33

На рассвете он собрал свои пожитки в мешок и, окинув взглядом мертвецкую, произнес:

— Дирк, ты выйдешь меня проводить?

В комнате помощника коронера что-то вновь упало на пол и разбилось.

— Уже уходишь? — спросил парень.

— Да.

— Куда ты теперь?

— До зимы мне нужно заглянуть к Кацу.

— Возвращаешься в Псарню?

— Мне больше некуда.

— Ты не прав. Не обязательно зарабатывать на жизнь кровью.

— Может быть, но ничего кроме я не умею.

— Займись воспитанием Агни.

— Ага, конечно, — Иво ухмыляясь похлопал Дирка по плечу и добавил: — Ты бы хотел, чтоб твоего ребенка воспитывал убийца?

— Нет.

— Вот и я не хотел бы. Да и если я умру, Кац покроет все расходы, и Агни…

— Иво, — перебил его помощник коронера, — ты же понимаешь, что Кац не сдержит данного тебе слова? Ты умрешь, и это положит конец жизни ребенка.

— Друг мой, если я еще раз услышу нечто подобное, я разобью твою морду… — Наемник открыл дверь и вышел со словами: — Если Умма объявится, передавай ей привет.

— Хорошо, друг мой.. — Дирк вышел на порог и помахал вслед уходящему наемнику рукой. — Живи как можно дольше, Псарь!.. Не ради себя живешь, — добавил он про себя.

Его звали Иво, и в кругу сведущих господ за ним закрепилось прозвище — Гончая. Он принадлежал к той редкой породе людей, которая не кичится собственными заслугами, не задирает нос и уж тем более не бросает слов на ветер. Однажды прославленный в Гриммштайне поэт Ян Снегирь сказал: «За людьми из Псарни ходят две дамы: баронесса фон Тишина и герцогиня фон Смерть, и не дай вам Бог составить им компанию. Гончая Иво брался за самые сложные заказы, а исполняемые им убийства приравнивались к искусству, ибо ни единого раза его не удалось поймать за руку. Для заказчиков он оставался тенью, а для жертв его не существовало и вовсе.