Глава двадцать шестая
ДОХОДЫ КОРОЛЯ КАРЛОСА
Солдаты шумели на храмовом дворе, собирались кучками и расходились, громко кляли и капитанов, и армаду, и самого сеньора Кортеса.
Ночью прибежали в Семпоалу гонцы от Монтесумы; весть, принесенная ими, просочилась к солдатам, за стены храмового двора.
Монтесума объявил войну тотонакскому вождю. Все свое пятисоттысячное войско, гарнизоны всех соседних городов и еще пятьдесят тысяч быстроходных и искусных воинов он грозил обрушить на город Семпоалу.
Князь ацтекский смертельно испугался обещания Кортеса навестить его в своем собственном дворце. Он готов был начать отпор сейчас, пока испанцы еще не успели приблизиться к его городу.
— Чудит этот Монтесума! — возмущались солдаты. — То дары шлет, то грозит войною… Должно быть, он сам не знает, как нас принять в своей стране.
— Каков бы он ни был, Монтесума, хитер или прост, нам против пятисоттысячного войска не устоять!
— Не устоять!.. — В этом были согласны все; нечего было и думать начинать сейчас поход.
— Как ни смел капитан Кортес, а на такое дело нас не поведет, — громче других кричал Пако Арагонец. — Если еще дороги капитану христианские души.
— Да, трудов мы приняли довольно! — крикнул Эредия. — И золота, присланного Монтесумой, если поделить его между всеми, хватит на то, чтобы нам прокормить наших детей и жен до конца своих дней.
— Верно, Эредия!.. Верно!.. Правда твоя!.. — поддержали солдаты.
Еще какие-то вести, передаваемые шепотом, смущали солдат. Паж сеньора Веласкеса де Леона, дурачок Эскобар, проговорился кому-то о том, что несколько капитанов хотят захватить у берега судно и тайно отплыть обратно в Сант-Яго; солдаты глухо шумели, предчувствуя, что, как ни перечат между собой капитаны — бежать или оставаться, — солдатам все равно придется худо.
— К черту Монтесуму! Разделить золото и вернуться домой! — кричали одни.
— Взять в плен Типарипакока и отослать его в Мехико, чтобы успокоить ацтекского вождя! — предлагали другие.
— Форт! — крикнул кто-то. — Построить укрепленный форт здесь на берегу, укрыться в нем и послать на Фернандину или в Сан-Доминго «Эспаньолу» за подкреплением.
Мысль понравилась.
— Форт! — закричали многие. — Просить Кортеса устроить колонию. Здесь на берегу!
Пошла делегация к Кортесу. Генерал-капитан вышел к солдатам.
— Я всегда хотел того же, чего хотели мои солдаты, — кротко сказал генерал-капитан. — Форт? Я готов устроить и форт, и колонию на берегу. Но у меня нет на то грамоты от наместника Индии.
— Наместник Индии? До наместника Индии нам сейчас не добраться. Далеко!.. — пробасил Эредия.
— Если все мои солдаты и мои капитаны попросят меня основать здесь колонию, я, пожалуй, соглашусь, — сказал Кортес. — Сочините мне о том челобитную и все подпишитесь.
Секретарь написал бумагу, и через несколько дней Кортес отбыл к морскому берегу с двумястами людей. С ними были еще пятьсот носильщиков из Семпоалы. Типарипакок предоставил Кортесу в полное распоряжение пятьсот индейцев для переноски тяжестей и для постройки форта.
Взял с собой Кортес и все золото.
— Надежнее будет укрыть его в укрепленном форту, — сказал Кортес.
Он был доволен. Мысль о постройке форта принадлежала ему. Верный человек из солдат, Хуан Эскаланте, вовремя крикнул нужное слово в толпе, и солдаты сами попросили его об основании колонии. Все шло так, как он давно рассчитал.
Укрепленный форт на берегу будет той базой, из которой он начнет поход против Монтесумы.
На берегу Кортеса встретили неожиданные вести.
* * *
Кортес спустился со скалы по тропинке и сразу увидел: что-то переменилось у берега.
Все суда стояли на месте, но, кроме них, на рейде виднелась новая каравелла.
Каравелла была стара, убога, разбита ветрами. Рваные паруса свисали с почерневшей единственной мачты. Веселое пение доносилось с каравеллы.
Весело было и на берегу. Кучка незнакомых матросов пировала вокруг тыквенной чаши с индейской водкой. Никто из них даже не поглядел на Кортеса.
— Что это значит? — Кортес остановился, оглянувшись на своих.
— Я не знаю этих людей, дон Фернандо! — сказал Педро Альварадо.
С другого конца берега к ним приблизился человек. На человеке была странная одежда: среди невообразимых лохмотьев на груди сияла золотая цепь, страусовое перо свисало с огромной рваной шляпы. Человек еще издали снял шляпу.
— Приветствую вас, сеньор Кортес, — вежливо сказал незнакомец.
Он низко поклонился и изысканным жестом отмахнул назад шляпу, мазнув по песку своим страусовым пером.
— Кто вы такой? — холодно спросил Кортес.
— Я — Гарсия Сауседо! — гордо ответил человек. — Капитан Сауседо, по прозвищу Морокой Ворон. — Он еще раз вежливо поклонился.
— Что вам здесь нужно? — спросил Кортес.
— Я приплыл сюда за золотом! — любезно объяснил Сауседо. — Где золото, там и я, капитан Сауседо, и мои морские вороны. — Он широким жестом обвел пирующую компанию на берегу. — У меня двенадцать человек команды, — гордо сказал Сауседо, — и две лошади на борту. Я давно иду за вами вслед, сеньор Кортес.
— Вот как? — переспросил Кортес. Он неожиданно улыбнулся. — Люди мне нужны, а кони еще больше. Что ж, идите ко мне в армаду, капитан Сауседо. Давно ли вы нагоняете меня?.
— Четыре месяца! — сказал Сауседо. — Из Сант-Яго я отплыл много позже вас.
— Есть ли новости на Фернандине?
— О, да! — сказал капитан. — Губернартор Веласкес очень весел. Он получил письмо от наместника Индии.
Бровь чуть дрогнула на смуглом лице Кортеса.
— Что же пишет Веласкесу наместник?
— Наместник Индии прислал сеньору Веласкесу грамоту на основание колонии в новооткрытых индейских землях, — любезно сообщил Сауседо.
— Вот как? Благодарю, капитан, за новость! Кортес отошел, чтобы Сауседо не увидел его лица, внезапно изменившегося.
— Проклятие! — Кортес весь посерел, гримаса перекосила лицо. Он бешено выругался. В первый раз за все время сдержанность готова была изменить Кортесу.
Педро Альварадо, все поняв, поспешно увел Кортеса от людей. Они укрылись в палатке, разбитой за прикрытием скал.
— Все пропадет! — сказал Кортес. Он сбросил камзол, рванул пояс, тяжелый меч отшвырнул на землю, давая выход гневу. — Все пропадет! — сказал Кортес. — Все труды наши, жертвы, подвиги!.. Таланты, усилия, храбрость — все пропадет, Альварадо! Теперь всю славу, почести, золото, доходы — все проглотит он, этот дурак Веласкес! У него грамота наместника!..
— Может быть, еще можно что-нибудь придумать? — сказал Альварадо.
Они сели совещаться. Ортегилья принес ужин, — его не впустили. До поздних звезд совещались капитаны в палатке.
Наутро у Кортеса был готов план.
— Я пошлю все золото, минуя Сант-Яго, прямо королю! — сказал Кортес. — Не пятую долю, какая полагается королевскому двору по закону, и не половину, а все!
— Все? — У Альварадо перехватило дыхание. — Дон Фернандо, там будет не меньше чем на сто пятьдесят тысяч червонцев!
— Да, все! — сказал Кортес. — Тогда король не откажет мне в грамоте на основание колонии.
Синие глаза Альварадо даже потемнели от огорчения. Он по-детски нахмурил пушистые брови.
— Я отдал вам Марину, дон Фернандо, без единого слова! — сказал Педро. — Но золото!.. На мою долю там приходится больше тысячи червонцев.
— Я первый отказываюсь от своей доли! — сухо сказал Кортес.
— Хорошо! — Педро жалобно сморщился. — От своей доли я откажусь. А другие?
— Другие не станут спорить, — сказал Кортес.
* * *
В полдень Кортес велел всему отряду собраться на открытом берегу. Здесь было меньше половины армады, около двухсот человек.
Лопе Санчес с Хуан де Торресом остались в Семпоале. Андрес Морено ушел с Кортесом; он стоял с краю, в серой куртке оружейника.
— Мои храбрые солдаты! — сказал Кортес. — Настал час, когда мы можем доказать нашу верность его величеству королю.
Он рассказал о своем решении.
— Все золото послать в Испанию? — Ропот пошел по рядам. — А мы?.. А как же мы, наши жены и дети?..
— В стране Монтесумы мы добудем еще втрое, в десять раз больше золота! — сказал Кортес. — А этим подарком мы можем снискать королевскую милость. Милость короля дороже золота!..
Он подошел ближе к солдатам.
— Разве тебе, Габриэль… или тебе, Кастро, или, Хуан Гонсалес, тебе золото дороже милости короля?
Он указывал пальцем прямо в лицо, подходил, называл по именам.
— Или тебе, Пабло Родригес?.. Хили Марран?..
Люди опускали глаза, топтались на месте под взглядом капитана. Они не смели возражать поодиночке.
— Сеньор капитан, — сказал чей-то робкий голос, — мы ведь не все здесь, не вся армада… Больше половины солдат осталось в Семпоале, надо еще спросить и у них согласия.
— Да, да! — зашумели все. — Надо еще спросить товарищей в Семпоале.
— Вы распишетесь за них! — сказал Кортес. — Солдаты мои всегда были дружны.
Мертвым молчанием ответила толпа. Никто не решался выступить первый.
И тут в наступившей тишине прозвучал чей-то молодой резкий голос:
— Мы не станем расписываться за других, — сказал голос. — Спросите их самих, сеньор Кортес!
Кортес вгляделся. Это говорил оружейник, Андрес Морено.
— Морено? — спросил Кортес. — Кто дал тебе право, Андрес Морено, говорить за триста человек?
— Мы все одинаково шли на смерть, когда отплывали с вами, сеньор Кортес! — сказал Морено. — Разве можно забрать у этих людей малую долю золота, которая принадлежит их женам и детям, долю золота, заработанную кровью?
— Замолчи, Морено! — сказал Кортес. Ты плохой солдат и плохой слуга своего короля. Кто еще из вас, солдат, думает так же, как этот мальчишка-оружейник?
Солдаты молчали. Пабло Родригес кусал губы. У Габриэля Новы на глазах выступили слезы. Но он не осмелился возразить генерал-капитану.
— Я говорил, — солдаты мои дружны! — весело сказал Кортес. — А кто им недруг, того мы образумим.
Он кивнул Хуану Эскудеро. Огромный альгвасил, слегка сгибаясь, точно стыдясь своего непомерного роста, — подошел к Андресу.
— Пойдем! — сказал Эскудеро.
Цепи лязгнули в его руках. Он повел Андреса по берегу к лодкам.
Оружейника отвезли на «Санта Росу» и заперли в тесной каморке, недалеко от кормы каравеллы.
