20

Он обнаружил себя уже в кузове грузовика. Грузовик отчаянно трясся, дребезжал плохо закреплёнными бортами и натужно ревел мотором. «По грязи едем», – догадался Сашка и огляделся: рядом, конечно, был Кеша, дальше, привалившись к Кешиному плечу, спал Хнык, ещё дальше сидели несколько не очень знакомых пацанов, напротив полулежали Пёс с Женькой. У самого края, свесив ноги за борт, расположился Шиз.

– Алкаш, – сказал Кеша, увидев, что Сашка проснулся, – настоящая замена Лёвке.

– Не-е, – протянул Коньков. – Он нормальный пацан, не то что ты, отрыжка!

Сашка покрутил головой – та раскалывалась, во рту горело.

– Кеша, я пить хочу!

Женька опять достал фляжку.

– На, от сердца отрываю.

– Не надо, – слабо отказался Сашка.

– Да пей, говорю, там вода талая! Спирт вы у меня весь выцедили, я его не произвожу!

Сашка хлебнул противной воды с привкусом степных трав и опять повалился на пол.

– Хорошо!

– Это тебе, друг, сейчас хорошо, – мрачно сказал Пёс. – А в талой воде, между прочим, амёбы дизентерийные бывают – наглотаешься и сдохнешь засранцем.

– А ему всё равно, от чего дохнуть, – пробурчал Кеша. – Он у нас уже созрел, вон как Шиз.

– Не созрел он, – подал голос Витька. – Он ищет успокоение в веществах, туманящих разум, а успокоение – в чистоте этого разума.

Парни заржали, а Сашка всё не мог понять, о нём ли идёт речь. Наконец грузовик остановился. Первым из кузова выпрыгнул Шиз, присвистнул, озираясь.

– Вылазь, пьянчуга, – Кеша стряхнул с себя Сашкину голову и дал пинка Хныку, – и ты вали, разлёгся тут!

Ребята полезли наружу. Место, на которое привезли группу, очень напоминало то, из которого их увезли: та же степь без конца и края, только посреди степи – крепость из железобетонных блоков разобранного городского дома. Здесь были окопы с блиндажами разного размера и ежи с колючей проволокой. У входа в каждый блиндаж лежали мешки с песком. Рядом с крепостью виднелись колодец и несколько чахлых акаций. Чуть в стороне торчала слегка покосившаяся наблюдательная вышка.

– Вот в таком месте мы в прошлый раз воевали, – сообщил Кеша. – Тут есть где спрятаться, это тебе не два куста на ровном месте.

Сашка огляделся и пошёл к колодцу.

– Не пей сразу, – предупредил Пёс. – Набери в мою каску и присмотрись. Если это место энские занимали, там вполне трупак может болтаться, ну или кровяки много, знаешь, они такие штучки любят.

Сашка посмотрел на колодец, на протянутую Псом каску, и пить ему расхотелось.

– Ладно, кончай базар, – распорядился Женька, – заселяемся.

Парни из других бригад уже разгружали снаряжение. Сашка подумал, что их тут двадцать человек, да и стены неплохие, так что, вероятно, можно будет отбиться без потерь, и полез осматривать окопы. Они оказались размокшими, с грязью на дне, но глубокими.

– Он здесь жить собирается, – хохотнул ему вслед Кеша.

«Собираюсь, – подумал Сашка. – Не подыхать же мне собираться. Хотя это у нас запросто. Что за война такая: схватят тебя за шкирку, привезут в степь, под чужие танки, если уцелел – опять схватят, и на новое место. Нами в штабе какие-то дыры затыкают, с кадетами бы так не обращались…»

Пока Сашка размышлял, Кеша нашёл подходящий для бригады блиндаж и развёл костер из припасённых прошлыми хозяевами щепок. Через щель бойницы Сашка посмотрел, как уезжают грузовики, которые их привезли, успокоился и сел к разгорающемуся огню.

Подтянулись Женька, Хнык и невысокий крепкий парнишка, везде таскавший с собой мини-радиостанцию, за что его называли Радист.

– Братва, а кто теперь за Волкова будет? – спросил Женька. – Вы хоть с майором связывались?

– Связывались, – ответил Радист. – Правда, помех в эфире много, не насвязываешься… Майор говорит, выбирайте самого разумного.

– Ну, по правилам выбирать надо одного из командоров, – сказал Женька, – только нашего считать не приходится.

Командоров кроме Витьки было трое, все взрослые парни. Сашка никого из них толком не знал, и ему было всё равно, кто займёт место Волка. Лишь бы не пинал без причины…

Вечером в крепости состоялись выборы. Ребята спорили, размахивали руками, а двое чуть не подрались, но в конце концов выбрали Уксуса.

– Хана, – сказал Кеша, когда споры закончились. – Этот убьёт и имени не спросит. Второй Горилла Тим.

Сашка пожал плечами и вернулся к себе. Снаружи было слышно, как Уксус назначает порядок караулов…

Они промаялись на позициях два дня, а о боях известий не поступало. На следующий день на грязном джипе приехал от майора Эдик Кролик с ещё одним посыльным и с бумагами. Когда бумаги были подписаны, гонцы на радостях напились и лежали в одном из блиндажей. Сашка с Кешей с утра до вечера играли в карты, Пёс читал тощую книжонку, где не хватало уже половины страниц, Шиз валялся на мешках с песком и часами таращился в небо, а на Хныка напала тоска. Он ныл, как ему не хватает Олега, ревел, размазывая по лицу слёзы и грязь, и так всех достал, что получил от Женьки по шее.

Вечером второго дня до ребят стали доноситься далёкие раскаты.

– Танки стреляют, точно вам говорю, – клялся Кеша.

Караулы на ночь были удвоены, и их бригада оказалась в крепости. Пашка Радист непрерывно пытался выйти на связь с майором.

– Не слышит, – жаловался Пашка. – Техника никудышная, помехи одни, или нас энские глушат.

– Южный форпост штурмуют, – сказал сидящий рядом с Радистом Уксус.

– Грузовики! – крикнул с вышки наблюдатель.

– Кого везут? – спросил Уксус.

– Навейное, энские наступают! – выполз из своего блиндажа Кролик. – А что в эфие?

– Глухо.

– Энские! – закричал наблюдатель совсем громко. Парни похватали оружие и рассыпались по окопам.

– Ну вот, опять, – бормотал Кеша рядом с Сашкой. – Начинается!

– А они что, – удивлённо спросил Сашка, – на грузовиках прут? Мы же их порвём!

– Точно, – Уксус заматерился и сам полез на вышку. – Какие энские! Ты, сучок слепой!

Наблюдатель оправдывался, пытался спрятаться от разозлённого Уксуса.

– Уроды! Даже салага знает, что грузовики в атаку не ходят, а вы уже в штаны наложили! – Уксус пнул наблюдателя и спустился вниз. – Это наши отступают!

Грузовики приближались, Сашка насчитал их шесть штук.

– Яненых везут, – предположил протрезвевший от страха Кролик. – Ийи пьенных с юга.

Парни подождали, пока грузовики подъедут поближе, и вышли из укрытия. Уксус и командоры говорили с шофёрами, а Кролик бегал от одной машины к другой и что-то озабоченно высматривал.

– Ну, пацаны, – протянул Женька, вернувшись к группе, – дела на юге туго идут. Эти борта мёртвых везут, а вон в крайних двух – раненые. Ну там заварушка…

Грузовики, дымя и урча, поехали дальше, а парни разошлись. Все, кроме дежурной группы. Утром те же грузовики вернулись, на этот раз с подкреплением и провиантом. Кролик деловито экспроприировал ящик тушёнки и небольшую канистру медицинского спирта – для себя и напарника. До вечера было тихо. Витька сидел на корточках у погасшего костра и шептал что-то себе под нос. Сашка пытался прислушаться, но ничего не понял. Хозяйственный Кеша приволок откуда-то несколько коротких досок и, прежде чем отправить их в костёр, выдирал оттуда ржавые гвоздики. Хнык весь день пролежал в блиндаже и выбирался только постонать о больных ногах. Сашка смотрел в бойницу и думал о степи, о Краеве, о Кате.

Когда начало садиться солнце, все парни собрались по бригадам на ужин. Витькиной бригаде повезло больше других: они сегодня не были в карауле и могли спокойно поесть в блиндаже. Сашка развёл костёр, лениво хлопнул по шее Хныка, который тут же попытался от этого костра прикурить, и присел на ящик у стены. Ящиков накопилось много: в деревянных и картонных подвозили продукты, в алюминиевых – боеприпасы и лекарства. Ящики из-под продуктов шли на отопление. Сашка сонно глядел на то, как Кеша ставит банки с тушёнкой к огню, подбрасывает топлива, и думал, что сейчас здесь не так уж плохо. Сухо, тепло и тихо. Чего ещё надо человеку? Потом Сашка повнимательней посмотрел на скрючившегося в уголке Хныка, на Женьку, который методично чистил свой автомат, на Кешу с Максом, сидящих у костра… И понял, что пытается угадать, кто же вернётся живым с этой боёвки.

– Согрелось, – сказал Пёс, – где только командора носит?

– Он на закат чего-то ноет, – сообщил Кеша, зачерпывая ложкой тушёнку. – Давайте, что ли, его пайку сожрём, чтобы ушами не хлопал.

– Ну-ну, – усмехнулся Пёс, – значит, призываешь нас употребить за Шиза его долю этой серой пищи. Мне, может, и своя уже не доставляет радости.

– Отдай мне, раз такой разборчивый! Сашка, чего он выпендривается?

Сашка пожал плечами. Парни замолчали и принялись за тушёнку. Подошёл Хнык.

– Я тоже чего-нибудь ещё бы съел. Картоху вот хочется.

– Да, если бы кто-нибудь угостил меня картофелиной, я б ему сейчас десять марок подарил, – со вздохом произнёс Кеша.

– Очень нерациональное желание, никоим образом не соответствующее действительности, – сказал ему на это Пёс.

– А мне плевать, понял? – Кеша отставил банку с тушёнкой и несильно стукнул Пса в грудь.

– Ты чего? – удивился тот.

– Чего?! – закричал Кеша. – Чего?! Я давно тебя спросить, гада, хотел: где ты был на самом деле, когда Серёгу Волкова из танка убивали?!

Пёс побледнел и с силой толкнул Кешу.

– Пацаны! – Сашка встал, чтобы растащить Кешу и Пса. – Не надо!

Он даже не заметил Хныка, несущегося на Пса с доской. Доска со всего размаха въехала Максиму в живот, и тот упал. Кеша принялся пинать его. Хнык тоже. Женька, наблюдавший за схваткой, поднял алюминиевый ящик и, размахнувшись, бросил его в сторону дерущихся. «Убьют», – с ужасом подумал Сашка, метнулся к автомату и, сорвав его с предохранителя, выстрелил одиночным вверх. С крыши посыпались гнилые щепки.

– Прекратите! – закричал он.

Схватка немедленно прекратилась. Ревел Хнык, матерился Кеша. Женька Коньков деловито открывал свою банку с тушёнкой. Сашка подошёл к Псу и помог ему встать.

– Сильно тебе досталось?

– Эквивалентно интеллекту, – прошептал Максим, не решаясь разогнуться. – Мне всегда достаётся.

Вбежали парни из других бригад. Пришёл Уксус.

– Что случилось? – спросил он у Женьки.

– Пёс с автоматом баловался – он выстрелил, – жуя, ответил Коньков.

– Пёс – это ваш очкан? – уточнил Уксус.

– Ну, Псина, кранты, – ядовито прошептал Хнык. – Вот сейчас тебя и замочат!

– Это я стрелял, – сказал Сашка.

– Зачем? – Уксус пристально посмотрел на Сашку. В его взгляде было что-то от Гориллы Тима.

– Случайно, – внутри у Сашки похолодело.

– Дай автомат, – спокойно сказал Уксус.

Сашка осторожно протянул ему оружие под испуганным Кешиным взглядом.

– Отойдите все.

«Убьёт», – безнадёжно подумал Сашка. Будто в подтверждение этого Уксус отбросил автомат в сторону и достал из-за пояса пистолет. «Всё, – решил Сашка, – конец».

– Уксус, не надо! – пробормотал Кеша.

Сашка видел, как Уксус медленно поднимает ствол на уровень его лица, и думал о том, что у него за поясом тоже есть пистолет, доставать который уже поздно.

– Ну что, псих, повоевать захотелось? – холодное дуло упёрлось Сашке в лоб. – Патроны у тебя лишние? Тогда и у меня найдутся.

Сашка поразился, какая вокруг тишина. Только Женька продолжал звякать ложкой как ни в чём не бывало. Словно то, что сейчас при нём застрелят человека, не могло испортить ему аппетит. Сашке казалось, что тишина длится очень долго. Так долго, что он устал стоять. Захотелось закричать: «Стреляй, не мучай!»

– Выстрелить, что ли? – Уксус обращался к Псу, стоявшему рядом. – Как думаешь, говнюк?

– Не надо, – ответил Пёс.

– Не надо, – сказал Кеша.

Женька молчал, Хнык продолжал всхлипывать. Сашка стоял, не дыша, и хотел только одного: чтобы всё это скорее кончилось. Как это кончится, было уже неважно.

– Ладно, – Уксус так же медленно начал опускать руку с пистолетом. – Прощаю последний раз.

Сашка облегчённо выдохнул воздух и тут же получил пистолетом по лицу. Из носа закапала кровь.

– Это тебе вместо пули, – сказал Уксус и вышел.

Сашка мешком свалился на земляной пол, закрыл лицо руками, потекли слёзы.

– Чё ты сунулся? – спросил Женька. – Этот очкарик сам нарвался – нечего от своих бегать, ну и попинали бы его, труса и предателя.

«Предателя, – подумал Сашка. – Вот и меня в Корпусе посчитали предателем. Я знаю, что это такое». Сашка посмотрел на Женьку ненавидящим взглядом, отошёл в дальний угол. Кеша и Пёс подошли одновременно.

– Он бы не выстрелил, – сказал Кеша. – Он против тебя ничего не имеет.

– Не плачь, – Пёс поправил очки. – Тебе не надо было меня защищать. В этой среде, если раз прискреблись – пиши пропало.

– Вы чокнулись! – заорал Сашка. – Ты озверел, Кеша! Мы же не люди!

– Не люди, не люди, – успокаивал его Пёс. – Люди все в городе остались. А мы – военный контингент.

– Почему всё так? – орал Сашка, словно желая высказать всё накопившееся за те несколько дней, что он воевал. – Почему про хорошую жизнь пишут только в книжках? Почему все мы такие сволочи?

– Успокойся, Саша, успокойся, – Пёс схватил Сашку за плечи и хорошенько тряхнул. – Написать книжку про хорошую жизнь проще, чем её построить. Такая книга называется утопия. То есть чепуха, которой никогда не будет. Мы, во всяком случае, не доживём. А если ты сейчас не замолчишь, то вернётся Уксус. Я его видеть не хочу, да и ты, наверное, тоже.

Сашка отстранил Пса, подошёл к ящику и сел. Кеша заботливо подал ему недоеденную банку тушёнки.

«Всё как и раньше, – успокаивал себя Сашка. – Всё как и раньше». Не успокаивало. Тревога, обида не исчезали, всё явственней возвращались эпизоды, происходившие с ним ранее. И пистолетное дуло в лицо, и ощущение готовности самому убивать. Убивать таких, как Уксус. Убивать этих нелюдей с нечеловеческими бесстрастными глазами. Тех, из-за кого, возможно, никогда не будет в их городе хорошей жизни. Пёс неправ. Город с белыми домами возможен. Надо только победить энских и начать строить белые дома. Но Уксусу, Горилле, Силосу там будет не место…

Сашка сидел с банкой тушёнки в руке и равнодушно смотрел, как парни уходят. Он остался один, если не считать Шиза, который зашёл в блиндаж, открыл банку и принялся есть. Взгляд его был пуст, словно здесь присутствовала только оболочка командора. Сашка лёг, долго вертелся и не мог заснуть. Потом очень захотелось на свежий воздух.

Всё. Больше так жить нельзя. Нельзя жить с желанием убивать. Он уже желает чужой смерти. Он уже готов радоваться хотя бы гибели Уксуса. Он даже представляет, с каким удовольствием увидел бы того распростёртым на земле, с дыркой во лбу и остекленевшим взглядом. Сашка подумал, что сходит с ума. Вынул из кармана календарик с эмблемой Корпуса, посветил себе спичкой. Сегодня восьмое ноября. Недолго он пробыл в бригаде. Сашка поднёс спичку к календарю, и тот нехотя загорелся. Вот и всё, завтра уже не будет. Завтра не будет Александра Ерхова. То есть его уже нет. Нет давно, с тех пор как он пришёл в бригаду. А тот, кто живёт в его теле теперь, жизни не достоин. «Я уже умер, – подумал Сашка, – поэтому умереть снова мне будет не страшно…»

На улице, как всегда, было сыро и холодно. Сашка осторожно обошёл крепость, наблюдательную вышку, отошёл на сотню шагов в степь, аккуратно вытащил из-за пояса браунинг… Так просто: надо приставить дуло к виску, нажать на курок – и больше ничего не случится. Из-за рваного края тучи выглянула луна, осветила пространство неясным светом. Сашка смотрел на лужи, остатки нестаявшего снега, на их крепость, будто видел всё это в последний раз и хотел запомнить. Потом поднял руку, приставил пистолет к виску. Рука была замёрзшая и какая-то чужая. «Надо нажать на курок, – медленно подумал Сашка. Пальцы не слушались. – Я совсем не боюсь… Или боюсь? Неужели я хочу жить? Такой жизнью?» Луна опять скрылась, а Сашка всё стоял. «А больно ли это? – мелькнула мысль. – Вдруг я промахнусь?» Секунды шли. Палец, лежащий на курке, задрожал. Сашка хорошо чувствовал его дрожь. Он весь стал этим пальцем. Дрожь разливалась от пальца по всему телу, и вот уже озноб достиг головы. Воздух вокруг наполнился шуршанием, шёпотом, неясными голосами. Как будто кто-то хотел отговорить его от задуманного, как будто кому-то он был ещё дорог и нужен… Могло ли это быть правдой? Нет. Он один, совсем один в городе. Без семьи, без настоящих друзей, без будущего… Так что и сомневаться нечего… Дрожь усиливалась… Сашка напрягся, выгоняя её из тела. На счёт три… Раз… Два… Три…

Ничего не произошло. Он стоял и дрожал. Потом резко опустил руку, уронил браунинг в грязь и пошёл к крепости…

Когда рассвело, Сашка всё ещё сидел около мешков с песком и ни о чём не думал. Мимо него проходили дежурные, один раз прошагал сам Уксус, но Сашка не шевелился. Наконец появился Витька Шиз, сел рядом, протянул браунинг. Сашка взял ствол холодной рукой, повертел в руках.

– Ты слабый, – сказал Шиз. – Я видел тебя вчера, я ждал твоих действий, но тебе ещё рано. Ты не выполнил своего предназначения здесь.

– Пошёл ты, чокнутый! – Сашка замахнулся на Шиза, но Витька равнодушно перехватил его руку и продолжил:

– Настоящая смерть должна быть мучительной. Ты хотел сделать всё просто, но нет, дух, ты так легко не освободишься.

– Уйди! – Сашка вывернулся из рук командора и сильно пнул того под колено. Шиз охнул и крепко схватил Сашку за плечи. «Какой он сильный», – еле успел подумать Сашка. Шиз повалил его на землю, прижал своим весом и продолжал говорить:

– Нет, дух! Ты будешь умирать долго и проклянёшь день, когда родился.

– Мама! – закричал Сашка с ужасом и потерял сознание.