Глава 12

Дмитрия Александровича Сажина выпустили через сутки. Под огромный залог, после долгих переговоров с адвокатами, но Алексей был уверен: откажись президент «БуЗы» заплатить этот залог, Сажина все равно бы отпустили. Оставить его за решеткой — значит, сделать еще сильнее. Так уже было, и Алексей предупреждал: нельзя Сажину в тюрьму. И тогда было нельзя, когда его обвинили в убийстве Дана Голицына и Дмитрий Александрович был преуспевающим бизнесменом, а сейчас и подавно: после того как Сажин дважды одержал победу: свалил на ринге криминального авторитета в бою по всем правилам и выдержал осаду уже совсем не по правилам, когда «сборная ОПГ» попыталась отомстить. Остался жив с минимальными потерями.

Хотя сам Дмитрий Александрович так, конечно, не считал. Он потерял не просто зятя, а свою опору. Отца своего единственного внука. Оправится ли от этой потери Алиса или навсегда останется вдовой? Она ведь упертая, с характером, такие умеют хранить верность мертвым героям. А ведь Алиса еще такая молодая.

Алексей верил, что Сажин отдал бы сейчас все, чтобы оказаться на месте Лени. И предпочел бы сидеть сейчас в СИЗО, чем смотреть в глаза своей дочери. Хотя Алиса молчала. Ни слезинки не пролила, когда вместе с отцом поехала в ритуальное агентство обговаривать детали мужниных похорон, только спросила:

— Как он погиб?

Сухо, по-деловому. «Боец», — оценил Алексей, который решил поехать вместе с ними. Он не хотел оставлять Сажина одного, без присмотра. «Девушка с рапирой. Она умеет побеждать и раньше умела проигрывать. Но жизнь не дорожка для спортивного фехтования. Здесь убивают не понарошку и победа присуждается не по очкам».

— Стреляли в меня, — словно оправдываясь, сказал Сажин дочери. Алексей еще ни разу не слышал, чтобы президент «БуЗы» говорил в таком тоне. — Дым спас мне жизнь. Пойми, я не просил об этом.

— Верю, просить ты не умеешь, — усмехнулась Алиса. — Значит, ты вел себя так, что Леня предпочел умереть, чем вернуться ко мне один. Но разве он твоя собственность?

— Он твоя собственность, так? Извини, выбор сделал не я.

— Это все слова, — горько сказала Алиса. — Я не хочу это обсуждать. Господи, какая же я была дура! Вот уж поистине: имея, не храним, потерявши, плачем! Леня любил меня, а я… Я им пользовалась. Все было обставлено так, будто я до него снизошла. Да он был достоин десятка таких Алис, богатых папенькиных дочек! Настоящий мужчина, каких сейчас поискать. Почему умирают лучшие, папа? Почему ты жив? Значит, ты уже не лучший?

Сажин не нашел, что ответить. Сегодня он с ног до головы был в черном. Черный костюм, черные брюки, черные ботинки. Даже рубашка черная. Глубокий траур. Или до Дмитрия Александровича наконец дошло? Такими темпами он может отнести на кладбище всю свою семью. Алексей с самого начала был против этой авантюры. Теперь ему приходится хоронить друга. Дым был классным мужиком и другом надежным. Жалко — это не то слово. Вот ведь, всякая сволочь живет, а над Ленькой сейчас колдует патологоанатом, пытаясь навести марафет. Скрыть дырки от пуль, потому что автоматная очередь прошила Дыма от левого плеча вниз, до пупка. И надо все это безобразие прикрыть.

— Венков сколько будете заказывать от семьи? — владелица элитного ритуального агентства нацелила острый алый ноготь, похожий на стилет, в айфон.

Сажин не выдержал и повернулся к ней спиной. У стола «наложницы Аида» остались Алексей с Алисой. Он уже заметил: в Сажине будто что-то сломалось. Там, во дворе дома, пока он стоял на коленях на голой промороженной земле перед коченеющим Леней. Вот так и ломают лидеров. Теперь Дмитрий Александрович даже венок для мертвого зятя не в состоянии заказать, молча стоит, отвернувшись к окну с опущенными плечами. Такое ощущение, что сам готовится лечь в гроб. Алексей всерьез забеспокоился.

…Дарье Витальевне позвонила Алиса. Семья развалилась, и Сажин уже ничего не мог с этим поделать. Его презирала дочь, для которой он всю жизнь был кумиром.

В свете последних событий Дмитрий Александрович не мог допустить, чтобы жена и сын приехали в Москву на похороны Лени Дымова. Даша с Сашкой могли стать заложниками. «БуЗа» еще жива, и с ней попытаются покончить. Поэтому Сажин набрался мужества и позвонил жене. Он был готов к упрекам, и Даша, в отличие от дочери, не смолчала.

— Доволен? — зло спросила она. — Всех врагов победил? Цена тебя устраивает?

— Давай, добивай, — устало сказал он. — И без того тошно.

— А надо было вовремя остановиться! — Дашин голос зазвенел. — Я сколько раз тебя просила? Приехала, унижалась. Даже спала с тобой, надеясь тебя смягчить. Хотела, чтобы мой муж оценил тихое семейное счастье и закончил бы свою войну, пока все еще живы. Ты наплевал на всех. Твои амбиции сожрали тебя, Сажин. Я знать тебя больше не хочу! Ты сделал мою дочь несчастной! Ты внука моего осиротил! Почему ты не уехал вместе со мной и сыном?! Тебя ведь отпускали!

— Я не знал, что так будет, — глухо сказал он. — Леня, он… Я не понимаю, почему он бросился под пули! Зачем он меня закрыл?

— Не понимаешь? А ты вспомни. Посиделки в беседке, Леню, колдующего над мангалом, маленького Димку. «А дедушку я люблю больше», помнишь? Ты у нас главный. Твою жизнь надо сохранить любой ценой. Леня, возможно, и не понимал, что делает. Но если бы он успел это понять, то поступил бы точно так же. Ради Алисы. И ради дела тоже. Потому что дело — это ты. Но пора бы уже понять, Сажин. Ты не изменишь этот мир. У тебя недостаточно средств для этого.

— Пока недостаточно.

— Опять?! Кем еще ты хочешь пожертвовать? Мной и сыном?

— Как раз этого я и не хочу допустить, потому и позвонил. Тебе нельзя приезжать в Москву.

— Я не могу в такой момент быть рядом с дочерью и внуком?! — возмутилась Даша. — Похоронить зятя?!

— Похороны будут достойные. Я об этом позабочусь.

— Деньгами хочешь заткнуть людям рот? А мужа нового Алисе ты тоже купишь? Отца Димке? Или, может, клонируешь? Вырастишь в пробирке, благо денег у тебя хватает, и подсадишь к нам в семью.

— Остроумно.

— Как могу.

— Ты кончай истерить, я тебе дело говорю. Нельзя тебе в Москву. В «БуЗе» заваруха, мне много чего могут инкриминировать. Хочешь опять носить передачи в СИЗО? Только жить теперь придется в России. Боюсь, что за границу тебя не выпустят. Если, конечно, не разведешься. И то не прокатит. Из-за Сашки. Им-то меня и будут шантажировать. Сиди в Италии и не дергайся, поняла?

— Хватит меня пугать! Я всегда готова была тебя поддержать в трудную минуту. Меня ни бедность не пугала, ни твое банкротство. Но, выйдя из тюрьмы, ты сильно изменился, Сажин. Пошел по головам, по трупам, и вот тебе бумеранг. Лови! Ты не смеешь больше мне приказывать!

— Хорошо. Леонидова ты послушаешь?

— Его — да. Если он аргументированно все мне объяснит.

— Договорились.

И опять конфликт в семье Сажиных пришлось улаживать Алексею. К счастью, Дарья Витальевна его послушалась. Он знал, что ей сказать.

— Ты мне это обещаешь? — спросила Даша.

— Ситуация осложнилась, но я попробую.

— Я все понимаю… Но я уже и сама не знаю: хочу я этого или нет?

— У вас семья. Ты с Сашкой, Алиса с Димкой. Сделай так, как я сказал.

— Хорошо. Я тебе поверю.

И Даша осталась в Италии. Видимо, она поговорила с Алисой, потому что на Лениных похоронах та вопросов о матери не задавала. Алексей невольно отметил, что Алисе Дмитриевне идет черное. И подумал: «Тьфу-тьфу-тьфу». Хотя Дым, конечно, заслужил такую женщину и ее верность. Но уж очень это все печально. Алиса словно окаменела, она теперь и впрямь была похожа на статую. Застыла у свежей могилы, слушая надгробные речи, но сама так и ничего не сказала. Прощаться она подошла последней, и Алексей, который стоял ближе всех, услышал, как Алиса, нагнувшись над Леней, прошептала:

— Я тебя люблю, Дым. Это навсегда, — и коснулась его губ своими ледяными губами. На улице в это утро было морозно.

Алиса сегодня выглядела старше своих лет, ее лицо словно подсохло, ушла округлость щек, заострился подбородок. Глаза запали, эти знаменитые сажинские глаза цвета грозовых туч над перевалом. Строгая, прямая, в длинном черном платье с глухим воротом и черным платком на голове, она крепко держала за руку насупленного Димку. Тот плохо понимал, что происходит и почему папа лежит в деревянном ящике, весь в цветах и с таким странным лицом. Не улыбается, не шутит, как обычно, и кожа у него сине-белая, как будто он в маске. Но Алиса была непреклонна: Димка должен поехать на кладбище.

«Отцу хочет сделать больнее», — невольно подумал Алексей. Война между Сажиным и Алисой, похоже, уже началась.

Потом были поминки. Народу пришло много, чуть ли не вся «БуЗа». Бойцы пили мало, хотя говорили о погибшем командире охотно, будто и впрямь языки им развязало спиртное. Вспоминали, какой Дым был надежный, никогда не кичился своей должностью, не использовал родственные связи. В дурь не пер, говорил всегда по делу, нагрузки выносил на равных со всеми.

Алексей сидел рядом с Алисой, которая по-прежнему воздерживалась от надгробных речей. Ее мать была далеко, а отец и стал причиной смерти любимого мужчины. Близких подруг у Алисы не оказалось, вот Алексей и принял на себя вполне добровольно эту миссию: стать Алисиной жилеткой. Женщине необходимо выговориться, но так, чтобы это потом не обернулось против нее. В горе люди уязвимы.

Поэтому Алексей закрыл своей спиной Алису Дымову от остальных гостей. Сажин сидел на другом конце стола между дюжими мужиками в штатском из своей личной охраны.

— Я словно потерялась, Алексей… Алексеевич, — вздрагивала Алиса в беззвучных рыданиях. — Не знаю, что мне теперь делать…

— Можно просто Алексей. На вот, выпей, — он подвинул к Алисе рюмку водки. — Не чокаясь. И не стесняйся: тебе сейчас компания не нужна. Выпей одна, все поймут.

— Так и спиться можно, — Алиса все же выпила. Даже не поморщилась и не закусила. Как воду. — Все равно не помогает. Может, мне к врачу сходить? Я все время себя корю: я так мало его любила. Я же не успела ему об этом сказать! Помните годовщину нашей свадьбы? Когда у вас в «БуЗе» убили этого… как там его?

— Хана, — подсказал он.

— Хана, — эхом повторила Алиса. — И Леня не приехал в ресторан, где я его ждала. Как я тогда на него накричала! Сказала, что он гад, эгоист, сволочь последняя…

— А я сказал, что у вас будет и десятая годовщина, и двадцатая, — он невольно потянулся к бутылке водки. — Кто ж знал?

— Кто ж знал? — Алиса словно и впрямь стала его эхом. — Я ведь считала Дыма бесхарактерным. Раз он так легко мне подчинился.

— Это была любовь, — он слегка захмелел.

— Это была любовь, — простонало эхо-Алиса. — Так любят только сильные люди, это я сейчас поняла. Великодушно и беззаветно. Лишь слабаки качают права. Выходит, я плохая, Алексей? Слабая женщина с придурью. Вот что он во мне нашел?

— О! Ленька мечтал о тебе, как только ты появилась в «АNДА». Уж я-то знаю. Он мне первому объяснился в любви к тебе.

— Первому? — удивилась Алиса.

— И я его подтолкнул: действуй. Но Дым решился только, когда ты попала в беду. Когда к отцу в тюрьму тебя возил. Посчитал, что вы сравнялись. Стали на одну ступеньку социальной лестницы.

— Господи, какая чушь! — возмутилось эхо. Или это водка брала свое? Алиса тоже захмелела. — Дымчик, любимый… Если бы все можно было вернуть назад…

— Даже у твоего отца не хватит денег на машину времени, — грустно пошутил он. — Живи с чем есть.

— Девочка Алиса из Страны чудес. Вы ведь это хотели сказать?

— Нет, — он внезапно протрезвел. — Ты давно уже не девочка. Помнишь, как мы познакомились? В клубе по фехтованию? Я пришел на тренировку, чтобы посмотреть, насколько ты хороша на дорожке. И как мне сломать твою оборону. Ведь ты тогда защищала отца, а мне до зарезу нужны были твои показания.

— Ловко вы меня тогда раскрутили, — усмехнулась Алиса. — Какая же я была молодая и глупая! Даже подумать страшно! Бегала за мужчиной лишь потому, что когда-то давно он отверг мою мать! Все хотела доказать, что я круче. Что я — Сажина, — горько сказала она. — Теперь-то я знаю, чего надо бояться. Я столько хочу сказать Лене. Воскресить его хотя бы на минуту. Мне бы хватило. Он должен знать, как я его люблю!

— Алиса, он знал. Не нужны были ему эти сопли. Оставь это гламурным девочкам, которые поют о чем не знают. Страдалки о раненом сердце в интерьерах папиного особняка на Рублевке. Вы были вместе, ты ему сына родила. Для Дыма это было лучшее доказательство твоей любви. А что кричала на него… Бывает. Живым все хорошо.

— Живым все хорошо, — Алиса опять стала его эхом. — Я хочу, чтобы это поскорее закончилось, — она с тоской посмотрела на поминальный стол. — Эти люди мне чужие. Все, кроме отца. Да и он теперь чужой. Мне кажется, Алексей, я никогда не смогу ему простить смерть Лени.

— Ты можешь уехать. Все поймут. Димка с няней, а в такой момент ему лучше быть с матерью. Хочешь, я тебя отвезу?

— Да. Хочу. — Алиса резко встала.

Он тоже поднялся:

— Я вызову такси.

Отец и дочь обменялись молчаливыми взглядами, и Сажин первым отвел глаза.

«Твой выход, Леонидов. Пора», — сказал он себе и тронул Алису за плечо:

— Иди в машину, я сейчас.

— Алиса уезжает, — сказал он, подойдя к Сажину.

— Я вижу. Сколько я тебе должен? — небрежно спросил тот и полез в карман.

— Заканчиваешь превращение в сволочь? У тебя получается. Нам надо поговорить, Сажин.

— Поговорим. Приезжай завтра в «БуЗу».

— Меня это устраивает. Там есть одно классное местечко. Там и поговорим. А пока держи при себе побольше охраны.

И он, почти пригибаясь, под тяжелым взглядом Сажина пошел к Алисе, которая ждала его в машине.

В «БуЗе» у Алексея возникло ощущение, что приглушили звук и свет. Женщины опять сменили туфли на кеды, а парни уткнулись в айфоны. Лица у «бузотеров» словно погасли, весть об атаке на дом президента разнеслась мгновенно, и некоторые из его защитников все еще находились в СИЗО. Началось следствие по делу о вооруженном конфликте между бандитскими группировками. И тем и другим светили немаленькие сроки, учитывая, что восемь человек, включая Леню Дымова, скончались от полученных ранений.

В тот день, когда Сажин вернулся в свой кабинет, ровно в десять утра в юридический департамент к Кочаряну нагрянули молодые еще люди в штатском, но с очень серьезными лицами, изымать документацию. Алексей надеялся на Биткоина, что тот успел нажать заветную кнопку. И опечатанный сервер пуст, как погреб после долгой зимы, во время которой прикончили все запасы.

В приемной у Сажина сидела притихшая Даша в темном платье.

— Дмитрий Александрович не один, — предупредила она, вставая. Платье оказалось длинное, почти до пола. А под ним — розовые, как поросята, кеды. Алексей уставился на них, с досадой думая о том, что, убей, не понимает нынешнюю моду. — У него Гербер.

— Хорошо, я подожду. — Он сел напротив Даши. — Серёня не объявлялся?

— Нет, а что? — Она опустилась обратно на стул, спрятав под платьем кеды, когда увидела, что Алексей и не пытается прорваться к президенту.

— Для секретаря отвечать вопросом на вопрос непрофессионально.

— Извините. Сергей и в самом деле не звонил.

— Я рад, что не ошибся в нем.

— Не понимаю, о чем вы?

Ответить Алексей не успел. Открылась дверь президентского кабинета, и оттуда вышел, сияя лысиной, сухой, как палка, Гербер.

— Приветствую, — сказал он с неохотой и так же нехотя протянул Алексею костлявую руку.

Он ответил еле заметным пожатием.

— Проходи, — сухо кивнул ему Сажин.

Едва войдя в кабинет, он сказал:

— Поднимемся наверх. Разговор сугубо между нами. Не думаю, что он тебе понравится, так что, если захочешь сбросить меня с крыши, я тебя пойму. Но хотелось бы, чтобы и ты меня понял.

— Что за намеки? — нахмурился Сажин.

— Идем, — он первым шагнул к двери на балкон.

Сажин молча взял с вешалки теплую куртку и пошел следом.

Погода была по-настоящему зимняя. С утра солнышко будто почиркало спичками, пытаясь оживить пейзаж редкими лучами, но коробок отсырел, а тучи набухли влагой. И сонливая усталость взяла свое. Солнце отгородилось тучами и оставило землю в покое. И в столицу торжественно, как на параде, вошла зима. Уже не спеша она занялась бульварами и скверами, одевая их в белое, особое внимание уделяя паркам. Так что вид с крыши в одночасье стал унылым и печальным, под стать настроению.

— Свежо, — сказал Алексей, глубоко вдохнув стылый зимний воздух. — Вот и зима подкралась.

Сажин подошел к парапету и посмотрел вниз. Потом резко обернулся к Алексею:

— Итак? Я тебя внимательно слушаю. Ты, должно быть, хочешь извиниться. Ты грубо влез в мою семью. Вчера ты увез с похорон Алису.

— Но ведь ты сам попросил меня позвонить Даше. И только благодаря мне твоя жена не приехала в Москву.

— Получается, что я тебе кругом обязан? А я не люблю долги. Так что давай на этом остановимся. Я сам решу проблемы с дочерью и женой.

— Уже дорешался. Тебе напомнить, что из-за тебя погиб Дым? А то я вижу, Дима, у тебя память короткая.

— А почему таким тоном? Ты не оборзел ли?

— Я тебя не за этим сюда позвал. Нам надо решить, что делать дальше. Права качать потом будешь. Эту войну ты проиграл. Можешь делать вид, что «БуЗа» процветает и твой план сработал. Но люди скоро разбегутся.

— Бойцы останутся, — пожал плечами Сажин.

— Те, которые еще на свободе? Ненадолго.

— Не понимаю, на что ты намекаешь? — нахмурился Сажин. — Говори прямо.

— Прямо так прямо. Хана убил я.

— Что?!

— Никто меня из органов не увольнял. И сексуального скандала не было, а был спектакль. Даже репетиция перед этим была. Кандидатку на роль «изнасилованной» тщательно отбирали среди многих. Это была операция прикрытия. Меня внедрили в твою бандитскую группировку.

— Одна из твоих шуток? — оскалился Сажин.

— Нет. Эта операция началась за полгода до того, как ты освободился. Ее долго и тщательно готовили. Я офицер полиции. Со мной не стали особо церемониться. Мне отдали приказ. Но выбор у меня был. И сначала я хотел отказаться.

— Что же повлияло на твое решение? — спокойно спросил Сажин и, словно прицеливаясь, посмотрел вниз.

— То, что я твой друг. Ты еще жив исключительно благодаря мне. Весь этот месяц я вертелся, как уж на сковородке, спасая твою жизнь. Но теперь мне нужна твоя помощь. Я знаю, ты сейчас хочешь сбросить меня вниз. Но лучше бы выслушал.

— Даша знает? — исподлобья посмотрел на него Сажин.

— Нет.

— Ты использовал ее втемную?

— Чтобы уговорить тебя уехать за границу, использовал. Я все средства испробовал, но ты был непробиваем. Вспомни, Дима, сколько раз я тебя предупреждал? Было ровно три предупреждения. Три выстрела в воздух. Потом ты должен был умереть, но тебя закрыл Дым. Ты и сейчас на прицеле. Не верти головой, снайпера на соседней крыше нет. Это лишнее. Если ты рассчитываешь сесть в тюрьму, у тебя это не получится. Тебя приказано ликвидировать.

— Кому? Тебе? — усмехнулся Сажин.

— Да. Теперь именно мне. Я всеми силами отодвигал этот момент. Надеялся, что до тебя дойдет. Сначала я отрезал тебя от криминальных связей в надежде, что ты образумишься…

— Как тебе удалось выманить Хана на крышу? — перебил его Сажин.

— Не скажу, что это было легко. Для начала я выяснил, что только в твоем кабинете нет видеокамер и прослушки. Ты ведь президент. Ты так великодушно предоставил мне для работы свои апартаменты, — усмехнулся он. — Именно из твоего кабинета я им и звонил.

— Кому это им?

— Хану и Серене Немилову. Мне ведь надо было кем-то прикрыться. Для этого я и изучал личные дела членов правления. Немилов показался мне наиболее подходящей кандидатурой, хотя компромат я нашел на каждого. Точнее, мне помогли его найти. Малину мне испортил чертов Биткоин. Но элемент неожиданности есть в каждом деле. Паша поперся на крышу вместе с Суве именно в тот момент, когда меня там ждал Хан. Немилова я просто-напросто подставил, чтобы потом шантажировать. Он стал невольным свидетелем наших с Ханом разборок. Что до самого Хана… — он тяжело вздохнул. — Я сказал, что для него есть заманчивое предложение. Он, в отличие от тебя, сразу понял, что я все еще мент. У блатных на это звериный нюх. Но Хан не думал, что я на него наброшусь и применю болевой прием. У меня ведь репутация интеллектуала. Я не дуболом, а сыщик.

— И что же сделало тебя убийцей? — напряженно спросил Сажин.

— Ты. И запомни: я не убивал, а выполнял приказ, понятно? У меня была группа прикрытия, вся операция тщательно планировалась. Разумеется, опера, которые приехали на место происшествия, были не в курсе. Бандитскими группировками занимается другое ведомство. Куда меня временно перевели. Мое новое начальство прекрасно понимало, что чужому человеку к тебе не подобраться. Было несколько совещаний. Предпочтительнее было внедрить в группировку человека нейтрального, того, кто не знал тебя лично. Фээсбэшника какого-нибудь. Но ты был настороже. Ты правильно понял, что в «БуЗу» внедрят информатора. И я решил, что лучше будет, если им стану я сам. Мне пришлось врать жене, я не имел права сказать ей правду. Мне ни разу я жизни не было так тяжело, клянусь! Я возненавидел свою работу!

— Я думал, ко мне в колонию друг приезжает. А это, оказывается, был агент спецслужб. Уж лучше бы ты отказался. Да, купился я, подумал, что ты тоже прозрел, — поморщился Сажин. — А ты, оказывается, предпочел остаться у кормушки.

— Ты даже не хочешь понять, что произошло. Ты заигрался. Решил собрать армию. Планировал захват власти, причем не легитимно, в рамках закона, а готовил вооруженное восстание. Я не понимаю, на что ты рассчитывал. Главной твоей ошибкой было то, что ты притянул к «БуЗе» ОПГ, я тебе уже говорил. После этого ты сам стал бандитом. И твоя «БуЗа» — это ОПГ. Чтобы ты сам ни думал и что бы ни говорил. Ты заметил, кто в тебя стрелял там, во дворе, когда Дым бросился под пули? Собровец. Закон тебя больше не защищает. Никто, кроме меня. А теперь суди сам, друг я тебе или нет, — Алексей замолчал и отошел к парапету.

Сажин смотрел на него, словно боролся с искушением. Алексей намеренно стоял в расслабленной позе. Он хотел, чтобы Сажин сделал выбор осознанно.

— Немилова именно я предупредил, — дожимал он. — Не секретарша твоя, а я. У нас с ним была договоренность. Я его «разоблачаю», но даю возможность сбежать за границу. План был такой: после того как Хан убит, твоя «БуЗа» разваливается. От нее откалываются бандитские группировки, забирают деньги из общака. Остается бизнес да юридический департамент. Бизнесменов разогнать нетрудно, они, как тараканы шустрые, чуть что — шасть в темноту, все с двойным гражданством и недвижимостью где-нибудь в Италии — Испании, те, которые поумнее. Самые ушлые с израильскими паспортами. Спрячутся, и не найдешь. А дураки сядут. Как их обирают, сам знаешь. Кочарян — не та фигура, чтобы грамотно обороняться. Как только запахнет жареным, он тут же уволится. Теплое местечко для него всегда найдется. Зачем многодетному отцу криминальные проблемы? Такой был расклад после убийства Хана. Все было на мази, но ты, черт тебя дери, полез в драку! Ну, навалял ты Кирею. Думал, с рук, что ли, сойдет? И ты после этого станешь авторитетом у блатных? Ни разу не угадал. Ты для них всегда будешь второй сорт. Они под «мужиками» не ходят, даже под авторитетными. У них свои тузы. Которые пока еще предпочитают договариваться с ментами, а не с теми, кто идет против законной власти. Потом: ты поссорился с Дашей, на которую я очень рассчитывал! Ты, по сути, поставил меня в безвыходное положение. У меня приказ: ликвидировать. Раз другим не удалось и ты теперь повсюду ходишь с охраной, а стрельбы во что бы то ни стало надо избежать, то это должен сделать я. А теперь скажи, друг я тебе или нет?

— Всё против меня. — Сажин, казалось, приходил в себя. Взгляд его сделался осмысленным и немного посветлел. Теперь в нем отражалось свинцовое небо.

Алексей все гадал: Сажин сам хочет спрыгнуть с крыши или его столкнуть? А может, вместе, в обнимку? Он понимал, что сильно рискует. Но он должен был подставиться, чтобы показать: я твой друг. Я один и без оружия. И без прикрытия. Хочешь убить — убей. Но лучше вместе подумать, как выжить.

И Сажин отошел от парапета.

— Ночью Гриша умер в больнице, — глухо сказал он. — Жаль парня. Я ведь его опекун. Не будь меня, Гришку признали бы недееспособным, у него ведь трешка почти в самом центре Москвы. Лакомый кусок для черных риелторов. Гриша был все равно что ребенок. Очень уж доверчивый. Отчего все думали, что с придурью. А он был классным водителем, ответственным исполнителем. Спас, называется. Под пули подставил. А ведь он был мне верен. Гриша, Дым… Все ушли. Теперь вот ты.

— Я остаюсь… Как ты сказал? — встрепенулся он. — Гриша умер?

— Да. Рана воспалилась из-за того что поздно доставили в больницу, началось заражение крови. Вроде здоровый парень, а не сдюжил. Надо тело из морга забрать.

— А у него что, нет родственников?

— Родители погибли в автокатастрофе, братьев-сестер нет. А дальних родственников искать у меня времени нет. Эти пираньи сами объявятся. Я им приманку не кину. Поэтому хоронить Гришку придется мне. Как же я устал носить траур!

— Потому что слишком долго носил белое. А ведь это выход, Дима. Тебе надо умереть. Мы все устроим. Гриша нам поможет.

— Ты хочешь сказать… Нет, так нельзя.

— Он бы очень хотел быть тобой. Он мне сам об этом говорил. Вот и будет. Я думаю, Грише это понравится. Это царский подарок, Сажин. Бог тебя любит. Прими это как знак.

— Нет, я так не могу. Сбежать после того, как угробил столько людей и дело.

— Я обещал Даше тебя вывезти. Она ждет.

— Врешь!

— Я ей звонил. Мы долго говорили. Она тебя простит и примет обратно. С оговорками, но…

— Мне — унижаться перед женщиной?

— Перед твоей женой. Кто у тебя еще остался? — сердито спросил он. — Я да она.

— Скажи мне одно: почему ты столько времени тянул? — глухо спросил Сажин. — Ты мог сразу мне сказать.

— Доверие зарабатывал. Мне ведь надо было доказать, что я на службе, выполняю приказ. Подбираюсь к преступнику с целью ликвидации.

— Выходит, все это время ты был двойным агентом, — усмехнулся Сажин. — И вашим и нашим.

— Можешь себе представить, как мне было тяжело? Еще вчера сидел, ломал голову, как буду тебя спасать. Положим, паспорт я тебе достану. Не самая большая проблема. Но где мне раздобыть твой труп?

— Ты так уверен, что надо меня спасать? — тяжело посмотрел на него Сажин. — А может, ну его? Сбитый летчик, туда мне и дорога.

— Ты просто поспешил. Тебе надо отсидеться. Остыть, если хочешь. Ну, куда ты ломанулся? Комплекс Монте-Кристо? Забудь. Все благородные чувства остались в прошлом веке. А сейчас у нас, образно говоря, моральное бездорожье. Все ненавидят всех. Не только бедные богатых. Низший средний класс кроет тех, кому живется чуть лучше, бюджетники костерят ипэшников за то, что им не надо по графику ходить на работу, бизнесмены — госслужащих, провинциалы — москвичей, которые обкладывают матом провинциальное быдло, разве что в ненависти к олигархам все единодушны. А ты кто? Ну, бывший олигарх. Так ведь все уверены: наворовал. Ненавидят каждого, кто живет чуть лучше. Некого объединять и некуда. Каждый сам по себе и со своим мнением. И уж точно, бороться за кого-то другого никто не будет. Все борются исключительно за себя, и то по большим праздникам, а чаще помалкивают, не понимая, что таким образом лучше не будет никому. Ведь получается, что одновременно все борются и против себя же. Создавая разрозненное, озлобленное большинство. Пока мы не научимся договариваться и уступать, а главное, доверять честным людям, каковые все же остались, всякое сотрясение воздуха бесполезно. Но ты еще нестарый человек, Сажин. Мужик в самом соку. Время еще есть. Я думаю, тебе стоит сохранить жизнь. Иначе бы я на это не подписался.

— Хорошо, давай попробуем.

— Первое: разговор останется между нами. На людях ты со мной холоден, мы в натянутых отношениях после смерти Дыма. Второе: завтра хоронишь Гришу. По-тихому, на ближайшем деревенском кладбище, в будни, понял? Третье: сегодня нанимаешь клининговое агентство и начинаешь приводить в порядок свой дом на «Риге»…

— А это еще зачем?

— Четвертое: вопросов больше не задаешь. Я говорю: ты делаешь. У меня очень мало времени, Дима. Ты должен был умереть еще вчера. Я отговорился только тем, что все должно случиться в безлюдном месте. Чтобы избежать человеческих жертв. Чего мне это стоило, если бы ты знал! Ты все понял?

— Не дурак, — напряженно сказал Сажин. — Постараюсь тебе подыграть.

— И соберись, — сурово сказал он. — Сам на себя не похож. А ведь ты был такой борзый, Сажин. Отчаянный, крутой. Ох, какой крутой! Как сейчас помню: в белом свитере, штанах в обтяжку, с наглой улыбкой. «Я — Сажин». «О боже, какой мужчина» — так я подумал, когда ты впервые вошел в мой кабинет. А сейчас черный, как головешка. Да, прибило тебя. А ты соберись. Море вылечит, солнце согреет. Глядишь, и мысли какие появятся. Ну, вперед! — и он ободряюще хлопнул Сажина по плечу.

На балкон по узкой винтовой лестнице Дмитрий Александрович спускался первым. Алексей шел следом, глядя на широченные сажинские плечи в черном пиджаке, и думал о том, как много предстоит сделать за эти сутки. Хорошо хоть, план есть и Сажин с ним согласился. Но делать-то ему.

К полудню на деревенское кладбище приехали три машины: катафалк с пустым салоном, в котором стоял один только заколоченный гроб да лежала пара венков, следом Сажин на своем белом «Мерседесе», а процессию замыкал огромный черный джип с охраной. Крутые машины у покосившихся ворот, на фоне могил с ржавыми оградами и облупившимися крестами смотрелись довольно-таки нелепо.

Двое могильщиков уже ждали. Было холодно, и работали они споро. Надгробных речей не было, заколоченный гроб без помпы опустили в свежевырытую яму и наскоро закидали землей. Сверху поставили венки.

— Поехали, — кивнул охране Сажин и направился к своей машине.

Те задержались, осматриваясь. На кладбище было пусто, хоронили здесь редко, а могилы навещали только на Пасху да в Родительскую. Так что охранники не суетились и осматривались больше для порядка. Один из могильщиков нерешительно подошел к самому, как ему показалось, важному, и, глядя на него снизу вверх, просительно сказал:

— Прибавить бы. Земля, вон, промерзла. Долго возились. Да корни пришлось рубить. Вишь, начальник, береза рядом с могилой растет?

Телохранитель Сажина молча полез в карман за деньгами.

— Это кто ж такой? — закуривая, спросил могильщик. Его руки тряслись то ли от холода, то ли с похмелья.

— А тебе зачем? — усмехнулся телохранитель.

— Видать, олигарх. Только чего он здеся забыл, в нашей дыре?

Ответить ему не успели. За воротами раздался мощный взрыв. Могильщики испуганно присели и обхватили руками головы, нагнув их к самым коленям. Охранники, матерясь, кинулись к горящему «Мерседесу».

— Хорошая машина, новая, — с завистью сказал Алексей лежащему сзади, на полу, между задним сиденьем и спинками передних кресел Сажину. — И каких денег стоит! Жалко.

— Пожалел бы — не поверили. Слушай, езжай быстрей, мне тут тесно, — сердито сказал тот.

— Там было бы лучше? — кивнул Алексей на оставшийся сзади факел.

— Жарковато. Уж куда-куда, а в ад спешить не надо.

— Это точно. Как мужики? Надежные?

— Знают только двое. Не подведут.

— Я обратил внимание: третьего грамотно закрыли. Он видел то, что надо. Нужные показания даст. Тело ты сам грузил?

— Сам. Ночью еще. Вроде никто не видел. Часы, обручальное кольцо, даже одежда моя. Гриша был почти с меня ростом. Ботинки только оказались великоваты. А как у тебя? Вдруг будут делать генетическую экспертизу?

— Вот если бы я не выждал месяц, а сразу попытался бы тебя вывезти за границу, инсценировав твое убийство, тогда бы стали проверять. Сейчас вряд ли. Тем более Алиса не знает. За ней какое-то время будут следить.

— Это хорошо, что она меня ненавидит, — в темноте усмехнулся Сажин. — Димку жалко. Сначала папа, потом дедушка.

— Тебя-то мертвого он не видел, не тупи, — сердито сказал Алексей. — Скажут: дедушка уехал. А потом объявишься, когда все утихнет.

— Куда ты меня везешь?

— К себе на дачу. Несколько дней выждем. Визу в паспорт поставим.

— И как меня теперь будут звать?

— А тебе есть разница?

— Не хотелось бы стать Хулио Педро.

— Я рад, что ты в такой момент можешь шутить.

— А что мне еще остается? — проворчал Сажин. — Раз я труп.

— С часок еще придется полежать на полу, Дима.

— А ты уверен, что за тобой не следят?

— Не уверен. Сейчас никто ни в чем не уверен. Будем надеяться на знак. Если Богу еще нужна твоя жизнь, он поможет. Если нет, так и тягаться с ним смысла нет. Ему-то всегда виднее.

— А я думал, Леха, что ты атеист!

— Когда в тебя стреляют, очень уж хочется верить в бессмертие души… Если бы ты знал, как я жил эти полгода…

— Я никогда этого не забуду.

— Давай без пафоса. Все равно я твердо решил изменить свою жизнь.

— Начальству-то отрапортовал?

— А как же! Доложил о ликвидации объекта. «Ухожу от погони».

— А не боишься, что и тебя…

— Всего боюсь. Только давай мы с тобой потом будем бояться? За деньги спасибо. Очень пригодились. Дружба дружбой, но заплатить пришлось. За левую симку, на подставное лицо, за паспорт, за то, что прикрыли. Чуть ли не впервые порадовался, что в этой стране всегда будут брать взятки. Погранцам еще надо занести. Подстраховаться.

— Кто ж такое устроил?

— Есть люди, — он с благодарностью вспомнил Юрку Панова. Который говорил всегда только правильные вещи и делал тоже.

Но давно уже не все в порядке в «Датском королевстве». Во властных структурах наметился раскол. Сажин многим нужен. Потому что он прирожденный лидер и отличный организатор. Мужчина с харизмой, что тоже немаловажно. В одиночку Алексей бы не справился.

…Через три дня он вез загримированного под новый паспорт Сажина в аэропорт. Оба волновались, но вида ни один не показывал.

— Удачи, — сказал Алексей, провожая Дмитрия Александровича на паспортный контроль. — В самолете отбей сообщение. На тот номер, который я тебе назвал. Помнишь?

— Сплошная конспирация, — проворчал Сажин.

— А ты как хотел? Остальное сделает Даша. Общаться с твоей «вдовой» мне не запрещено. Я по-прежнему друг семьи.

— Взаправду или роль такая?

— Иди, — сказал он сердито. — Хорош трепаться, не на митинге. Авось увидимся когда-нибудь.

— Увидимся, — уверенно сказал Сажин и, крепко пожав ему руку, поправил на плече лямку модного рюкзака и двинулся к турникетам. Этот рюкзак Алексей покупал сам, лишняя запоминающаяся деталь, отвлекающая внимание, не помешает. Всем ведь не заплатишь, не дай бог какая-нибудь ретивая девчонка, из новеньких, забьет тревогу.

Глядя, как уверенно Сажин шагает на паспортный контроль, Алексей с удовлетворением подумал, что за эти три дня Дмитрий Александрович изменился. Какая-то новая его ипостась в черных ботинках, черных брюках и белом свитере.

«Переходный период», — с измученной улыбкой подумал он. «А свитер на нем все-таки белый…»

«Порядок», — получил он эсэмэску через полтора часа. Это означало, что самолет, в котором сидит сейчас Сажин, готовится к взлету. Алексей, который сам сидел в это время в машине на стоянке у аэропорта, устало закрыл глаза. Некстати вспомнился фильм про Штирлица, как тот спал также в машине на обочине.

«Тоже мне, разведчик», — обругал он сам себя. «Ночью от страха почти не спал. Все могло в любой момент сорваться. Похоже, ничего не боятся только мертвые. А у меня и сейчас еще мандраж…»

Он все-таки уснул, прямо в машине. А когда проснулся, подумал, что пора начинать новую жизнь. Его прошлое стремительно набирало сейчас высоту в почти что новеньком аэробусе, чтобы улететь навсегда. Алексею даже показалось, что он видит его в вечернем московском небе.

…Они стояли у выхода из зоны выдачи багажа, Сашка жался к матери и, не узнав отца, который был в парике с густой челкой, закрывающей шрам над левой бровью, и с усами, застеснялся и спрятался совсем. Сажин улыбнулся и, нагнувшись, взял сына за руку:

— Привет!

— Усы тебе не идут, — серьезно сказала Даша.

— А что идет? Пластическая операция? — подмигнул он.

— Надеюсь, до этого не дойдет. Здравствуй, Дима. Ты вернулся?

— Как видишь, — он крепко прижал к себе сына, который узнал наконец отца и пошел к нему на руки.

— Ты не понял. Я спросила: ты вернулся?

— Да, — сказал он твердо и наконец решился ее обнять.

Так они и стояли вдвоем, обнявшись, с ребенком на руках, и не обращали внимания на суету в зоне прилета. Зимой в Италии был не сезон, но желающие побродить по солнечному Неаполю все равно находились. А некоторые приезжали сюда зимовать, на Амальфитанское побережье, где жила сейчас Даша. Сажину никогда не нравилось на юге Италии, и он не планировал здесь надолго задерживаться. Все надо начинать сначала. Встречаться с людьми, организовывать бизнес, возобновить тренировки…

Но главное — вернуть себе семью. Как только он потерял надежный тыл, все и посыпалось. Ему нужен сдерживающий фактор, чтобы не терять головы. Мнение, которому он доверяет. И это счастье, что Даша нашла в себе силы выслушать его. А уж он попытается убедить жену отменить решение о разводе. Отсюда, из Италии, они должны уехать вместе.