После этого Питер оставался в лагере восемь дней подряд. Я бы улизнул проверить туннель, но вот только он вдруг стал выказывать пугающий интерес к Чарли.

Куда бы Питер ни отправлялся и что бы ни делал, он вдруг стал требовать, чтобы Чарли был с ним. Чарли, может, и не радовался бы этому, если бы Питер не подлизался к нему, подарив игрушку. Теперь малыш был убежден, что Питеру он нравится больше всех.

Чарли начал подражать Питеру походкой и перестал надевать ботинки из Другого Места, потому что Питер ходил босиком. Если Питер считал рассвет чудесным, то Чарли тоже так считал. Он перестал помогать по лагерю, потому что Питер этого никогда не делал. Не один раз я замечал, что они перешептываются и смеются в стороне от остальных.

Питер превращал Чарли в маленькую копию себя самого – веселую и бессердечную.

Я понимал, что Питер что-то задумал, что Чарли его вовсе не интересует – и из-за этого боялся оставить Чарли наедине с Питером даже на несколько минут.

Это означало, что когда Питер брал Чарли поплавать или забраться на скалы или еще куда-то, я всегда шел с ними, и остальные тоже шли, потому что шел я.

Питер был доволен, потому что при нем постоянно были все мальчишки (и одна девчонка), и все делали именно то, чего ему хотелось, и при том без споров.

Иногда Сэлли смотрела на меня – и ее взгляд говорил, что мне следует пойти проверить туннель, чтобы мы все могли уйти. Я знал, и она знала тоже, что спасти Чарли может только наш уход.

Но я боялся, что стоит мне удалиться, и Питер воспользуется этим шансом. Если я отвернусь хоть на мгновение, он всадит нож Чарли в сердце – а это будет означать, что и в мое тоже.

Так что я застрял в этом промежутке между будущим с Сэлли и прошлым с Питером, потому что не знал, как освободить нас всех и не потерять Чарли.

В конце концов как-то вечером Сэлли оттащила меня в сторонку, пока остальные смотрели, как Питер прыгает и кувыркается, а Чарли хохочет так, будто в жизни ничего смешнее не видел. Питер вставал на голову, а потом снова вскакивал на ноги, корча рожицы и издавая нелепые звуки, от чего Чарли покатывался от хохота. Грач тоже смеялся, и даже Кивок улыбался: ему хотелось нахмуриться, но не получалось.

– Ты должен сходить завтра, – прошептала она.

Я перевел взгляд с нее на Чарли, которого Питер околдовал.

– Нам надо уйти, пока Чарли не влюбился в него еще сильнее, – сказала Сэлли. – Тогда он больше не позволит тебе за ним присматривать.

Это было так. Чарли стал совсем не тем следующим за мной повсюду утеночком: теперь он отмахивался от меня, как от скучного, как часто делал Питер.

– Если ты сам не пойдешь утром, то пойду я, – заявила Сэлли.

Я подумал, что это ужасно нечестно. Она хочет, чтобы я позволил Питеру утащить Чарли к каким-то опасностям.

– Я прослежу за Чарли, – пообещала она. – Ты должен мне поверить.

Питер подхватил Чарли и подвесил вниз головой, заставив хохотать еще сильнее. Чарли был в восторге, а вот Питер – я видел это по его глазам – нет.

Той ночью я не заснул, когда остальные отключились. Даже Питер закрыл глаза и заснул, положив руку на Чарли, словно малыш был вещью, которой он не собирался делиться.

Я понял, что лучшей возможности у меня не будет.

Я ушел в темноту, дрожа от ночной прохлады. Мы как раз перешли в то время года, когда ветра становились холоднее, а солнце опускалось чуть ниже.

Неизменную луну закрыли облака. Мне показалось, что я чую запах дождя. Вокруг меня шелестели кусты: мелкое зверье разбегалось от моих шагов. Я бежал быстро и бесшумно, стремясь как можно быстрее добраться до туннеля. Как только я в него залезу, то сразу пойму, можно ли попасть в Другое Место без Питера.

Если проход возможен, я не стану уходить от дерева на той стороне. От дерева видны огни города – того города, откуда Питер забрал меня годы и годы назад, города, который рос и расширялся, протягивая пальцы к дереву, которое когда-то стояло во многих милях от его центра.

Если я увижу город, то все станет ясно, и я смогу так же быстро вернуться к нашему дереву. Я страшно боялся, что Питер проснется и обнаружит, что я ушел – и отправится меня искать. Если он хотел тебя найти, то, похоже, чуял тебя, словно зверь. Я не знал, что ему наврать, если он действительно за мной придет. Он ни за что не поверит, что я ходил в Другое Место, чтобы набрать нам новеньких для игры.

Я свернул с главной тропы, находя дорогу даже без лунного света. Я проходил этим путем столько раз, что мог бы его даже во сне найти.

И все же когда я пришел на то место, где должно было быть дерево, я решил, что ошибся. Потому что дерева там не было.

Было темно, но даже в темноте я увидел бы очертания дерева на фоне неба. Ручеек, которому положено было журчать рядом, молчал, а земля под ногами была непривычно вязкой, как у края болота.

Наверное, в темноте я сбился с пути. Я уже представил себе, как будет хохотать Сэл – это после того, как я проверял, запомнила ли она дорогу! Чувствуя себя ужасно глупо, я уже собрался идти назад, когда облака разошлись и луна открыла то, что только что было спрятано.

Дерево свалили.

По правде говоря, выглядело это так, словно его каким-то образов вырвали. Разлом выглядел не как после ударов топора, а как будто его выломал разозлившийся великан.

Если бы я прошел еще несколько шагов, то налетел бы на него: оно полностью перегородило путь. Оно отчасти перекрыло ручей, так что воде приходилось просачиваться в обход, смачивая траву.

С колотящимся сердцем я подошел к сломанному стволу. Если дерева нет, это еще не значит, что туннель исчез. Упавшее дерево ведь не должно было на нем сказаться! Корни же остались на месте…

Корни остались, но над ними поработало что-то, что кусало остро и глубоко. И везде, где корни были разорваны, разрезы заполняло что-то темное и липкое – похожее на кровь.

Я дотронулся до этой штуки – и она пристала к пальцам, а когда я ее понюхал, то и пахла она как кровь.

Дыра между корнями исчезла.

Ее не просто засыпало. Она полностью исчезла, словно ее никогда и не было. Там, где она раньше была, росла трава.

– Питер! – выдохнул я и рухнул на колени.

Питер откуда-то узнал наш план – мой и Сэлли. Может, он в тот день был в лесу? Увидел, как Сэл меня поцеловала, услышал наш разговор о том, чтобы уйти с острова.

Это объяснило бы вспышку, которую видела Сэл – и почему никаких признаков чужого присутствия там не оказалось. Питер умел прятать следы.

Питер улизнул от дерева – возможно, ночью, когда мы все спали – и уничтожил дверь в Другое Место, чтобы мы никогда-никогда не смогли уйти.

Этот остров принадлежал Питеру, и теперь мы стали его пленниками.

– Нет! – бросил я, вставая.

Я не намерен здесь оставаться. Остров окружает вода. Мы сделаем лодку и уплывем. Мы можем украсть шлюпку у пиратов. У них же есть гребные шлюпки, на которых они высаживаются на берег. В такой маленькой лодке трудно будет переплыть через океан, но, может, нам попадется корабль с дружелюбным народом, который возьмет нас на борт.

А если нет… Лучше все, что угодно, даже умереть в океане, только больше ни мгновения не оставаться в компании сумасшедшего мальчишки, готового устроить нам тюрьму на своем райском острове.

Если Питер попробует нам помешать, попытается что-то сделать остальным, я его убью.

В тот момент я понял, что смогу это сделать. Очень долго память о нашей прежней счастливой жизни меня останавливала, но теперь – нет.

Питер мне не брат. Он мой враг.

С кинжалом в руке я перешел на бег.

Меня не так долго не было у дерева – но это оказалось достаточно долго.

Я не знал, что буду делать, когда доберусь до поляны: может, разбужу Питера и заставлю со мной биться, а может – перережу ему горло спящему. Я просто знал, что мне нужна его кровь, нужно увидеть, как гаснут его зеленые глаза, навсегда покончить с его властью надо мной.

Я уже не мог вспомнить, почему его улыбка когда-то так много для меня значила. Сейчас мне нужна было от него всего одна улыбка – узкая красная полоса там, где улыбке быть не положено.

Видения-воспоминания мне мешали. Я отогнал их и вошел в дерево, готовый схватиться с Питером, навсегда со всем этим покончить.

Он исчез – и Чарли тоже.

– Нет! – ахнул я и пнул шкуры, на которых они спали. – Нет-нет-нет-нет!

Сэл, Кивок и Грач сели, плохо соображая со сна.

– Где Питер и Чарли? – крикнул я.

Грач и Кивок вроде даже не поняли, о чем я – а вот Сэл тут же вскочила.

– Кажется, ушли, пока мы спали, – сказала она.

Лицо у нее было белое и испуганное. Она протянула мне руку, но я ее оттолкнул:

– Я думал, что могу на тебя полагаться.

– Джейми, прости! – сказала она. – Я виновата.

– А чего ты орешь всего-то из-за того, что Питера с Чарли нет? – удивился Грач.

– Потому что Питер ненавидит Чарли, – объяснил Кивок. Значит, он тоже понял, чего Питер добивался. До того, как погиб Туман, он и не заметил бы. – Мы можем его выследить.

Я покачал головой.

– Нет, за Питером и днем трудно следить. А ночью – вообще невозможно.

– Куда он его мог увести? – спросила Сэл.

Я тут же подумал про крокодилий пруд, но тут же сообразил, что Питер не повел бы Чарли в настолько очевидное место. Он бы знал, что я вспомню тот рассказ и побегу туда спасать Чарли.

Есть только одно место, куда он мог отправиться, потому что считал бы, что нам ни за что не догадаться.

– Многоглазы, – сказал я. – Он ведет Чарли к гнезду.

– Разве Чарли туда за ним пойдет? – спросил Кивок. Теперь побледнел и он. Кивок никогда по доброй воле не приближался к прерии, или даже к ее границе. – Он боится Многоглазов.

Пока мы разговаривали, я собирал все, что могло пригодиться: луки и стрелы, ножи, камни, рогатку, острые палки, особые камни, которые помогали нам разжигать огонь. Я засовывал все в свой заплечный мешок.

– Питер уже приручил Чарли, – сказал я. – Он поверит всему, что скажет Питер, сделает все, что делает Питер. Если Питер сказал, что будет очень весело пройти через прерию ночью, то Чарли пойдет.

Я выскочил из дерева, и остальные за мной, хотя судя по виду Грача, он так толком и не понял, что происходит.

Я не стал идти по тропе, которая вела к Медвежьей берлоге, а двинулся к лесу по другую сторону поляны. Оттуда можно пройти напрямик к центральной части прерии, а Многоглазы гнездились именно там.

У края деревьев я остановился. Я не мог положиться на то, что не ошибаюсь.

Если я ошибаюсь, я навеки лишусь Чарли. Та история… все время та проклятая история, которая преследует нас с Чарли.

– Идите к крокодильему пруду и убедитесь, что они не там, – велел я Кивку с Грачом.

Кивок стиснул зубы.

– Не надо уводить меня от Многоглазов просто потому, что я боюсь.

– А я и не увожу, – сказал я. – Я просто не хочу, чтобы Чарли умер, если я ошибся насчет того, куда его взял Питер.

Кивок заглянул мне в глаза – и поверил мне. Он схватил Грача за руку, и они побежали в обратную сторону.

А потом побежал и я – к прериям Многоглазов.

Сэл бежала вровень со мной. Она не спотыкалась, не сбавляла скорости, не останавливалась. Она просто держалась рядом со мной: ее гнал тот же страх, который подстегивал и меня.

Мой утеночек, завернутый в шелк Многоглазов, ставший едой их выводку…

Ветки хлестали меня, но я этого даже не замечал. Медведи, волки и коты убегали от нас, потому что мы не сбавляли скорость при виде их, а это означало, что нас следует бояться.

Луна села. Небо стало фиолетово-оранжевым – и мы выбежали из леса на равнину.

Чарли и Питер оказались прямо перед нами. Питер что-то шептал в сложенную лодочкой руку, и пальчики Чарли лежали поверх нее.

А потом Чарли увидел нас, потных и возбужденных – и его лицо просияло.

– Джейми! Джейми! Питер учит меня летать!

– Нет! – крикнул я, но добежать не успел.

Ухмыльнувшись мне, Питер поднялся с ним вдвоем в воздух, очень высоко – и потащил Чарли над желтой травой. Чарли восторженно смеялся – и Питер засмеялся тоже. Засмеялся, потому что победил. Тяжело дыша, я в отчаянии смотрел, как они летят к центру прерии.

Я не смогу опередить летящего Питера. Он оттащит Чарли к гнезду Многоглазов и сбросит его туда – и это станет концом моему доверчивому утеночку.

Нет. Я же могу что-то сделать! Я не стану просто смотреть, как это происходит. Я не дам Питеру победить.

Я раздраженно сбросил заплечный мешок. Все мое оружие, все мои планы – они бесполезны против мальчишки, который умеет летать.

Из мешка выкатились огненные камни. Мои волосы взъерошил ветер. Ветер был с юга, почти прямо с юга.

– Сжечь их, – сказал я, хватая камни. – Выжечь их всех.

Сэлли тут же меня поняла. Она всегда совершенно точно знала, о чем я думаю. Она бросилась подбирать палки, из которых можно будет сделать факелы.

Если мы подожжем прерию, Многоглазам останется один путь, в море, и то если они выживут в огне. Ветер поможет отправить пламя туда, куда мне нужно: в сторону гнезда, прочь от леса.

Питер, конечно, может попытаться бросить Чарли посреди прерии в надежде, что мальчишка поджарится до смерти. Именно поэтому я буду бежать впереди огня.

Кивок с Грачом выскочили из леса как раз в тот момент, когда я поджег первый факел.

– Хорошо, так-то лучше, – сказал я, увидев их. – Кивок, бери факел и иди на запад. Подожги травы прерии на той стороне до самого моря.

Я прислонил конец факела к другой палке, и когда она загорелась, вручил ее Грачу.

– Делай то же с восточной стороны, до самых гор.

Они даже не стали спрашивать, зачем. Просто взяли факелы и побежали, поджигая по пути траву.

Я вытащил из кармана кусок материи, чтобы обвязать лицо. Сэл отняла ее у меня и разорвала, чтобы сделать то же.

– Я позади не останусь, – заявила она. – И не проси. У Питера это вышло из-за меня.

Некогда было спорить, некогда было обсуждать, что ей следовало делать или кто виноват. Может, Сэл, что заснула, когда ей следовало дежурить. Может я, что недооценил Питера.

А может Питер, потому что он чудовище.

Мы побежали, поджигая все на пути.

Вскоре дым уже клубился вокруг нас, а пламя тянулось за нашими пятками, пытаясь поймать нас, бросить на землю, сожрать заживо. Пот лился у меня по лицу, по телу, пропитывал одежду. В горле у меня пересохло из-за ожога, несмотря на тряпицу, которую я повязал, чтобы это предотвратить.

Огонь ревел вокруг нас, голодная, дикая тварь, пожирающая все перед собой – и я почувствовал, что нам надо спешить, чтобы спасти самих себя, а не только Чарли.

А потом в вое пламени я услышал перепуганный вопль Многоглазов – и почуял, как они горят.

Мы вбежали прямо в их гнездо. Все кладки уже горели, да и взрослые в своих шелках уже занялись огнем. Большинство бежали прочь: я слышал безумное жужжание тварей, пытающихся спастись из огня.

Было столько дыма, столько жара!

Я не ожидал, что так будет.

Я не думал, что огонь такое чудовище.

Мы все бежали. Гнездо оказалось огромным – череда тканых шелковых пещер, соединенных длинными нитями, одна за другой. Если Питер сбросил Чарли, то именно здесь.

Но если он здесь, как мне его найти? Я не учел дым – громадные черные клубы, которые окутывали все вокруг.

И шум. Огонь оказался таким шумным – ревущей и завывающей тварью. Звать Чарли бесполезно.

И тут Сэл схватила меня за плечо. Глаза у нее слезились от дыма, как и у меня – но она указала на землю прямо перед нами.

Там лежал мой Чарли, наполовину замотанный в шелк Многоглазов, но со свободными руками и головой.

– Не умер! – застонал я. – Нет, не умер!

Я подбежал к нему и поднял, и прижал его тельце к себе.

И почувствовал, как бьется его сердце.

Сэл помогла мне выпрямиться. Огонь был уже здесь, выискивал нас, неумолимый.

Мы бежали, бежали, бежали к морю, и я прижимал Чарли к себе и обещал, что буду его оберегать. Снова и снова я обещал это – только бы он выжил.

А потом мы вырвались из травы и упали на сухой прибрежный песок. Перед нами были Многоглазы, успевшие опередить пожар.

Их было так много! Так много, что и не сосчитать.

Они заполнили все пространство между прериями и водой – и, похоже, нас даже не замечали. Те, что оказались ближе к морю, вопили от ужаса, как и те, которых обжег огонь. А Многоглазы, оказавшиеся между ними, толкались, жужжали и пытались найти выход там, где его не было.

Я из последних сил пробирался к каменной осыпи в западной стороне, и Сэл следовала за мной. Мы пригибались, ползли, чтобы не попасться под зубы, лапы и жала Многоглазов. Одной рукой я прижимал к себе Чарли, а второй помогал себе.

Мы добрались до камней, и я заставил Сэл подняться первой, чтобы потом передать ей Чарли. А потом я догнал ее, снова забрал Чарли – и мы карабкались вверх, пока не поднялись высоко над песком. Сэл рухнула на камни, стягивая тряпицу с лица и кашляя. Тут не оказалось ровной поверхности, чтобы лечь: наваленные друг на друга камни были острыми – но морской ветер был свежим и мы ушли от беснующихся Многоглазов.

Я тоже снял тряпицу, а потом кинжалом срезал с Чарли шелк. Сердце у него еще билось, но медленно, и дышал он тяжело.

Сэл смотрела на меня испуганными глазами.

– Он не?..

– Еще жив, – ответил я.

Голос у меня был странный, хриплый, легкие горели. Мне казалось, будто я все еще в дыму, хоть он и клубился далеко от нас, поднимаясь вверх над островом. Интересно, что обо всем этом думают пираты?

А еще мне было интересно, где сейчас Питер.

Я привалился к какому-то камню и устроил Чарли у себя на коленях, уложив его голову себе на плечо.

Под нами продолжали бесноваться Многоглазы. Поначалу я был слишком вымотан, чтобы этим заинтересоваться. А потом я увидел, как чуть ли не десяток сразу сбило с лап и уволокло в океан.

Наступал прилив.

Наступал прилив, а пожар в прерии достиг пика своей ярости: языки пламени стали вдвое выше травы, которую они пожирали. Когда передние Многоглазы убегали от жадных волн, задние Многоглазы загорались. Кое-кого в середине уже затоптали, а остальные в панике пытались бежать.

Бежать было некуда.

Мы оставались на скалах долго-долго, глядя на гибель Многоглазов. Это должно было бы меня радовать. Я всегда мечтал очистить остров от этой напасти. Наконец у меня это получилось.

Вскоре весь видимый нам берег уже был завален горами раздувшихся трупов Многоглазов. Некоторые из мертвых, оказавшиеся ближе всего к огню, загорались – и воздух наполнился едким дымом от их плоти.

Чарли глаз не открывал. А я не знал, как сказать Сэл про дерево.

Мы помешали Питеру. Он не смог убить Чарли, и второго шанса у него не будет. Второй раз малыш ему не поверит.

Вот только мы по-прежнему в ловушке на острове. Туннель в Другое Место исчез.

Сэлли долго молчала. Она без интереса смотрела на медленное избиение Многоглазов. А потом она спросила:

– Ты знал, что он умеет летать?

– Один раз видел, – ответил я, с трудом выталкивая изо рта слова, ставшие какими-то неуклюжими и тяжелыми. Я так устал! – Потом ни разу не получалось его за этим поймать.

– Как? – спросила она.

– Если б знал, полетел бы за ним, – сказал я.

– Может, Чарли нам расскажет, – понадеялась Сэл, гладя его желтые волосики.

Все вдруг показалось мне таким безнадежным, таким ужасным. Как мне победить мальчишку, который умеет летать – мальчишку, который уничтожил нашу главную надежду на спасение?

Мне хотелось все рассказать Сэлли, чтобы она поняла, чтобы могла мне помочь. Она рассердится на меня, если я попытаюсь справиться со всем один, если не дам ей стоять рядом со мной, как она обещала.

Но я устал. Так устал!

Я закрыл глаза – и вспомнил.