Фадрик
Уверенность Фадрика в его вечно холостом будущем покоилась на ряде обстоятельств.
Во-первых, он был безобразен.
В свои двадцать три года он успел не только удостовериться во внушаемом женщинам отвращении, но и примириться с ним.
Каждая леди мечтает о прекрасном принце, а не о гадком горбуне.
Во-вторых, он не наследовал титула отца и его богатств, следовательно, не представлял для женщин интереса и в материальном плане.
Эти два обстоятельства весьма способствовали третьему – полному неумению Фадрика общаться с девушками. Он, в целом весьма застенчивый, боялся их, как огня.
Уже в шестнадцать он смирился с мыслью о грядущей жизни в одиночестве. Эта мысль тяготила. Признать, что обречен на унылое прозябание, весьма сложно. В глубине души Фадрик завидовал братьям – младшему даже больше, чем старшему, ведь их род получит продолжение в детях, которых Фадрик, как он полагал, не сможет иметь. У них будут жены, которые наполнят дома уютом. Разве не за этим женятся мужчины?
Его зависть не была черной, нет, он просто хотел надеяться на то же для себя.
Теперь Фадрик боялся. Он прекрасно понимал, что женщина, насильно отданная замуж, будет ненавидеть мужа. Будь на его месте нормальный мужчина, она смогла бы смириться, но в отношении жалкого урода… Нет, Фадрик не питал надежд. Более того, он полностью разделял чувства будущей жены.
А где-то в глубине души он не верил, что и впрямь находится на своей свадьбе.
И свадьба, и невеста пугали его. С того момента как Рейна, войдя в храм, устремила на него взгляд серых глаз, он не мог найти покоя. Подтверждая согласие взять эту женщину в жены, он спрашивал себя: «Зачем ты это делаешь?», а ответом было – «Так решил отец».
Возможно, лучше всего было заговорить с ней, когда они вдвоем ехали в карете на пир, но Фадрик боялся, что она откажется отвечать, если он спросит. Что на обращенном к нему лице он прочтет ненависть.
Он даже представить не мог, как будет жить с этой женщиной в одном доме.
Король велел новобрачным провести первую брачную ночь во дворце, где был приготовлен и свадебный пир. Фадрик беспрекословно уселся за стол подле отца. Рейна села по левую руку, сверкнув сапфировым ожерельем. Фадрик невольно залюбовался ее нежной чистой кожей, но тут же одернул себя: такая женщина никогда не будет принадлежать ему…
Когда гости расселись, поднялся Линель.
–За новобрачных! – провозгласил король, и зал поддержал одобрительными возгласами.
Фадрик видел, как недрогнувшей рукой Рейна подняла и пригубила бокал.
Несколько минут, потребных, чтобы заморить червячка, гости молча ели. Фадрик подумал, что эта тишина вполне устроила бы его, но в середину зала вышел Линнфред, специально приехавший из Молдлейта на свадьбу брата.
–Милорды и миледи! Для вашего удовольствия и в виде свадебного подарка прелестной новобрачной, – взгляд в сторону невесты, – я пригласил музыкантов. Ребята, проходите!
Трое мужчин вошли, отвешивая поклоны. Фадрик узнал Блафа – толстяка, не сколько певшего, сколько звучным голосом проговаривающего старинные баллады под едва слышное звучание струн, Оринга Благозвучного – слащавого и любимого дамами менестреля… и Ринги Весельчака, любителя похабщины.
Последнего Линнфред приветствовал особенно усердно.
Фадрику захотелось плакать.
Впрочем, музыканты, выпив по чарке вина, пока вели себя прилично.
Блаф, неспешно умастив зад на стуле, оправив бороду, ударил по струнам и не запел – заговорил:
-Я по природе не боец.
Как ни прискорбно, но, увы,
Не создан розовый венец
Для моей буйной головы.
Мне умирать не привыкать
За мир, людей, которым рад,
Но все ж не в силах разорвать
Соперника из-за наград…
Фадрик раньше не слышал этой песни, наверное, для свадебного пира менестрель сочинил нечто особенное. Суровые рыцари одобрительно кивали, пока Бальф говорил:
–Милей мне блеск холодной стали
Древнейших кованых мечей.
И даже дамы содрогнулись, когда, повысив голос, менестрель уже не говорил –выкрикивал:
-И нету мыслей о награде,
И помыслов о славе нет,
Когда в холодный алый, талый
Снег падает немой сосед.
Линнфред скорбно качнул головой, слушая о том, как больно хоронить друзей под сенью еловых лап…
-Ну, кто еще тут хочет славы?
Кому тут денег и почет?!
За честь сойти на пир кровавый
Кто, кто, скажите мне, сочтет?
И тише, все тише и тише звучали слова о том, что вовсе не обязательно выступать на ристалище, чтобы стать настоящим воином…
Едва Блаф окончил, зал взорвался хлопками. Этим людям, проводившим войска, он напомнил о том, что такое сражение, рассказал о благородстве и доблести. Фадрик видел, как королева налила вина в золотой кубок и отправила менестрелю. Тот выпил, поклонился ее величеству и бережно убрал подарок в сумку.
Петь на пиру у короля было делом прибыльным.
Но суровое настроение гостей спешил развеять Оринг Благозвучный. Оправив шитый рукав рубахи, тряхнув длинными как у женщины кудрями, он затянул балладу об ушедшей любви:
-Я не знаю, что думать мне
Я тебе так верить хочу.
Мои волосы тонут в вине.
Так за глупость свою плачу.
«Утопить такие волосы – и бочки не хватит», – подумал Фадрик, но женщинам пение Оринга нравилось. Благородные дамы, чьи сердца, быть может, в жизни не испытывали глубоких чувств (за исключением зависти да ненависти), вздыхали и промакивали глаза платочками, а кто-то и рукавами платьев, и не всегда своих.
Свадьба шла, как надо.
Оринг допел балладу и начал вторую, из известного репертуара, что-то о принцессе и драконе. И тут Фадрик украдкой взглянул на жену.
Рейна ничем не выдавала чувств. Спокойная, без тени улыбки, она медленно ела и пила вино, словно просто обедала. Не было заметно, тронули ли ее песни менестрелей, думает ли она о чем-то, хочет ли чего. В сторону мужа она обернулась лишь раз, и лишь для того, чтобы обратиться к его отцу.
–Спасибо, милорд, – сказала она, но Фадрик не понял, о чем шла речь.
«Уж точно не обо мне», – решил он, и горько усмехнулся.
Гости танцевали. Линнфред задумчиво взглянул на жену брата, но передумал и обратил внимание на Эмилию Уэсс. Эмилия, оправив платье, вышитое извечными воронами, с достоинством поднялась из-за стола.
Бочонки с вином пустели. Фадрик глядел на гостей и с отвращением думал, что не сильно они отличаются от крестьян, эти благородные. Чуть-чуть потри, и из лордов полезут неотесаные мужики, а из леди – шлюхи. Особенно это видно сейчас, когда все они под хмельком.
Звонко рассмеялась королева, призывно махнув рукой, и Фадрик увидел, как к ее величеству направился Ринги Весельчак. Все верно, гости напились, и настала пора веселиться по-настоящему, на что был мастак этот худющий парень со щербатой ухмылкой.
–Милорды и миледи! – голос Селиссы серебряным колокольчиком зазвенел под сводами зала. – Мой тост- за новобрачных!
Рейна молча подняла бокал и, к удивлению Фадрика, широко улыбнулась королеве. Но Селисса не закончила.
–Мне бы хотелось в качестве поздравления, чтобы наш любимый менестрель исполнил в честь жениха и невесты прекрасную песню. Ринги, ты знаешь балладу о принцессе-лягушке?
«Он-то знает», – мрачно подумал Фадрик. – «А вот откуда такую погань знает королева?».
Чувства Фадрика, похоже, разделял лишь лорд Зольтуст, о чем свидетельствовал брошенный в сторону ее величества мрачный взгляд. Гости покатились со смеху, а Фадрик помертвел. Он все понял.
Детская сказка, превращенная в похабные стихи, «баллада» повествовала о любви прекрасного, но глупого принца к бородавчатой жабе. Принц был уверен, что после поцелуев та превратится в принцессу, а когда из этого ничего не вышло, попробовал еще массу разных способов…
Это не только играть, но и слушать было противно!
Но Селисса стояла на своем:
–За любовь! – крикнула она, опустошая бокал, и менестрель ударил по струнам.
Гости смеялись, многие подпевали, а Фадрик чувствовал себя оплеванным. Кого, как ни его, сравнивал сейчас Весельчак с бородавчатой жабой, которую сколько ни целуй, жабой и останется? Более подходящую песню на свадьбе калеки-горбуна и представить сложно…
Рейна невозмутимо сидела за столом, храня спокойствие ледяной статуи. Но, когда Ринги допел, и Ронн Лоутер, вскочив на стул, провозгласил:
–За крепкие поцелуи, лорд Молдлейт! – и зал взорвался хохотом, она поднялась, присела перед Фадриком и его отцом и… ушла.
Лоутер расхохотался, принялся кривляться и делать неприличные движения. На Фадрика посыпались шуточки.
–Братец, да знаешь ли ты, что делать с женой?! – рассмеялся Линнфред, хлопая брата по плечу.
–Я уверен, он разберется, – холодно оборвал сына Уолдер Молдлейт, и Фадрик ощутил прилив благодарности к отцу.
Но шутка удалась, и гости состязались в советах, приводя в пример глупого принца из непристойной песни. Фадрик чувствовал, как горят уши, но боялся встать и уйти, подобно Рейне.
Ведь это означало начало брачной ночи.
Понемногу гости успокоились. За лютню вновь взялся Оринг Благозвучный и завел очередную слащавую песню. И тут Фадрик услышал:
–О, вы напрасно беспокоитесь, милорд, супруга вашего брата прекрасно знает, что делать с мужчиной.
Фадрик резко обернулся и увидел, как Эмилия Уэсс прикрывает рот краем рукава. Подле нее стоял Линнфред и ухмылялся. Фадрик впервые заметил, какая у брата неприятная ухмылка, только правым углом рта, хищная, циничная. Даггард бы так не ухмылялся. Эта ухмылка возмутила больше, чем сыпавшиеся до этого шуточки. Ведь, как ни крути, на свадьбе подсмеиваются над каждыми женихом и невестой, но то, что сказала Эмилия Уэсс, было оскорблением. Фадрик готов был заставить ее взять слова назад, пусть даже путем скандала… Помешал отец, все прекрасно понявший.
Уолдер поднялся, положил сыну руку на плечо и громко промолвил:
–Я думаю, пора мужу присоединиться к жене.
Фадрика захлестнула паника. Несколько мужчин, в том числе брат и отец, взялись проводить новобрачного до спальни. Вновь раздались шуточки и смех. Даже женщины повскакивали с мест, готовясь принять участие в шествии.
Фадрик бросил умоляющий взгляд на брата, и Линнфред понял его без слов.
–Только милорды, миледи, послушайте, только мужчины!
Но толпа, буквально подхватившая и повлекшая Фадрика за собой, все равно оказалась наполовину из женщин и была велика. Влекомый ею Фадрик не заметил, как оказался на втором этаже у дверей спальни, выделенной лично королем. Целая толпа пьяных гостей готова была ворваться внутрь, и Фадрик холодел, стыдясь, безумно стыдясь пред женой, которой помимо испытанных мучений предстоял еще и этот срам.
Но лорд-председатель не намеревался смущать сына.
–Господа, я думаю, Фадрик справится сам. У нас осталось много прекрасного вина, не дадим же ему пропасть! В зал! Все живо в зал! Пить за новобрачных!
–За новобрачных! – толпа, не осмеливаясь перечить лорду, отхлынула от двери, покатилась вниз по лестнице, похлопывая, подталкивая Фадрика, подмигивая ему.
Наконец, он остался один.
Первым его побуждением было сбежать, но он понимал, как это глупо. Ни король, ни отец этого не простят. Как угодно, нужно довести дело до конца.
И Фадрик, набравшись духу, рванул дверь на себя.
Он вошел и застыл на пороге – на протяжении этого дурацкого пира, пира-посмешища, он не раз задумывался, как это произойдет, но не ожидал, что получится именно так. Он думал, что его встретит темнота. Что жена будет лежать под тонкой простыней на кровати и тихо плакать. Что раскричится, когда он коснется ее, и что в итоге он уберется прочь, малодушно оставив новоиспеченную супругу в покое.
Но спальня ослепила светом десятков свечей, напрочь разрушив придуманные образы.
Рейна сидела на разобранной кровати, прямая, как трость, все еще одетая в свадебное платье. Фадрик близоруко прищурился, но не смог рассмотреть на ее лице ни следов слез, ни признаков отчаяния. Перед ним была фарфоровая кукла.
–Вы так долго, милорд.
–П- прости, – Фадрик поднял ногу, чтобы сделать шаг вперед, но передумал.
–Почему вы медлите? Прошу вас, проходите…
Фадрик замер в нерешительности. Как, о, боги, как Холдстейн мог отказаться от этой женщины?! Гордая, непокорная, внешне хрупкая и ранимая, но внутри совершенно несгибаемая… и безумно, до невозможности красивая… И как только он не понял этого, увидев в первый раз? Отблески свечей играли в длинных блестящих волосах, из которых она вытащила заколки. Как же ему хотелось зарыться в эти волосы лицом, вдохнуть ее запах, коснуться нежной кожи. Но он забылся! Ему не стоит думать об этой женщине. Мысли о ней опасны. Она по недоразумению оказалась в его постели. Такие созданы, чтобы их ласкали красивые, полноценные мужчины… как этот проклятый Холдстейн!
Фадрик закрыл глаза, борясь со злостью и отчаянием, а когда открыл, Рейна уже стояла перед ним. Она мягко взяла мужа за руку и подвела к кровати. Фадрик не спешил садиться, и девушка бережно толкнула его на ложе. С прикроватного столика она взяла бокал и протянула мужчине:
–Прошу вас, милорд, выпейте… Вы так бледны.
Фадрик вдруг разозлился. Было бы проще, если б Рейна Артейн закрыла дверь у него перед носом. Вместо этого она желала играть в странные игры. Фадрик не мог понять, что руководило этой женщиной. Не видел, в чем кроется обман. Он ни на секунду не верил в ее искренность и искал признаки изощренной насмешки. Его ладонь решительно отодвинула бокал. Избегая взгляда жены, Фадрик твердо сказал:
–Леди, не надо обманывать меня и себя. Честное слово, я отдаю себе отчет, насколько вы желали стать моей супругой. Поверьте, если бы не жесткие условия, в которые меня поставили, я бы ни за что не пошел на этот брак, но увы, это дело свершенное. Давайте не будем ухудшать наше положение. У меня нет намерения унижать вас, принуждая спать со мной.
–Что? – Рейна отшатнулась, и на ее лице Фадрик впервые за вечер увидел удивление, и ему стало приятно, так приятно, как не было за последние несколько недель. Он был безумно благодарен этой удивительной женщине, поэтому решительно кивнул и повторил:
–Я не буду принуждать вас к близости… Рейна, – ее имя он произнес с опаской, пробуя на вкус, и продолжил, – я не чудовище. Я понимаю, что калека вроде меня не может привлечь такую женщину, как вы… поэтому не буду настаивать.
Рейна выпрямилась, поставила бокал. Фадрик мог поклясться, что на миг ее лицо исказилось от боли, но когда он наконец открыто взглянул на жену, то увидел лишь усмешку на ее устах.
–Какие же мужчины должны привлекать меня, милорд Фадрик?
Фадрик знал ответ, но никакие силы на земле не заставили бы его разомкнуть губы, и Рейна, не дождавшись ответа, продолжила:
–Вероятно, вы имеете в виду лорда Холдстейна? Короля севера? Да, и это известно всему двору. Но, знаете, я не имею намерения губить жизнь из-за глупой ошибки.
–Вашу жизнь уже испортили, леди… если вас это утешит, я не хотел жениться на вас…
–Спасибо, милорд! – Рейна горько рассмеялась, и Фадрик мысленно схватился за голову. Какой он дурак, неужели нельзя было сказать как-то помягче! – Мне очень приятно это слышать!
–Рейна! Что вы! – почти закричал он. – О вас я мог только мечтать. Но посмотрите на меня! Я калека! Урод! Если бы вас не вынудили выйти за меня, я бы на всю жизнь остался холостяком…
–Но нас поженили, – жестко сказала Рейна. – Мне отвратительно, Фадрик, что с нами сделали, но я не собираюсь сидеть и ныть. Я вижу, что вы благородный человек, другой бы не поступил со мной столь великодушно, а давно бы исполнил супружеский долг и спал, оглашая храпом пол-дворца. Я давно перестала судить о людях по внешности. А еще, – голос ее дрогнул, – я твердо намерена стать счастливой. Так что вы простите, милорд, но ваше щедрое предложение отклоняется.
С этими словами Рейна медленно принялась распускать шнуровку на груди. Беззвучно шевеля пересохшими губами, Фадрик неотрывно следил за движениями ее рук. Когда к стройным ногам тяжелым каскадом упало верхнее платье, он тихо охнул, но она не остановилась. Спокойными уверенными движениями Рейна расшнуровала нижнее платье и, передернув плечами, как породистая норовистая кобыла, скинула его на пол, оставшись в чем мать родила. Несколько долгих мгновений Фадрик рассматривал жену, охватывая взором ее миниатюрную фигурку, каждый изгиб тела… она казалась совершенством. Неужели ему, наконец, повезло? Неужели судьба так жестоко поступила с ним только для того, чтобы потом подарить Рейну? Фадрик страшился разочарования, но все же протянул руки к жене, и чуть не закричал от радости, когда она шагнула к нему в объятия.
Рейна помогла ему раздеться, а Фадрик мучительно краснел. В голове бились непрошенные мысли: «Она будет сравнивать тебя с ним! И ты проиграешь! Когда она увидит, какой ты жалкий и неуклюжий, она будет смеяться или убежит прочь!». Но мысли остались мыслями…
Когда отец сказал, что придется взять в жены «Холдстейнскую шлюху», Фадрику стало противно. Было ощущение, что ему, как самому никчемному сыну, подсунули отбросы. Этой женщиной уже пользовались, она никому не нужна, так что можешь взять себе… Теперь ему было стыдно. Любой может ошибиться, и женщины тоже. Рейна не была развратна, нет, он видел ее смущение, которого не должны быть у испорченной женщины. С другой стороны, с ней не нужно было быть слишком осторожным, и это было хорошо, потому что Фадрик боялся своей неуклюжести. Рейна была ласкова, податлива и, даже если ей было неприятно, она не показывала вида, тепло улыбнувшись мужу, когда он, наконец, откинулся на подушки.
Фадрик погладил жену по голове и уснул, завершив самый счастливый день в своей жизни. А Рейна встала, потушила свечи, и долго лежала в темноте, глядя в потолок.
