ГЛАВА 9
Мяу. Мяяяяу.
Уф… Я открываю глаза. Еще темно, Паунс скребется в дверь спальни. Поднимаюсь и открываю ей дверь. Она убегает вниз по лестнице. Щурюсь на часы — двадцать минут шестого. Благодарю за раннее пробуждение, киска. Зеваю, потягиваюсь, ежусь от холода, набрасываю халат и плотно запахиваю его. Все равно теперь не уснуть.
Сон показался мне странным, хотя в глубине души я знаю, что все это происходило на самом деле. Возможно, его вызвало то ужасное розовое платье.
Сначала шло все прекрасно, мы с папой отправились на поиски приключений, а потом… Я подслушала какой-то разговор между Стеллой и ее матерью. Что-то неприятное. О чем они говорили?
Спускаюсь по лестнице в холл, чтобы попить. Детекторы движения моментально включают ослепительные лампы, выхватывая из тьмы участки пути, по которым я прохожу, потом выключают их и освещают следующий отрезок. Я еще не знаю здания, попадаю не в тот холл, возвращаюсь, чтобы найти вчерашний вестибюль с чайными принадлежностями.
Пока закипает чайник, выключаю свет и иду к окну, выходящему на озеро, но за стеклом только чернильная темнота. Шпионские каяки — интересно, они еще там? Улыбаюсь про себя, потом хмурюсь. Папа уплыл без меня, предоставил самой разговаривать с ними. Никогда не появляется там, где трудно… Так сказала Стелла? Но это неправда. Попытка выкрасть меня у Нико стала очень трудным делом. И закончилась полнейшим провалом.
Внезапно комната озаряется ярким светом. В дверях появляется зевающая девушка и подпрыгивает, увидев меня, — Мэдисон.
— Не думала, что ты ранняя пташка, — говорю я.
— Кто, я? Честно говоря, нет. Но кафе открывается в семь, чтобы позаботиться обо всех в Кезике, кто рано завтракает. А у тебя что? — Мы обе направляемся к чайнику.
— Собрание в КОС начинается в восемь.
— Везучая. Не можешь уснуть? — Я качаю головой. — Переживаешь?
Кидаю на нее быстрый взгляд, понимаю, что она говорит об официальной цели моего приезда — обучение в КОС. Я так увлечена мыслями о Стелле и моем утерянном прошлом, что совсем не думаю об учебе. Новое место, новые люди, не знаешь, что сказать или сделать, думаешь только, что надо отзываться на имя Райли Кейн, и стараешься не сболтнуть лишнего. Оказывается, такая жизнь полна беспокойства. Я вздыхаю.
— Вот что я тебе скажу. Отправляйся со мной на автобусе в шесть тридцать; я покажу тебе, куда идти, а потом накормлю замечательным завтраком в нашем кафе. Угощаю.
— Правда?
— Конечно. — Она поднимает свою чашку с чаем. — За самое важное! — провозглашает Мэдисон. — Я имею в виду работу, конечно, — говорит она и подмигивает, и я заключаю, что речь идет о чем-то совсем другом. Чокаемся чашками, причем она вздрагивает. — Слишком громко. Встретимся через час.
Спустя час, умывшись и переодевшись, мы направляемся к двери. Мэдисон задерживается у стола, со щелчком открывает папку; в ней странички с колонками, и она вписывает в колонки свое имя и время ухода, добавляет запись: «работа». Передает ручку мне.
— Зачем?
— Ты еще не прочитала правила? Возможно, это нарушает одно из них. — Она весело скалится. — Правило двенадцать: всегда отмечайся, если уходишь или возвращаешься.
Я склоняюсь и пишу: Райли — КОС, отмечая для себя, что впервые написала свое новое имя.
Мы выходим в темное утро.
— Ненавижу это время года. Как в полночь, — говорит Мэдисон.
— Мне нравится темнота, — возражаю я. Нравится, что она укрывает и прячет. И холод нравится. Замерзшая земля хрустит под ногами, мы огибаем здание и среди молчаливых деревьев идем вверх, к дороге.
— Автобусной остановки нет? — задаю вопрос.
— Нет. Просто сигналишь ему. Ходит примерно через тридцать минут.
Вскоре вдалеке появляется автобус. Мэдисон машет рукой, автобус подъезжает и останавливается.
На входе мы сканируем свои удостоверения, потом двигаемся по проходу; Мэдисон нацеливается на места поближе к задней части салона.
— О, господи. Возможно ли? — доносится голос сбоку. Мужской.
Мэдисон останавливается, поворачивает голову.
— Возможно что? — спрашивает она.
— Не садитесь пока, мне нужно убедиться, — отвечает голос, и Мэдисон задерживается около сидящего парня, в то время как автобус трогается и катит по продуваемой ветром дороге. Парень улыбается, и что-то проскакивает между ними в холодном воздухе. Ее бойфренд? Даже сидя, он выше нее — крепкий молодой человек, явно проводящий много времени на свежем воздухе, загорелый даже в январе.
Он переводит взгляд с Мэдисон на меня, потом на своих друзей, сидящих перед ним.
— Вот это да! Это действительно возможно, — говорит один из его приятелей.
— Что? — требовательно вопрошает Мэдисон.
Тот в ответ улыбается.
— Наконец-то, Коротышка. Нашелся кто-то ниже тебя.
Его друзья хохочут, а она бьет его по плечу. Поднимает голову, словно хочет казаться выше, затем проскальзывает на место напротив него.
— Кто это? — тихонечко спрашиваю я, присаживаясь рядом.
— Этот мальчишка-переросток — Финли. — Она повышает голос: — Он сам и его друзья — полные задницы.
Финли наклоняется ко мне.
— Это в самом деле так. Она просто завидует. — Я перевожу взгляд с него на Мэдисон, озадаченно хмуря брови. — Мы — СОУ, Служба охраны учащихся, — объясняет он.
— Больше известные как «Задницы», — добавляет Мэдисон.
— Я стерплю это только от тебя, малышка. — Он и подмигивает мне и, улыбаясь, спрашивает: — А ты кто?
— Райли, — умудряюсь произнести нужное имя. — Еду на приемное собеседование.
— Эге, да ты тоже можешь стать задницей! — вставляет Мэдисон.
Он качает головой и смеется:
— Уверен, существуют какие-то допуски по минимальному росту.
На этих словах автобус останавливается: мы в Кезике.
— Сначала дамы, — объявляет Финли, и мы выходим из автобуса.
Помахав парням, Мэдисон берет меня под руку. Показывает здание, в которое я должна явиться в восемь часов, потом ведет к себе на работу, в «Кафе у Коры». Мы идем в темноте, огни еще не горят.
— Привет, — кричит Мэдисон, открывая заднюю дверь.
Женщина в колпаке шеф-повара, хлопочущая в тесной кухне, поднимает взгляд и ухмыляется.
— Рада, что ты решила вернуться. — Мэдисон показывает ей язык. — А это кто? Еще одна бродяжка, которой нужно подкормиться?
— Ой, извините, — говорю я и поворачиваюсь к двери.
Она хохочет.
— Шучу, детка. Я — Кора, заходи. — Они усаживают меня за один из столов в передней части кафе, не переставая препираться друг с другом. Через несколько минут включается свет и отпираются двери. Заходят ранние посетители, и вскоре все мы деловито уплетаем самый внушительный и вкусно приготовленный завтрак из всех, какие я ела.
Чуть позже, ощущая тяжесть в желудке после слишком плотного завтрака, я подхожу к правительственному учреждению, которое ранее показала мне Мэдисон. Табличка на двери гласит: «Камберлендская образовательная система»: вступительный семинар». Все выглядит так официально, а для меня «официоз» означает «лордеры». Знал ли Эйден, что делает, когда послал меня сюда? Обычно он знает. Я колеблюсь, наблюдая, как другие подходят и скрываются за дверью.
— Э, да это СК, — доносится сзади голос, и я оборачиваюсь — Финли.
— СК? Что это значит?
— Суперкоротышка. Может, зайдешь в дверь, вместо того чтобы глазеть на нее?
— Зачем ты здесь?
— Я один из лучших примеров для подражания. Поразительно, да, знаю. Пойдем.
Он придерживает открытую дверь.
— Записываться здесь, — говорит Финли и указывает на стол с выстроившейся к нему очередью. — Увидимся позже. — Он кивает кому-то через весь зал и фланирует дальше.
Жду в очереди.
— Имя? — спрашивает женщина с чересчур широкой улыбкой и жесткими глазами.
— Ка… — Я закашливаюсь. Ложный кашель, чтобы скрыть чуть не произнесенное имя «Кайла». Соберись. — Простите. Меня зовут Райли Кейн.
Она смотрит в нетбук.
— Тебя нет в списке. Следующий!
Меня обходит парень.
— Нет, погодите минуту. Я должна быть. Не могли бы вы проверить еще раз? Кейн, на букву «К».
Она вздыхает. Смотрит снова. Улыбается.
— Тебя все равно нет в списке. — Поворачивается к парню.
Я начинаю паниковать. Неужели Эйден все испортил? Нет.
— Меня могли внести в последний момент.
Снова вздыхает.
— Добавлена позже — почему сразу не сказала? — Она касается экрана. — Вот ты где. Заполни это, чтобы мы могли внести тебя в регистрационный список. — Она протягивает мне планшет. В верхней части — мое имя, ниже — бланки для заполнения. Начиная с даты рождения. Когда же я родилась заново?
— Не здесь, — говорит женщина. — Не стой на дороге. — Она указывает в сторонку, и я спешу прочь, покраснев от смущения.
Прикасаюсь к экрану и стараюсь вспомнить содержание файла Эйдена. Наконец в памяти всплывает дата: 17 сентября 2036 года. Заполняю остальное: адрес, волосы, глаза, рост; причем только последнее соответствует истине. А потом оказываюсь в тупике. Адрес для экстренной связи? Эйден не давал мне подробностей о вымышленных родителях из Челмсфорда. Не найдя другого выхода, набираю «Стелла Коннор, Уотерфолл-Хаус» и нажимаю «ввод».
Подхожу к столу. Она не обращает на меня внимания, регистрируя остальных.
— Извините, — беспокою ее снова.
— Минуточку, — произносит она, забирает у меня устройство и вносит данные в свой нетбук. — Теперь ты зарегистрирована. Тебе сюда. — Она протягивает мне папку. — Занимай место, Райли.
Я сажусь в задней части зала. Нас человек пятьдесят, еще есть свободные места. Все болтают, кажется, знакомы друг с другом. Интересно, они все местные? Некоторые бросают взгляды в мою сторону, и я пытаюсь отвечать улыбкой, но они не особо дружелюбны; чуть погодя перестаю реагировать и не обращаю внимания. Финли далеко с краю, стоит с каким-то парнем. Мы встречаемся взглядами, и он подмигивает.
Еще несколько человек усаживаются, и наступает полная тишина.
Вперед выходит мужчина в помятом коричневом костюме. Он обводит взглядом лица собравшихся, словно проверяет каждого. Его глаза ненадолго задерживаются на моем лице.
— Всем доброе утро, — говорит он наконец. — Мне приятно видеть так много знакомых лиц, пришедших этим утром к нам, в Камберлендскую образовательную систему, и немногих незнакомых тоже. — Его взгляд снова устремлен на меня, потом переносится на паренька, сидящего ближе к первым рядам. — Для тех, кто не знает меня: я — советник Уотсон. От имени Центральной Коалиции хотел бы приветствовать вас в нашей организации, которая для вас является воротами в будущее. Программа «Работа для всех» уже двадцатый год успешно проводится Коалицией, и образовательная система выступает в качестве жизненно важной ее составляющей. Теперь я передаю слово вашему местному координатору образования.
Раздаются вежливые аплодисменты, и вперед выходит следующий оратор. Краем глаза я вижу, как Уотсон направляется к выходу у меня за спиной, и все заметно расслабляются.
Более часа нам детально разъясняют работу системы. Сегодня здесь присутствуют учащиеся и представители каждой секции, мы можем поговорить с ними и задать любые вопросы. Новых учащихся набирают следующие секции: административная, гостиничная, национальных парков, транспорта, образования, исполнительных ведомств, коммуникаций, санитарии. Завтра мы должны прийти и поставить подписи под обязательством учиться в КОС на протяжении пяти лет. Мы имеем право задавать любые вопросы, выбирать любое дело, а потом пройдем тесты на пригодность.
В понедельник мы узнаем, какие четыре теста нам предстоит пройти. Потом в течение четырех недель будем сдавать тесты, и, наконец, для каждого кандидата определят секцию. Координатор не говорит, кто примет окончательное решение, и я догадываюсь, что не мы.
Итак, без всяких гарантий, кто куда попадет, мы должны сначала подписать обязательство учиться пять лет? Это звучит как приговор.
Когда он заканчивает, открываются двери в соседнее помещение; здесь для каждой секции выделено место. Но все устремляются наружу и, кажется, думают больше о чашке чая, чем о беседе с представителями и учащимися. Потом я замечаю там и тут взаимные приветствия, кивки, размахивание руками. Они уже знают, что хотят выбрать? А может, считают, что это пустая формальность и кто куда идет уже решено?
Женщина за ближайшим столом — секция образования — ловит мой взгляд и улыбается, есть в ней что-то такое, что я улыбаюсь в ответ. Иду к ней.
— Привет, — говорит она. — Ты думала о работе в школе?
— Нет, — напрямик отвечаю я.
— Честность! Отличное качество. — Она внимательно смотрит на меня. — Я никогда не забываю лица, а в тебе есть что-то знакомое, но я в затруднении. Ты не местная?
Качаю головой, тщательно скрывая тревогу: сможет ли она узнать во мне Люси после стольких лет, даже с измененными волосами и глазами?
— Я из Челмсфорда.
— Не думаю, что знала тебя, но каждый ребенок в Кезике ходил в мою школу. Хотя для меня это не имеет значения, да и ни для кого другого, потому что место рождения не относится к главным критериям.
— В самом деле? Я вообще-то была уверена, что направляюсь к секции санитарии.
Она смеется:
— Что ж, если передумаешь, мы подыскиваем трех сотрудников для начальной школы Кезика. Начнешь ассистентом учителя, а если все пойдет нормально, через год перейдешь на подготовку к работе учителем. — Она начинает восторженно рассуждать о воспитании молодежи, а я думаю о смеющемся мальчишке из поезда, которого забрали лордеры.
— Все в порядке? — спрашивает она.
Я вздрагиваю. Неужели у меня все на лице написано?
— Не уверена насчет школы. Мне не часто доводилось иметь дело с детьми, и…
— Ну и что, в этом весь смысл нашей системы. Если выберешь образование, пойдешь с нами на неделю в школу, и скоро мы узнаем, твое это или нет.
— Спасибо, — говорю я и благодарю не столько за то, что она говорила, сколько за теплоту ее слов.
Кажется, она меня понимает и снова улыбается.
— Иди, поговори со всеми, у нас никто не кусается! — Она тянется поближе ко мне и тихо говорит: — Может быть, за исключением исполнительных ведомств.
Я расправляю плечи и шагаю в конец комнаты, а оттуда начинаю обходить все столы по очереди, только исполнительные ведомства пропускаю. Последние не относятся к лордерам и представляют собой местные органы, занимающиеся парковками и мелкими инцидентами, но все, что относится к власти, означает для меня «держись подальше», и, кроме того, они ведь сотрудничают с лордерами, разве не так?
Вскоре по динамике движения становится ясно, что сформировались два главных потока: в гостиничную сферу и в секцию национальных парков.
У стола последней образовалась небольшая толпа. Настроенная совсем не дружелюбно, как я понимаю, попытавшись вклиниться в нее хотя бы на дюйм.
— Эй, это СК. — Роста Финли хватает, чтобы увидеть поверх голов, что я здесь и не могу пробиться.
Он сгребает меня и перемещает вперед, и скоро я оказываюсь лицом к лицу с его боссом, который, заметив меня, поднимает брови.
— Подумываешь о карьере в Управлении национальных парков?
— Конечно.
Он вздыхает:
— Это не только прогулки в выходные под солнышком.
Его тон заставляет меня показать зубки:
— Конечно, нет. Это охрана и защита, публичный доступ, образование и безопасность. — Я достаточно долго отиралась возле толпы, чтобы услышать эти разглагольствования.
— У тебя есть соответствующие навыки?
— Я умею читать карты, знаю, как использовать компас. Я бегунья, так что гожусь. Люблю все виды активной деятельности на свежем воздухе в любую погоду.
— В самом деле? — Голос его все еще звучит скептически, и хотя пять минут назад я понятия не имела, чем занимаются национальные парки, что-то в его голосе подталкивает меня.
Выпрямляюсь и смотрю ему в глаза.
— Испытайте меня и увидите. — Вызов брошен.
— Ну-ну. Поживем — увидим.
Под враждебными взглядами многих соискателей отхожу. Финли идет за мной.
— Ты с ним здорово поговорила.
— Правда?
— Но я бы на твоем месте не питал особых надежд. В этом году они испытают десяток и отберут пятерых. Большинство этих ребят все школьные годы состояли волонтерами в национальных парках и застолбили свое право на место; даже если ты попадешь в десятку, конкуренция будет жесткой.
Вот и говорите теперь, что место рождения не относится к главным критериям.
