20
Псарь ударил молотом, и кирпич брусчатки раскололся надвое. Он ударил еще и, совершенно не вникая в то, что о нем подумают, встал на колени, вынимая осколки из выбоины. Рубашка была насквозь пропитана потом, и вразрез с привычкой он стянул с себя куртку.
— Зачем этот нелюдь ломает дорогу? — поинтересовалась у сидящего на телеге Дирка беззубая бабка. — Мало ли у нас проблем? Псари тут ямы еще рыть начали. При прежних властях такого бы не допустили.
— Уймись, старая, — бросил её парень. — Видишь? — он кивком головы указал на медвежьи капканы, цепи и иные необходимые в их деле приспособления. — Гончая из Псарни взяла след и вышла на охоту, — говорил он громко и отчетливо. Так, чтобы его слышал каждый прохожий.
— Дирк! — прорычал псарь, размахивая молотом. — Я тебя посадил телегу сторожить, а не языком молоть. — Он ударил еще, затем еще. — Ты, курвин сын. — Удар молота сокрушил камень, из-под которого тут же выползла сороконожка. Иво ненавидел не только рыбу, но и подобных тварей. Псарь придавил насекомое подошвой и вновь взялся за работу. — Скоро твоя очередь, — он, тяжело дыша, вытер мокрый лоб грязной ладонью. — Падла, давно я за ремесло не брался.
— Стражу бы позвать… — буровил лавочник, которого раздражал тот факт, что у его дверей появляется яма. — А… Хер с ними.
— Люди добрые, да как же оно так! А если этот козел и по домам шастать начнет?
— Начну, если не заткнешься! — рявкнул Иво, не вникая, кому именно ответил. — Повыползали из нор…
Вокруг уже скопилось порядочное количество горожан, и возрастающее возмущение накаляло обстановку. Псарь чувствовал себя до ужаса уязвимым. На его памяти один прекрасный фехтовальщик погиб в уличной драке просто потому, что пренебрег защитой и переусердствовал с водкой.
— Тише, братья! Тише! — Дирк встал на телегу и, разведя руки, продолжил: — Видите эти кресты на дверях? Да-да, Матиас, на твоей двери такой тоже имеется. Мы уже свыклись с тем, что город наполовину пуст, а на другую половину заполнен ослами.
— Ты кого ослом назвал?!
— Бледный, не путай!
— У! Тащи его с телеги!
— Но-но! — Дирк приготовился держать оборону. — Тронешь меня хотя бы пальцем, Псарь тебе брюхо исполосует! Куда ты грабли?! Эй!
Возмущение росло, но, глядя на то, как нелепо защищается помощник коронера, агрессия быстро перетекла в веселье.
— А полезешь — укусит!
— Как баба.
Мужики-красильщики зашлись хохотом.
— Да какая же баба с лысиной-то? — выдавил из себя горожанин в потрепанном жилете и крохотными поросячьими глазками. — Плешивая разве только.
— Дирк, мать твою! — прошептал Псарь. — Без балагана никак не обойтись было?
Положив молот на плечо, Иво направился к повозке. Жажда драла глотку.
— Дай пройти, — сказал он и подвинул человека, преградившего ему путь. Сквозь толпу теперь нужно было пробираться. Горожане затосковали по зрелищам и радовались любой возможности позубоскалить.
— Куда ты толкаешься?! — мужик, которого Иво потеснил, не думая о последствиях и размышляя о своем, таращил на Гончую залитые водкой зенки. Здоровенный детина, нужно отметить. — Тебе всыпать?! А ведь я могу! Не побоюсь, что ты выжлятник златоградский.
Стражники наблюдали за происходящим через открытую нараспашку дверь корчмы «Хмельное чучело». Игра в кости занимала куда сильнее, чем царивший на улице беспорядок, да и сотник ясно определил, что, пока Псарь не схватится за нож, его трогать не следует.
— Что там у них? — спросил боец с лицом, густо поросшим седеющей щетиной. — Второй день Псарь чудит…
— Да глядишь — морды бить будут, — ответил ему приятель. — Дирк наш тоже вон умом тронулся.
Корчмарь подошел к ним и наполнил их кружки пивом.
— Вмешались бы, — сказал он. — У наймита молотильник-то вон какой.
— Да кого он им тронет, кроме каменьев?
— Псарь — это Псарь…
— А два раза — это два раза, — перебил мужчину стражник. — Как там у твоей дочурки дела? Что-то её не видать совсем.
— На сносях моя дочурка. В мужнином доме сидит, мужнин пол метет, — сказал, как послал, корчмарь. — Попрошу без шуточек. Вас тут не за них угощают.
Тем временем Дирк безраздельно завладел вниманием толпы.
— По городу шастает чудовище! — кричал он, возвышаясь над горожанами. — Мой друг будет с оным чудовищем сражаться! Да-да! За нас, за вас, за Господа Бога и милых дам, а я помогу ему! Ротозеи, это тысячеглавый монстр в человеческом обличье! Он ест детей, рвет рыцарские доспехи, и именно он — главная беда Гнездовья!
Толпа ахнула.
— Прямо так тысячеглазый? — переспросил трубочист. — Куда ему столько глазьев?
— Дубина, он же сказал — тысячезадый!
— Одно гузно — для сранья, другие — для того, чтоб скучно не было! — прыснул некто. — Давай дальше, Дирк! Рассказывай свои басни!
Люди веселились.
— Да он пьян, — предположил кто-то. — Налакался в мертвецкой и пошел байки чесать.
— Да хоть бы и так, все лучше, чем ничего.
Из «Хмельного пугала» вышла стража Гнездовья. Один из защитников зажимал пальцами разбитый нос:
— Шуток ты, Йохан, не понимаешь! А ну, разойдись!
— Разойдись, кому велено! — поддержал приятеля тот, чье лицо густо поросло щетиной. — Дорогу, курвы!
— Тоже уши погреть вышли?
— А то.
— Рты свои — ша! Дирк, давай про чудовище.
Все снова зашлись хохотом, и Дирк дал им про чудовище и вообще про все, на что хватило его воображения.
— Лишь небо обрушит на землю свой гнев, оно выползет из болот и придет сюда, дабы разорять наш несчастный город! Вновь пропадут люди, вновь будут рыдать сироты!
Иво наконец добрался до телеги и, стащив с нее Дирка, прорычал:
— Расходитесь! Живо!
— Иво, — жалобно произнес Дирк. — Но Иво, — и шепотом добавил: — Я не видел карлика. Надо продолжать.
Толпа негодовала, и где-то внутри нее стоял, растирая подбитый глаз, детина, который обещал всыпать наемнику. Он уже изобретал план мести, как вдруг кто-то принялся дергать его за штанину. Детина опустил голову и обомлел.
— В город приехала ярмарка! — довольно взвизгнул он, забыв о своей обиде. — Чудак какой, поглядите! — Но никто не обратил внимания. Вокруг летала золотая пыль, но и её никто, кроме обиженного Псарем человека, не замечал.
— Да-да, мальчик мой. Ярмарка. С бубенцами и фортелями, — Кухар сжимал в руках свою книгу. — Приглашаю.
— Как здорово! — воскликнул детина, и его собеседник понял, что имеет дело с человеком недюжинной физической силы, но с постыдно скромным умишком. — Ярмарка лучше, чем чудище.
— Ты можешь оказать мне услугу? Взамен я приглашу тебя на первый. Задаром.
— Конечно! — обрадовался мужчина. — Чего ты хочешь, крохотный человечек?
Кухар восхищался здоровыми мужиками с умами детей. Из них получались хорошие слуги. Он извлек из кармана запеченное яблоко и протянул собеседнику:
— Угощайся. У меня таких много!
Толпа уже начала расходиться, а помощник коронера, вытаскивая из телеги капкан, принялся за работу. Иво водрузил на плечо цепь и, повернувшись к собственноручно сотворенной выбоине, увидел здоровяка, которому подарил наливающийся фингал.
— Ты пришел за добавкой? — сказал он и сплюнул кровь. Рассеченная в драке с этим дураком губа кровила. — Если тумаков мало, у меня цепь есть…
— Нет, дубина. Я не хочу драться, — потупившись, почти жалобно произнес бугай. — Я хочу передать тебе слова смешного человечка. Он просил меня передать их тебе. Я передам, да?
— Ну уж передай, передай, передай, — передразнил дурака Дирк. — Передавало.
— Он сказал, что его зовут Кухаркой. Я не понял. Он сказал, что тысячеглавый монстр приняла вызов и готов поиграть, но боится, что у тебя для таких игр кишка тонка.
— Пошел прочь, — прошипел человек из златоградского цеха. — Вместе со своей кухаркой.
— Падла услышала твои вопли, — Иво ухмыльнулся в густые усы. — Да, дружище, а ты переживал.
Ближе к вечеру, когда капканы ждали своего часа в выбоинах у помеченных мелом дверей, Псарь и помощник коронера сидели в недавно открывшейся питейной «Барин у огня». Глядя на букеты чеснока, которые были развешаны здесь на каждом углу, Дирк решил, что корчмарь в детстве охотился на босорок и, повзрослев, не смог оставить увлечений юности.
— Объясни мне, Иво. Я не понимаю кое-чего, — заговорил он, очищая от скорлупы куриное яйцо.
— Не уверен, что я гожусь тебе в наставники, — буркнул псарь. — Но ты попробуй.
— Для чего все это?
— Сам не понимаю. Обычно я прихожу, режу, ухожу. Все обычно куда проще.
— Я не о том. Зачем мы привлекали внимание Кухара?
— Затем, что этот карлик все равно бы узнал о нашем замысле.
— И?
— Он убежден в своей силе. Да, друг мой. Из разговора с Уммой я понял, что шансов на победу у меня маловато.
— Так… — Дирк разжевал чеснок, откусил от яйца и запил все это пивом. Он вопросительно уставился на собеседника: — Ты хочешь его разозлить? Судя по тому, как складываются дела в городе, шансов действительно нет.
— Мы бросили Кухару вызов. Часто ли с ним подобное происходит?
— Ты навязываешь свою игру? Хочешь, чтоб он действовал необдуманно? Думаешь, он ошибется?
— Все совершают ошибки, а самоуверенные идиоты совершают их чаще иных людей.
— Главное в этой истории, — заключил помощник коронера, — не оказаться самоуверенным идиотом.
До часа, когда ночное небо расчертила отливающая золотом молния и на спящий город обрушился ливень, оставалось не так много времени, но сейчас Иво отдыхал, а Шебет и его ганза везли в город бочки с головами Янтарных Скорпионов. Горожане же недоумевали, глядя на капканы, которые им было строго-настрого запрещено трогать руками. Стража бдила за каждой ловушкой, и многие пришли к выводу, что бургомистр рехнулся после пожара в казарме. Люди начинали перешептываться о диверсантах, грядущей войне и тысячеглавом монстре. Слухи расползлись по Гнездовью стремительно, а Дирк уже стал действующим лицом многих анекдотов. Вот один из них:
Утром Дирк возвращается в мертвецкую, и коронер просыпается от жуткого смрада.
— Дирк, мать твою в щачло, — говорит он. — Почему от тебя так дерьмом воняет?!
Дирк смотрит на засранные портки и говорит:
— Пошли мы с Псарем охотиться на чудище. Капканы расставили, водки выжрали. Все по делу и даже сверх нужного. Тут Псарь видит, у одного из домов дверь с петель снята. Тишина, да нет никого. Выхватив нож, он побежал страховидлу резать. Я, стало быть, жду, жду, а Псарь все не возвращается. Уже стемнело и не видать ни зги, а все жду. Беру, значит, палку и иду друга выручать. Во мраке я вышел на врага — и как ударил его! Думаю, победил, Гнездовье спас. Наклонился посмотреть на чудище убитое, а там мешок на полу лежит… И тут как легли на мои плечи тяжелые лапища, как я закричал! Оборачиваюсь… Умом-то я понимаю, что это Псарь за моей спиной стоял, а вот в портки накладывать я перестать уже не мог.
