16

В комнате Олега было холоднее, чем у Сашки с Кешей. Хнык лежал под двумя одеялами и дрожал.

– Олег ушёл с утра, – застучал он зубами, как только увидел Сашку, – а Шиз мне опять говорит, что я сдохну. И молиться заставляет, а я не люблю его молитвы. Мне от них страшно.

Сашка сел рядом, потрогал Хныку лоб – тот был горячий. «Ещё и правда помрёт», – испугался Сашка. Очень не хотелось, чтобы Шиз снова оказался прав. Не хотелось, чтобы рядом умер ещё хоть кто-то…

– Кеша, – сказал он тихо, – здесь где-нибудь лекарства можно достать?

– Можно, – Кеша усмехнулся. – У падальщиков всё что хочешь есть. А ты собрался нашего доходягу на свои деньги лечить?

Сашка посмотрел на скорчившегося на кровати Хныка и подумал, что это и есть самое страшное – когда тебе нужна помощь, а всем наплевать.

– Может, сходишь к падальщикам?

Кеша пожал плечами.

– Давай марки, схожу. Что я, зверь? А ты уверен, что у него так серьёзно?

– Уверен, раз Шиз говорит, – Сашка опять глянул на Хныка и понизил голос. – Этот ненормальный будто предсказывать умеет. Я его уже боюсь.

– Боишься? – Кеша взял из Сашкиных рук мятые бумажки. – Да не бойся, с Шизом справиться можно. Он только морально сильный, а так дай по шее, не стесняйся. Чего покупать?

– Не знаю. Скажи, что от простуды, сами дадут.

Кеша ушёл, а Сашка опять сел рядом с Хныком.

– Не бойся, я сюда Витьку не пущу.

– Хорошо, – вздохнул Хнык. – А то Олег только уйдёт, и Шиз тут как тут! Вчера говорил, что ты много мучиться будешь, что жизнь у тебя будет плохая. А ещё чёрным духом обзывал! Ты, Сашка, побей его!

Сашка смотрел на Хныка и чувствовал острую жалость, такую, что слёзы на глаза наворачивались.

– Ты мне как брат, – говорил Хнык, кашляя. – Олег как брат, Кеша как брат, и ты теперь тоже. Мне повезло, а то в других бригадах мелких знаешь как бьют! Ногами пинают! А меня только Лёва колотил, и Женька как увидит, так по голове стукнет. А Шиз хочет, чтобы я сдох.

Хнык кашлял, ворчал и наконец заплакал.

– Ну что ты? – разволновался Сашка. – Не реви, побью я Шиза. И Женьке по голове дам.

– Ты сильный, – всхлипывая, продолжил Хнык, – и у тебя мама есть, тебе хорошо. А я умру скоро, у меня живот болит и голова, и никто не пожалеет.

«У тебя мама есть, – Сашка смотрел на Хныка. – Он мне завидует, а завидовать уже нечему».

Когда вернулся Кеша, Сашка и Хнык плакали оба, уткнувшись в драное Хныково одеяло.

– Вы чего? – удивился Кеша. – Сдурели? Я тут таблетки принёс какие-то, а от температуры, говорят, надо спиртом растереться. Спирта я тоже маленько принёс. А это сдача.

Сашка встал, вытер слёзы и стал выволакивать Хныка из-под одеяла.

– Вылазь, мы тебя разотрём.

Хнык стонал и упирался, но парни быстро раздели его, натёрли пахучей жидкостью и одели в принесённые Сашкой вещи. Хнык удивлённо щурился, разглядывал пёстрый свитер, трогал себя руками.

– Что, красиво? – засмеялся Кеша. – Эх, дурак ты, Санёк, этому сопливому – такой прикид! Может, отберём, пока не поздно?

Хнык испуганно полез под одеяло.

– Он всё равно не моется и шныряет по всякой грязи, – продолжал Кеша.

– Я помоюсь, Кешенька, вот потеплеет – обязательно помоюсь!

– Да ладно, мы тебя уже спиртом почистили. От него эти самые дохнут, как их?

– Микробы, – подсказал Сашка.

– Кто дохнет? – не понял Хнык.

– Никто, – Кеша махнул рукой. – Ты уж теперь точно заживёшься… Санёк да Олег – теперь у тебя две мамаши. Гордись! Кстати, скажи Олегу, что мы ушли, скоро вернёмся.

Сашка впихнул в Хныка таблетку, укрыл его потеплее. Когда выходили из комнаты, вошёл Шиз.

– Не помер ещё Костик? – спросил он, глядя на кровать.

– Не слушай этого ненормального, – сказал Сашка задрожавшему Хныку, – человек до семидесяти лет доживает.

– Так то человек… – протянул Шиз и медленно удалился.

Сашка было дёрнулся ему вслед, но Кеша удержал его за рукав.

– Да ладно тебе. Руки только марать. Пошли куда собрались.

Парни вышли на улицу. Снег совсем стаял, и вокруг дома была привычная уже грязь. Кеша застегнул шлем и, наступив сапогом в испражнения, выругался.

– Совсем с перепою одурели, – возмущённо сказал он Сашке. – И погода гадкая. По такой погоде пешком до кладбища тащиться себе дороже. Нужно к остановке идти…

Хлюпая по грязи, они перебирались через канавки, кучи мусора, соскальзывали в лужи, которыми изобиловала дорога. Кешины сапоги не боялись такой погоды, а у Сашки ботинки насквозь промокли. «Надо носить форменные сапоги», – подумал Сашка, хотя после боёвки к форме даже прикасаться не хотелось.

Возле остановки им встретился Олег, шедший из штаба. Сегодня он оделся уже по-зимнему: ватник и тёплые штаны защитного цвета, шапка-ушанка. Ещё издали Олег помахал рукой, а подойдя, сразу сообщил:

– Радость, мужики! Только что деньги выдали, за боёвку и за прошлый месяц. Получайте. Тебе, Янсен, пятьдесят семь марок.

Несколько бумажек и мелочь перекочевали из ватника Олега в руки Кеши. Кеша тут же спрятал их во внутренний карман. Олег повернулся к Сашке.

– Вижу, очухался. Извини, брат, за вчерашнее. Сам понимаешь, ты неправильно поступил. Хотя, думаю, это Лёва на тебя бросился, а ты защищался. Не любил тебя Лёва, да и вообще задиристый был. А поучить тебя, Санёк, пришлось, иначе непорядок. Ну да ладно, не убил – уже хорошо, так ведь? Получай деньги.

Олег вручил Сашке пятьдесят марок и горсть грошей.

– Подожди, – Сашка повертел бумажки. – Это очень много. Ты ошибся?

– Зарплата – раз, – Олег принялся загибать пальцы, – это десять восемьдесят, за боёвку – тридцать, ну и за героизм и обезвреживание опасного врага – червонец. Всё правильно.

– Какого врага?

Олег скривился, сощурился и сквозь зубы процедил:

– Взял деньги и пошёл отсюда. Понял?

– Олег…

– Вали, вали, – Олег тяжёлой рукой похлопал Сашку по плечу и повернулся к Кеше. – Как Хнык?

– Мы его подлечили, – сообщил Кеша.

– Нормально, – Олег развернулся и пошёл к этажке.

– Что ты выёживаешься? – спросил Кеша. – Лёва парня ухлопал, ты – Лёву. Чтобы деньги не пропали, Олег на тебя их выписал.

– Мне это не нужно, – Сашка разжал ладонь, и бумажка в десять марок упала в грязь.

– Ну и лопух, – Кеша поднял десятку и, бережно обтерев о штаны, положил в карман.

Автобуса не было. Кеша поинтересовался у торговцев, будет ли он, и, услышав отрицательный ответ, повернулся к Сашке.

– Может, завтра?

– Нет, Кеша, сегодня.

– А ты дойдёшь? Вчера вроде неживой валялся.

– Идём, – уверенно сказал Сашка.

Кеша кивнул, и они пошли дальше. Чувствовал себя Сашка гораздо хуже, чем утром. Его знобило, голова болела, в горле противно царапало, но Сашке казалось, он обязан оказаться на кладбище сегодня. А раз обязан – дойдёт…

Когда начался частный сектор, Кеша свернул на вскопанные картофельные поля.

– Тут, если напрямик, короче.

Шагалось всё тяжелее и тяжелее. Комья глинистой земли, налипая на ботинки, делали их неподъёмными. Но Сашка покорно шёл следом за Кешей – сам он не знал, где у них в городе кладбище для гражданских лиц, все его знакомые были похоронены на офицерском. Кладбище открылось Сашкиному взгляду неожиданно, сразу за чахлыми акациями, обрамлявшими очередное поле. Оно оказалось большим и неухоженным. Под ноги попадались обрывки бумаги, окурки, жестяные банки, пакеты. Оградки на большинстве могил облезли, а некоторые могилы были не огорожены – непонятно, наступаешь на холмик или захоронение, когда идёшь по тропинке…

– Новых хоронят там, – Кеша махнул рукой в сторону крайней аллейки.

Сашка увидел вереницу свежих могил, несколько только что вырытых ям, и ему стало жутко. Показалось, что яма – широко открытая пасть гигантского животного, которое замерло в голодном ожидании. Подойдёшь – схватит. Сашка вспомнил сегодняшний сон. «Иди к нам», – зазвенело в ушах.

– Санёк, сюда! Я, кажется, нашёл. У твоей матери фамилия как у тебя?

Сашка кивнул и очень медленно, с опаской обойдя пустую могилу, подошёл к Кеше. Памятник был совсем маленький – каркас из четырёх сваренных между собой железных прутьев и латунная табличка с фотографией и датами. Сашка сел на корточки, смотрел в молодое мамино лицо, чувствуя странную пустоту внутри. Можно было подумать, что из него вынули все внутренности разом и он – это не он, а кукла, поразительно на него похожая. Куда-то пропали все заботы, впервые за много дней у Сашки ничего не болело, впервые он не ощущал холода, голода и страха.

Кеша понимающе отошёл подальше, а Сашка так и сидел. «Я останусь здесь, – думалось лениво. – Здесь мне будет хорошо». Серые тучи опустились ещё ниже, и вдруг из них гигантскими хлопьями повалил снег. Он падал, размокал в грязи и исчезал, он проникал Сашке за шиворот, таял на его горячих губах, но ему было всё равно. «Я очень устал, – думал он о себе равнодушно, как о постороннем человеке. – Я устал мёрзнуть и бояться. Шиз прав. Смерть – успокоение, я лягу здесь и умру».

– Ты что, спятил? – Сашка услышал дикий Кешин крик и очнулся. Оказывается, он вплотную подвинулся к соседней, пустой ещё яме и чуть не упал в неё. – Пошли отсюда, – Кеша тащил его за воротник. – Поплачь дома и успокойся, нечего с ума сходить! Довольно с нас одного Воронцова!

«Да он среди вас самый нормальный», – подумал Сашка.

На остановке он опустился на землю и сидел молча, глядя перед собой. Кеша забеспокоился всерьёз:

– Ну что мне теперь с тобой делать? У тебя в городе больше никого нет? Знакомых каких? А то я с тобой, психом, боюсь назад идти. Вдруг ты там полбригады перемочишь! Соседи у тебя есть? Друзья? – Кеша хлопнул себя по лбу. – Вспомнил! Давай адрес этой своей девчонки… Может, она тебя в чувство приведёт!

Сашка назвал Катин адрес, удивляясь, как он его запомнил, и полез в подкативший автобус. Ему совсем не хотелось уезжать с кладбища. Опять заболели синяки и раны, опять стало холодно и тоскливо. Автобус тронулся с места, и Сашка наконец сделал то, чего так давно хотел, – уткнулся в Кешино плечо и заревел… В центре Кеша повёл его, как ребёнка, за руку. Сашка спотыкался, у него перед глазами всё плыло от слёз. «Это я виноват», – опять думал он. Себя было очень жалко.

– Смотри под ноги, недоумок, – незло ворчал Кеша.

Недоумок? Так в бригаде обычно называли Хныка. А чем он, Сашка, сейчас от него отличается? Идёт и ревёт, как девчонка. К тому же непонятно, куда идёт… Он уже совсем забыл о Кате…

– Вот, вроде пришли. Здесь эта твоя живёт?

Сашка поднял голову и увидел знакомый дом.

– Ты что, Кеша! Я туда не пойду!

– Пойдёшь как миленький, – Кеша решительно постучал в дверь.

Катя открыла сразу. Мельком глянула на Кешу, потом на Сашку.

– Саша, что с тобой?

– Он к тебе в гости собирался, – Кеша взял инициативу в свои руки, – а зайти стесняется.

– Заходите, конечно.

Кеша толкнул Сашку в дверь и остановился у порога.

– Я, наверное, проходить не буду. Ещё напачкаю тут.

«Можно подумать, я чище», – Сашка пошатнулся.

– Ой, – сказала Катя Кеше, – ты не уходи, пожалуйста. Вдруг с ним что-нибудь случится.

– Всё, что могло, с ним уже случилось, – проворчал Кеша, но остался.

Потом Сашка сидел на табурете и смотрел в пол. «Не упасть», – вертелось у него в голове, перед глазами всё плыло, перехватывало дыхание. «Болеет сильно… с кладбища… нет», – слышались обрывки фраз, смысла и порядка которых он не мог уловить. Ему даже стало казаться, что в комнате уже человек пятнадцать и все советуют ему, как выздороветь. Даже Олег почему-то оказался рядом. Явно различался его басок: «Подлянку ты нам сделал». Потом в нос ударил резкий неприятный запах. «Нашатырь», – послышалось Сашке. Он посмотрел вверх. Над ним наклонился бледный Кеша.

– Тебе лучше? Вот как мы обратно поедем? Вдруг автобуса не будет? Я то доберусь, а вот ты…

– И ты не доберёшься, – запротестовала Катя. – Вас в вашем танковом училище не хватятся? Тогда я тебе вечером постелю на полу. Ничего?

– Ничего! – Кеша явно обрадовался. – А твои родители против не будут?

– Папа с частью за город уехал. А маме я сейчас на работу позвоню.

Сашку уложили на узкий диванчик в комнате, где было много книг. Кеша ещё что-то говорил Кате, потом куда-то ушёл, а Катя сидела рядом и держала Сашку за руку. Он мельком подумал, что рука у него грязная, но выдернуть её из Катиной ладони не было сил… В очередной раз приоткрыв глаза, Сашка обнаружил, что рядом сидит не Катя, а немолодая женщина.

– Я тебя узнала, – сказала она. – Ты учился в Корпусе, у Григория. Вы как-то с учений к нам в городскую больницу приезжали. Там у вас что-то взорвалось, да? Ты мальчика оглушённого привёл.

«Привёл. Я Илью привёл. Катькина мама – врач! Вера Ивановна… А Илья – гад, всё из-за него. Знал бы я тогда…» – У Сашки сильно закружилась голова.

– Ты горишь весь! – Вера Ивановна подняла на Сашке футболку. – Господи, а это что такое? Откуда такие синяки?

– Ногами пинали, – прошептал Сашка.

– Какой ужас! – она достала ампулу с прозрачной жидкостью. – Сейчас я сделаю тебе укол от температуры, а потом вызовем медпомощь. Мало ли что у тебя там отбито…

В соседней комнате она разговаривала с Катей и Кешей, но Сашка ничего больше не слышал – подействовало лекарство. Уже в темноте Кеша вошёл в комнату, постелил на полу одеяло.

– Ну ты попал, Санёк! Похоже, ты этой девчонке шибко нравишься, а вот мать её меня прямо допрашивала… Я заврался насмерть. А Катька классная! Я таких симпатичных давно не видел. Нет чтобы мне с ней познакомиться! А ты, малолетка, всё равно в женщинах ничего не понимаешь! Везёт кому не надо! – Кеша шутя щёлкнул Сашку по лбу, потом вспомнил, что тот больной. – Эта тётка сказала, тебя срочно в больницу надо, но нас туда не примут, имей в виду. У нас нужных документов нет!

Кеша уснул очень быстро, а Сашка засыпать боялся. Боялся, что снова приснится Лёва. Или – мама. Вдруг она явится к нему во сне и скажет, что он виноват в её смерти? Как жить после этого? Да и надо ли?

– Ты не спишь? – Сашка понял, что на пороге стоит Катя. Она осторожно прошла в комнату, перешагнула через спящего Кешу и села рядом. – Я всё поняла. Твой Кеша – врун, каких поискать, но он путается. У тебя мама умерла?

Сашка кивнул и обрадовался, что в комнате темно: если опять потекут слёзы, она, наверное, не заметит. Катя протянула руку и погладила его по волосам, он даже вздрогнул от неожиданной ласки.

– Ну, успокойся, всё наладится. Всё пройдёт. Главное – пережить горе, и всё снова будет хорошо.

Сашка слушал Катины слова, прижимался к её рукам, так и заснул…

Наутро оказалось, что приезжавшие ночью медики Сашку забирать отказались из-за отсутствия страховых документов. Впрочем, сам он этого не помнил. Запомнился только какой-то нелепый разговор про социальный госпиталь, куда свозят бездомных и безработных, и то, что Катина мама сказала – там он точно умрёт. Градусник, который периодически приносила Катя, упорно показывал около сорока, всё внутри у Сашки болело, каждый вдох давался с трудом.

– Воспаление лёгких, – сказал кто-то.

Комната растворилась в непонятном зелёном вихре. И Сашка кружился в нём, пытаясь отыскать кого-то и поговорить с ним. Потом Сашка вспомнил про Кешу и позвал его, но Кеша не пришёл. Вернулась комната. Возникла из зелени, плавно покачиваясь. И Сашка вдруг подумал, что так, как он сейчас, чувствуют себя матросы на корабле. Раньше, ещё до гимназии, он видел море на картинке и очень захотел стать моряком, но шла война и в город у моря уехать было нельзя. Всегда война. Когда он родился, шла война. Он рос, а война не кончалась. Теперь он умирает, а война остаётся и, возможно, будет всегда. Сашка услышал хлопок входной двери и почти сразу понял, что рядом сидит Катя.

– Твой друг ушёл домой, а ты пока полежишь у нас. Мама тебя вылечит, не бойся. Она хороший врач.

«Вера Ивановна – хороший врач, а Краев – хороший офицер. Катя станет, наверное, учительницей ботаники в гимназии. Зачем меня лечить? Какая от меня польза? Я умею только стрелять, но не хочу этого делать. – Сашка понял, что, если бы его сейчас позвали назад в Корпус, он бы уже не смог вернуться. – Охранять Главу? Кому нужен Глава? Все заняты своей суетой и плевать хотели друг на друга! Кто-нибудь думает о Главе не по праздникам? А эти угрозы Конторы: будьте наготове, а то вас захватят бандиты из Энска! Неужели от этого захвата что-то изменится? Куда бежал Илья? Везде одно и то же…»

Сашка почувствовал на своём лбу холодную Катину ладонь и открыл глаза.

– Ты не спишь? Я испугалась.

Он хотел ответить, но мучительно закашлялся.

– Тихо, тихо. Где ты так простыл?

На Катю можно было смотреть не отрываясь… Она не была очень красивой, обычная девчонка, таких сотни. Вот только странные глаза и коса до пояса. Сашкина мама тоже ходила с косой. Давно, ещё до его рождения.

– Ну что ты так смотришь? Я это, я. Ты меня слышишь?

Сашка кивнул, и всё вокруг опять поплыло. Потом он услышал два голоса – Веры Ивановны и какого-то старичка.

– Не жилец пацан. Вы тоже хороши – такую пневмонию на дому лечить…

– Катеринин друг, под машину попал… Сирота… Вы правы…

Сашка понял, что раздет и чьи-то сухие руки быстро его ощупывают. Стало страшно.

– Ты нас слышишь, мальчик?

– Что будем делать?

– Мама! – позвал Сашка.

Потом ему показалось, что он лежит в большом стеклянном пузыре и никто не может его услышать: он звал кого-то, просил, кричал, но всё было бесполезно. Люди проходили мимо него длинной унылой вереницей, но никто не оборачивался на его крик. Даже Кеша прошёл рядом, помахивая магнитофоном. «Это не пузырь», – испугался Сашка. Сейчас он точно знал, что это гроб. Кривой, наспех сколоченный Кешей из гнилых досок. «Почему я в гробу? А, это я умер». Вокруг гроба толпой стояли ребята: Олег, Женька Коньков, Хнык, Пёс. Кеша опирался на лопату, Витька Шиз бормотал молитву. В вырытую для Сашки яму тяжёлыми хлопьями валил снег. «Они хотят положить меня в такую сырую могилу, – подумал он абсолютно спокойно. – Почему я не умер летом?» Над ним наклонилась мама, поцеловала в лоб, отошла. Подошёл Кеша, потом Олег, потом Лёва. «Значит, я его не убил», – решил Сашка. Крышка стала медленно закрываться. «Но я же вижу их», – вдруг понял он. «Тебе хорошо, – раздался Шизов голос. – Тебя живым похоронили, ты сможешь лежать и думать». Крышка закрылась, и сверху по ней забарабанили куски мёрзлой земли. Темнота окружила Сашку…