Вардис

Вардис злился. Он пообещал Моэралю, что поедет за сбежавшей Рейной, но вместо этого отправил вслед беглянке трех более или менее трезвых людей, а сам проспал. Вчерашние возлияния не прошли бесследно.

Зал, где еще вчера пировали гости, не успели прибрать. Длинные столы под испачканными скатертями стояли вдоль стен. Служанки ползали по полу, выгребая объедки и шугая собак – мешали. Огромная люстра будто сосульками обросла потеками воска. Такое количество свечей в ней не зажигали со времен свадьбы прошлого лорда. Возле стен спали люди – рыцари, места для которых не нашлось в казармах. Зал оглашался раскатистым храпом, воняло потом и кислым вином. Мужчина в цветах Ирвинделла лежал у окна, завернувшись в сорванную портьеру. Второй – тоже рыцарь тестя короля – спал у камина, прямо на выкатившихся на пол головешках.

Вардису это ничуть не мешало. Ругаясь про себя, он торопливо поглощал оставшееся на столе угощение. Свиной окорок и квашеная капуста не стали хуже за ночь. Впрочем, вкуса Вардис почти не ощущал. Он беспокоился. Беспокоился, что отправленные за девушкой оболтусы не справятся, что у них не хватит мозгов вернуть Рейну обратно, даже если допустить, что они догонят ее по пути в Артейн… Он беспокоился за Моэраля – до этой ночи в конюшне Вардис никогда не видел друга таким… безумным.

Дрянная девчонка! К чему столько своеволия?! Ох, эти женщины…

Будто услышав его мысли, в зал вошла Арна. На ней было дорогое лиловое платье, уши украшали тяжелые аметистовые серьги. Она брезгливо огляделась вокруг и подняла подол, опасаясь заляпать. Огибая дурно пахнущие лужи – в основном вина, но попадалась и рвота, прошла к столу и села напротив Вардиса.

Вардису нравилась сестра Моэраля, хотя, на удивление, совсем не так как нравились женщины. Он не чувствовал к ней физического влечения. Арнелла была женским подобием Моэраля – черноволосая и сенеглазая, даже манера разговора была похожей. Испытывать к ней тягу для него ненормально и противоестественно. Возможно, саму Арну и обижало такое отношение, но она этого никогда не показывала.

–Доброе утро, миледи.

–Приехал гонец из Зубца.

–Да? – Вардис встрепенулся, неприятное предчувствие кольнуло сердце.

–От твоего отца. Я не знала, пустить ли его, решила спросить. Гонец говорит, что известие срочное.

Уже не сомневаясь в случившейся в Канторе беде, Вардис поднялся и быстро – едва не бегом – вышел во двор. Огромный черный пес немедленно поставил лапы на стол и стащил остаток окорока.

Весть, принесенная посланником, действительно была срочной. Конь гонца, роняя пену и хрипя, тянулся к корыту с водой, гонец, бледный и грязный, с трудом удерживал животное на месте.

–Альк! – узнал оруженосца Вардис. – Что с отцом?!

Юноша поднял запавшие от усталости глаза.

–Сэр Элисьер передал, чтобы вы приезжали как можно скорее. Он умирает.

Вардис с трудом удержал стон. Он знал, знал, что этот момент наступит, но, о Боги, не думал, что вот уже… И он обещал Моэралю, что поедет в Артейн…

Но до Клыка три дня пути, он доберется за два, если будет гнать. Два дня туда, два обратно. И в Зубец.

Отец умрет за это время, не дождавшись сына.

Моэраль должен понять.

Погруженный в раздумья, Вардис не сразу сообразил, что стоит у кабинета короля.

Двери закрыты. Людей рядом нет. Никого. Вардис скрипнул зубами – Моэраль все не хочет вести себя, как следует королю. У короля должна быть свита. Должна быть охрана, ведь идет борьба за корону! Кто защитит его величество, если на его жизнь совершат покушение? Король не должен никуда ходить один! Даже у нужника его должна ожидать стража! Но нет. Моэраль продолжает жить как лорд, не как король: делает, что хочет, ходит, где хочет. В одиночку бросается на медведя и отказывается поставить у своих покоев хотя бы слугу!

Вардис сжал кулаки. Полно, разве Моэраль может быть внутри? У него первая брачная ночь, скорее всего, дрыхнет в объятиях женушки с ласковыми коровьими глазами…

Вардис толкнул дверь, и она немедленно распахнулась.

Молодой король спал. Его длинные руки и ноги свисали с кресла. Запах перегара заставил Вардиса поморщиться.

–Моэраль! Эй, Моэраль!

Холдстейн уставился на Вардиса мутным взглядом.

–Морри, что, забодай тебя корова, ты здесь делаешь?

–Сплю, – мрачно ответил Моэраль. Взгляд его приобретал осмысленное выражение.

–Почему здесь, когда должен быть с женой?! Я тебя вчера отправил к ней! Ты что, не спал с Илиен?!

–Какое твое дело?! – разозлился Моэраль. – Проваливай!

С этими словами он схватился рукой за угол стола и начал подниматься. Вардис с жалостью смотрел на короля. Молодой Кантор знал Холдстейна много лет – уж точно больше пятнадцати – и не помнил, чтобы Моэраль когда-нибудь столько пил. Он никогда не придавался излишествам. Ни в чем.

–Ты зачем пришел? – Моэраль встал и застыл посреди кабинета.

–Мой отец умирает, Морри.

Темное облако набежало на лицо Моэраля. Он шагнул к другу и крепко обнял. Вардис продолжил, чувствуя, как свербит в горле:

–Только что прискакал гонец, сказал: Элисьер требует меня к себе. Морри, вчера я обещал съездить за Рейной, но мой отец…

–Поезжай. Если Элисьер умирает, я хочу, чтобы ты был при нем. За Рейной пошлю кого-нибудь другого.

–Я вчера послал, мы же договорились.

–Вот и ладно. Серьезно, Вардис, ты дал мне обещание, я тебе его возвращаю. Я подожду твоих людей, если что, пошлю еще кого-нибудь, – Моэраль грустно усмехнулся. – Я справлюсь сам.

–Благодарю, – Вардис с чувством пожал руку друга.

–Езжай. Время дорого.

Вардис птицей вылетел во двор. На редкость трезвый конюх поспешно оседлал коня и подготовил запасного. Несколько минут занял сбор всего необходимого, и спустя час стены Холдстейна остались за спиной Вардиса.

Он остановился глубоко за полночь. Кони очень устали – Вардис лишь изредка позволял бедным животинам переходить на шаг. Сам всадник устал не меньше, поэтому постоялый дворик на перекрестье дорог одним своим видом вызвал радостное облегчение. Трое молодых рыцарей, которых Вардис для безопасности взял с собой из Холдстейна, искоса поглядывали на лорда, но Вардис решил дать отдых себе и людям.

После упорного стука дверь распахнул сонный хозяин. Поклонился.

–Еду и кровать, – потребовал Вардис, входя в чистенько убранный зал. – И коней пусть кто-нибудь покормит.

Хозяин поставил перед гостями блюдо с холодным мясом и овощами, кувшин пива и удалился в подсобку. Оттуда выскочил полусонный мальчишка, поправляя на ходу рубаху.

–Вороной и гнедой, к крыльцу привязаны – эти мои, – сказал Вардис, хотя можно было и промолчать. Постоялый двор выглядел местом, где одинаково хорошо обращаются со всеми скакунами, кому бы ни принадлежали.

Покончив с ужином, лорд поднялся наверх, в спальню. С удовольствием растянулся на простынях, задул свечу… но сон не шел. Он думал об отце. Элисьер ни за что бы не послал за сыном, если б не был уверен в скорой смерти. Не такой он был человек.

Кроме того, Вардис волновался за Кантор. Если отец умрет, Вардис станет лордом-наместником, и кого он оставит в Зубце, уехав на войну? Младшего братишку Эрея?

Вардис повернулся на бок, заскрипев зубами. Зная отношение Иши и Эрея к нему, навряд ли стоит ждать от них поддержки. Впрочем, если Иша успокоится после смерти мужа… Как бы не так! Она ненавидит его, а он… Он ненавидит ее. Это так, это честно.

Вардис старался не лгать себе. Это было непреложным правилом, пожалуй, одним из тех, которые он соблюдал не по строгой необходимость, а по велению сердца.

Не лгать себе.

Слова «никогда» в этой фразе не было. Так не бывает, чтобы никогда чего-то не делать. Все может случиться в первый раз. А может и во второй, и в третий. В конце-концов, наедине с собой можно и не сдержаться, ведь иногда так не хочется признавать очевидные вещи…

Однако то, что его жизнь по сути – история про то, как обиженный мальчик вырос в жестокого мужчину, он признавал.

Все это было постепенно.

Вначале он очень любил мать. Любил тепло ее рук и нежность ладоней, любил ее смех… А она – его, и это было естественно. Единственный, желанный ребенок, он был просто обречен стать любимцем. Потом он стал замечать перемены в ее отношении, не сразу, нет, постепенно. Очень, очень медленно.

Сначала она перестала целовать его перед сном. Потом постепенно уменьшилось количество ласк, получаемых им днем. Ее руки уже не гладили его как прежде по голове, не прижимали к мягкому родному телу. В конце-концов мать вообще перестала обращать на него какое-либо внимание, полностью поручив заботу о сыне нянькам и отцу.

Этих воспоминаний память не хранила. Он сам сделал такие выводы – ведь спонтанно изменить свое отношение к ребенку Иша не могла. А то, что оно было – это хорошее отношение, он достоверно знал: иначе воспоминания детства не имели бы вкуса такой горечи – горечи утраты. Было больно, значит, было что терять. Так, смотря на круги на воде, можно сказать, что поверхности плавником коснулась рыба – рыбы нет, а круги есть.

Так было и с первым воспоминанием Вардиса – болезненным воспоминанием, которое он хотел изгнать из памяти навсегда, хотел, но не мог. А может, и хорошо, что не мог. Иначе ненависть к Ише была бы не такой сильной.

Тогда он безумно соскучился и пробрался в ее спальню. Она спала, раскинувшись на кровати, волосы разметались во сне, большой живот тяжело вздымался. Маленький Вардис подполз к матери и прижался щекой к руке.

–Мама…

Иша открыла глаза, и Вардис испугался. Он еще не знал, что такое отвращение, но инстинктивно понял, что именно Иша испытала, проснувшись и увидев его. Как напуганный щенок, он сжался в комок, чувствуя, что сделал что-то недозволенное, неправильное, находящеся за гранью того, что дети для себя определяют как «можно».

Вардис был благодарен Ише – совсем немного – что не стала еще больше пугать его. Возможно, просто пожалела. Тогда еще ей можно было его жалеть. Придерживая рукой тяжелый живот, она поднялась, молча взяла Вардиса за руку и вывела из спальни. Дверь захлопнулась.

Прошло двадцать лет, но он не забыл. Он ничего никогда не забывал…

В ее отношении к нему были виноваты они, Эрей и Далая. Особенно- Эрей. Ее сын, ее любимчик. Это он, он, а не Вардис, по мнению Иши, должен унаследовать кресло лорда Зубца. Элисьер не был согласен с женой, как бы ни любил он младшего сына, он не собирался ущемлять права старшего. В конце-концов, ведь Вардис был ЕГО сыном.

А вот Далаю Вардис любил. Лишь на год младше Эрея, она родилась, когда Вардису было шесть, и он радовался ее рождению. Но со временем Иша и в ней воспитала ненависть к старшему брату. Видят боги, ЕЕ ненависти он не заслуживал…

Вардис перевернулся на другой бок, но так стало еще хуже. Непрошенные мысли, старые воспоминания – все вылезло наружу, не давая уснуть. Ох, проклятие, она ненавидела брата, потому что видела, что он из себя представляет!

Вардис всегда был не такой как все. На дне его души, как на дне глубокого колодца скрывалась муть. Впрочем, со временем он пришел к выводу, что такая муть есть внутри многих…

Люди – самые пугливые в мире существа. Плохо не то, что они боятся боли, разочарований, неизвестности… Нет, самое плохое, что они боятся себя.

Внутри каждого человека есть особая комната, комната, хранящее истинное «Я». Мало людей, нашедших в себе решительность войти в эту комнату. Еще меньше принявших найденное в ней.

Он был из таких.

В свою комнату он заглянул, когда ему исполнилось девять. Это был самый-самый первый раз, и после этого он не нашел смелости принять то, что увидел.

В тот день сверстник впервые назвал его в лицо бастардом. До этого такую роскошь позволяли только взрослые, да и то, не в лицо, а шептались за спиной, думали, он не слышит… Говорили слуги. Он давно уже знал – спасибо мамочке, она рано его просветила. Но сверстники помалкивали.

До того дня.

Тогда молодой лорд играл в разбойников с младшим братом – еще совсем мелким мальчишкой, и Вардис тогда не ненавидел его так сильно, как теперь – и с детьми прислуги. Одним из них был сын кузнеца.

Вардис играл вора. Он стащил кушак одного из мальчишек и спрятался с ним в кузнице. Кузнец ушел в кухню, помещение было пустым. Сын кузнеца первым нашел его и попытался отобрать украденное. Вардис ухватил заготовку для меча и сделал вид, что будет отбиваться. Что ж, фехтовал он всяко лучше сына простолюдина…

В какой момент мальчишка обозвал его? Это напрочь выскользнуло из памяти, лишь остались ощущения – горячая боль внутри, словно дали пощечину, но не по лицу, а куда-то… глубже. Зато хорошо запомнилось, как он прыгнул навстречу обидчику и пырнул… Не по-игровому, по-настоящему. Как бьют для того, чтобы убить.

Его наказали. Объяснили, что он поступил не как сын лорда, и хорошо, что мальчишка пострадал не сильно – заготовка это все же не меч. Он стоял нахохленный перед отцом, а на вопрос, почему так поступил, ответил. Сказал правду. Почти.

За оскорбление можно было просто ударить.

А он чувствовал жажду убить. Хотел, чтобы лилась кровь, чтобы обидчик плавал в ней и умолял прекратить. А он бы не прекратил.

Этого он отцу не сказал, но, оставшись наедине с собой, приоткрыл дверь в комнату, что была внутри… И отступил, ужаснувшись. А потом заставил себя забыть.

Второй раз наступил, когда ему было пятнадцать. К тому времени он совсем возненавидел Ишу и Эрея, но себе еще казался нормальным парнем. Почти нормальным парнем…

В тот день они возвращались с охоты. Отец готовился встречать гостей. Должны были приехать Холдстейны: Фрайвик и, разумеется, Моэраль – и на кухне была нужна дичь. Егеря несли на шестах тушу молодого оленя. Алая кровь капала на мох, пятная его. Охотничий азарт еще не прошел, не хотелось спешить в замок…

–Приду позже, хочу прогуляться.

Она вышла перед ним на дорогу по едва заметной тропке, на локте висела корзинка с яблоками. Увидела молодого лорда, поклонилась и пошла впереди. Сначала у него мелькнула мысль нагнать ее и пойти рядом, возможно, взять яблоко из корзинки.., но вид

плавно покачивающихся бедер разбил на осколки эту мысль.

Он шел позади, а азарт, все не утихавший в крови, полыхал алым пламенем при каждом движении ее задницы. А когда они перешли мостик через речку, и он понял, что замок уже совсем рядом…

Это был второй раз, когда он встретился с чудовищем, живущем в комнате.

После этого случая они с чудовищем стали неразлей-вода.

«Она сама виновата», – сказал он потом себе. – «Это всего лишь крестьянка, какая ей разница, одним мужиком больше, одним меньше? Она должна быть рада, ее имел будущий лорд. Совсем другое дело, если бы была леди».

Но Вардис не мог обманываться. Это была не крестьянка, с которой не грех покувыркаться – это была женщина, которую он брал силой. Он был уверен, Моэраль, расскажи ему о случившемся, не понял бы, и не только из-за нескольких лет, разделявших их. Разумеется, он бы солгал, сказав, что все нормально, хотя бы потому что Вардис для него важнее какой-то бабы… не мог бы не солгать. Но он-то не знал, что это такое, сломить чужое сопротивление, чувствовать на губах вкус крови, сделать с человеком все, что захочешь… И Вардис ничего не рассказал другу, ведь в превосходстве над крестьянской девушкой было что-то такое, что убеждало Вардиса в превосходстве над женщинами его семьи. Над ненавистной сукой Ишей… над любимой сестрёнкой Даллой. А этим уже нельзя делиться.

Ко всему этому он пришел потом. Вардис был чудовищем в той же мере, что чудовище было Вардисом. Иногда из глубин человеческих душ поднимается темная муть, и не надо притворяться, что этой мути нет. Надо признать ее и смириться. И понять, что как бы ты ни старался … ты не убьешь чудовище, живущее внутри.

Но можно притвориться, что никакого чудовища нет.

Когда ему было восемнадцать, к ним в гости приехал лорд Орпу и привез с собой двух дочерей – семнадцати и шестнадцати лет. Вечером девушки вместе с Далаей отправились мыться. Вардис, заранее проколупавший дырочку в стене купальни, приник к ней одним глазом… и был пойман на месте преступления Элисьером.

–Леди – это не деревенские девки! – наставлял отец, таская за ухо взрослого сына. – Не дело подглядывать за гостьями! Застал бы тебя лорд Орпу – пришлось бы жениться!

И Вардис мужественно терпел истязание, хотя за любой другой поступок не позволил бы отцу поступать с ним как с нашкодившим щенком. Дело было в его весьма незначительном интересе к прелестям дочерей Орпу.

Зато весьма значительном – собственной сестры. Но отцу и в голову не могла прийти подобная мысль!

И тогда Вардис понял – только к ненормальным людям приходят ненормальные идеи. Каждый судит мерилом своей испорченности. Из этого был сделан важный вывод – нужно совершать поступки КАЖУЩИЕСЯ нормальными. А окружающие додумают остальное.

И он вел себя как нормальный парень. В меру пил и портил девок. А то, что многие служанки боялись молодого лорда, отец списывал на извечную бабью глупость. Мужчины не видели в Вардисе ничего противоестественного.

Но женщин было не обмануть. Они что-то замечали в блеске его глаз, в ухмылке, в словах. Возможно, из женской наблюдательности и вырастала неприязнь Далаи к брату.

Но он все равно ее любил, любил гораздо больше, чем брат мог любить сестру. Пожалуй, если Элисьер все же умрет, сестра будет единственной, кому Вардис позволит остаться в Зубце…

Дорога до замка заняла три дня. Вардис скорее пролетел весь путь, чем проскакал, и почувствовал невероятное облегчение, когда, поднявшись на холм, поймал отблеск солнечного луча на черепице одной из башен. Дорога петляла, уходя вниз, к самым воротам зубца, и Вардис пришпорил коня, чувствуя, как жеребец и сам ускоряет бег, ощущая запах конюшни. Ветер рвал с плеч темно-малиновый плащ, ткань надувалась и хлопала будто крылья птицы.

Скоро, совсем скоро…

Только бы отец был жив.

На удивление Вардиса ворота оказались заперты и не распахнулись при его приближении, хотя не было сомнений – дозорные увидели лорда, едва лишь тот выехал из леса.

–Хей, ребята! – заорал Вардис во всю мощь легких. – Открывайте!

Но дубовые створки так и остались заперты, только что железная решетка не опустилась. Зато на кусочке стены меж надвратными башнями появился Торпин – начальник стражи.

–Приветствую, милорд!

–Торпин, что за балаган? Открывай ворота, мать твоя коза, ваш лорд приехал!

–Не могу, милорд, – в голосе стражника звучала мольба. – Не приказано.

–Кем не приказано?– опешил Вардис.

–Лордом Эреем, ваша милость.

Вардис скрипнул зубами, но спросил совершенно спокойно:

–Какого хрена вам, Торпин, отдает указания Эрей, если лордом Зубца является Элисьер Кантор?

–Лорд Элисьер умер, ваша милость, – было видно, что стражнику нелегко говорить такие слова, – два дня назад.

Вардис отвернулся и некоторое время молчал. Он был готов к такому исходу, но все равно было тяжело. Одно дело предполагать смерть близкого человека, другое – знать о ней наверняка.

Но тем больше его взбесило самоволие Эрея.

–Теперь я ваш лорд, Торпин. Приказываю открыть ворота.

–Не могу я, милорд, – голос стражника задрожал. – Вы по ту сторону, а ваш брат по эту. Сами поймите, мне приказали вас не пускать. Я уже послал весточку лорду, что вы приехали, вы уж подождите его и решайте меж собой. Милорд, поймите, мне ж голову с плеч снимут…

Вардис презрительно усмехнулся и сплюнул под ноги.

–Немногого стоит верность в наше время, правда, Торпин?

Начальник стражи молчал, соперничая белизной со снегом. Ему нелегко пришлось – как стоять под камнепадом – как ни крутись, все равно прилетит, но Вардис не чувствовал жалости. Отойдя в сторону от дороги, лорд расстелил плащ и сел, подставив лицо клонящемуся на закат солнцу. Если он хорошо знает Ишу, ждать придется долго… Его спутники устроились немного поодаль, похоже, весьма удивленные приемом, устроенным лучшему другу короля в родном доме.

Вардис не ошибся. Лишь спустя час на стене появились хорошо знакомые фигуры. Первым шел Эрей, но Вардис знал – им как марионеткой управляет мать, следующая лишь в шаге позади сына. За ними вышли лорды-вассалы, приехавшие по всей видимости проститься со старым лордом и присягнуть новому. Фалис Ренлиф, в последние годы представляющий больного отца, толстяк Уиндхем Оулли, Меридин Дьенуолд – самые влиятельные из вассалов Кантора, те, на кого без сомнений мог опираться лорд-наместник. Мог, именно мог… Последней, к великому удивлению Вардиса, на стену вышла Далая. Под лучами заходящего солнца ее волосы блеснули характерной Ишиной рыжиной, и Вардис отвернулся, поморщившись.

–С чем явился, бастард? – насмешливо спросил Эрей.

Вардис медленно смерил его взглядом.

–Что с отцом?

–Элисьер умер два дня назад, – ответила Иша. – И тебе здесь больше делать нечего.

–Да ну? – Вардис старательно скрывал накатившую ярость. – Если мне не изменяет память, я наследник Зубца. Следовательно, это тебе, Иша, здесь не место.

–Ублюдок, – прошипела женщина, но ее прервал Эрей:

–Вардис, ты бастард. Лордом Зубца может стать только законнорожденный. Из нас двоих таким являюсь только я! Убирайся в Холдстейн, тебе там самое место.

–О, какие речи в адрес короля! – Вардис зааплодировал. – Как думаешь, Моэралю понравится твое мнение о нем?

–Мне дела нет до Холдстейна! – взвизгнул Эрей, все еще пытаясь сохранить внешнее достоинство. – В моем роду нет предателей!

–Значит, выбираешь Линеля, – Вардис покачал головой, всем своим видом демонстрируя разочарование. – Ошибаешься, Эрей, ошибаешься… И – клянусь- ворота тебе лучше открыть!

–Лорд Эрей в своем праве, – заметил лорд Дьенуолд. – Он, милорд, в отличие от вас является законнорожденным сыном покойного Элисьера Кантора. Вы же родились от порочной связи, следовательно, наследовать после лорда-наместника не можете.

–Я законный сын Элисьера, милорд, и вы это знаете. У леди Иши, несмотря на ее длинный язык, нет никаких доказательств того, что я появился не из ее чрева. А вот доказательств обратного предостаточно.

–Ты не мой сын!– Иша буквально завизжала.– Не мой! Выродок деревенской шлюхи, я скорей подохну, чем позволю тебе занять место моего сына!

Вардис спокойно смотрел на беснующуюся женщину. Пока орала Иша говорить было невозможно. Наконец, она замолкла.

–Милорды, я предупреждаю вас, клянусь, если не откроете мне ворота сейчас, я открою их сам чуть позже. И, боюсь, вам не понравится способ, которым я это сделаю.

–Мы не впустим вас в Зубец, милорд, – ответил юный Ренлиф.

Вардис с трудом сдержал вспышку гнева. Нет, он ни за что не уподобится Ише, только не перед этими людьми. Спокойно, даже спокойнее, чем он сам расчитывал, Вардис сказал:

–Фалис, подумайте, вы сами чей-то сын. Сейчас за этой стеной лежит мой отец. Мой мертвый отец. Я не успел к нему, чтобы быть рядом, когда он умирал, но, видят боги, в этом нет моей вины. Неужели мне откажут в прощании?

Ренлиф кинул вопросительный взгляд на Оулли. Толстяк пожал плечами и посмотрел на Дьенуолда. Тот сдержанно кивнул и взглянул на Эрея.

Младший брат Вардиса свесился со стены и сказал, словно плюнул:

–Проваливай, бастард.

Гнедой под ним хрипел от натуги – проскакать галопом столько миль может далеко не каждая лошадь. Этот смог. Измученного вороного Вардис оставил в таверне по пути. Спутники тоже не выдержали бешенного темпа лорда, и он бросил их на полдороги.

Вардис слетел со спины животного и бросил поводья подоспевшему слуге:

–Сразу в конюшню не ставь.

И без того понятливый парень только кивнул – ему бы и в голову не пришло оставить взмыленное животное в деннике, рискуя посадить тому сердце. Загнанный скакун устало пошел за человеком, опасливо поглядывая на оставшегося за спиной хозяина – а ну тот снова надумает устроить бешеные скачки. Вардису было не до того.

–Где король? – вопросом остановил он первого же из оказавшихся во дворе рыцарей.

–Вероятно, в главной башне. Милорд, как вы…

Вардис не стал слушать, уже спеша прочь. Рыцарь недоуменно пожал плечами. Странный он все-таки, этот лорд Кантор…

Еще в юности Моэраль устроил себе кабинет на третьем этаже главной башни, где, как он сам уверял, был великолепный вид из окна, и никто не беспокоил. Чтобы подняться к кабинету, надо преодолеть две лестницы по сорок ступеней каждая, что Вардис проделал за доли секунды. Дверь он распахнул, не стучась.

Хмурый Моэраль поднял голову от карты.

–Ты так одичал по дороге, что позабыл о стуке? Как съездил?

–Отвратительно! – Вардис с силой швырнул перчаткой в стену. – Эти твари закрыли передо мной ворота, отказавшись пускать! Так и сказали, проваливай, мол, откуда пришел, бастард ублюдочный! – мужчина глазами поискал, на чем бы еще можно выместить злость, не нашел – в стену полетела вторая перчатка- и добавил, уже тише. – Они даже не пустили меня попрощаться с отцом.

Моэраль сдвинул брови.

–Эрей отказал тебе в последнем прощании?

Вардис кивнул:

–Именно. А еще сказал – со стены, разумеется, не такой уж он и дурак, спускаться ко мне не стал – что отныне и впредь его свиное рыло суть ясный лик лорда Кантора. Представляешь?! – голос мужчины сорвался на крик. – Он, вот кто, оказывается, благородный лорд, а я – дерьмо под ногами. Это я-то! Я – дерьмо! Я – наследник, я – старший сын Элисьера Кантора, и вдруг – дерьмо!

–Вардис…

–Нет, ты слушай, Моэраль! Я – благородный лорд, а эта… эта падаль закрывает передо мной ворота моего дома и ржет со стены! А я стою и глотаю помои, что на меня льют, потому что людей у меня с собой только трое, а у этой мрази сотня!

–Вардис!

–Да что, Вардис! Ты слышишь, что я говорю?! Может быть, да что я! – точно – я сын простой деревенской девки… Но я сын Элисьера! Старший сын! И не какой-то там ублюдок! Пускай эта траханая сука Иша повесится на своем длинном языке, пускай им подавится, но это она лично двадцать четыре года назад родила меня! Понимаешь?! Это она обманула всех, обозвав меня сыном, и пусть теперь захлебнется от злости! Зубец – мой! Не ее щенка – мой! Мой отец назвал меня сыном и наследником, так какого хрена эти паскуды закрыли передо мной ворота?!

Моэраль обтер заплеванный другом стол рукавом камзола. Почему-то именно этот спокойный жест благотворно подействовал на Вардиса, и тот замолк, только сейчас поняв, что весь взмок от крика, и между лопатками мокро, и тяжело бухает в ушах разгоряченная кровь.

–Плохо, что тебя не было рядом с отцом, – сказал Моэраль. – Плохо, что Эрея поддерживают вассалы.

Вардис плюхнулся на кресло перед королевским столом.

–Не только это плохо, Морри… Помнишь, каким разозленным я приехал в начале осени? Тогда Элисьер отказался присягнуть тебе и заявил о лояльности Линелю? Так вот… я поддержу тебя, а Эрей – нет. Не то, чтобы ты не нравился ему, просто он знает – выхода нет, в его руках ты Кантор не оставишь. Вот ему и придется идти за Линелем, якобы придерживаясь мнения покойного отца. Понимаешь, чем это грозит? Нужна лояльность всех северных земель, иначе, уйдя к столице, мы оставим за спиной врага! А теперь представь, если Зубец будет мой. Я дам тебе сотни воинов для армии и крепкий тыл! Моэраль, ты – мой король, тебе одному я присягаю на верность, – при этих словах Вардис оперся на стол и подался вперед. – Тебе одному я готов служить до предсмертного вздоха! Ты должен, ты обязан помочь мне, Моэраль! Дай мне две сотни воинов, и за две недели я наведу порядок на своей земле! Подумай, насколько это выгодно для нас с тобой, нас обоих…

–Молчать! – Моэраль вскочил и грохнул кулаком по столу. – Не смей командовать мной! Не смей говорить, кому я должен и что обязан!

Вардис сник. Молодой король немного постоял над притихшим другом, потом тяжело вздохнул и сел.

–Я не говорю, что мне плевать на твои обиды. И я не говорю, что не помогу тебе. Ты не только мой друг, ты лорд Кантор, а значит – мой самый надежный союзник. Такого союзника я упускать не намерен. Но людей не дам – сейчас не время рассредотачивать армию.

Вардис открыл рот, чтобы возразить, но встретил суровый взгляд короля и промолчал. Моэраль продолжил:

–На следующей неделе я планирую выступать. Среди лордов, поддерживающих меня, не скрою, есть еще не вполне определившиеся. Помани их Линель, пообещай лишний кусок земли или высокий титул, они побегут за ним как приблудные шавки. Именно поэтому я намерен показать всем, кто я такой. Золотом и титулами никого осыпать не могу, а вот напугать – запросто. Пускай боятся и уважают, поэтому, уж извини, но на примере твоей семьи продемонстрируем, что бывает с теми, кто ни во что меня не ставит. Оскорбив моего вассала, то есть тебя, они оскорбили меня самого. Поэтому первый удар мое войско нанесет по Кантору. Пусть лорды всерьез подумают, каково быть моим врагом.

–И, начав с победы, ты сразу укрепишь дух своей армии, – кивнул Вардис. – Умно. Скажи, ведь этот план родился в твоей голове не сегодня?

–Ну почему же, сегодня, до этого просто бродили мысли. Признаться, я не думал, что Эрей так открыто выставит тебя за дверь, боялся, что он поступит умнее, тоньше. Напомнит лордам о неточностях в твоем происхождении, предъявит обозленную вдову отца, иными словами, заставит других поработать за себя. Никак не ожидал от твоего братца такой прямолинейности.

–Эрей никогда не отличался гибкостью ума,– пожал плечами Вардис. – Но ты все же ожидал, что меня не примут в Зубце?

–Я ожидал, что тебя откажутся признать лордом, – вздохнул Моэраль. – Думал, соберут какой-нибудь совет, вытащат из подвала родовое древо Канторов…

–В общем, что от меня откажутся, как от бастарда. Что ж, я и сам этого боялся… Просто, если честно, надеялся, что мнение отца учтут, он всегда называл меня наследником.

–Мы живем во времена, когда чужие мнения ни во что не ставятся, – отрезал Моэраль.

Некоторое время оба молчали, потом Вардис поднялся, поклонился и вышел. Его перчатки так и остались валяться на полу.

Едва покинув кабинет, он снова ощутил злость. Поднимавшаяся по лестнице служанка в испуге отшатнулась, столкнувшись с ним. Вардис этого не видел – перед глазами стояли лица. Лицо Эрея – спокойное, умиротворенное, красивое. Тонкие губы брата шевелились, слов Вардис разобрать не мог, но прекрасно знал, что говорит Эрей. Эти слова он слышал не раз: «Ты бастард. Лордом Зубца может стать только законорожденный. Из нас двоих таким являюсь только я». Потом лицо Эрея начинало плыть, меняться, и наконец превращалось в лик Иши. Она смотрела на Вардиса, и ее рот кривился от отвращения. «Ты называла меня сыном, мерзкая сука», – с ненавистью подумал Вардис. – «Гребаная сучка, зачем ты так поступала со мной? За что только отец любил тебя?»

Потом начинал истаивать и Ишин образ, и перед Вардисом появлялась Далая. Ее лицо, невыносимо любимое, желанное, прекрасное… «Я ненавижу тебя, сестрёнка! Ненавижу за то, что ты делаешь со мной! Но мы еще встретимся. О да, мы еще встретимся!».

Обозленный на весь мир, Вардис пришел в себя только у дверей комнаты, в которой жил всегда. «В королевском замке у меня свой угол, а в родном доме нет!» – со злостью подумал он и с силой нажал на ручку. Дверь растворилась, и шею мужчины тут же обвили тонкие девичьи руки.

–Милорд вернулся? – спросила Вардиса Элли, преданно заглядывая в глаза.

–Вернулся, – Вардис вздохнул, прикрыл дверь, сгреб служанку в охапку и вместе с нею сел на кровать. Уткнулся носом в вырез простого льняного платья и неожиданно для себя сказал:

–Знаешь, Элли, мне даже не дали в последний раз увидеть папу.