От комиссара уголовной полиции Аллана Гудмундссона пахло дымом. Он сидел за своим уникально безличным рабочим столом и имел вид пенсионера. Он поправил очки в восемнадцатый раз за время чтения толстого документа и, наконец, посмотрел на пару очень разных людей, сидящих напротив него по другую сторону стола. Курносая блондинка и брюнет с кое-где пробивающейся сединой и недельной щетиной.

– Я собирался уйти на выходные, – сказал Аллан Гудмундссон.

– Я припоминаю это слово, – ответил Сэм Бергер. – А что оно означает?

Аллан медленно повернулся к Молли Блум и окинул ее критическим взглядом поверх очков.

– Значит, вся история с Натали Фреден была спектаклем? – спросил он.

– Это было необходимо, – коротко ответила Блум.

– Я пытаюсь понять почему. Потому что тебе нужна была помощь Сэма в твоем собственном неофициальном расследовании? Потому что ты понимала, что у вас обоих есть личные соображения насчет преступника и вашего с ним давнего знакомства? С детства?

– Приблизительно, – сказала Блум. – Хотя, может быть, сейчас это неважно.

Аллан снова поправил очки и принял вид строгого дядюшки.

– Думаю, что здесь я решаю, что важно, а что нет, юная особа. Ваше будущее решается оперативным расследованием, в настоящее время вы даже не являетесь полицейскими. Вердикт вынесет СЭПО и начальник отдела Стен, а вас вызовут на официальную встречу, вероятно, завтра, в субботу. Так что сейчас такой тон едва ли уместен.

– Что с ними? – спросил Бергер.

– Сэм, Сэм, Сэм… – произнес Аллан с видом все того же дядюшки. – Как тебе известно, всего через несколько дней я выхожу на пенсию. Предполагалось, что мое место займешь ты. Если бы не твое проклятое упрямство.

– И кто же это будет?

– Росенквист, разумеется. Дезире Росенквист.

Бергер рассмеялся и сказал:

– Хорошо, что я ее натренировал.

– Ни черта ты ее не тренировал, – откровенно возразил Аллан.

– Ты прав, – наконец, признал Бергер. – Она будет куда лучшим начальником, чем я когда-либо мог стать.

– Что с ними? – повторила Блум.

– Полагаю, ты имеешь в виду девочек, – ответил Аллан. – В целом настолько хорошо, насколько возможно в данных обстоятельствах. Но сначала я задам вам свои вопросы. Таким образом, причиной, по которой вы пустились в свободное плавание, были ваши неофициальные, несанкционированные расследования, которые противоречили официальным установкам соответственно СЭПО и уголовной полиции?

– Совершенно верно, – подтвердила Блум. – Наши с виду неопределенные теории никогда не получили бы поддержки. Отсутствовали какие-либо доказательства. Нам пришлось найти их. Когда меня уличили в том, что я вывела из строя записывающее оборудование в допросной СЭПО, я поняла, что мой единственный шанс – сбежать, прихватив с собой задержанного на тот момент Сэма Бергера.

– Я рад, что не мне принимать решение о вашем будущем, – сказал Аллан и швырнул пачку бумаг на колени. – Вы, несомненно, проделали огромную работу. Человек, который был найден застреленным вами на заброшенном участке около Эдсвикена в Соллентуне, опознан как инженер и неофициальный сотрудник СЭПО Улле Нильссон. Вы утверждаете, что он убийца и серийный похититель, которого зовут Вильям Ларссон. По вашим словам, он похитил семь пятнадцатилетних девочек за почти три года с намерением со временем убить их всех.

– Мы считаем, что доказательства этому вполне убедительные, – сказала Блум. – Но теперь мы бы правда очень хотели узнать, что с девочками.

Аллан кивнул и немного неохотно сказал:

– Что интересно – и, несомненно, радует, – так это то, что ни у одной из них не найдено следов истязаний. Я не понимаю, как это сочетается с пятнами крови и отметинами ногтей в подвале в Мерсте. Или с этими дьявольскими часовыми механизмами.

– Мы тоже это не совсем понимаем, – сказала Блум. – Но мы думаем, что механизм Вильям приберегал для Сэма. С самого начала он охотился главным образом за ним.

– Он не был серийным убийцей, – добавил Бергер. – Он хотел только пообщаться со мной. С предателем с большой буквы П.

Аллан молча смотрел на него какое-то время. Потом полистал свои бумаги и сказал:

– Буквально только что одна из девочек успела дать показания о крови. Так, посмотрим… Да, последняя, Эллен Савингер. Ей кажется, что как-то раз в наркотическом забытьи она видела, как преступник берет у нее кровь. В пробирку.

– Это вселяет надежду, – сказала Блум. – В таком случае кровь была адресована нам: мне и Сэму. Чтобы навести нас на правильный след. В подвале в Мерсте никогда не было никакого часового механизма, а следы ногтей на полу – это не более чем небольшой спецэффект, устроенный Вильямом. Хотя свидетельские показания, конечно, прояснят это впоследствии.

Аллан кивнул и посмотрел на монитор:

– Последние новости о состоянии девочек. Может быть, будет лучше ознакомить вас сразу с полным отчетом. Все шесть девочек по-прежнему находятся в больнице, но в некоторых случаях речь идет по большей части о наблюдении и окончательной дезинтоксикации. Все-таки они ежедневно получали большую дозу очень сильного седативного средства. Врачи полагают, что чем короче период, в течение которого девочки подвергались инъекциям, тем легче им, вероятно, будет вернуться к нормальной жизни. Жертва номер два, Нефель Бервари, страдает от серьезной атрофии мышц, но, вероятно, за несколько недель, не дольше, ее удастся поставить на ноги. Ее психологическое состояние несколько хуже, она в глубокой депрессии, но ее умственные способности не пострадали, и семья готова забрать ее. Жертве номер три, Юлии Альмстрём, удалось вопреки всему сохранить физическую форму, и, несмотря на полтора года, проведенные в плену, она, кажется, в состоянии вернуться к своей обычной жизни в Вестеросе. Жертва номер четыре, гражданка Таиланда Суниса Петвисет, похоже, меньше всех пострадала психологически. Она вроде бы даже сказала, что у Ларссона ей было лучше, чем в ее прежней жизни. Она получит шведское гражданство, и ей будет предложено засекретить личные данные, чтобы избежать встречи с албанской мафией. Юнна Эрикссон, напротив, чувствует себя хуже других. Физическое состояние сильно ухудшено, и она еще страдает из-за смерти жениха Симона Лундберга, чей скелет, как вы утверждаете, был найден в пещере недалеко от Кристинехамна. Но и Юнна, по всей вероятности, также полностью восстановится, и живущая недалеко от Стокгольма приемная семья с хорошей репутацией готова принять ее к себе. Шестая жертва, Эмма Брандт, встретилась со своим отцом и сможет выписаться из больницы в течение ближайших нескольких дней. Она искренне удивлена, что от самоубийства ее спас убийца. Эта маленькая семья собирается переехать на юг Швеции и начать новую жизнь. И наконец, Эллен Савингер. Рядом с ней находится ее семья, и девочка, судя по всему, даже сможет доучиться этот семестр в девятом классе в своей школе в Эстермальме. Судебно-медицинское управление, впрочем, добавляет, что будущие последствия приема седативного средства непредсказуемы.

Блум и Бергер обменялись взглядами; положение было даже лучше, чем они позволяли себе надеяться. Блум спросила:

– А что говорят девочки о вине Вильяма Ларссона?

– Учитывая состояние здоровья девочек, с ними пока говорили очень немного, – ответил Аллан. – Однако абсолютно все полученные на данный момент показания согласны с вашей версией. Все жертвы опознали Улле Нильссона, и следы его ДНК были найдены и в доме в Больсте, и в квартире в Хеленелунде. То, что этот Нильссон виновен во всех семи похищениях, судя по всему, не подвергается сомнению. И еще в трех убийствах: Симона Лундберга, Язида Пачачи и Райхана Хамдани. А также в нанесении тяжких телесных повреждений Антону Бергмарку из Соллентуны.

– Стало быть, там на кухне находился брат Аиши Язид, – сказал Бергер. – Имя Райхан Хамдани мне ни о чем не говорит.

– Еще один двадцатидвухлетний парень из Соллентуны, который подался воевать на стороне ИГ. Оба умерли от огнестрельных ранений. Согласно предварительному заключению экспертов, в организме у обоих обнаружено большое количество героина. Оба вернулись в Швецию двадцатого августа. По мнению Судебно-медицинского управления, оба были убиты больше двух месяцев назад. Вероятно, по прибытии они более или менее сразу же отправились на ту квартиру.

– Где безумец полным ходом воздвигал лабиринт, – сказал Бергер.

– Что случилось с остальными членами семьи Пачачи? – спросила Блум. – Еще были как минимум отец и мать. Я допрашивала их обоих после исчезновения их дочери.

Аллан покивал и ответил:

– Али и Тахера Пачачи, да. Они оба бесследно пропали, как и дочь.

– Неожиданно, – сказала Блум.

– Не особенно, – ответил Аллан, пожав плечами. – Они, конечно, мертвы, убиты Улле Нильссоном. И нет ровным счетом никаких доказательств вашему предположению, что на самом деле его зовут Вильям Ларссон и что ему были сделаны пластические операции в одной из арабских стран. Мы не находим ни малейшей связи с якобы живущим в Ливане наемником, которого звали бы Нильс Гундерсен. А ваши детские воспоминания, разумеется, не содержат никаких подтверждений тому. СЭПО сейчас как раз изучает ваш полный отчет о неофициальном расследовании. Возможно, появятся улики – например, фургон или ДНК шестнадцатилетнего Ларссона, – благодаря вашим материалам или дальнейшему, более профессиональному анализу оного. И главное, изучаются компьютеры Улле Нильссона со Ступвеген, в которых, хочется надеяться, найдутся ответы на многие загадки. Хотя, в принципе, кем он был, не имеет никакого значения. Независимо от того, звали ли его Вильям Ларссон или Эрик Юханссон, или Юхан Эрикссон, или Улле Нильссон, он уже обезврежен.

– У Вильяма было много ролей.

Двое его собеседников молча смотрели на него какое-то время.

Потом заговорил Аллан Гудмундссон:

– Было очень интересно прочитать ваши свидетельства. Вместе с тем очевидно, что вы не располагаете подробностями того, как происходили похищения. Откуда он узнал об этих девочках? Как познакомился с ними? Как планировал свои преступления?

Блум кашлянула и сказала:

– Как уже было отмечено, мы знаем только, что он, кажется, действительно забрал Аишу Пачачи сразу после окончания учебного года, проник в дом Юлии Альмстрём посреди ночи и увез ее, а потом просто выбрал случайным образом первую попавшуюся блондинку около большой школы в Эстермальме. Как исчезла Нефель Бервари, нам неизвестно. В остальном неясными моментами остаются информированность Вильяма о визите проститутки Сунисы Петвисет к педофилу в определенный вечер, о пещере, куда сбегали Юнна Эрикссон и Симон Лундберг, а также о планах Эммы Брандт покончить с собой в определенный день в определенном месте. Думаю, многое из этого прояснится благодаря компьютерам Вильяма. От всего этого за сто километров разит социальными сетями.

Аллан кивнул и продолжил:

– Я также хотел бы разобраться в вашем плане захватить его в лодочном домике. Когда вы прочли сообщение в доме в Больсте – «Скоро я приду за вами», – вы, тем не менее, вернулись в дом. По прибытии вы как следует подготовились. Потом, как мне кажется, ваши показания становятся неясными. Вы подключили четыре новые камеры наблюдения поблизости от дома. Одна из них была направлена на залив с мостков. Вы подготовились к тому, что Ларссон появится той ночью. Вы предугадали, что он прикует Бергера к своему часовому механизму на самом первом месте преступления. Значит, ты был готов пожертвовать собой, Сэм?

– Плечи до сих пор болят, – ответил Бергер.

– Мы нашли детали механизма в потайном помещении под полом, – пояснила Блум. – Мы поняли, что Вильям планирует поместить Сэма в свои часы. И Сэм был готов оказаться там, если я смогу обезвредить Вильяма, не убивая. Мы должны были заставить его признаться, где находится третий дом. Третий лабиринт. От этого зависело все.

– У нас было несколько стратегий в зависимости от места, откуда он появится, – продолжил Бергер. – Но манекен, который мы привезли с собой из Больсты, входил во все планы.

– Он появился со стороны залива, – сказала Блум. – В плоскодонке. Это было неожиданно, но не непоправимо. В лучшем случае он счел бы меня не имеющей значения и обезвредил, не приглядываясь.

– Конечно, в этом был риск, – сказал Бергер. – Но мы бы действовали по плану, даже если бы он обнаружил манекен.

– А потом? – спросил Аллан.

– Мы увидели его благодаря камере на мостках, – ответила Блум. – На экране появилась плоскодонка. Мы все быстро подготовили, манекен уже лежал в моем спальном мешке. Поскольку на Вильяме оказался бронежилет, мы выбрали вариант, предполагавший, что я проберусь под лодочный дом, он ведь стоит на чем-то вроде свай. Мы ждали сколько могли, и поскольку Вильям, возможно, прослушивал нас, притворились, что я иду спать. Напоследок я отключила видеокамеру на мостках от компьютера, потому что, если бы Вильям обнаружил, что у нас там камера, он бы понял, что мы что-то задумали.

– Мы приблизительно рассчитали, где он должен встать, чтобы насладиться моей смертью, – продолжил Бергер. – Поэтому пришлось ждать, пока он не подошел на удобное для выстрела расстояние.

– Снизу можно угадать, где движутся люди наверху, – объяснила Блум. – В полу есть небольшие щели. Но я хотела только ранить его в ноги. Он ни в коем случае не должен был погибнуть.

– Тем не менее, он умер, – сказал Аллан Гудмундссон.

Блум молча смотрела на него. Время шло. Наконец, Аллан захлопнул папку с документами и подытожил:

– Главное, что это чудовище обезврежено. И это вы вдвоем и никто иной обезвредили его. Стрельбу в лодочном домике уже признали необходимой обороной. С точки зрения полиции, проведенное вами расследование совершенно уникально. Многое указывает на то, что вы спасли жизнь этим шести девочкам. За это мы выражаем вам свою благодарность и восхищение.

Бергер и Блум обменялись быстрыми взглядами. Вряд ли это финал.

И Аллан завершил свою речь:

– Но ваше будущее в руках СЭПО.