35
Пятница 30 октября, 19:37
Группа альпинистов с трудом поднималась на заснеженную гору. Их черные силуэты виднелись вдали на фоне яркого, неповторимого заката солнца, чьи лучи отражались от снега. А дальше ничего. Если бы альпинисты прошли еще несколько метров, они бы кувырком свалились в никуда. И к своему немалому удивлению, грохнулись бы на деревянный пол в лодочном домике около залива Эдсвикен в Соллентуне возле Стокгольма, в Швеции.
Сэм Бергер и Молли Блум разглядывали наполовину склеенную фотографию. Завинтив крышками тюбики с клеем, они посмотрели на остатки картины, разбросанные по полу, как детали пазла.
У них больше не было сил. По крайней мере сейчас.
– Ты ничего не сказала о пулях, – сказал Бергер.
– А ты ничего не сказал о последних словах Вильяма.
Их взгляды встретились.
– Вильям мертв, – ответил Бергер. – Шесть из семи девочек спасены. Всё, кроме моей совести, вроде должно быть под контролем. И всё ведь под контролем?
– Нас уволят.
– Ты знаешь, что я имею в виду не это.
– Знаю.
Они снова посмотрели на грустную, недовосстановленную картину, частью которой была и пустая на настоящий момент маркерная доска. Опустевшая.
– В словах Аллана есть смысл, – сказал Бергер. – Вильям похитил Аишу Пачачи больше двух лет назад. Ты допрашивала родителей. Потом, когда ему понадобилось третье убежище, было логично податься туда, в дом, где он когда-то жил. Он избавился от родителей, которые остались одни, купил соседнюю квартиру, а когда сын Пачачи, ставший наркоманом, вернулся из ИГ, Вильям убил и его, а заодно и второго сидящего на героиновой игле массового убийцу. Аиша же сидела в самой дальней комнате в плену у Вильяма. Ее организм в конце концов не выдержал запрещенного препарата, она умерла между перемещениями из Мерсты в Больсту и Хеленелунд. Конец истории.
– Нас это устраивает? – спросила Блум.
– Наша цель была спасти девочек и остановить Вильяма. Мы это сделали. Нам надо поспать.
– Но устраивает ли нас это? – упрямо переспросила Блум. – Все ли ясно? Картина полностью восстановлена?
– Прекрати. Тебе так же, как и мне, надо поспать.
– Сомнительно. Но ведь ты тоже чувствуешь, что что-то не так.
– Но хочу ли я об этом думать?
– Тебе небезразлично, где находится Аиша Пачачи. Не хватает одной девочки, да и вообще не хватает целой семьи. Вильям не прятал своих жертв. Антон Бергмарк сидит в инвалидной коляске, Симон Лундберг – в пещере, парни из ИГ – у кухонного стола, тетя Алисия Ангер – в кресле-качалке.
Блум протянула Бергеру распечатанную фотографию. Он смотрел на странный снимок с пожилой женщиной в кресле. На ее белое как мел лицо и черный носок, торчащий изо рта.
Бергер с отвращением отбросил фото. На данный момент с него хватит.
– И персонал, и полиция были уверены, что это несчастный случай, – сказал он. – Алисия Ангер достаточно плохо соображала, чтобы по ошибке съесть носок и задохнуться. Ты и сама видела ее, Молли, она, прямо скажем, не очень отвечала за свои поступки.
– В твоем мобильном есть запись всего, что сказал Вильям в лодочном домике и рядом с ним, – продолжила Блум.
– Но нам не обязательно прослушивать ее. Потому что ты и так помнишь все наизусть.
Снова подвинув фотографию ближе к Бергеру, Блум сказала:
– «Тетя Алисия. Она была доброй. Я даже не знал, что она жива».
Бергер закрыл глаза.
– Знаю, – сказал он. – Он ее не убивал.
– И кто же тогда?
– Давай еще раз про патроны. Только помедленнее.
Сделав глубокий вдох, Блум сказала:
– Когда я работаю под прикрытием, может так случиться, что я буду вынуждена стрелять в людей, которых мне не следует убивать. И тогда важно, чтобы они не погибли по ошибке. Поэтому я использую пули с цельнометаллической оболочкой, которые пробивают тело насквозь, и избегаю использовать стандартные на данный момент полицейские боеприпасы, то есть экспансивные пули Speer Gold Dot, которые разворачиваются при попадании и наносят куда более серьезные ранения. В этот раз мои обычные пули поменяли на разворачивающиеся.
– На пули «дум-дум».
– Иногда их называют и так. Хотя это не совсем правильно.
– И когда это, вероятнее всего, случилось?
– Это мой стандартный багаж, и чемоданы всегда лежат в машине.
– Значит, это произошло сразу перед тем, как ты забрала меня из камеры в СЭПО и сбежала?
– Да, – согласилась Блум. – Я не думаю, что Вильям умер бы, будь у меня в пистолете мои обычные пули. Однако все это выглядит очень нереалистично.
– Как и выводы о том, что сказал Вильям, умирая. Ты, конечно, помнишь и эти слова.
– «Я присматривал за ними. Я был связным. Это истощало. Я думал, после Антона это пройдет, но не хватило. Мой кулак был на двери».
– Да, – сказал Бергер. – Именно так. И что это значит? Это может быть просто безумием, по большей части это оно и было. Он присматривал за девочками, был связным между ними. Он думал, что, искалечив при помощи молотка Антона Бергмарка и поменявшись с ним ролями, он избавится от того, что его истощало, но этого не хватило. Тогда он переключился на девочек. И подсказка для меня – отметка от кулака на двери его комнаты в Хеленелунде.
– Хотя это, возможно, и не задумывалось как подсказка для тебя. Потом ведь он добавил: «Это не дом, Сэм. Это начало всего. Там у меня появился мой единственный друг». Вот тут уже он объясняет тебе, что третий дом – это квартира Пачачи.
– Не вполне понимаю, что ты хочешь сказать, Молли.
– Я тоже. Не совсем. Но Вильям действительно хотел что-то всем этим сказать. Он присматривал за кем-то. Он был связным между кем-то и кем-то. Может быть, не между девочками. Может быть, он присматривал за кем-то, кто жил там, где его кулак был на двери?
– За семьей Пачачи? Да с какой стати?
– По чьему-то указанию. Он был связным. Но в нем жило нечто иное, нечто непредсказуемое, детская травма. В конце концов ему не хватило истязаний Антона, поскольку его кулак был на двери одного из тех, за кем его отправили присматривать.
– Аиша Пачачи?
– Она жила в его детской комнате, – сказала Блум. – Пятнадцатилетняя девочка вроде тех, которые травили и унижали его, заняла комнату, где у него появился его единственный друг, Сэм. Единственным другом был ты.
– Натянуто, – возразил Бергер. – И я не готов с этим полностью согласиться. Слишком туманно. Он был там, в комнате своего детства? Он присматривал за теми, кто жил в его квартире? Но что значит присматривал?
– По чьему-то указанию. Он был связным между Пачачи и кем-то. Он сходил с ума от этого, это истощало. Он попытался подавить это, целенаправленно истязая своего старого мучителя Антона Бергмарка, но этого не хватило, поскольку каждый раз, оказываясь в квартире, он видел отпечаток своего кулака на двери в одну из комнат. И там находился некто, сильно напоминавший одну из тех пятнадцатилетних девочек, которые издевались над ним в детстве. В конце концов он был вынужден похитить ее, и все завертелось.
– Он следил за семьей Пачачи по чьему-то указанию? По чьему?
Молли Блум закрыла лицо руками и начала сильно его тереть.
– Кто привез его в Швецию? – спросила она. – Кто дал ему работу? Высококвалифицированную работу инженера?
– «Виборг», – ответил Бергер. – «Виборг Детальист АБ».
– А если посмотреть шире?
Бергер услышал свой стон. Он не хотел туда лезть. Он хотел куда угодно, только не туда.
– Шире? – переспросил он.
– Да.
– Черт. СЭПО.
Блум схватила его за запястье и повернула циферблат часов к себе. Стекло опять начало немного затуманиваться, но стрелки, показывающие ровно восемь, были видны.
– Она – сама пунктуальность, – сказал Бергер, высвобождая руку.
И точно, раздался стук в дверь.
Блум вытащила пистолет и опустила руку с ним под верстак. Бергер подошел к двери и осторожно выглянул наружу.
Там стояла она, с тонкими волосами мышиного цвета, прилипшими к голове, как будто после недельного ливня.
– Силь, – сказал Бергер. – Заходи.
Сильвия Андерссон, которую мало кто называл Силь, вошла в лодочный домик и огляделась.
– Уютно, – отметила она, глядя на наполовину склеенную фотографию с силуэтами альпинистов на фоне заснеженной горы.
– Присаживайся, – предложил Бергер и показал на свободный стул рядом с верстаком, возле которого сидела Блум, только что засунувшая пистолет обратно в кобуру.
Силь кивнула Молли и села. Бергер посмотрел ей в глаза. В их глубине таилось что-то невыразимое. Первобытный страх. С другой стороны, он был там уже давно.
– Ты узнала что-нибудь еще? – спросил Бергер.
– Даже не знаю, зачем я это делаю, – сказала Силь и попыталась привести в порядок несуществующую прическу. – Напомни мне.
– Ради меня, – ответил Бергер, криво улыбнувшись.
– Да, это принесло мне много добра за все эти годы.
– Что ты нашла?
– Аномалии. В архиве действительно сильно покопались. В один и тот же момент времени.
– В архиве СЭПО?
– А разве мы говорили о каком-то еще? – съязвила Силь.
– О’кей, – сказал Бергер. – И это произошло приблизительно под Новый год?
– Даже не приблизительно, а точно.
– Когда кто-то знал, что брандмауэры будут ослаблены?
– Вполне вероятно, да. Были удалены некоторые файлы. Можно в той или иной мере восстановить действия, но не файлы. Во всяком случае, пока нет. Я над этим работаю.
– Можно сказать, когда были созданы удаленные файлы?
– Отдельные моменты в прошлом, да. Самый ранний из найденных мной относится к тысяча девятьсот семьдесят шестому году.
Бергер и Блум быстро обменялись взглядами.
– В семьдесят шестом? – уточнила Блум. – Возможно, в апреле семьдесят шестого?
Силь в первый раз посмотрела на нее внимательно.
– Именно, – ответила она. – Двадцать восьмого апреля.
– После того, как в Швеции побывал Нильс Гундерсен, вербовавший наемников в Ливан, – сказала Блум. – Тогда же от него забеременела молодая женщина по имени Стина Ларссон.
– Об этом был отчет СЭПО? – спросил Бергер.
– Не могу ничего сказать о содержании файла, – ответила Силь. – Просто видно, что он отсутствует.
Бергер кивнул.
– Это был самый старый из документов, удаленных из архива? Какого времени был следующий?
– Потом файлы создавались довольно регулярно, но не чаще раза в год в последующие пятнадцать лет, – сказала Силь. – Если немножко поколдовать с данными, виден размер недостающих файлов, но не более того. И эти ежегодные отчеты явно меньше файла семьдесят шестого года. Он остается самым большим вплоть до марта девяносто первого. Этот файл тоже большой. На самом деле даже немного больше первого.
– Тысяча девятьсот девяносто первый, – сказал Бергер Блум. – За два года до бесследного исчезновения Вильяма. У нас есть что-то на март девяносто первого?
Блум медленно покачала головой и ответила:
– Гундерсену было сорок три года, он воевал в Кувейте на стороне Саддама, Вильяму четырнадцать лет, и его жестоко травили в Стувсте.
Бергер кивнул и почувствовал, что мозг вот-вот закипит.
– Позволю себе предположить, что следующий большой удаленный файл относится к лету девяносто третьего, – сказал он.
– Верно, – подтвердила Силь. – К июлю. Хотя до этого было больше, чем обычно, действий в течение трех-четырех месяцев после марта девяносто первого. Удалено четыре документа. Потом снова большой в июле девяносто третьего.
– Когда Вильям только что покинул Швецию, – кивнула Блум.
– Становится все понятнее, почему Нильс Гундерсен отсутствует в архивах СЭПО, но присутствует в списках МУСТа, – сказал Бергер. – Его вычистили.
– МУСТ? – воскликнула Силь. – Военная служба разведки и безопасности? Во что, черт бы вас побрал, вы меня втянули?
– А после девяносто третьего? – сказал Бергер вместо ответа.
– Спокойнее, – ответила Силь, мрачно глядя на своего бывшего начальника. – Снова ежегодные отчеты. Удалено по одному небольшому документу на каждый год. Потом даже реже. В нулевые – раз в два года, потом ничего до конца две тысячи двенадцатого. Тут удален еще один большой документ. Самый большой. Одиннадцатое ноября две тысячи двенадцатого.
– Три месяца до издевательств над Антоном Бергмарком, – сказала Блум. – Должно быть, тогда Вильям приехал в Швецию. И у СЭПО был на этот счет файл, большой файл.
– Этого мы не знаем, – сказал Бергер. – Наверняка мы этого не знаем.
– Наверняка мы ничего не знаем, – ответила Блум. – Но косвенных улик прибывает, как дерьма в Ганге.
– Священная река, – сказал Бергер. – И что дальше?
– На этом все, – сказала Силь и поднялась. – В смысле, мое задание. Дальше сами разбирайтесь.
Бергер посмотрел на нее. Ему впервые после Высшей школы полиции в девяностые удалось увидеть не только привычную Силь, но и приблизиться к той Сильвии Андерссон, которой он никогда всерьез не интересовался: мать-одиночка с пятилетней дочкой Мойрой, которая была маленькой копией мамы.
И он увидел чистый, беспримесный смертельный страх. Может быть, в большей степени за Мойру, чем за себя.
– А что ты предполагаешь? – спросил Бергер. – Что ты видишь, глядя с другой точки зрения по сравнению с нами?
– Ничего, – процедила Силь сквозь зубы. – Ничего не вижу, ничего не слышу и, прежде всего, ничего не говорю.
– Одним словом? Навскидку?
– Я вижу близкое сотрудничество между наемником, которого вы называете Нильсом Гундерсеном, и СЭПО. И я не хочу иметь к этому отношения.
– И тем не менее ты сказала, что ты над этим работаешь? – спросила Блум.
– Не думаю, что я так сказала, – прошипела в ответ Силь.
– Она может процитировать тебя наизусть, – кивнул Бергер в сторону Блум.
Блум мрачно посмотрела на него и процитировала:
– «Были удалены некоторые файлы. Можно в той или иной мере восстановить действия, но не файлы. Во всяком случае, пока нет. Я над этим работаю».
– Так над чем же ты работаешь, Силь? – спросил Бергер.
– Меня зовут Сильвия.
– Так над чем же ты работаешь?
– Ни над чем. Я закончила работать над этим.
– Может ли в действительности существовать способ восстановить удаленные файлы? Звучит неправдоподобно. Не так ли, Молли?
– Совершенно неправдоподобно, – отчеканила Блум. – С этим не справится ни один ныне живущий человек. Может быть, в будущем. Лет через семь, восемь.
– Действительно, кажется, это абсолютно невероятно, – согласился Бергер. – Да и как бы это можно было осуществить?
– Я знаю один возможный способ, – помедлив, сказала Силь. – Но только для этого требуется некоторое периферийное оборудование.
– Которое ты можешь достать?
– Не бесплатно.
– Пришли нам счет.
– Вам? А вы – это кто?
– Частные детективы, – ответил Бергер.
