Глава 10
Прошла неделя. Точнее, пролетела. На первый взгляд ничего такого особенного не случилось, но Алексей интуитивно чувствовал, как воздух в «БуЗе» становится сухим, подобно пороху, как это обычно бывает перед убийственной грозой. В здании будто стало темнее, несмотря на то, что на электричестве по-прежнему не экономили. Но ощущение нависшей тучи не проходило, и «бузотеры» поневоле примолкли.
Даже в экономическом департаменте, где сидели с безучастными всезнающими лицами давно уже окаменевшие чувствами манагеры, стало подозрительно тихо. Они по-прежнему ходили на работу, эти лощеные мальчики и девочки, но напоминали теперь не ворон, оседлавших тучное поле, а крыс на корабле, потерпевшем крушение. Он еще держался на плаву, но пробоина в днище была ощутимой. В нее сочилась вода, и случись еще один удар стихии, пусть не такой мощный, как первый, и перегородки не выдержат. В трюм хлынет вода, после чего корабль обречен. А президент, будто не замечая этого, упрямо вел неисправное судно к новому айсбергу.
Алексей был уверен, что количество резюме на популярных сайтах, где выпускники престижных вузов ищут работу, увеличилось. Крыс выдавал бегающий взгляд и неслышная походка. Девушки, невзирая на дресс-код, вдруг перестали носить туфли на каблуках и разом переобулись в кеды. Парни, опять-таки невзирая на запрет, уже не прятали навороченные айфоны. Ждали заветной эсэмэски о том, что резюме просматривают, чтобы тут же подключиться.
А у сажинских бойцов, напротив, лица стали серьезными, Алексей сказал бы даже, что торжественными. И ходили они теперь, громко стуча по ламинату и мрамору берцами, как хозяева, а смотрели прямо в глаза, словно спрашивая: ну, когда же? Алексей был уверен, что дата и время назначены, но у Сажина не спрашивал, потому что тот его явно избегал. Решение было принято, и всякое вмешательство бесполезно.
К концу недели Алексею удалось отловить Дыма. Тот сновал по «БуЗе» с деловым видом, и на каждый вопросительный взгляд Алексея отмахивался: погоди, некогда. Явно что-то готовилось. А поймал он Дыма в ресторане «Три Эс», когда сажинский зять задумчиво поглощал борщ со сметаной.
— Пообедаем вместе, — сказал Алексей, присаживаясь напротив, и кивнул официантке: — Примите заказ.
Дым дернулся было, но быстро сник. Понял, что поговорить придется.
— И ты, Брут, меня избегаешь? — спросил Алексей, заказав бизнес-ланч с любимым клюквенным морсом.
— Батя сказал, чтобы тебя не трогали, — признался Дым.
— Что значит, не трогали?
— Поберечься бы, — Леня потянулся к компоту из чернослива. Алексей уже заметил, что в начале этой недели в «БуЗе» негласно был объявлен сухой закон.
— Стрельба будет, да? — напряженно спросил он.
— Может, и не дойдет до этого. Справимся.
— Когда? — спросил он, придавив Дыма взглядом к спинке стула.
— Завтра, — нехотя сказал тот. — Ты все равно ничего не сможешь изменить.
— Но посмотреть могу? В конце концов, я член «БуЗы» и у меня есть пропуск в бойцовский клуб, — разозлился он.
— Хорошо, — кивнул Дым. — Приходи завтра к семи в президентскую ложу. Только бате не говори. Не надо делать ему нервы. Он опасается, что ты Дарье Витальевне позвонишь. Она тоже ничего не сможет изменить, но бате придется с ней поговорить. А ему отвлекаться нельзя. Он в качалке, а вечером у нас спарринг.
— Сажин выйдет на ринг? — Леня молча кивнул. — С кем? С криминальным авторитетом? — Дым кивнул еще раз. — Я его видел?
— Почем я знаю?
— Имя назовешь?
Леня молчал.
— Сколько раундов?
— Пока не унесут. Не думаю, что этого долго ждать.
— Значит, поражение по очкам не засчитывается?
— Да не переживай ты так. Батя выстоит.
— А если нет?
— Леха, не тупи. Я вот абсолютно спокоен, — и Дым энергично вонзил вилку в сочный бифштекс. Алексей с неприязнью смотрел, как по тарелке растекается красный мясной сок. Возникли непрошеные ассоциации: Сажин в боксерских перчатках, ринг…
— Да, вижу: аппетит не пропал, — усмехнулся он. — Алиса знает?
— Женщин-то зачем впутывать? — поморщился верный муж.
— Не впутывать, а информировать. Алиса не просто женщина, она опытная рапиристка. Я видел, как она фехтует: от защиты, вначале давая противнику ошибиться. Нервы у нее железные. Она прекрасно знает, что такое бой.
— У нее маленький сын. Я няню нарочно на завтра «заболел», — признался Леня.
— Значит, все-таки опасаешься за исход этого боя?
— Не опасаюсь, а подстраховался, — с досадой сказал Дым. — Я бы сам вышел, но батя против.
— А кто сильнее как боец, ты или Сажин?
— У нас боевая ничья, — и Леня лихо развалил пополам бифштекс. — Бате как-никак полтинник. Зато опыт. Честно скажу: боевого опыта у меня маловато. Не на жизнь, а насмерть я еще никогда не дрался. Наверное, смог бы. Умереть я не боюсь.
— Что ты об этом знаешь, парень? — с усмешкой спросил Алексей, и Леня впервые отвел глаза. — Умереть не подвиг. Надо выжить.
— Леша, все уже решено, ставки сделаны.
— А что, будут и ставки?
— Не без того. Но главное, конечно, разрулить убийство Хана. Немилов исчез, скрылся за границей. А кто-то должен за смотрящего ответить.
— Я ведь выяснил, куда именно подался Немилов.
— Это уже не имеет значения. Мы проморгали стукача в «БуЗе».
— Что ж вы делаете-то, — он сокрушенно покачал головой. — Ни Даша, ни Алиса ничего не знают. А если твоей жене придется завтра ехать в больницу к отцу? Как ты ей это объяснишь? А если в морг? Давай смотреть правде в глаза. Ты уверен, Дым, что тебя после этого из дома не выгонят? Не боишься сохранить честь, но потерять семью?
— Я со своей женой по мелочам не хочу связываться, пусть думает, что она главная, — твердо сказал Леня. — Но спрашивать у нее, выходить мне на ринг или нет, я не собираюсь. И батю прикрою. Женщины для того и созданы, чтобы искать компромиссы. Когда страшно до жути, у нас очко сжимается, а у них матка. Их дело — дети. А весь феминизм кончается, когда начинаются роды. Алиса ничего не должна знать, понял? И Дарья Витальевна тоже. Сажин будет жить, — твердо сказал Леня.
— А все-таки ты жену боишься, — удовлетворенно кивнул он.
— Я боюсь за нее, а это разные вещи. Все, я поел, — Леня отодвинул тарелку и встал. — Завтра в семь в президентской ложе.
— Понял, — Алексей тоже встал. Есть не хотелось.
Они одновременно вышли из ресторана.
Дома, за ужином, Алексей сказал жене, что сопровождает завтра Сажина на важных переговорах.
— Ты меня не жди. Все это, возможно, затянется до… — он слегка запнулся, — до утра.
— Переговоры до утра? — удивилась Саша. — О чем можно так долго говорить?
— Там еще бумаги надо подписать, — не моргнув глазом, соврал он.
— Ну а ты тут при чем? Тебя ведь можно отпустить после того, как они договорятся.
— Я пивка в сауне попью, расслаблюсь.
— Леша? Какое пиво? Я тебе дома налью, если ты расслабиться хочешь.
— Отдохнуть-то мне надо в мужской компании после долгих переговоров или я к твоей юбке привязан? — спросил он сердито.
— Хорошо, отдыхай, — обиженно поджала губы Саша.
— По обстоятельствам. Соскучусь по тебе и приеду. Я позвоню.
«Совсем ты заврался, Леонидов, — грустно подумал он. — И дай бог, милая, тебе никогда не узнать правду. Даже умирая, не признаюсь в содеянном. Тебе — никогда».
О том, насколько все серьезно, он понял по забитой машинами парковке у спортивного клуба «Три Эс». Тачки сплошь были крутые: «Бентли», «Крузаки», «Кайены», «бэхи», парочка «Майбахов». Мелочовку типа «Ауди» и «Тойот» Алексей даже считать не стал. Дорогу на парковку ему преградил охранник, который намертво встал перед опущенным шлагбаумом.
Алексей вышел из машины и достал пропуск в «Три Эс». Охранник изучал его так долго, что у Леонидова закончилось терпение.
— Я в президентскую ложу, — сказал он сердито.
— Интересно, к кому? — невозмутимо посмотрел на него качок в камуфляже.
— К президенту. Я его друг.
— Много вас тут таких ходит. Наших я всех в лицо знаю. Тебя нет.
— Мы разве пили на брудершафт? Сажин сегодня не в ложе, а на ринге, что до меня, я вместе с председателем правления буду наблюдать за схваткой из президентской ложи. Пропусти мою тачку, меня Дым ждет, — сказал он тихо, но твердо.
Охранник дрогнул и посторонился.
Алексей нахально пристроил свою скромную машину рядом с навороченным джипом. Блатные привычек не меняли и не спешили пересаживаться на элегантные седаны со своих бронированных монстров. Девяностые хоть и в другом варианте, но вернулись. И в моду опять вошли замаскированные под машины «танки». Да и вспоминали их теперь слишком уж часто, эти кровавые девяностые.
«Все это похоже на бандитскую сходку», — сердито подумал он, заходя в клуб. Его опять было остановили, но тут Алексей увидел, как с верхнего яруса по лестнице спускается Гриша, личный водитель Сажина, и махнул ему рукой:
— Григорий! Подтверди-ка мой фейс! А то контроль не пропускает в президентскую ложу.
— Здравствуйте, Алексей Алексеевич! Мужики, это VIP-гость. Пропустите.
Осчастливленный «дворянством», Леонидов бодро прошагал наверх. Само собой, у дверей VIP-ложи стояла несгибаемая охрана. «Что-то их подозрительно много», — напрягся он.
— К кому? — деловито спросил тот, что постарше.
— К Дымову. Меня пригласили.
Начальник охраны достал рацию.
— Проходи, — сказали Леонидову после коротких переговоров.
— Что тут происходит? — сердито спросил он, пожав Ленину руку. Возникло ощущение, будто ладонь сдавили стальные клещи, хотя Дым поздоровался с другом бережно. — Еле прорвался сквозь кордоны. Схватка века? Сам на ринге?
— Оба короля со свитами, чего ж ты хочешь? — подмигнул ему Леня. — Проходи, садись. Отсюда все отлично видно.
Алексей вошел и оценил дислокацию президентской ложи. Достаточно высоко, чтобы весь ринг был как на ладони, и достаточно близко, чтобы в случае опасности первыми оказаться у выхода. Там тоже охрана. Все организовано четко, по-военному.
— Сажин где? — спросил он у Лени, садясь в неудобное кресло у низкого парапета.
Здесь все было предельно жестко, по-спартански: и правила, и напитки, и мебель. Об удобствах никто не думал, о том, чтобы задницы VIP-гостей покоились на мягких сиденьях. Алексей, как ни старался, не увидел в зале ни одной женщины.
— Готовится, — лаконично ответил Дым.
— А ты почему не с ним?
— Перчатки ему надеть? — оскалился Леня.
— Морально поддержать.
— Батя в порядке.
— А если после боя вспыхнет бунт? Если Сажин проиграет?
— Если бы да кабы, — пожал могучими плечами Леня. — Расслабься, Леха, все будет о’кей. Да и не будет здесь махача. В «Три Эс» дерутся только на ринге.
— Я в кикбоксинге мало разбираюсь, — признался Алексей. — На ночь глядя посмотрел топ-десять лучших боев и подумал вдруг…
— Погоди, — остановил его Леня. — Кажись, начинается.
Алексей замолчал и подался вперед. Сначала он увидел не Сажина, а его противника. Огромный рост, бритый череп, голый торс весь в наколках, в общем, классика жанра. Именно так и должен выглядеть криминальный авторитет, которого Алексей сразу узнал по многочисленным фото в архиве уголовного розыска. Работать с Киреевым, он же Кирей, лично ему не доводилось, но о подвигах оного Леонидов был наслышан от коллег.
«Да, это не Хан, — напряженно подумал он. — Тут с кальцием все в порядке. И с мозгами тоже: их нет, как и положено бойцу».
— А почему они без шлемов? — взволнованно повернулся он к Лене.
— Шутишь? С защитой дерутся любители. У нас еще и перчатки десять унций. Это даже не фулл-контакт, а круче. Кирей сам так захотел. М…к, одним словом. Понты дороже жизни… Батя, давай! — Дым встал, одновременно взревел и зал.
Алексей ничего больше не слышал в таком гаме. На трибунах орали, свистели, топали ногами, требуя начать бой. Алексей стоял рядом с Леней и не отрываясь смотрел на Сажина, который дожидался сигнала сходиться в левом углу ярко освещенного ринга. Сажин был спокоен, даже равнодушен, как будто вышел не на ринг, а на работу. Да, она ему не нравилась, но ее тоже надо было делать, и делать хорошо. В отличие от Сажина Кирей явно понтился: напрягал бицепсы, угрожающе рычал, выпячивал татуированную грудь.
Сажин тоже был в одних трусах, без шлема и босой. Алексей оценил его форму: да, хорош, и рост, и пропорции, но возраст есть возраст. Седины в волосах стало больше, взгляд потемнел, глаза стали как две воронки. До дна не достать, сколько ни вглядывайся, потому что у боли нет дна. Там столько всего намешано! Обида, ярость, разочарование в лучших друзьях…
Алексею показалось, что мускулатура у Сажина жидковата для бойца-профессионала. Какой-то он… простой, что ли? Сделал бы зверское лицо, как Кирей, напряг бицепсы. Или напрягать нечего?
Судья проверил у бойцов перчатки и коротко переговорил о чем-то с секундантами, после чего дал отмашку: сходитесь! Сажин с Киреем, закрываясь перчатками, рванулись друг к другу, и Алексей, не выдержав, прикрыл глаза. Трудно смотреть на то, как избивают твоего лучшего друга. Не факт, что Сажин продержится хотя бы три раунда.
— Спокойно, — Леня положил ему на плечо тяжелую ладонь и слегка нажал: — Сядь.
Он открыл глаза и увидел то, что собственно, и ожидал увидеть. Огромный, мощный Кирей теснил Сажина к канатам, энергично размахивая руками и ногами. Сажин закрылся перчатками, а ног у него будто и не было. Ни одного удара ими он так и не нанес, за все то время, пока Алексей не отрываясь смотрел на ринг. Будто Сажин впервые вышел на бой в качестве кикбоксера и, растерявшись, позабыл, что и ногами тоже можно работать.
«Дима, держись, — мысленно взмолился он. — Ну, ударь ты его хоть раз! Ты же можешь, давай! Хватит отступать, а то они подумают, что ты трус. А ты не трус, уж я-то знаю…»
Коснувшись спиной натянутых канатов, Сажин неожиданно ловко для его возраста и комплекции увернулся и, сделав пару легких, почти незаметных шагов, оказался вдруг в центре ринга. Кирей взревел и нанес сокрушительный удар в прыжке. Зал тоже взревел. Алексей втянул голову в плечи. Ему показалось, что Сажин еле увернулся. Это напоминало избиение младенца. Алексей с отчаянием посмотрел на Леню и увидел, что тот смеется.
— Дым! — крикнул он, стараясь перекричать зал. — Надо закругляться! Сажину, похоже, капец.
— А? — обернулся тот. — Ты чего?
На ринге Кирей еще в одном сумасшедшем прыжке попытался достать своего противника ногой.
— Сажин никакой! Что с ним, а?
— Леха, ты бредишь? Это же одни понты! — кивнул Дым на ринг. — Удары в прыжке — бессмысленная трата сил. Не думал, что Кирей такой тупой. Вот батя хохочет.
Первый раунд, к счастью для Алексея, закончился. Он, убей, не понимал, чему так радуется Дым?
— Сразу видно дилетанта, — снисходительно сказал тот. — Кирей не придерживается спортивного режима, курит и бухнуть любит. У него дыхалка слабая, а он, дурак, ногами машет, как мельница. Сейчас главное, чтобы батя не сорвался, — озабоченно сказал Леня. — Остановить мы его не сможем. Не дадут.
— Что значит, не сорвался?
— Не озверел, понял? Кирей для бати — легкая добыча. Сила есть, а мозги отсутствуют напрочь. Распрыгался, как горный козел. А батя дешевые понты ох как не любит. Не ровен час, тормоза откажут. Тогда крышка.
Алексей хотел что-то сказать, но зал опять встал на ноги и взревел. После Лениных слов Алексей немного успокоился. Теперь он увидел, как еще один раунд Сажин методично таскал Кирея по рингу, выматывая и обессиливая. Тот уже тяжело дышал, потел и на глазах выдыхался, а Сажин так ни разу и не применил удар ногой. Лишь два стремительных прямых правой, в разрез перчаток, и почти незаметный, будто проверяющий, апперкот левой. Или Алексею показалось, или после этого Кирей стал работать уже не так энергично.
В третьем раунде бойцы вошли в клинч, и Алексей увидел, как изменилось Ленино лицо.
— Что случилось? — попытался он опять перекричать зал.
— Похоже, Кирей спятил. Запрещенные приемы использует, м…к, — выругался Леня. — Зачем он батю провоцирует? Колено подставил, сука…
«Я потом спрошу, что это за приемы», — Алексей все пытался разглядеть, что там происходит, на ринге? Противники висели друг на друге и молотили перчатками. Казалось, в этом нет никакого смысла, они просто переводят дух и ждут окончания раунда. И вдруг Алексей увидел, как Сажин, опустив перчатки, на секунду прижался спиной к канатам, потом пружинисто отскочил, а Кирей шагнул назад, оказавшись в центре ринга, и опустился на колено, мотая головой. «Пропустил удар. Нокаут. Все, конец», — подумал он. Но Сажин не спешил заканчивать этот бой. Спокойно дал противнику прийти в себя и посмотрел на рефери: командуй.
А дальше началось что-то страшное. Один человек садистски избивал другого, не давая ему прийти в себя, но и не нанося того решающего удара, который приводит к нокауту. Избивал показательно, со знанием дела, можно даже сказать методично. Казалось, Сажин сначала хочет переломать противнику все кости, рассчитывая на его низкий болевой порог, а потом уже уложить на ринг.
Кирей, на которого смотрели его гладиаторы, не мог сам остановить этот бой, пока был в сознании, поэтому он вставал, поднимал перчатки и снова шел под удары Сажина, который был безжалостен. Лицо у Кирея было в крови, но Алексей уже понял, что здесь действуют какие-то особые правила. Это не любительский кикбоксинг, и даже не профессиональный, это схватка за власть, не за призовые, и остановят ее лишь тогда, когда один из бойцов упадет и больше не встанет.
Кирей уже находился в перманентном состоянии грогги, когда боксер ничего не видит и не соображает, потому что у него в глазах стоит кровавая пелена. Но могучий организм и единственный оставшийся в живых инстинкт, надо стоять, к удовольствию Сажина еще поддерживали его на ногах. И Сажин бил не спеша, теперь уже и ногами, бил со смаком, так, чтобы все видели, как он ломает кости и делает человека инвалидом.
Теперь-то Алексей понял, о чем говорил Леня, и вновь повернулся к нему:
— Дым! Это же убийство! Публичное убийство! Надо это остановить! Дым!
Леня молчал. Алексей увидел, как окаменело его лицо. «Падай же! Падай!» — мысленно взмолился он, глядя, как Кирей, упрямо мотая головой, в который уже раз поднимается на ноги.
И тут Сажин с разворота, мощно, словно натешившись и решив поставить жирную победную точку, ударил Кирея правой ногой в голову и, пока тот падал, добавил еще два убийственных прямых, тоже в незащищенную больше перчатками голову. У Алексея возникло чувство, будто он слышит хруст костей. На этот раз Кирей уже не встал. Он лежал в центре ринга неподвижно, как покойник, а в зале теперь стояла мертвая тишина. Алексей не уловил момента, когда зал затих. В каком именно раунде прекратились вой и свист, которыми зрители приветствуют эффектные удары. Когда этот огромный зал стал похож на морг, с его убийственной ледяной тишиной и запахом формалина. Когда у Сажина появилось это выражение лица: словно он прозектор, вскрывающий трупы.
Это был настоящий ад. Ад под ключ. Сажин стоял на ринге, опустив перчатки, и, словно пытаясь наконец осмыслить происходящее, смотрел на лежащего у его ног окровавленного человека. Никто не трогался с места. И первым прервал молчание Сажин.
— Что застыли? — бросил он секундантам. — «Скорую» вызывайте!
Те наконец очнулись. Рефери, отводя глаза, поднял вверх руку президента, Кирея суетливо понесли с ринга, потом зачем-то положили на пол, снова подняли, понесли.
— Вроде жив еще. Дышит, — с надрывом сказал кто-то.
Сажин тоже сошел с ринга и протянул Грише, своему водителю, руки в перчатках, коротко бросив:
— Сними.
Людская стена вокруг ринга будто ожила, все попятились назад, оставляя Сажина одного в ярко освещенном круге. Алексей, почти уже спустившись вниз, уперся в людские спины.
— Да, хорош Акела, — негромко сказал кто-то из зрителей.
— Показал, ху из ху.
— Сделал мужика инвалидом. Если Кирей, конечно, выживет. Хотя Сажа мог бы пораньше остановиться…
— Заткнись… А то и тебя…
— А я что? Я ничего. Я, кстати, на Акелу ставил.
— Значит, зачтется.
— Давай отсюда линять. Где «Скорая», там и менты.
— Отмажется. Бой был по правилам.
Спины раздвинулись. Алексей увидел, как водитель Гриша накинул на плечи Сажина халат и уважительно промокнул президентский лоб полотенцем. Вокруг стояла почтительная тишина. Сажин посмотрел в толпу и кивнул кому-то из своих знакомых:
— Завтра заедешь ко мне в офис.
— Слушаюсь, Дмитрий Александрович. Все порешаем, как скажете.
Сажин усмехнулся и направился к выходу. Толпа почтительно расступалась, провожая его в раздевалку гробовым молчанием. С победой никто почему-то так и не поздравил.
Алексей, не в силах справиться с тошнотой, посмотрел на запятнанный кровью ринг и стал спускаться туда, к уходящему в раздевалку Сажину. Справа кто-то возбужденно обсуждал последний раунд-кик Акелы. Технично, мол, и мощно. Знает толк в ударах ногами.
«У этих, видимо, ставка сыграла», — печально подумал он.
— Леха, не надо к нему сейчас, — сказал ему в спину Дым. Оказывается, он спускался следом.
Алексей остановился и повернулся к Лене:
— Не надо, говоришь?
— Я догадываюсь, что ты хочешь ему сказать. Не надо.
— А то он и меня, да? Ногой в голову, потом добавит парочку прямых, тоже в голову. Я не Кирей, меня даже до больницы не довезут. Здесь скончаюсь.
— Леша… — Дым положил руку ему на плечо. — Поедем домой.
— Я его не боюсь! — дернулся он.
— Батя сорвался. Бывает. У него тоже нервы.
— У Сажина нервы? — он чуть было не рассмеялся. — Шутишь!
— Он не мог по-другому, понял? — тихо сказал Дым.
— Ты хоть знаешь, что будет дальше? Это же война! Бойцы Кирея Сажину этот позор не простят.
— Не посмеют. Ты же слышал: завтра все порешаем.
— Во дурак, — не удержался Алексей. — Дым, ты вообще в теме? Откуда тебе знать, что на уме у блатных? Какими понятиями они живут, что прощают, а что нет? Впрочем, ты прав. Сегодня говорить об этом бессмысленно. Что сделано, то сделано. Сажин после боя еще не остыл. А после такого боя в себя приходят долго. Поехали по домам. Алиса небось обрадуется. Ты ей тоже сказал, что вернешься к утру?
— Я ей в WhatsApp написал, — невозмутимо ответил Леня.
— Утро вечера дряннее, — невольно вздохнул он. — Теперь у нас в «БуЗе» так. Да, непросто будет.
Он был готов к худшему и не ошибся. Камень, сорвавшийся в вершины горы, и впрямь потянул за собой лавину.
…Сажин хотел сказать Грише, чтобы в раздевалку никого не пускал, но потом вдруг понял: никто и так не зайдет. Даже с победой не поздравили, бздуны. А чего они, собственно, ждали? Что высокие стороны договорятся? Власть не яблоко, пополам ее делить, она ножом не режется. Каждый хочет съесть сей сладкий фрукт в одиночку.
Он редко выходил из себя, да почти никогда, холодная голова — залог победы, но сегодня вдруг сорвался. Когда в третьем раунде они вошли в клинч и Кирей подло подставил колено в расчете травмировать рабочую Сажинскую правую, его затопила ярость. В начале, когда он только начал тренироваться, у него обе руки были одинаково сильны. Тренер предложил поставить удар левой — левша, мол, всегда неудобный противник. Левши имеют преимущество.
— Я буду бить правой, — твердо ответил он на это заманчивое предложение.
Бой должен быть по правилам. А тот, кто эти правила нарушает, должен быть наказан. Даша не раз пеняла Сажину за его максимализм.
— Всех не исправишь, Дима. И потом: представь, что было бы с нами, если бы все были такие, как ты. Прощай людям их слабости, ты ведь сильный. Будь великодушным.
Даша…
Он посмотрел в зеркало и увидел себя сидящим почему-то на столе, в неудобной позе, в накинутом на плечи халате. Тело было липким от пота, на груди запеклась кровь. Видимо, когда Кирей падал, то в последнем отчаянном броске боднул истязателя окровавленной головой. В горячке боя Сажин этого не почувствовал. Он все еще был там, на ринге, а теперь вдруг подумал: «Для чего я это делаю? Для кого? Деньги? Власть? Доказать всем, что ты самый крутой? Ну, доказал. А все равно чего-то не хватает».
Мужчину-победителя должна оценить женщина. Иначе вкус у победы не тот. И он потянулся к телефону. Он хотел позвонить именно жене, потому что другие женщины были в его жизни случайными. Он их никогда не ценил и докладывать о своей сегодняшней победе никому из них не собирался. Хотя победа была безоговорочной и эффектной. Женщинам такое должно нравиться, они гораздо кровожаднее мужчин, вопреки общепринятому мнению о женской слабости.
Кроме Даши. Она особенная. Одна из немногих женщин, которых нельзя купить. Завоевать ее можно, он уже однажды это сделал. За что получил срок. Цена его устроила, рано или поздно бизнес все равно отжали бы. А так он получил возможность для реванша. Тюрьма на многое открыла ему глаза. Это ведь она сделала его таким, любимая жена. Из-за нее он сел за убийство. А теперь Даша ненавидит его за это.
Нет… Не может быть… Он — победитель. А победитель имеет право выбрать приз. Он хочет в довесок к лавровому венку женской любви и понимания. В первую очередь любви…
— Да. Я слушаю, — услышал он в трубке такой родной голос. И глупо сказал:
— Это я.
— Я знаю. У меня есть определитель номера.
— Выходит, ты еще не внесла меня в черный список? — усмехнулся он.
— Так поступают только трусы. Я ни в чем не виновата и не собираюсь от тебя прятаться. Да и навязчивость не входит в число твоих недостатков.
— Это верно… Удивлена, что я позвонил?
— Немного. Что-то случилось?
— Не слышу в твоем голосе любопытства. Похоже, ты лишь из вежливости это спрашиваешь. Как Саша?
— Выздоровел. Извини, но у меня ощущение, что ты это тоже спрашиваешь только из вежливости.
— Это не так, — он сглотнул появившийся в горле ком. — Даша, ты мне нужна.
— Вот как?
— Я тебя прошу: смени тон. Я ведь первый тебе позвонил.
— Я это ценю. Что все-таки случилось?
— Сегодня был бой. Важный бой, в котором я победил. — Он посмотрел в зеркало и невольно потрогал шрам на лбу. Не каждый такой бой заканчивался без потерь. Сегодня ему повезло.
— Дима, ты цел? — заволновалась Даша. — Тебе досталось, да?
— Нет. — «Надо было соврать, — подумал он с досадой. — Сказать, что у меня сломана рука или нога, что я едва дышу и весь в крови. Тогда жена, возможно и примчалась бы в Москву. Но ведь она говорит, что врать унизительно. И ты подумай! Я не смог ей соврать!» И он сказал: — Я в порядке.
— Дима? Ты и в самом деле не пострадал? — не поверила Даша.
— Жив и здоров, — заверил он. — Просто решил похвастаться победой. Такие бои бывают нечасто. Когда все складывается, как ты хочешь. — Он старался говорить правильно и красиво, и, уж конечно, без мата, чтобы ее не спугнуть. Даша — женщина чувствительная, а музеи с библиотеками ее окончательно разнежили. А его так и подмывает спросить: ну, как там, в облаках? Ходят в сортир или нектар — пища безотходная?
— А тот человек, — осторожно спросила Даша. — Ну, с которым ты дрался. Он как? Я ведь знаю, что ты бываешь безжалостен. Скажи, ты его избил?
— Я победил.
— Я совсем не то имела в виду. Это ведь был спорт, да? Я далека от этого, и моя ошибка в том, что я никогда не пыталась тебя понять. В том, что касается твоего спорта, — Даша явно подбирала слова. — Извини, но я пацифистка. Я считаю, что люди должны договариваться, а не воевать. И что человек человека всегда поймет, если ему доходчиво объяснить.
— Что за чушь? — Не выдержал он. — В каком мире ты живешь, милая? Европа тебя испортила с ее непробиваемой толерантностью. А Россия всегда останется страной азиатской, здесь слишком холодно и мало солнца. А еще воруют. Много воруют. Не соблюдают законы. Договориться можно с людьми. А здесь мне не с кем договариваться.
— Дима, зачем ты позвонил?
— Сказать, что я тебя все еще люблю, — сказал он глухо. — Я хотел бы, чтобы ты сейчас была рядом. Ты приедешь?
— Прямо сейчас? — заколебалась Даша.
— Хотя бы завтра, на пару дней.
— Что у тебя с голосом? — подозрительно спросила Даша. — Синдром победителя, да? Тебе нужна женщина, и ты позвонил мне. Видимо, мне первой. Дима, я сколько лет тебя знаю? Мне все твои интонации знакомы. Ты перчатки хотя бы снял? Или так и сидишь по локоть в крови?
— Нет, с чего ты взяла? — он уже понял, как фальшиво это прозвучало.
— Ты где? В раздевалке?
— Ну, допустим.
— И из раздевалки, сразу после боя позвонил мне…
— Даша, я у тебя так редко прошу любви. Первый позвонил, сам. А ты мне опять мораль читаешь, — он начал злиться. — Да хватит уже играть в хорошую девочку. Будешь мириться?
— Я не ссорилась. Мы просто решили развестись.
— Хорошо, я погорячился. Развод отменяется.
— Я вижу, ты избил человека и настроение у тебя повысилось. Можно и жену приласкать.
— Да хватит тебе лезть в бутылку! Ты приедешь?
— Нет. Извини.
— Забавно. А извиняться-то зачем? Из вежливости?
— Сажин, ты обратился не по адресу, — сухо сказала жена.
— Это я уже понял. Ладно, спокойной ночи, моя ледяная фея. Хотя у вас ведь другой часовой пояс. Ночь еще не наступила. Ну, книжку почитай. Музеи небось закрыты уже. Сашу к телефону не зови, я с сыном буду общаться без посредников. Спасибо за понимание, — сказал он с иронией.
— Дима… я…
— Что?
— Нет, ничего. Если ты передумал, я всегда тебя жду! — с отчаянием сказала вдруг Даша. — Но только не я к тебе, а ты ко мне.
— Ты мне еще условия будешь ставить!
— Это не условие, — торопливо сказала Даша. — Ты себя загнал. Таким неуравновешенным, морально уставшим, даже убитым, я тебя еще никогда не видела. Ты же всегда был умным. Нельзя победить ветряные мельницы, будучи верхом на коне. Ты донкихотствуешь, Дима. Хотя о чем это я? Ты же не читаешь книг.
— Толку от них? А вот ты, похоже, совсем зарылась в артефакты. Но я-то живой. И у меня простые человеческие потребности.
— Поесть, поспать и, извини, трахнуться?
— О! Сказала, наконец! И как у тебя только язык повернулся? Или это слово теперь считается литературным? — с сарказмом спросил он. — Да, я выиграл бой и хочу трахнуться! Я готов подождать, пока ты прилетишь. До завтра, — намекнул он.
— Я тебе не самка, — обиделась Даша.
— Ладно, я понял. Позвоню как-нибудь. Спокойной ночи, — и он дал отбой.
Какую чушь она несет! С ней-то самой что стало?!
— Гриша, — позвал он.
— Слушаю, Дмитрий Александрович.
Водитель, похоже, стоял под дверью, охранял его покой.
— Почему так тихо?
— Так ведь вы не давали распоряжения задержаться. Все и разошлись. Вернуть? Кого надо? — и Гриша полез за мобильником.
— Не надо никого. Пусть уходят. Ты вот что… Помнишь ту девчонку из эскорт-услуг? Блондинку с длинными волосами?
— Глазастенькую? А если она занята? Увезли уже.
— Тогда какую-нибудь, — сказал он устало. — Позвони, пусть приедет. Не сюда, ко мне домой. И охране скажи, чтобы пропустила. Пусть в сауну девчонку проведут, она знает, где раздеться.
— Понял.
И Гриша из деликатности вышел. Он все устроит, не в первый раз. Конечно, негоже гонять парня по борделям, но что прикажете делать, когда жена не понимает?
«В конце концов, я победитель!» — подумал он и пошел в душ.
