21

На следующий день мимо опять проезжали грузовики с офицерами и солдатами. Сашка видел среди них знакомых по Корпусу, но не подходил. Свесив ноги, он сидел на краю окопа и думал, что завтра, возможно, те же грузовики повезут назад тех же солдат, но только ранеными или убитыми. В окопе на ржавом железном ящике расположился Пёс. Читать ему было нечего – книжку уже скурили, – а в крепость он идти не хотел. «Не уживутся они с Кешей в одной бригаде, – подумал Сашка. – Как я с Лёвой не ужился. И что будет? Ну, Пёс, конечно, Кешу убивать не станет, а у Кеши на Пса, пожалуй, не хватит сил. А я что буду делать? Нет уж, теперь хоть перережьте друг друга, я и не пошевелюсь».

– Слушай, а в Корпус очкариков берут? – неожиданно спросил Пёс.

– Нет.

– Жалко. Вас там, наверное, многому учили. Хорошо много знать, знания в жизни защищают.

– Особенно меня они защитили, – усмехнулся Сашка. – Но ты же вроде опять в университет собирался.

– Да нет, я же думал здесь заработать, а теперь вижу – заработаю я тут граммов десять в лоб. Ну, или в другое место. Со средней скоростью семьсот метров в секунду.

– Это если из автомата, – уточнил Сашка. – Некоторым больше везёт, в них из танка попадают.

Пёс вылез из окопа, сел рядом, посмотрел Сашке в глаза.

– Скажи, ты тоже думаешь, что я от своих от испуга убежал?

Сашка пожал плечами.

– Нет, я не понимаю, зачем ты тогда вчера?..

– Я же правду сказал, стрелял-то я, а почему – меня не спросили.

– Спросили, – возразил Пёс. – Ты соврал, что случайно. Сделал доброе дело, а теперь не хочешь этого признавать. Хочешь быть как они.

– Я хочу попасть в город без войны. Вот что важно для меня в мире. На всё остальное мне наплевать. Они, я – какая разница?

– Это книжка. Не стоит так доверять печатному слову, – Пёс встал. – Никому не известно, есть ли такой город на самом деле…

– Пошёл ты, – отвернулся Сашка. Отчётливо представились белые дома, зелёная трава. Такое должно существовать, обязательно должно.

Мимо окопа с фляжками прошли Шиз и Хнык.

– Саша, – крикнул Хнык, – айда к Эдику за спиртом! Он так усосался, что раздаёт.

Сашка проводил Хныка взглядом и подумал, что за ним после смерти Олега никто не следит и теперь Хнык запросто может умереть во время припадка. Шиз шагал мрачный и на Сашку даже не взглянул. Сашка пошёл в блиндаж. Там уже лежали две фляжки, наполненные Кешей. Сашка взял одну, отхлебнул, ощущая приятное тепло. Стало смешно. «Эй, родители! – подумал он. – Я, ваш любимый сын, сижу здесь грязный, пью спирт, курю мерзкую махорку, а ночью я чуть не застрелился. Вы могли себе такое представить?»

– Придурок, ты что делаешь?

Сашка обернулся и увидел Кешу; тот выхватил у него фляжку и сунул под телогрейку.

– Обалдел совсем? Это я на продажу налил! Когда опять подкрепление повезут, мы им загоним. Не вздумай вылакать!

– Зажал?

– Зажал. Хорош ты, нечего сказать! Прошлый раз как свинья упился, мы тебя на себе таскали. С меня хватит, – Кеша выглядел очень рассерженным.

– Крохобор! – сказал Сашка. – Пёс прав, ты жадный субъект!

– Ну и вали, целуйся со своим Псом! Я думал, ты мне друг, а ты…

– Кеша, – Сашка встал. – А ты со мной ругаться не боишься? Я ведь псих – вдруг стрельну.

Кеша смотрел на Сашку снизу вверх удивлёнными глазами и, наверное, думал.

– Ладно, забудь, – Сашка достал из-за пояса браунинг, вытащил патроны, убрал в разные карманы. – Так надёжней будет. Я уже сам себя боюсь.

– Санёк, это пройдёт, это нервы. На войне бывает.

– А у тебя было?

– Нет, – Кеша покачал головой, – но я вообще туповатый насчёт переживаний. Меня только от трупов тошнит, а на остальное я плевать хотел с высотки. И ты наплюй. А пить не надо, от этого только хуже. Вон Лёва тоже потихоньку начинал.

– Да ладно, не буду. Раз уж ты так за меня трясёшься. Ты да Шиз с его чистотой мысли!

– Ты Шиза не ругай, он тебя, между прочим, вчера на руках сюда приволок, когда ты в обморок свалился, а мог бы и бросить.

Сашка вспомнил над собой страшное Витькино лицо и его слова о мучительной смерти, усмехнулся: «Шиз – спаситель. Нагнал чего-то ребятам. Спасибо, хоть про пистолет ничего не сказал, вот бы все ржали. Трус, застрелиться испугался». Сашка снова ощутил противную дрожь.

К ночи с юга опять стала доноситься стрельба.

– Готовьтесь, цуцики, – сказал ребятам Уксус. – Если там наших уделали, скоро сюда придут.

Но никто не приходил, не было больше и грузовиков с наступающими и ранеными. Связь тоже не восстановилась, и парни в крепости не знали ни кто побеждает, ни чего ожидать дальше. От незнания, страха и скуки многие пили. Спирта на всех не хватало, и его начали разбавлять талой водой. Ещё через два дня урéзали паёк, но Сашку это не заботило: он уже привык часами лежать на мокрых мешках и смотреть в небо. «Второй Шиз», – ворчал Кеша, которому не с кем было поговорить. С Максимом Кеша так и не общался. Коньков всё время пропадал в другой бригаде, а с Хныком опять случился припадок, после которого он так и не мог прийти в себя: лежал в блиндаже, бормотал что-то себе под нос и, кажется, не узнавал, кто к нему подходит. Шиз валялся на тех же мешках, только по другую сторону крепости, и непрерывно молился. С Сашкой они старались не встречаться.

Тринадцатого ноября резко похолодало: грязь и лужи мигом замёрзли, окопы обледенели так, что, если в них залезть, вылезти было трудно. Парни разожгли костры в самой крепости и вокруг. Сашка с Кешей дежурили на наблюдательной вышке. То есть дежурил Сашка, а Кеша пришёл просто так.

– Сколько можно тут торчать? – ворчал Кеша. – Все нас забыли, ни на передовую, ни домой. Замёрзнем мы нахрен! Жратвы почти нет опять же. Вон Хнык, доходяга наш, совсем умом поехал. Лежит, Олега зовёт, отправим мы его с первым кузовом! Ты вот тоже ненормальный какой-то, молчишь и молчишь. А Шиз уже с парнями спирт пил, где же его вера? Дай закурить. Откуда у тебя столько махры?

Сашка посмотрел на полотняный мешочек в своих руках, вздохнул.

– Поменял на патрон. Мне всё равно с пушкой ходить опасно.

– А её можно на свечки махнуть, – подмигнул Кеша. – Это тебе ничего не напоминает?

– Свечка у меня ещё есть.

С севера донёсся звук работающего мотора, и Сашка встал. Приближалось несколько машин – два джипа и один грузовичок.

– Свои! – закричал Кеша.

Приехал майор. Эдик забегал, приводя себя в человеческий вид. Прошёл Уксус вместе с командорами.

– Пойду посмотрю, чего нового, – сказал Кеша и побежал на разведку.

Майор что-то объяснял Кролику и Уксусу, причём первый постоянно козырял, а второй почёсывал затылок. Потом он быстро сел в машину, и джипы покатили дальше на юг, а грузовик остался. Затем Сашка увидел, как из блиндажа и крепости выбегают парни с автоматами, запрыгивают в грузовик – всего человек десять. Среди них были Витька и Кеша. Последним в кузов забрался Уксус, и грузовик покатил на север. Он был уже очень далеко, когда к Сашке на вышку влез Пёс.

– Знаешь, чего приезжал майор? – спросил он с таинственным видом.

– Нет, – ответил Сашка совершенно равнодушно.

– Глава с нашим патроном Тоффельтом поругались, чуть было не до боевых действий. Глава сказал: «Штурмовики должны быть одними из первых на штурме Южного форпоста». А Тоффельт нас не пустил, оставил вторым эшелоном. Зачем-то он войска накапливает. Знаешь, я тут размышлял на досуге: может, он как-то с «Красными братьями» связан? Может, они хотят весь город захватить?

– Да ерунда, – отмахнулся Сашка. – Лучше скажи, куда Кеша свалил.

– Вот я и говорю: какая-то перманентная связь всё же существует между падальщиками и нами. Вот наши субъекты – куркуль вместе с шизофреником – поехали жечь коммуну хиппи. Тут недалеко одна, маленькая, там они табачок растят. Так вот, хиппи – конкуренты «Красных братьев». У падальщиков курево дороже. Вот они и стремятся к монопольной торговле. А мы сейчас на них работаем. Они каждому из добровольцев заплатят по тридцать марок.

– А Кеша, значит, доброволец?

– Конечно.

– Ну а ты чего не поехал?

– Зачем? – удивился Пёс. – Я против хиппи ничего не имею, у них даже неплохие идеи есть. А ты бы поехал, если бы не дежурил?

– Не знаю.

Пёс посидел ещё немного и убрался в блиндаж. Грузовик, в котором уехали Витька и Кеша, вернулся часа через три. Сашка уже так замёрз на вышке, что прыгал по непрочному деревянному настилу.

К вышке подошёл Кеша с набитым заплечным мешком.

– Мёрзнешь? – радостно спросил он снизу. – А мы оттянулись! Спалили ихнюю коммуну под ноль! Правда, Шизу не повезло: стрельбы почти не было. Хипаны как нас издалека увидели, так на тачку и в степь, только самые дохлые остались. А я там трофеев набрал.

Трофеями Кеши оказались новый фонарик, пачка транзисторов, несколько цветастых футболок с призывами к миру и дружбе, пара бутылок неизвестно с чем, которые даже не откупорили, а сразу продали Эдику Кролику, батарея для рации Радиста и коробка таблеток не то от головы, не то от живота, разбираться в чём Кеша тоже не собирался – продать можно и так.

Когда Сашка вернулся с дежурства, выяснилось, что Шиз прихватил у хипанов только странную свечу в форме девушки, зажёг и задумчиво смотрел, как оплывает голова.

Кеша же весь вечер пересчитывал барыш, то засовывая деньги в карман, то снова вытаскивая их, что-то прикидывая, раскладывая на разные кучки и снова собирая в одну.

Утром всех разбудил Уксус.

– Наши захватили Южный форпост! – сообщил он, когда все бригады собрались. – Сегодня мы поедем зачищать там катакомбы. Уже с утра сапёры работают, мины снимают. Глядишь, к нашему приезду взрываться будет нечему.

Сашка поёжился: он очень не любил взрывчатые вещества, и на занятиях с минами у него обычно дрожали руки.

– Нюхом чую: скоро конец войне, – радостно говорил Кеша.

Днём подъехали грузовики, в которых прибыла всего одна группа, все в ней были совсем малолетки. Парни быстро разместились по машинам, и грузовики тронулись на юг. Путь до Южного форпоста занимал полтора часа. По дороге попалось несколько обгоревших танков, похожих на те, что сопровождали бронетранспортёры. Теперь они были грязно-серые, мёртвые. Потом встретилась пара разорённых ферм.

– Хорошо, у моего бати ферма близко к городу, – сказал Кеша, – здесь их не от большого ума строят. Хотя земля тут хорошая, жирная.

Форпост посреди плоской, как стол, степи был виден издалека – безжизненное нагромождение кирпичных и железобетонных обугленных стен. Деревянный форштадт возле него выгорел дочиста, и целыми остались только железные столбы и кирпичные печи. У дороги стояло несколько танков, из которых выбрались танкисты – поглазеть на подкрепление. Форпост оказался довольно большим. У него были высокие, местами целые стены, окружали его огневые точки, бункеры и вкопанные танки. За стенами – несколько многоэтажек, из которых степь простреливалась вдоль и поперёк. Некоторые были разрушены прямыми попаданиями из орудий. Возле высоток пахло гарью.

– Здесь подвалы очень обширные. Система бомбоубежищ, подземных складов, ангаров неизвестно под что, – сказал майор, когда расписывал задачу на день. – Раньше какой-то закрытый городишко был, ещё до войны. Мы его потом приспособили под форпост. Он самый сильный на юге. Поэтому энские так хотели его захватить. Но мы посильнее их будем. Армия сегодня ушла. Нам осталась зачистка подвалов, там может прятаться много вражеских тварей. Зачистку начнём с утра, а пока надо расположиться. Тройное дежурство командоры обеспечат. По форпосту поодиночке не ходить, встречу – останетесь без зубов.

– Да уж, – огорчённо заметил Кеша, когда они с Сашкой и Хныком раскладывали палатку. – А я хотел в высотках полазить, там патроны от автоматов могут остаться. Сань, пойдёшь со мной?

– Нет, не пойду, – отрезал Сашка. Тащиться с Кешей на верхние этажи по развалившимся лестничным пролётам совсем не хотелось.

– Ну и не надо, вон Хныка возьму. Костя, пойдёшь? Наберём патронов, ножичек себе купишь. Ты ведь хотел ножичек?

Хнык тупо покивал. Сашка подумал: Косте нельзя давать ничего острого, – а потом: зря его в штурмовики приняли и на боёвку взяли – теперь тот выглядел совсем больным и несчастным.

– Ну и ладушки, – обрадовался Кеша, – поедим и пойдём. До ночи ещё успеем.

Сашка посмотрел, как Кеша с Хныком уходят, и улёгся в палатке. Не успел он задремать, как рядом устроился Пёс.

– Куда это наш буржуй Костю малахольного поволок? Ему бы лежать в уголке, грузовичка дожидаться.

– За патронами они, по одному же нельзя ходить, – сказал Сашка и сразу уснул.

Проснулся он от громкого мата: около палатки стоял Женька Коньков и орал на Кешу. Сашка высунулся из палатки, разглядел Кешино лицо и понял: что-то произошло. Кеша был бледный и заплаканный. Сашка вылез из палатки и услышал голос Шиза:

– Да брось, Женька, ему так лучше.

Потом Кеша согнулся пополам и, рыдая, бросился за палатки. Женька плюнул и ушёл, а Шиз повернулся к Сашке.

– Витька, что случилось? Что с Кешей?

– С Кешей – ничего. А вот Костя отмучился.

– Как отмучился? – испугался Сашка.

Шиз посмотрел задумчиво.

– Кеша! – Сашка побежал между палатками, но Кеши нигде не было. – Максим! – Сашка увидел Пса. – Где Кеша?

– Оставь его, дай поплакать, – Пёс удержал Сашку за рукав. – Ты ему сейчас не помощник.

– Да что случилось?

– Пока ты дрых, Кеша с Костей за патронами пошли, и не знаю, что там у них случилось, но упал наш Хнык с восьмого этажа. А Янсен, получается, виноват.

Сашка стоял, оцепенев от страха. Выпасть из окна. Как глупо! Хнык, недоумок, чего его туда понесло? Да это же он, Сашка, виноват, он с Кешей не пошёл!

– О чём задумался? – снова заговорил Пёс. – Знаешь, как ребята струсили: если бы майор узнал, Уксусу бы нагорело, а потом Шизу. Но вроде всё тихо, мы Хныка к остальным отволокли, там непонятно, кто от чего помер. Но вид у него был, конечно…

– Пойдём посмотрим, – неожиданно сказал Сашка. Ему показалось, что обязательно надо увидеть Хныка в последний раз.

– Зачем?

– Попрощаемся. Всё-таки из нашей бригады и меня братом называл.

– Он всех братьями называл, это патология такая, бывает при психических расстройствах.

– Всё равно пойдём.

Пёс пожал плечами и повёл Сашку куда-то вдоль стены. В отдалённом здании обнаружился подвал, в который и приносили погибших.

– Ну что, будешь искать? – спросил Пёс. – Ну, удачи.

Он вышел, и Сашка остался один. Остановился у входа, не решаясь пройти вглубь – слишком неприятным оказалось зрелище. Трупов было множество. Офицеров складывали в одном из углов на кое-как сколоченные трёхъярусные нары, простых солдат сваливали в кучи вдоль стен. Делали это неаккуратно, торопясь отсюда убраться, и тела лежали как попало: целые, изуродованные взрывами, просто чьи-то руки и ноги… Кое-где успели поработать падальщики, но большинство покойников оставались в форме, штурмовой и пехотной, в танкистских куртках. Воздух в подвале был сырой, тяжёлый. Пахло кровью, плесенью, заношенной одеждой. Сашку затошнило. Он глубоко вдохнул и, прикрывая нос ладонью, медленно пошёл вдоль нар, опасаясь смотреть в серые лица погибших, но и не в силах оторвать от них взгляд. Искал знакомых и боялся их увидеть. Он уже хотел отвернуться, но одно из лиц привлекло внимание. Сашка приблизился и присел. Дыхание вновь перехватило – теперь не только от запаха, но и от ужаса. Окоченевшее, изуродованное тело на нижних нарах принадлежало капитану вооружённых сил Григорию Краеву.

Сашка уставился в пол. Смотреть туда, на нары, не было сил. На секунду показалось, что это ошибка, что Краев не может быть мёртвым. Но, даже чтобы убедиться в ошибке, Сашка глаз не поднял. Страх не давал ему ни смотреть, ни думать, ни встать и выбежать из подвала. То, что происходило, произойти не могло. Потому что, даже находясь на войне, даже теряя знакомых ребят, Сашка всё равно чувствовал: пока он не абсолютно одинок, есть ещё в городе хорошие люди. Есть кто-то, к кому можно будет прийти после боёвки. Сашка оказался готов к смерти командора, других парней, но только не к смерти Краева. Не к смерти человека, который звал его жить у себя, который и в Корпусе относился к нему почти как к сыну… Сашка вытер рукавом вспотевший лоб. Тошнило, кружилась голова. И было всё ещё страшно. Только теперь он боялся за Катю. Как к ней прийти? Как сказать, что видел её отца здесь, в этом страшном месте? А может, не придётся ей ничего говорить? Может, он тоже не вернётся в город? Тоже погибнет?

Оставаться здесь было нельзя. Сашка подошёл к груде солдатских тел и попытался найти, где спрятали Хныка. Трудная задача. Наконец Сашка узнал Костю по рукаву своего свитера, торчащего из-под формы. Он хотел подвинуть Хныка из-под других тел, но понял, что боится увидеть то, что с ним стало.

– Пока, Костя, – тихо сказал он. – Пока, братишка.

– Тебе там не дурно? – раздался снаружи голос Пса. – Я жду.

Сашка взял холодную руку Хныка в свою, подержал и быстро вышел на улицу. Ледяной воздух ворвался в лёгкие, усилив головокружение. Сашка задышал часто, чтобы не вырвало, чтобы не рухнуть в обморок прямо здесь. Стало чуть легче, и наконец он сказал:

– Пойдём поищем Кешу. Ему, наверное, паршиво.

– Сам виноват… – начал Пёс.

– Он не виноват! Никто не мог знать, что Хнык упадёт! Мы для него с Кешей лекарства вместе покупали, деньги крали для этого! У нас дружная бригада была! – закричал Сашка.

– Особенно вы с Лёвой дружили, – уточнил Максим и пошёл прочь.

– Убил бы тебя! – Сашка схватился за пистолет, но вспомнил, что тот не заряжен.

Кеша лежал в палатке, отвернувшись к стене, и до сих пор вздрагивал.

– Кеша, – Сашка положил ему руку на плечо, – ты не виноват, он оступился, наверное, ты ведь его не толкал!

– Нет, конечно, у него припадок начался, а я не успел, – Кеша всхлипнул. – Я его схватить не успел, он упал и к краю покатился. И всё… Зачем я его с собой повёл, он ведь ещё после того припадка больной был. А мне патронов захотелось! Гад я, да?

– Нет, Кеша, ты не гад. Ты не специально! – Сашка вздохнул. – Может, Шиз прав, и Косте так лучше. Кому он был нужен? Коньков его бил, а Олег умер, и потом, может, это больно – эпилепсия. А теперь у него ничего не заболит. Я, Кеша, тоже иногда так думаю, чтобы мне умереть и ничего не видеть, не ощущать.

Кеша повернулся.

– Ты это брось; если ты загнёшься, в нашей бригаде одни уроды останутся. Веришь, Санёк, никогда мне так погано не было! Сам сдохнуть хотел!

– И мне паршиво… – Сашка тяжело вздохнул. – Я Краева видел, он мёртвый.

– Это Катин отец? – уточнил Кеша.

– Да. Последний хороший человек в нашем городе.

– Последний хороший человек, – эхом повторил Кеша. – Мы с ним чай пили, когда ты болел. Он всё про нашу жизнь расспрашивал. Удивлялся, как мы, здоровые головой парни, в штурмовиках очутились. Эх, жалко Катю.

– Никогда не думал, что война – настолько хреновая вещь, – сказал Сашка.

– Расстройства одни, – подтвердил Кеша. – Накоплю денег на ферму и буду овец разводить. Куда спокойнее.

Сашка с Кешей ещё долго лежали рядом. Кеша рассказывал о смерти Хныка с новыми и новыми подробностями, перемежая их воспоминаниями о Кате. А потом, выговорившись, заснул. Сашка отодвинулся подальше, на место, где раньше спал Хнык, уткнулся в его одеяло и ощутил странную пустоту. «Вот и нет Кости, а одеяло осталось, и фляжка его, и махорка. Вещи нас переживают. Хнык и Шакал так радовались, что увидят бои. Теперь их нет, а я живой, хотя я сюда совсем не хотел. Всё-таки несправедливая штука – жизнь».