чашечку кофе?

Он не хотел. С тех пор как Мадлен застала его врасплох со своей просьбой, он стал беспокойным, тревожным. Он, который обычно так хорошо спал, стал просыпаться среди ночи – на ум ему шли новые для него вопросы, которые его вроде бы не должны были касаться. Теперь, когда он пришел, он спешил покончить с этим. Он не сбежит. У него имелся тщательно продуманный план. Он ни в чем не винил Мадлен, мать-одиночка находит помощь, где может, но, по его мнению, она действовала неправильно, не была откровенна, поэтому он злился.

Дюпре показал на Поля:

– Я пришел поговорить с этим юношей, полагаю.

Влади закрыла дверь, Мадлен объявила: «Воспользуюсь моментом, схожу куплю кое-что», Дюпре не отреагировал, храбрости не хватило.

Он смотрел на Поля, не похожего на тот образ, который он себе составил. Ему почти четырнадцать, он чуть полнее, чем утверждает его мать, и, должно быть, бреет верхнюю губу, чтобы ускорить рост едва пробивающихся усов, несколько дней назад немного порезался. Проблема в его ногах. Очень тощие. Красивое лицо, его отец тоже был красивым мужчиной. Чертов негодяй, но соблазнитель, всегда с женщиной, только не с женой. Тесная комнатка забита книгами, папками, стопками пластинок, ковер протерт колесами инвалидной коляски.

– С…садитесь…

Морисета. Девочка с улицы Фруадво. Уверяет, что ей восемнадцать, а на самом деле не больше шестнадцати. Очень миленькая. Улыбка… Дюпре решил, что у нее прелестная мордашка. Да, это ничего не значит, она может оказаться настоящей чертовкой в ангельском обличье, но надо же за что-то ухватиться. И она на панели не стоит, если уж на то пошло. Так, изредка. И проворная. Сразу в постель, чулки стянет, болтает что-то так славно, не то что остальные, ну, из тех немногих, кого он знает. И смышленая, потому что, когда увидела, как он просто сидит, не раздеваясь, почуяла, что клиент пришел за другим.

«Чего тебе на самом деле надо?»

Стоит у кровати, если что, защитится, очень грустно думать, что ситуаций, подобных этой, у нее будут десятки и что не все закончатся так же легко.

Дюпре просто вытащил деньги, заплатил, как будто собирался воспользоваться ее услугами, и объяснил, что это не для него. Она расспросила в мельчайших подробностях, но все прошло хорошо.

– Итак, Поль, – сказал он, – насколько я понял, тебе нужна помощь.

Мальчик покраснел, Дюпре пожалел о своих словах, неуклюже получилось, он не хотел его ранить.

– Ма…ма… в…вам с…сказала?

– В общих чертах. Но я думаю, что главное ухватил.

Хорошо. Кажется, Поль расслабился.

– В…вы п…позволите?

Он указал на свою доску.

– Да, конечно.

«Я вижу три проблемы, – написал Поль, – найти подходящего человека, место и деньги».

– Точно, – улыбнулся Дюпре.

У этого парня есть голова на плечах. С Морисетой он многому научится.

«Насчет денег, мама сказала, главное, чтобы не слишком дорого, у нее есть, сколько нужно».

– Она права, это мы уладим.

Поль кивнул, да, эта проблема не давала ему покоя, но мама сказала, что найдет деньги. Не важно как, но найдет. Но в разумных пределах! – добавила она.

Хорошая новость.

«Насчет места, – продолжал Поль, – не уверен, какое лучше всего подойдет. – Он смутился, буквы заскакали. – На самом деле я не очень представляю, как это происходит».

Он посмотрел на Дюпре и продолжил:

«Я имею в виду… конкретно».

Он покраснел от своего невежества.

– Не обязательно что-то очень большое, Поль. Главное, чтобы тебе было хорошо и ты чувствовал себя в безопасности. Я думаю, что нашел то, что нужно.

Лицо Поля озарилось.

– П…правда?

– Надеюсь.

Они улыбнулись друг другу. Все хорошо. Парнишка очаровательный, рад доставить ему удовольствие.

«Теперь насчет подходящего человека, я думаю дать объявление в газете. Вроде…»

Он повернулся, чтобы взять тетрадь.

– О, в этом нет необходимости, Поль. У меня, без сомнения, есть то, что тебе нужно.

– Аааааа… Правда?

Поль не мог в себя прийти. И залился смехом. Это чистая радость. В сильном волнении он написал на доске:

«Если у вас есть место для лаборатории, а у мамы деньги, чтобы начать работу, и вы знаете компетентного фармацевта… все может пойти очень быстро, так?»

Дюпре улыбнулся. Немного делано.

– Да… По идее… но все-таки будет лучше, если ты объяснишь мне все это снова… то есть… своими словами.

Поль согласился. Ему очень хотелось разложить по полочкам свой план: «Итак, вот моя идея – создать фармацевтическую лабораторию…