21

Стена проливного дождя заглушала звук бубенцов на костюмах человекоподобных тварей. Их было много, и тот, кого прежде звали Хаганом, шел впереди новых приятелей. Золотая вспышка открывала дверь в Ржавую Яму, и из соседнего переулка не таясь вышла другая группа. Кухар дал им простое задание собрать скот, так он это называл. Воспоминания о прошлой жизни оставили сознание подписавшего контракт парня, и лишь одно было бережно сохранено его хозяином, ибо оно — часть контракта. Голос Лукаша преследовал его, лицо Лукаша всплывало в те редкие часы, когда хозяин разрешал своим шутам отдохнуть. Кем был Лукаш, Хаган уже не знал, но чувствовал, что узнает мерзавца из тысячи и, узнав, сломает спину, выдавит из нее костный мозг.

Мыши в шутовских костюмах были нечеловечески сильны, и то, что осталось от молодого и доброго парня, теперь упивалось обретенной силой.

— Вы, — прорычал он, указывая на отряд в соседнем переулке. — Идете за лисой.

— Есть, — отозвался старший шут и повел своих подчиненных на малую торговую площадь. — Постараемся не сломать её.

— Хозяин выдерет тебе когти, если повредишь младшую тварь. — Хаган окликнул бойцов позади себя. — Братия, идем за мясником, Хозяин уверен, что там мы попадем в засаду. Ломаем засаду и забираем мясника. Смотрите себе под ноги, Кухар сказал, что там нас ждут ловушки.

Иво ждал гостей в доме. Дрожа, горела свеча, и в её тусклом свете лицо наемника имело известное сходство с ликами каменных изваяний на златоградском погосте. Он подготовился к бою и, согласно заведенной им же традиции, гладко выбрил лицо. Псарь знал, что, раз за разом приводя в мир смерть, а та, как известно каждому, дама строптивая. Лежать на столе у коронера и иметь при этом неопрятный вид Псарю хотелось менее всего. Куртка была плотно зашнурована, но пошита так, чтобы не стеснять его движений. Дирк ожидал на втором этаже, он тоже готовился к бою. Сам же мясник, узнав о грядущей потасовке, переехал на время к родственникам, что жили на окраине Гнездовья. Помощник коронера уже разложил инструменты и был готов штопать, резать и ампутировать, если возникнет такая необходимость. Оба они понимали, что Псарь, столкнувшись с чудовищами, рискует всем, но Дирк не планировал сдаваться без боя. Парень имел опыт врачевания и решил во что бы то ни стало видеть своего приятеля пусть и потрепанным, но живым. В молитве — да, Дирк был человеком верующим, он просил Господа:

— Если даже не полностью, сойдет. Главное, пусть будет жив.

На маленькой печке стояло ведро с закипающей водой. Помощник коронера дрожащими от волнения руками раскладывал свежие бинты и вдыхал аромат приготовленных им мазей.

На улице началась возня. Псарь слышал голоса, звон бубенцов, который не перебивали ни дождь, ни даже раскаты грома. Он выдохнул и, поднявшись с лавки, извлек из ножен меч, который ему передал Шебет в довесок к головам Янтарных Скорпионов. Головы на рассвете окажутся у градоправителя. Ладный меч он отдавать Марку не собирался. Такой можно выгодно продать в Златограде или даже оставить себе на память. Оружие, стоит заметить, было превосходно сбалансировано и востро. Гончая отстегнул с пояса ножны и аккуратно положил на пол, ногой отодвинул к стене.

За дверью щелкнул капкан, и за щелчком последовал оглушительный вопль. Как и ожидалось, одна из тварей наступила в ловушку. Свеча погасла, и в тот же миг комната озарилась ярким золотым свечением. Сомнений не оставалось, Кухар наблюдал за работой своих приспешников. Твари вышибли входную дверь.

— Понеслась, — выдохнул Иво. Страх отступил, от страха теперь было мало проку.

Мыши набились в тесную комнату. Клинок Трефов встретился с обитой железом дубинкой и высек из нее сноп искр. Оружие шута осталось невредимым. Уйдя от удара человекоподобной мыши, наемник чудом парировал другой, более коварный выпад. Его пытались насадить на ржавый меч. Ответил ударом на удар, и его лицо обдало горячей кровью. Монстр заверещал и калачиком свернулся на полу. В золотом свечении замершей под потолком золотой пыли по помещению плясали тени, копируя движения как наемника, так и его врагов.

Удар за ударом, уклонение за уклонением. Они были неимоверно сильны и вытесняли Гончую к лестнице. Иво тяжело дышал.

Одна из мышей вышла вперед и, злобно рыча на своих соратников, вонзила острие меча меж ребер раненого приятеля.

Хаган глядел на своего противника, и ярость закипала в его крови. Теперь их осталось трое. Они бы с легкостью задавили этого человека, но им не удавалось, и это приводило их в бешенство. Обращенный Хаган ринулся в бой, а оставшиеся мыши последовали за ним. Занеся меч над головой, он совершил выпад, повторяя стремительное движение, увиденное им в том переулке, когда Лукаш исшил его живот холодной сталью. Это он тоже помнил. Мышь считала, что Иво не сможет прочитать движений, но Иво смог. Не дав себя обмануть, Гончая нанес удар на опережение, и клинок вспорол воздух над головой Хагана. Псарь отсек уродцу ухо и, отступая вверх по узкой лестнице, обрушил на противника град ударов. Ослепленные яростью шуты лишились тактического преимущества. Конечно, Иво обо всем этом не думал, просто делал, как делается. Просто делал то, что умеет лучше всего.

Кровь стекала по шутовскому костюму, языки бубенцов отбивали траурный марш, а Хаган, выронив меч, кубарем покатился с лестницы. Предпринял попытку подняться, но тщетно. Что-то сковывало его движения, причиняя острую боль. Обращенный взвыл и, схватив рукоять сидящего в плече клинка Трефов, вырвал оружие и с яростью отшвырнул в сторону.

— Возвращайся в Яму, бесполезная падаль, — прозвучал в голове голос Кухара, и Хаган побрел к выходу, пачкая и без того грязный пол уже собственной кровью. Двое оставшихся продолжили биться. Ломая на своем пути мебель, крича от боли и обиды, Хаган выбрался из лавки. Раскат грома. Улицу озарила вспышка. Хаган увидел, как его товарищ, будучи не в силах освободиться из капкана, грызет собственную ногу. Хруст плоти, чавканье и рык. Раскат грома — и за ним в сторону подворотни поползла одноногая тварь. Хаган знал, что его приятель не сможет вернуться в Яму. Кухар калек не принимает, а его ожидает наказание. Он не оправдал доверия и теперь поплатится за это. Хагану стало жаль калеку, и он решил прекратить мучения подчиненного. События той ночи будут долго обсуждаться среди горожан. Услышав шум и гам, доносящийся из лавки мясника, люди подходили к окнам, становясь свидетелями той страшной картины.

Псарь не сдавался. Терял кровь, надежду. Хрипел, но продолжал биться. Противники медленно поднимались по лестнице, нанося удар за ударом, парировать которые, лишившись меча и отмахиваясь ножом, было невозможно.

Перехватив нож, взяв его за острие, наемник отскочил назад, метнул оружие, и оно с хрустом вошло в череп шута. Звон бубенцов, грохот упавшего на пол тела. «Эти берут силой, но не умением, — понял он. — Сбежавшая тварь сражалась куда искуснее». Тем временем остался лишь один противник. Резня окончательно перешла на второй этаж, и, находясь в узком коридоре, Иво имел больше шансов на выживание. Выхватив из скрытых под поясом ножен свой кривой, убийственной остроты нож, Гончая принял боевую стойку, прикидывая, как будет парировать удар. Понял, что придется туго. Понял, что заносит нож в свой последний раз.

Шут зарычал. Он тоже понимал, что имеет все шансы на победу.

Скрип двери, за которым последовал испуганный крик. Вниманием шута безоговорочно завладел помощник коронера, мышь бросилась в комнату, забыв про Псаря или же отложив его убийство напоследок.

— Иво! — прокричал Дирк. — Иво, помоги!

— Какого ляда?! — произнес наемник и побежал в комнату, служившую прежде убежищем для молодого человека. — Дирк…

Псарь был готов ко всему, но вразрез ожиданиям услыхал исполненный болью визг. Визжал, к его великому удивлению, не его товарищ.

— Иво, быстрее! — вновь прокричал Дирк. — Я не смогу его удержать!

Псарь ввалился в комнату, выставив перед собой нож, но, увидев валяющееся на полу ведро и клубы пара, смекнул, что к чему.

— А ты опасен, — буркнул он и бросился на мышь, наряженную в шутовские одежды. — Веревку! — прорычал он. — Курвин сын, да не брыкайся!

Дирк ошпарил чудовищу морду, и ослепленная тварь, громя помещение, выла от боли, а когда Псарь велел своему товарищу резать зверю сухожилия, закричала уже от страха.

— Не обещаю, что открою для тебя нечто новое, — Иво сплюнул кровь. — Но удивить постараюсь.

Ночь для слуги Кухара лишь начиналась.