Глава 7
Следопыты
– А это дикий кабан!
– Хм. Мне так не кажется. Снег продавлен не очень глубоко, да и след от копыт совсем маленький. Думаю, это была коза.
– Йонас! – Олененок бросила в него комок снега и сердито топнула ногой. – Так неинтересно. Козу я уже знаю. Хочу кабана. Мы пойдем на охоту.
Он стряхнул снег с лохматой бороды и внимательно посмотрел на нее.
– Очень смело, храбрая охотница. Но с чем же ты пойдешь на кабана?
– С тобой.
Олененок улыбнулась: иногда Йонас казался совсем глупым и спрашивал очевидное. И все же с его появлением в доме стало веселее. Он приходил часто, и она давно упрашивала Руту разрешить ему остаться насовсем, но та была непреклонна.
Олененок долго не могла понять, почему Рута так холодно ведет себя с Йонасом. Озарение пришло внезапно: она в него влюблена! Олененок стала все чаще замечать, как они обмениваются взглядами, едва заметными улыбками и какими-то тайными жестами руками.
Это вызывало интерес. До этого о любви она читала только в книгах, так что теперь ей не терпелось перейти к самому главному – свадьбе. Но Йонас и Рута почему-то медлили. Олененок терпеливо ждала целый месяц и стойко переносила все их выходки, но никто не спешил наградить ее ожидание.
– Олененок, не трогай пирог, он еще горячий!
Рута сердито посмотрела на нее и вдруг замерла.
– Олененок? – Йонас нахмурился.
– У нее просто имя такое… оленье. – Рута напряженно теребила руками край жилетки.
– Оленье имя?
– Да. Ольнена. Так и зовут. Отсюда и прозвище.
Олененок хотела рассказать, что это неправда, уже ринулась вперед, но Рута поймала ее и зажала ей рот ладонью. Она пыталась вырваться, но тяжелая рука лесничей крепко ее держала.
– Йонас, ты не хочешь принести воды, пока Олененок снова не увлекла тебя играть?
Он ушел, и Рута, вместо того чтобы объяснить, лишь строго посмотрела на нее и предупредила, что свое происхождение нужно хранить в секрете. Олененку совсем не понравилась эта идея: она ненавидела секреты. С гораздо большим интересом она разгадывала загадки и узнавала новое.
Однажды Йонас признался, что у него есть шрам. Говорить, где именно, он отказывался, и Олененок изнывала от любопытства. Она подумывала выждать, когда он снова пойдет в баню и подглядеть, но Рута все время ей мешала. Руте вообще нравилось всем мешать. Она не разрешала ей гулять по лесу, а Йонасу – оставаться на ночь и дарить ей подарки.
– Йонас, почему ты ничего мне не приносишь?
Олененок обиженно поджала губу. Она точно знала, что Руте он подарки приносил. Однажды ей удалось подслушать их разговор.
– Рута, я принес то, о чем ты просила. Свежая олен…
Олененок плохо слышала, о чем говорил охотник, так что осторожно высунула нос из-за угла. Но Йонас тут же замолчал, а Рута вновь странно посмотрела на него.
– Очень интересная вещь.
Больше он не сказал ничего. Коварные Рута и Йонас хранили тайны, и как бы она ни старалась, не могла заставить их выдать хоть что-то.
Лишь однажды Йонас принес подарок и ей: красивое платье с яркими оборками и блестящими камушками. В нем она действительно чувствовала себя принцессой. В отличие от простых платьев, которые перешивала для нее Рута, это выглядело торжественным и нарядным.
Но стоило Руте увидеть ее в этом платье, как она широко распахнула глаза и едва не выронила корзину с овощами.
– Откуда это у тебя?
– Йонас подарил, нравится? – Олененок покружилась и хотела обнять Руту, но та отстранилась.
– Он еще здесь? – сурово спросила она, оглядываясь.
– Да, он на заднем дворе, но не трогай его, он вырезает мне…
Олененок не успела договорить: Рута вышла из дома, резко хлопнув дверью. Она едва поспела за ней и услышала лишь отголоски разговора. Рута громко ругалась и говорила про куртизаек, которые носят такие платья.
Кто такие куртизайки, Олененок не знала, но слово ей очень понравилось. От него веяло чем-то веселым и загадочным. Рута отказалась объяснять его значение и заставила снять наряд, но Олененок не обиделась. Она хорошо понимала ее чувства: ей и самой не понравилось, что до этого дня Йонас дарил подарки только Руте.
Олененок заботилась о Руте изо всех сил. И пусть она ничего не понимала в вопросах любви, но точно знала, что действовать необходимо. И действовать решительно.
– Знаешь, – сказала она, закончив вылеплять башню на снежной крепости, – а Рута считает тебя приятным.
– Правда? – Йонас улыбнулся, она заметила это даже через лохматую бороду.
Точно ответить на его вопрос она не могла. Ей казалось, что Рута говорила именно так. Вторым словом, которое вертелось на языке, было «приятель», но оно звучало слишком странно для того, чтобы быть правдой.
– Конечно. – Олененок гордо подняла голову. Он не должен сомневаться в ее словах. – А еще она назвала тебя красивым и благородным.
Лицо Йонаса вытянулось от удивления, а густые брови поднялись. Олененок усмехнулась, довольная его реакцией. На самом деле Рута назвала его оленем, но Олененок была уверена, что в слово она вложила именно этот смысл, ведь всем нравились олени.
– А ты можешь покатать меня на спине, как олень? – Олененок заглянула Йонасу прямо в глаза, чтобы он точно не смог ей отказать.
Большой и лохматый, Йонас больше походил на медведя, но их она боялась, и играть в такое не хотелось.
– И почему же я должен катать тебя? – неожиданно спросил он вместо согласия, и Олененок задумалась.
– Потому что я потом дам тебе сладкого!
Она точно знала: на свете не было ничего лучше сладостей. И если Рута могла совершенно спокойно дышать в комнате, наполненной запахами янтарного, липкого, тягучего меда или варенья с кусочками ягод и фруктов, то Йонас хорошо понимал Олененка – та удержаться не могла.
Однажды он рассказал ей, что не знает ничего вкуснее, чем запеченные яблоки. Они были любимым лакомством Йонаса с самого детства.
– Представляешь, – сказал он тогда, – я до сих пор помню хрустящее тесто и нежную мякоть, политую медом. Она таяла во рту, обволакивая язык, когда я, еще совсем маленький, хватал угощение с подноса, едва мать доставала его из печи. Ох и ругалась же она на меня.
Олененок радовалась, что Йонас во многом похож на нее. Это сближало и позволяло применять маленькие хитрости. Как сейчас, например.
– Очень заманчиво. Хорошо, запрыгивай.
Йонас повернулся спиной и присел, и Олененок крепко ухватилась за его плечи. Он был высоким и сильным. Даже сквозь грубую ткань плаща она чувствовала, как напряглась его спина, когда он распрямлялся. Это восхищало ее.
В одиночку Олененок чувствовала себя ужасно слабой, а рядом с Рутой и вовсе казалась себе тенью. Грудь Руты красиво выделялась в вырезе рубашки, и Олененку очень хотелось иметь такую же. Однако сколько бы она ни вертелась у зеркала, пытаясь собрать свою грудь, из-под плотного материала платья лишь едва заметно выделялись маленькие холмики.
– Раньше ты бегал быстрее, – укоризненно заметила она, когда Йонас остановился, чтобы перевести дыхание.
– Раньше ты весила меньше.
Олененок довольно улыбнулась: ей нравилась мысль, что она росла. Иногда Рута укоризненно отмечала, будто она недостаточно взрослая. Или – еще страшнее – грозилась, что она узнает о чем-то лишь тогда, когда вырастет.
Стать взрослее хотелось как можно скорее, но Олененок никак не могла понять, как ускорить этот процесс. Сначала она решила просто подождать и терпеливо отсчитывала дни, которые складывались в месяцы, и однажды ей показалось, она достигла желаемого.
– Ты рассуждаешь совсем как взрослая. – Йонас внимательно посмотрел на нее и доверительно положил руку на плечо Олененка. – Я тоже считаю, что иногда приходится скрывать часть правды, чтобы сохранить человеку хорошее настроение. И все же я не советую тебе поступать так часто. Вранье может привести к последствиям, которых ты и не ожидала.
Олененка распирало от гордости за саму себя. Ей хотелось рассказать об этом всем вокруг, но в тот же вечер Рута строго отчитала ее, назвав шаловливым ребенком, и тогда она окончательно запуталась.
– Ты останешься на обед, Йонас? – Она спрыгнула со спины и, размяв затекшие руки, вернулась к охотнику.
– Я не уверен, что Рута обрадуется, она…
– Глупости! – Олененок прервала его на полуслове, не желая даже слушать оправданий. – Она будет очень рада. Сегодня особенный день. Правда, я забыла, почему. Она приготовила много всего вкусного. И запеченные яблоки тоже.
Олененок хитро прищурилась. Она слукавила, сказав о яблоках: Рута никогда не их не готовила. Но Йонас был нужен за столом, рядом с ней и Рутой, так что она совсем не чувствовала себя виноватой.
По сравнению с трескучим морозом на улице, воздух в доме казался обжигающе горячим. Пахло корицей, пирогами и сосной. Рута принесла из леса свежие зеленые ветки, и Олененку нравилось принюхиваться к маленьким шишечкам и иголкам. Рута хотела сделать из них подстилку для козы, но она уговорила оставить их в доме.
– Рута! – Олененок повесила мокрый от снега плащ и бросилась к лесничей. – Я так хорошо погуляла.
– Это здорово, но что Йонас здесь делает? Я же объясняла тебе, что это семейный праздник. – Рута укоризненно приподняла бровь.
Она всегда делала так, когда была чем-то недовольна. Но сейчас Олененок намеревалась поступить по-своему, потому растерянно развела руками, словно давно забыла об этих словах.
– Мы замечательно провели время, – увлеченно продолжила она.
– Неужели, и чем же вы занимались? – Она протерла стол и убрала с лавки кочергу.
– О, мы играли… – Олененок хотела рассказать про игру в следопытов и катание на спине, но вдруг подумала, что снова будет выглядеть как ребенок. Ей срочно нужно было найти выход. – Играли в одну очень взрослую игру. Да. И не спрашивай, тебе нельзя про нее знать.
Олененок самодовольно усмехнулась: она ответила так, что даже Рута не нашла слов. Но почему-то крепче сжала кочергу и обернулась к Йонасу.
– Значит, взрослые игры? – Кочерга подрагивала в бледных пальцах, уверенно перехватывающих ее. Олененок невольно поежилась.
– Не подумай ничего такого. – Йонас поднял руки и отступил назад. – Тем более меня привлекают зрелые женщины.
– А не пойти бы тебе…
Рута задумала недоброе – Олененок поняла это по ее прищуренным глазам и плотно сжатым губам.
– За стол! – резко прервала она их разговор.
Йонас и так едва согласился остаться. Олененок не могла допустить, чтобы Рута его выгнала.
Лесничая громко вздохнула и опустила кочергу. Олененок едва не пискнула от радости: победа была за ней.
Радость сменилась разочарованием, когда Рута поставила на стол дымящиеся тарелки с супом. В коричневатом бульоне плавали огромные и уродливые куски мяса, от одного вида которых внутри живота неприятно урчало.
– Рута, а можно мне…
– Нет, пока не доешь, сладкого не получишь.
Олененок обиженно уткнулась в тарелку, помешивая жидкость и переливая ее из ложки обратно в суп. Есть не хотелось, но лесничая неотрывно следила за ней. Олененок осторожно пнула Йонаса ногой под столом.
Он оторвался от еды и повернулся к ней, недоуменно дожевывая кусок мяса. Олененок жалостливо посмотрела на него и на суп. Он должен был ее понять. Она отчаянно нуждалась в помощи.
– Рута, у тебя есть соль?
– Да, я сейчас принесу.
Как только она отвернулась, Олененок тут же передала тарелку Йонасу, забрав у него порцию. Он успел съесть почти все, на дне плавало немного картошки. Она смело набрала их в ложку и, дождавшись, пока Рута вернется, с аппетитом проглотила.
– Я все! – довольно заявила она.
– Хорошо, можешь идти. – Рута даже не подняла головы, чтобы похвалить ее.
– А сладкое?
– А сладкое получит Йонас, ведь это он доедает твой суп.
Олененок распахнула глаза: она совсем не ожидала такого. Йонас ел много и легко сумел бы оставить ее без пирога, съев все одним махом.
– М-м… – Он мечтательно улыбнулся и взглянул на Руту так, словно именно она была тем самым пирогом. – Сладкое я люблю.
Олененок почти успела испугаться, но Рута вдруг ударила его попавшейся под руку кухонной тряпкой и выставила за дверь. Кажется, она не любила мужчин-сладкоежек.
Каждый день зимы приносил новые открытия. Неизменным оставалось лишь одно – сны. Олененок снова и снова видела туманную дорогу и лес. Густой и дремучий, он становился все темнее, а деревья выстраивались в узкий коридор. В конце сна ее ждал знакомый дом из темного дерева с покосившимися бревнами и покрытой мхом крышей. Пахло горькой полынью и приторно-сладкими пряностями. Дверь призывно открывалась каждый раз, но Олененок всегда просыпалась раньше, чем успевала в нее заглянуть.
Лишь когда холода уступили место ранней весне, снег подтаял, а сугробы сменились проталинами, она наконец смогла увидеть больше. В доме ее ждала женщина. Олененок видела ее много раз и успевала разглядеть до мельчайших деталей, но, проснувшись утром, не могла сказать о ней ничего. Была она молодой или старой, улыбалась или грозилась бедой – Олененок не помнила. Точнее, не могла описать словами. Хорошо отложился в памяти лишь голос: женщина звала ее, знала по имени и давно ждала у себя.
Рута не верила снам и отказывалась идти на поиски таинственного дома.
– Ты не понимаешь, это очень важно! – Олененок подалась вперед и наклонилась ближе к Руте.
– Каждая твоя идея – очень важная. – Рута перебирала крупу и отвечала монотонно, почти не обращая внимание на сказанное.
– Здесь все иначе. Это не моя идея. Это все она.
– Женщина из сна, которую ты даже не помнишь?
– Я помню! – Олененок сердито фыркнула. – Просто не могу описать. Но она существует. И я пойду к ней с тобой или без тебя.
– Нет. – Рута оторвалась от работы и холодно посмотрела на нее. – Без меня ты никуда не пойдешь. А если ослушаешься, то я накажу тебя. Лес полон опасностей.
Рута не понимала ее или не хотела понимать, и Олененку оставалось только одно – изливать душу Йонасу. Он всегда находил время, чтобы выслушать ее, и никогда не считал ее идеи глупыми. Он действительно сочувствовал ей и с удовольствием обсуждал все, что приходило ей в голову.
– Знаешь, ты очень хороший человек. – Олененок устроилась на бревне рядом с Йонасом и прижалась к его плечу. Весь день они искали первые подснежники, бегали по лужам и играли в следопытов. – Веселый, добрый и надежный.
– Мне очень приятно, Олененок. – Он приобнял ее и прижал к себе.
– Я бы за тебя даже замуж вышла.
– Оу, это большая честь. – Он отстранился и заглянул ей в глаза.
– Если бы только ты не был таким старым.
Олененок весело рассмеялась, наблюдая, как изменилось лицо Йонаса. Он нравился ей все больше с каждым днем.
– Неужели я правда выгляжу таким старым?! – возмущенно заявил Йонас, захлопнув за собой дверь.
В сапогах хлюпала вода. С наступлением весны он особенно остро почувствовал, насколько они износились. Если Олененок смело скакала по лужам, то он, даже стараясь быть осторожным и обходить каждую, все равно промокал насквозь.
– Что, даже ничего не скажешь? Или ты просто хочешь сделать комплимент, но не умеешь?
Йонас усмехнулся: всегда острая на язык, Рута не нашлась, что ответить. Значит, он действительно был хорош. Или, по крайней мере, она так считала.
Он повесил влажный плащ у двери и, вздохнув, вытер его рукой: на боках остались грязные следы от сапожек Олененка. Он не хотел катать ее сейчас, но устоять перед жалостливым взглядом не смог. Да и слишком к лицу маленькой веснушчатой проказнице была улыбка.
Йонас обернулся и хотел сказать, что Руте стоит обучить Олененка манерам, но замер, не сумев вымолвить ни слова. Она стояла, словно каменное изваяние. Бледная кожа в слабом освещении казалось совсем белой, а зеленые глаза выглядели мутными стекляшками.
У ее ног лежала тряпка, а руки замерли, будто она пыталась поднять их выше, но не могла. Внутри у Йонаса похолодело. Он никогда не видел ее такой. Вечно спокойная Рута могла сердиться, радоваться или даже флиртовать, как ему казалось, но такой потерянной она выглядела впервые.
– Рута?.. – Собственный голос не слушался его и звучал слишком тихо и вяло.
Она вздрогнула, и Йонас выдохнул с облегчением. На мгновение ему показалось, что она действительно застыла.
– Йонас. – Она нахмурилась.
Его имя Рута произносила много раз, и он привык слышать его с нотками пренебрежения, раздражения и даже насмешки. Но сейчас она, словно утопающая, цеплялась за него.
Если прежде Йонас чувствовал себя взволнованным, то теперь грудную клетку сдавливал страх. Он медленно расползался по телу, отдаваясь стуком крови в голове и дрожью в животе.
– Рута, что случилось?
– Где Олененок? – резко встрепенулась она, наконец сумев поднять руки, которые вслед за этим упали вниз подбитой птицей.
– Она зашла в сарай, чтобы покормить козу морковкой.
Йонас волновался и произносил слова медленно. Он чувствовал себя виноватым, и, хотя Рута не запрещала ей делать этого, ему казалось, что она вот-вот отчитает его.
Но, к его удивлению, Рута будто оттаяла. Уголок губ нервно дернулся, а взгляд обрел осмысленность. Она села за стол и подперла голову руками. Йонас осторожно сел напротив, не решаясь нарушить молчание.
– Такого прежде не было. – Рута подняла взгляд, и Йонас заметил, как блестят ее глаза.
Она готова была заплакать. Ее голос подрагивал.
– Я… я знаю этот лес уже много лет. И… – Рута хотела продолжить, но что-то мешало ей.
Лесничая сбивчиво дышала и покусывала губу. Йонасу хотелось поддержать ее, но он не знал, как сделать так, чтобы успокоить ее, а не потревожить еще больше. Он осторожно коснулся ее ладони и, не встретив сопротивления, накрыл ее своей.
– Все хорошо, Рута. Олененок в порядке. Она все еще озорничает, но я чувствую, что имею дело не с ребенком. Она так интересно размышляет, совсем как взрослая.
Однажды Йонас случайно подслушал, что нет лучшего способа понравиться женщине, чем похвалить ее ребенка. Как ему показалось, это действительно сработало. Рута глубоко вздохнула и даже попыталась улыбнуться.
– Спасибо.
– У тебя что-то случилось?
– Нет, не у меня, но… – Она посмотрела в сторону, будто вспоминая что-то. Плечи вздрогнули.
Она отчаянно пыталась взять себя в руки, Йонас видел это. Он знал, что Рута привыкла держать все под контролем, в первую очередь – себя саму. Наверняка ей было тяжело осознавать собственную слабость. Он решил немного подыграть.
– Рута, ты можешь мне доверять. Поверь, сейчас я напуган не меньше.
Он не знал, подействовали на Руту его слова о надежности или признание слабости, но она вдруг выпрямилась, как натянутая струна, и часто заговорила.
– Ты знаешь, сейчас весна. Такое часто бывает в это время года, я понимаю. Снег в лесу сошел еще не полностью, и найти корм сложно. Особенно медведям.
Йонас отчетливо почувствовал, как дрожит холодная ладонь Руты.
– Ты боишься медведей?
– Нет. Дело не в этом. Я видела такое раньше, но… Тогда все было иначе.
– Иначе?
Медведей Йонас не видел никогда. Они редко выходили к людям, а тех, кто решался, быстро отстреливали охотники. Убить медведя было почетно, а его мясо и мех высоко ценились на рынке.
– Медведи охотятся на оленей. Нечасто, только ранней весной. Они ведь хищники. Я видела растерзанные трупы пару раз. – Рута глубоко вдохнула и прикрыла глаза.
– Ты испугалась, что такое случится с тобой или Олененком?
Йонас мог ее понять. Дикие звери были необузданными. Никто не знал, чего от них можно ожидать. Одного ему знакомого охотника однажды задрал кабан, и Йонас до сих пор помнил истерзанное тело.
– Йонас! – Неожиданно громкий голос Руты выдернул его из воспоминаний. – Их много.
– Медведей?
– Нет. Не знаю. Надеюсь, что нет. – Она внезапно крепко сжала ладонь Йонаса. – Много убитых оленей.
Йонас нахмурился. Он не совсем понимал, почему это так сильно пугало Руту. Мертвых оленей он видел достаточно, как и она. Он сам приносил ей тушки.
– Они не съедены, понимаешь? – Зеленые глаза Руты были широко распахнуты. Йонас отчетливо видел алые полоски капилляров в уголках. – Они просто растерзаны. Словно… кто-то намеренно убивает их.
Повисла тишина, и Йонас, оглядев комнату, поджал ноги. Из-за печи вдруг не мог появиться медведь, он понимал это, но сердце часто стучало в груди, а удушающий страх подступал новой волной.
Медведи не охотились ради наживы, просто не могли. Звери подчинялись только инстинктам. И того, о чем говорила Рута, не могло быть.
– Ты уверена в этом?
– Я не была. Ты сам понимаешь, что такое звучит… – Она задумывалась, выбирая слова. – Странно. Но это правда. Трупы почти целые. У них распороты животы, но ни рога, ни мясо, ни шкуры не тронуты.
Йонас сглотнул. Тонкие темные волоски на руках поднялись, и ему захотелось, чтобы Рута улыбнулась. Рассмеялась и призналась, что разыграла его. Но бледное и испуганное лицо не оставляло ни шанса.
– Может, это был не медведь, а кто-то из охотников? Ведь не всем разрешено стрелять дичь в лесу, а после появления таинственного убийцы никто не обратит внимания на мелочи вроде пары убитых оленей.
– Мне бы очень хотелось тебе верить, Йонас, но есть еще кое-что.
Свеча, стоящая на окне, вздрогнула и погасла. Йонас резко поднялся, схватившись за нож на поясе.
– У тебя есть огниво? – В полутьме он почти не видел Руту, но ее голос звучал успокаивающе. – Мое далеко.
– Да, я сейчас.
Каждый шаг в темноте теперь казался смертельно опасным. Йонасу не хотелось смотреть в окно. Темнота могла скрывать в себе что угодно. Например, медведя – огромного зверя, задирающего оленей ради забавы. Мог ли такой напасть на человека? Йонас не знал. Не знал и от этого боялся еще больше.
Он зажег свечу и перенес ее на стол. Блики от пламени не полностью освещали Руту, и сейчас она казалась совсем юной, немногим старше Олененка. Растерянная и беззащитная, она выглядела как никогда женственной. Йонасу внезапно захотелось ее обнять, но он сдержал себя.
– Ты сказала, есть еще что-то?
– Да. Сегодня я встретила охотника, Юргиса. Ты вряд ли его знаешь, он еще совсем молодой. Он специально шел, чтобы предупредить меня.
– Предупредить о чем?
– О звере. Я еще никогда не видела настолько испуганного человека. Он обещал, что больше никогда не вернется в лес.
Йонас скрестил руки на груди. Королевские охотники славились своей смелостью, сбежать вот так было большим позором. Он не мог даже представить, что могло подтолкнуть Юргиса на такое.
– Он видел его, Йонас. Видел лишь раз. Они охотились с другом, когда это случилось. Юргис сбежал. Сам не помнит, как это вышло. Очнулся уже в деревне.
– А друг? – почти шепотом спросил Йонас. Он не был уверен, что хочет знать ответ.
– Он не вернулся. Его нашли сегодня утром. Со вспоротым животом.