34
Против всякого ожидания почти через двадцать лет тайна убийства Терезы Тернпайк свелась к крошечному кусочку пробки и одному имени.
Герберт Тарейтон.
Украшавший стол Кормака Монро деревянный ящичек, отделанный перламутром, заполняли сигареты с характерным наконечником.
Джарвис Джефферсон чувствовал себя как-то особенно спокойно, что удивило его самого. Он указал на никотиновую палочку, которую протягивал ему Кормак.
– «Герберт Тарейтон» с пробковым наконечником, такие редко встречаются.
– Вы настоящий знаток. Да, я специально выписываю их из Вичиты, но найти их все труднее. Давняя привычка. Для меня все дело в пробке, у нее нет ничего общего с мягкими безвкусными фильтрами.
– Вы всегда их курили?
– О да. Они помогают мне думать.
– Разумеется, – печально и устало изрек Джарвис. – Пришлось выкурить три или четыре, прежде чем вы сообразили, что делать с телом Терезы Тернпайк, прежде чем раздавили последнюю сигарету у нее на лбу и оставили ее лежать на месте.
Медленно взлетевшая в воздух сигарета с приглушенным, почти неслышным звуком упала на паркет. Взгляд Кормака Монро пробудился, засверкал, однако лицо его оставалось бесстрастным, а морщины казались жабрами, помогавшими ему дышать. Мужчины напряженно смотрели друг на друга, словно извечные враги, которые, наконец, встретились, и луч, острее, чем электрическая циркулярная пила, связывал их.
Кормак Монро имел много недостатков, но отступать он не привык. Он привык брать ответственность на себя. Загнанный в угол, разоблаченный, он в конце концов признался.
– Она была упряма, как ослица, – холодно произнес он. – Чертова стерва. Сенатор МакКарти обязан был пойти до конца и избавить нас от коммунистической сволочи! Она твердо верила в социалистическую идею. А когда у нее появилась возможность посчитаться с местным буржуем, она радовалась, словно свинья перед миской жратвы!
– Вы забили ее до смерти, Кормак.
– Она собиралась все рассказать! Что бы вы сделали на моем месте? Я защищал семью от скандала, вот и все! Даже Эзра меня поняла бы!
– Эзра была раздавлена, она нуждалась в поддержке, а не в указаниях, что ей надо делать.
А потом прозвучало самое худшее, неумолимый приговор, бесповоротный, безапелляционный, мучительный и неожиданный.
– Черт возьми, да это случилось всего лишь раз! – взорвался Кормак. – Я был пьян! И одинок, очень одинок… Вы считаете, что жизнь с Элейн – сплошной мед? Да она большая фальшивка, чем улыбка на роже мертвого клоуна! Это же чудо, что она родила ребенка! Я был не в себе, измотан, зол, лишен всего, а потом, Эзра стала такой красивой… Еще красивей, чем ее мать в том возрасте… Не знаю, что на меня нашло, когда я начал соображать, зло уже свершилось.
Видя, как Кормак, не выдержав, обеими руками закрыл лицо, Джарвис, простой деревенский шериф без специального образования, в первый раз за всю свою жизнь не чувствовал себя безнадежно ниже этих людей из высшего общества.
– Вы изнасиловали свою собственную дочь? – одними губами прошептал он.
Внезапно сообразив, что Джарвис ничего не знал, а он только что сам ему во всем признался, Кормак мгновенно взял себя в руки. Взгляд его не сулил ничего хорошего.
– Вы… Она вам этого не сказала? Я думал, что… Она ничего не написала?
– Нет. Видите ли, несмотря на то, что вы о ней думали, вам удалось убедить ее в необходимости хранить тайну, и она хранила ее до самого конца, чтобы защитить семью. А вы только что сами мне ее поведали.
– Но… – начал он, разворачиваясь к коробке с сигаретами.
– Я сразу понял, что вы убили Терезу. Теперь у меня есть мотив. Эзра доверилась библиотекарше, этому спасательному кругу подростков Карсон Миллса, попавших в беду, и от избытка горечи Тереза не смогла удержаться и поспешила связаться с вами и сообщить, что ей все известно и что она собирается вас разоблачить.
Магнат покачал головой, отрицая очевидное:
– Старая стерва! Из-за нее все случилось…
– О, нет, Кормак, из-за вас. Это вы уничтожили собственную дочь. Как вы могли?
Все обстоятельства трагедии отпечатались в памяти шерифа, и теперь он точно знал, что произошло. Ночью Элейн в доме не было, она находилась у сестры в Талсе, Кормак весь вечер играл в покер с друзьями. Он выпил, в игре ему не повезло, и он вернулся раньше, чем предполагал. Отправился ли он к дочери, чтобы поцеловать ее на ночь, или же застал ее еще бодрствующую? Как бы там ни было, он перешел границу, потерял человеческий облик, перешагнул моральный, религиозный и гражданский барьер, поддавшись примитивному влечению. Внезапно Джарвис понял, что нащупал нечто непреложное. Зло гнездилось где-то между животным инстинктом и сексуальностью. Электрическое, быстродействующее, скрытое в глубинах человеческого сознания, Зло, подобно хтонической волне, вырывалось во время землетрясений, случавшихся в жизни личности. Зло представляло собой импульс. И каждый из нас мог его ощутить, но реализовывался он главным образом у личностей своенравных, не обладавших стабильной внутренней организацией, у созданий, обретавшихся в сейсмических разломах, более или менее значительных. Кормак Монро принадлежал к таким созданиям, он находился неподалеку от эпицентра и ощущал каждое колебание почвы.
Эпицентром Зла был Йон Петерсен. Квинтэссенцией этих пульсаций, иногда расшатывавших нравственность даже целого города, всего общества.
Но неужели брызги ядовитой ауры Петерсена попали на Кормака? Нет, маловероятно. Слишком легкое оправдание. Каждый сам по себе. Кормак Монро всего лишь получил «шанс» совершить непоправимый проступок в то же самое время, когда Йон Петерсен насиловал Луизу Мэки, и оба преступника столкнулись друг с другом. Занимаясь поисками только одного автора, Джарвис все смешал.
– Я могу сделать из вас влиятельного человека, – произнес Кормак после долгого молчания.
Его черные с проседью пряди, блестящие от помады для волос, ниспадали по обе стороны лица, напоминая червей и словно свидетельствуя о том, что в нем все давно прогнило. Чувствуя, как ситуация ускользает из-под его контроля и не в силах с этим согласиться, он яростно тряс головой.
– Если у вас имеются политические амбиции, – повторил он, – я могу обещать вам пост мэра. У меня есть свои люди в Вичите, вы можете занять важную должность в тамошней полиции. Будете приносить пользу, вы же чертовски умный полицейский.
Джарвис повернул голову в сторону высоких окон и стал пристально разглядывать цветущий сад, белые колокольчики на каком-то дереве, красные трубкообразные цветы кустарника и лазурное небо над этим маленьким уголком рая, который этот человек только что потерял. И глубоко вздохнул.
– Кормак, если хорошенько подумать, вы правы: конец полицейских историй всегда приносит разочарование.
