Али уже давно был в подавленном состоянии, с того самого момента, как уступил Кяриму, а последние несколько дней он совсем не находил себе места. Он понимал: тогда, с Кяримом, смалодушничал, поддался на уговоры. Как же, старший брат, единственный родственник. Да послать бы его тогда куда подальше! Пусть бы и поругались, может, даже навсегда. Зато Али был бы спокоен: вот он, Кярим, жив и здоров, и у него самого совесть на месте. Надо было бы вообще отдать ему все те деньги! И почему тогда в голову не пришла эта мысль?

Решение рассказать все Зухре зрело у него давно. Али не знал, какую роль сыграла жена Кярима в этой истории, но даже если бы и знал, это ничего бы не изменило. Ему надо было выговориться, облегчить душу, и Зухра была во всем метро единственным человеком, с кем он мог поговорить начистоту. Мехри?! Нет! И так она слишком много знает. Того, что лучше бы никогда не знать.

А она все равно все чувствовала, понимала: с мужем какая-то беда случилась. Но не спрашивала, ждала, когда он сам все расскажет. И от этого ее понимающего молчания Али становилось еще хуже.

Сегодня мужчина не выдержал. Мехри он сказал, что пойдет за рыбой, а сам отправился к Зухре. Надо ей все рассказать! А может, у нее есть какие для него новости о брате?

Вот и знакомая дверь – он стукнул пару раз, собирался открыть, а она вдруг сама распахнулась. Не сама, конечно, Зухра открыла ее. Бледная, с синяками под ввалившимися глазами, осунувшаяся…

– Зухра?!

Больше ничего он сказать не успел, женщина бросилась ему на шею и зарыдала.

– Ну, ну, хватит, Зухра, дорогая, что такое?

Господи! Ему никогда еще не приходилось успокаивать рыдающих женщин! Что там хоть говорить-то? Хотя, чего уж тут, все ясно: Кярима нет и она не знает, где он и что с ним. По крайней мере, именно это понял Али из невнятного бормотания Зухры.

– Когда он ушел?

– Я уже запуталась, для меня теперь что день, что ночь – все едино.

– Ела хоть что?

– О чем ты, Алишка? Какая еда тут?

– Я тебе тут гостинец принес. Пахлава, чаю попьешь.

Он положил на стол сверток. Реакция Зухры была неожиданной: она, вроде как уже немного успокоившаяся, вдруг зарыдала вновь. А потом заговорила. Все выложила – и про то, как заподозрила Али, и про пахлаву. Про все.

– Я, как узнала все, запретила Кяриму даже думать про Артем.

– Только он думать не перестал, Зухра.

И Али рассказал женщине свою часть истории.

– Вот так. Получается, про рыбалку он все придумал.

– Господи, а эти тогда, получается откуда?

– Кто?!

– Два раза про Кярима спрашивали. Чужаки, точно. Один раз мужчины, а потом приходил Мамед – тот, что у Хоттабыча в замах, и с ним женщина, вся в черном, и лицо закрыто, словно никабом. Подругой Курбана назвалась. Сказали, что лодку нашли разбитую, что Курбан погиб. А Кярима не нашли… А я все равно жду его.

– Зухра, послушай меня. Думаю, что тебе оставаться тут опасно. Мало ли что? Я договорюсь, и моих, и тебя укроют где-нибудь. Может, есть пока у кого спрятаться? Странные это какие-то люди.

– Нет, Алишка. Я ждать Кярима буду. А с женщиной этой Мамед приходил. Он же свой.

– Ладно, об этом мы еще поговорим.

«Мамед приходил». Да мало ли кто там приходил? Нет, Зухру надо тоже спрятать. И чем быстрее, тем лучше.

Укрыть женщин и Наргиз обещал Славка: несколько дней они пересидят на рыбацких делянках, а потом Али что-нибудь еще придумает. Али «жопой чувствовал», что случилось что-то нехорошее. Может, его подозрения напрасны, а может, он просто не хочет верить в самое плохое… Но меры принимать надо, и дай бог, чтобы Кярим действительно объявился в скором времени. Дай бог.

Перед тем как отправиться к себе, он зашел в «Гыз галасы». Есть не хотелось, а вот чаю попить – в самый раз. И заодно собрать в кучу все мысли. Дома это точно сделать не получится, дома – заботы, какие-то дела. А тут он – гость. Тут можно спокойно посидеть, и тебя никто не побеспокоит, если сам того не захочешь.

Поэтому Али был очень удивлен наглости парня, без спроса подсевшего к нему за столик. Мало того, что не спросил разрешения, так еще и вид у него был весьма примечательный: знающему человеку таких авара трудно не заметить даже в людской толчее базарного дня. А если увидишь – прячь подальше кошель! Видно было, что паренек хорошо знаком хозяину заведения. Легкий щелчок пальцев, и на столике возникли заварной чайник, пиала со сладостями, которые, кстати, не каждый себе мог позволить, и, само собой, армуды.

– Угощайтесь, – парень подвинул Али сладости, – чего пустую воду гонять.

А потом провел рукой по подбородку, словно вытирая несуществующую грязь, и очень тихо, на пределе слышимости, произнес:

– Тебя хотят видеть на «Нариманове».

И тут же, словно ничего и не было, кинул в рот сладость и шумно отхлебнул из стакана.

– Гардаш, ты ничего не перепутал? – Али огляделся и только после этого ответил, стараясь говорить как можно тише, хотя и не понимал, к чему такая конспирация – в кафе никого, кроме них двоих не было.

Парень заметил его взгляд, улыбнулся кончиками рта.

– И у стен уши есть. Допивай чай и пошли. Папа ждет, а он не любит опозданий.

«Нариманов», почти мифический, легендарный Папа… Али вдруг подумал, что за все эти двадцать с лишним лет – подумать только! – ни разу не был у завокзальных. А ведь раньше даже водил дружбу с некоторыми из них. Эх, когда же это было…

Что ж, Папа так Папа. Время, словно песок в часах, неумолимо убегало в воронку, оставляя только вопросы и не предлагая взамен никаких ответов. Выбора у Али особо и не было, а там кто знает, может, это как раз какой-нибудь подарок судьбы? Неизвестно, что ждет его за поворотом.

– Веди, Харон.

– Кто?

– Был тут один такой, не заморачивайся, пошли.

С Хароном Али, конечно, погорячился: «Нариманов» совсем не была зловещим царством мертвых, наоборот, «завокзальные», в противоположность мрачным и жестоким «артемовцам», представлялись этакой ватагой веселых разбойников, Робин Гудами бакинского метро, к которым, в случае чего, и за помощью можно обратиться. Но кошелек все равно держать надо крепко.

У них был даже свой негласный гимн: песня Гарика Кричевского «Привокзальная». Иногда там, где сохранились допотопные проигрыватели и была в коллекции эта песенка, бармены, заметившие наметанным взглядом ребят с «Нариманова», ставили ее, в дань уважения и благодарности. И когда дело доходило до припева, то на всю округу разносилось: «Давай быстрее, брат, налей, За бизнесменов и врачей, За музыкантов и воров»… А остальные посетители спешили перепрятать свои денежки. И абсолютно напрасно: в заведениях «завокзальные» не работали, тут они отдыхали. И ни себе, ни другим его, отдых, портить не собирались.

Вот и «Нариманов». До войны Али, конечно, бывал тут, но, как и все бакинцы, нечасто. Так уж получилось, что метро в Баку было элементом роскоши и его как транспорт использовали очень редко – сложно было даже сказать, с чем это связано. Потом, конечно, все немного изменилось, и Али, когда вернулся домой из Москвы, увидел, что подземка стала пользоваться заслуженной популярностью, зато в его детстве поход в метро был целым ритуалом, таким же, как в зоопарк или цирк. Эскалаторы, поезда, темные туннели и подземные станции-дворцы. Али был на седьмом небе, когда отец отсылал служебную машину и, взяв их с Кяримом за руки, отправлялся на экскурсию по метро. Подобное потрясение Али испытал уже в более взрослом возрасте, когда прибыл в Москву. Он и не думал, что метро может быть настолько огромным и красивым.

Станция «Нариман Нариманов» была одной из самых впечатляющих станций бакинского метро. Множество колонн, словно экзотические золотые стебли цветов, удерживали на раскрывшихся бутонах бетонный небосвод. Все это архитектурное великолепие в сочетании с морем света и огнями прибывающих поездов выдавало просто фантастическую картинку.

Сейчас же все было уже не так круто, станцию уже нельзя было назвать дворцом даже с натяжкой, скорее всего, это было большое общежитие. Или… Пчелиный улей. Как так удалось «завокзальным», сказать сложно, но самострой не изуродовал станцию, а вполне гармонично вписался в ее архитектуру. Али поймал себя на мысли, что ему тут нравится, он словно попал в свое детство, где были эти добрые бакинские дворики, бегущие в небо лестницы, пересекающиеся балконы с веревками, на которых сушится разнокалиберное белье, столики на перроне, где с утра до вечера идет игра: днем – на интерес, вечером – на интерес с деньгами. И тут же, рядом, самовар и жаровня в середине импровизированной веранды. И дети, гоняющие по платформе ржавое колесо…

– Тебе туда, – провожатый указал на дверь в самом конце платформы и тут же словно растворился в воздухе.

– Есть кто? – крикнул Али в пустоту чернеющего коридора.

Молчание, мужчина постоял несколько секунд, а потом сделал шаг.

В этот момент из темного угла раздался короткий смешок.

– Иди, иди. Не стесняйся.

Конечно, Папа без охраны быть не может.

Перед тем как открыть дверь, Али снял ботинки. Комната была небольшой и освещалась лампой, стоящей на столе в дальнем конце. Света было немного, но от этого в помещении было только уютнее. На стене висела большая довоенная карта метро с нанесенными на нее новыми обозначениями, тут же – пожелтевшие плакаты с героями ушедшего в небытие времени. Вот ухмыляется с одной из фотографий китайский дракон Брюс Ли. А это, сложив руки на груди, внимательно рассматривает каждого входящего Цой. Красавицы Сандра и Кетч скромно улыбаются, глядя на гостя.

А на столе лежит стопка виниловых дисков.

Ностальгия.

– Что встал? Садись, гостем будешь.

Голос до жути знакомый. Такой, от которого сердце забилось, готовое выскочить из груди.

Но говорившего не видно. Пока не видно.

Вот он, коротко хихикнув, развернул плафон так, что ослепил Али.

– Так вот ты какой стал. Наш Алибаба…

Али схватился за грудь, ему не хватало воздуха, а из глаз сами собой потекли слезы.

– Вадька! Вадька!! – закричал Али и бросился навстречу своему давнему другу.

– Узнал, гагулик! Узнал!

Вадим тоже смеялся и плакал одновременно.

Они еще долго стояли, обнявшись, стесняясь своих слез, боясь отпустить друг друга и опять потеряться.

Отступили они только после того, как в дверь постучались.

– А-а, взрослые мужики, деды, а сопли распустили… Входи, Гарик.

Парень поставил на стол поднос, вопросительно посмотрел в сторону Вадима.

– Спасибо, родной. Если что еще захотим, я тебе скажу.

Вадим отошел к столу, отодвинул стул.

– Садись. Отметим нашу встречу.

Али немного замешкался, Вадим понял это по-своему.

– Ара, ты что как неродной? Или не пьешь?!

– Не, – Али засмеялся, – пью, конечно. Разве я ломался когда? Да и есть, если честно, жуть как уже хочу.

– Да кто тебя знает? Времена меняются. Садись, настоечка нашего производства, забористая. И стряпня ничего. Не как у твоей Мехри, конечно. Но достойная.

Али с удивлением посмотрел на друга: получается, Вадим про него знал? Хотел спросить, но тот сделал упреждающий жест: все потом.

Вадим прошел к шкафу, достал пару рюмок, ложки. Только сейчас Али заметил, что мужчина сильно прихрамывает на левую ногу. Спрашивать, что и как, уже не рискнул – захочет, сам все расскажет.

Настойка и впрямь была хороша, но крепкая, зараза: Али поплыл после первой же рюмки. Хотя, может, он просто устал, а сейчас напряжение спало? Как бы там ни было, но Али успокоился, теперь он был уверен: все будет хорошо, а кошек, которые выскребли дыру в его груди, как ветром сдуло.

– Э, как тебя развезло… Ешь давай активнее, закусывай.

– Да ем я. Ем. А вопрос можно?

– Откуда я про Мехри знаю?

Али мотнул головой.

– Ну да. И это тоже.

– А еще тогда что?

– Вадя, ты как меня нашел?

– Однохерственно. Я, знаешь ли, и не терял тебя.

Али даже протрезвел от удивления.

– А-а… Вадя!

– Не связался почему? Молчал все эти годы?

– Ну…

– Да что ты нукать-то заладил, – Вадим засмеялся, – не лошадь, не запряг.

И тут же посерьезнел.

– Хочешь верь, хочешь не верь. Не хотел компрометировать тебя.

– Ты с дуба рухнул?! Чем?!

– Связями с бандитами. Да и боялся, как ты ко мне отнесешься, столько лет прошло.

– Дурак. Как был дураком, так им и остался. Робин Гуд недоделанный! Я все метро перерыл, искал вас.

– Все, проехали. Давай выпьем. А потом про дело поговорим. И не дуйся, так надо.

– Да не дуюсь я, просто столько времени упущено. Наливай. За встречу!

Они выпили.

– Слушай! Ты Черепа помнишь?

– Черепа? А то!

– Завтра поедем к нему в гости. В «Арменикенд».

– Да ладно, я у вас тут ни разу не отметился, но там-то сто раз был! И не встретил его!

– Не встретил – значит, так надо. А меня бы тут все равно не увидел. Так что все нормально, не парься.

– Слушай, а с ногой что? Извини, что лезу.

– Алибаба, ты что как девица из Смольного института? Все извиняешься, все неудобно ему.

– Мимо! Смольнинские институтки кротким нравом не отличались.

– Фиг с ними. Главное, мысль ты понял. Давай выпьем.

И они опять выпили…

– Так рассказать?

– Вадя, про меня ты все знаешь, а я про тебя – ничего. Нечестно, так что рассказывай.

– Знаешь, вот проводили мы тебя, я домой прихожу, а там повестка. В армию, значит… В армию, так в армию, отслужил, как и все, вернулся. Поступил в универ, в АГЭУ, проучился аж три года, да бросить пришлось. Родители, сам знаешь, пожилые, а потом отец слег, и работать надо было. На заочку думал перевестись, да потом понял – не потяну. С работой сложно, не найдешь. За все хватался, пахал круглые сутки. Какая уж тут учеба? И торговал, и по строительству, и так, по мелочи. А потом мне совместный бизнес предложили. Я – генеральный директор, все дела фирмы на мне, и вся ответственность, само собой, тоже. Дальше, наверное, уже догадался?

– Подставили?!

– Да сам я подставился, когда на все это согласился. А мой компаньон чистеньким вышел, еще и свидетельствовал в суде. И прибыль от всего этого предприятия тоже он поимел. Дали немного, но мне хватило за глаза. Тем более если учесть, что родителей это убило. В прямом смысле. И позор какой, и денег ни копейки. Вышел гол как сокол, ни работы, ни родных. Кого ни встречу – морду воротят, как же, они все чистенькие, а я – сиделец. Кярим вот даже на порог меня не пустил.

– Ты приходил к нам?!

– Хотел попросить с работой помочь.

– Мне он ничего не рассказал.

– Почему-то я не удивлен.

– А я? Я тогда где был?! Приехал или еще в Москве?

– Вот тут, друг, не могу сказать. Да и неважно все это сейчас.

– Важно, для меня – важно!

– Остынь. Все в прошлом. Война все собой покрыла. Знаешь, как ни странно, но мне после всего этого даже лучше стало. Случайно встретил своих, в смысле тех, с кем сидеть пришлось. Объединились и стали строить свой мир. Тут, на «Наримане Нариманове». А уж что вышло, то вышло. Не святые, но и не отморозки. Живем как можем. Вот так вот. А я теперь тут Папа.

– А с ногой-то что?

– А, это… Бандитская пуля.

– В смысле?

– Да в прямом. Говорю же, нет у нас святых, всякое бывает. Давай еще по одной?

– Наливай. Только…

– Уймись. А мы ведь тут с тобой встречались как-то.

– И ты не подошел?! Где?!

– Да на рыбном базаре. Ты меня не узнал тогда, хоть столкнулись нос к носу.

– Черт… Неудобно как.

– Проехали, говорю же, все в прошлом. Не узнал и не узнал. Вот тогда-то я и стал за тобой следить. Так что, брателло, все-то я про тебя знаю. И про долги, и про аварию. Сам деньгами помочь не мог, извини, не Крез. Но, как помнишь, все твои кредиторы были к тебе ласковы и терпимы.

– Так ты…

– А ты думал, тут все только твои чудные глаза? Не, конечно, твоя репутация стоит много, но и я чуток помог. Так, совсем малость.

Малость… Али вдруг понял, что даже при всей его безупречной кредитной истории ему ни в жизнь не выбраться бы из той петли без помощи Вадима. Уж эти-то кровопийцы своего бы не упустили.

– Спасибо! По гроб жизни тебе благодарен буду!

– Отвянь. Выпьем лучше еще. Давно я так душевно не отдыхал.

– Да мне еще как бы домой…

– Об этом не беспокойся, все нормально будет. Расскажи-ка лучше, за что тебя живодеры с Артема разыскивают?

Али похолодел, вскочил с места, намереваясь тут же бежать к Мехри, но пошатнулся и шлепнулся на стул.

– Говорю, не беспокойся! И не надо тебе домой! Все девочки твои в надежном месте, целые, невредимые и, как мне кажется, довольные.

– Господи…

– Рассказывай давай. Надо решать, что дальше делать.

– А откуда про «артемовцев» знаешь?

– Я, друг Али, много чего знаю. К примеру, что Кярима на острове казнили. Курбана убили. Ну и еще так, помаленьку. Рассказывай.

И Али рассказал. Все, с самого начала, в подробностях и красках.

– Проклятые деньги. Ведь я и не взял оттуда ни монеты, а все равно. Столько зла. И Кярим…

– Давай помянем его. И всех, кого с нами нет сейчас, тоже помянем. Не чокаясь.

Алкоголь больше почему-то не пьянил.

– Куришь? – Вадим вытащил трубку и стал набивать ее табаком.

– Нет, так и не научился. А ты сибаритствуешь?

– Трубка – это не то что сигареты. Только табак не достать. Наверное, придется бросать. Ты понюхай, запах какой?

– Хорошо пахнет. Что делать теперь? А, Вадя?

– Есть кое-какие мысли. Завтра к Черепу поедем, хаш кушать. Там и помозгуем. А теперь давай спать. И не беспокойся про девочек своих, говорю, все под контролем!

– Зухра, жена Кярима. Ее бы тоже спрятать.

– Думаешь? Завтра пошлю своих. От тебя привет передам.

Вадим, хоть и уговаривал друга, знал в этой жизни немного больше, чем он. Баку – большая деревня, и если хочешь получить информацию, получишь. Как ни скрывайся, все равно протечет. И укрыть целую семью, не оставив никаких следов – из области фантастики.

Уж кто-кто, а Вадим-то лучше многих знал, что из себя представляют «артемовцы». Отморозки, которые играют только по своим правилам и понимают один язык – силу. «Завокзальным» приходилось пересекаться с ними, земля-то круглая, и если проблему удавалось решить, то это считалось огромной удачей, а если нет, они отступались: силы были не в пользу «завокзальных». Хорошо, если обходились без потерь.

Утром Али было плохо. Очень плохо. Голова шумела и, как назло, вернулись кошки и продолжили свою работу – драть его душу. Даже мысль о том, что с родными все в порядке, не остановила их.

Вадим тоже выглядел как… Как с похмелья, что уж тут церемониться.

– Я на блокпосту буду, ты тут не задерживайся. Жду.

Вадим ушел, Али смог подняться только минут через пятнадцать. Надо было идти, искать Вадима.

Несмотря на ранний час, жизнь на «Завокзальной» била ключом. Дети собирались в школу, мужчины – на заработки. Из своих берлог повылазили старики, уселись за столики, тихо ожидая кормежки, обсуждая последние новости и снующих по платформе людей…

Осколки старого доброго Баку, словно обрывки сна, вдруг ставшие реальностью тут, на этой отдельно взятой станции. Вот сейчас из ближайшего туннеля донесется привычное, не раз слышанное: «Ма-а-ро-о-жный, икра-а-а…», и на середину платформы выкатится мороженщик со своей тележкой. Ох, сколько же радости им доставляла эта нехитрая конструкция в знойный летний день. Детвора выскакивала из подъездов, облепляла продавца со всех сторон, надеясь поскорее получить свой заветный лакомый кусочек.

Позывные и вправду послышались, только это были звуки клаксона от дрезины, отправляющейся в «Арменикенд».

– Натярсян, Алибаба? Вижу, что головка бобо.

– Не спрашивай…

– Потерпи, хаш вылечит! Сейчас я тут немного порядок наведу, и отправимся.

– Да я уже сто лет столько не пил!

– Зурик, – Вадим обратился к одному из стоящих рядом парней. – По-братски, пожалуйста, пару айранов принеси нам.

Айран был холодный, приятный. После него вновь захотелось жить.

Дорога в Арменикенд была недолгой, перед блокпостом дрезина чуть сбавила скорость.

– Барев дзес! Какими судьбами к нам? – послышалось с блокпоста.

– Цаво танем, ахпертик! Да вот, привез вашему Черепу его школьного друга.

– Наслышаны. Ждет давно, хашиком вся станция пропахла. Будьте как дома.

«Арменикенд» всегда был рад гостям, и неважно, кто ты – армянин, русский или азербайджанец. Лучший зубной кабинет доктора Вартаняна работал практически круглосуточно и запись туда была на несколько месяцев вперед – на всех станциях, даже тех, которые контролировались Народным фронтом. И то верно: идеология идеологией, но зубной боли на национальность и доктора, и жертвы наплевать. Обувная мастерская дяди Айрапета и ателье тетушки Айнуш – бренды бакинского метро, обували и обшивали всех, и еще ни разу никто не высказал им претензий за плохую работу. Время расставило все по своим местам, и былая вражда растворилась среди добродушных жителей «Арменикенда». А как иначе? Беда, она одна на всех. И бороться с ней тоже надо сообща.

Череп их действительно ждал – не успела дрезина остановиться, как он бросился навстречу гостям.

– Алибаба! Вот ведь, живем в большой деревне, а не встречались ни разу!

– Артур, дружище… Ты совсем не изменился!

– Ага, скажешь. Теперь я натуральный Череп!

Артур действительно сильно похудел, поседел и прозвище свое оправдывал еще больше, чем в школьные годы. Но глаза остались такими же веселыми, а улыбка – обезоруживающей.

– Хаш готов. Но как? Перед хашем… А?

– Не, выпить успеем еще, а вот хашик…

– Алкаши! Ну ладно, ловлю на слове, в следующий раз без меня – ни-ни, а то хаша не будет!

Потом пили чай. Оказалось, Череп в курсе неприятностей, настигших Али. Без подробностей – их ему сообщил Али, вновь повторив свой рассказ, – но в общих чертах прекрасно осведомлен.

– Да вы тут прямо заговорщики какие-то! Все про меня знаете, а я даже ни о чем представления не имел!

– Значит, надо так. Тебе что, плохо жилось?

– Плохо! Нет, не плохо, конечно. Но… Без вас – плохо!

– Ты уж определись, братишка, – Череп засмеялся, Вадим вслед за ним, а потом не удержался и Али.

– Не было бы счастья, да несчастье помогло, так получается?

– До счастья еще далеко. Надо дожить до счастья-то, – Вадим стал очень серьезным.

– Нет. Оно уже есть.

Друзья замолчали. Первым заговорил Артур.

– Слушай, Вадим. Мы тут подумали, и я решил, – улыбнулся он. – А не переправить ли нам Бабаевых к…

Вадим резко перебил друга, продолжив фразу.

– В Сураханы. К нашим друзьям.

– В Сураханы? – удивился Али. – А что там? Подождите… Там же…

– Огнепоклонники, ахпертик, – Артур подлил в стаканы чай.

– Да. Огнепоклонники. А ты дело говоришь, Череп, – Вадим встал из-за стола, прошелся по комнате.

Али обратил внимание, что сегодня он хромает больше, чем вчера вечером. Вадим поймал его взгляд.

– Мучает, зараза. Наверное, к непогоде.

– Так вот, – продолжил Артур. – Никто их там искать не станет. А если сунуться попробуют – мало не покажется.

– Да, это выход. Наши бандюки в Сураханы не суются, боятся, и не зря. И эти тоже не особо-то контактируют с городом. Так что убежище надежное. – Вадим довольно потер руки.

– А как вы-то вышли на огнепоклонников? Если, как говорите, они не идут на контакт?

– Так они тоже ж люди, по делу-то мы все друг с другом общаемся.

– Череп, у вас маськи хоть на станции есть? Когда ты мне уже красавицу жену сосватаешь? – перевел разговор на другое Вадим.

– Жена-армянка всегда на вес золота была! Жди, ахпертик, – Артур по-дружески похлопал Вадима по плечу и засмеялся.

«Арменикенд» внешне мало чем отличался от «Завокзальной»: те же балконы, бельевые растяжки и размеренно-космический быт бакинских двориков.

Детвора носилась между рядов на платформе, не замечая ничего на своем пути и вызывая недовольство старших.

– Рудик! Поймаю, ноги тебе откручу, оборванец! – кричала продавщица овощной лавки: детвора не вписалась в поворот, перевернула корзину с картошкой, и теперь ей приходилось собирать ее по всей платформе.

– Али, про тетю Кнарик слышал?

– Вай, Вадя, кто ж про тетю Кнарик не знает? Это уже как анекдот.

– Анекдот… Скажешь. Вон туда посмотри.

Али обернулся туда, куда показал ему друг.

Пухленькая маленькая старушка, перед которой стоял столик с сигаретами и нехитрыми сладостями, с умилением смотрела на резвящихся детей.

– Тетя Кнарик, та самая. Прошу любить и жаловать.

– Сдала бабуля. Возраст все-таки.

– Все так же торгует себе в убыток?

– А это как сказать. На жизнь ей хватает, соседи пропасть не дают опять же. Зато ребятишки обожают, вон как ее облепили. А ей и в радость. Тоже дорогого стоит.

Дрезина уже ждала Вадима и Али.

– Ну, до встречи, друзья!

– До встречи!