ГЛАВА 26
Смотрю на него, словно окаменев, потом снова поворачиваюсь к Эйдену:
— Но как… что…
— Пусть Бен все объяснит, — говорит Эйден и, поднявшись, направляется к двери. — Познакомьтесь заново. Я вернусь попозже.
Дверь за ним закрывается.
Бен неловко улыбается и ставит поднос на стол.
— Кайла, да?
Я киваю, стараясь не выдать разочарования: он не помнит меня, не помнит, кем мы были друг для друга. В первое мгновение, когда он только открыл дверь, я подумала, что это он, мой прежний Бен, и что поэтому он здесь. Но его воспоминания стерты. Он сидит рядом со мной на стуле, нас разделяют несколько дюймов, но чувство такое, будто между нами пропасть в милю шириной, и я изо всех стараюсь не дотронуться до него. Я только смотрю во все глаза, отмечая каждую деталь, каждую мелочь человека, которого уже не надеялась увидеть.
В его глазах мелькает улыбка.
— Мне нужно сказать тебе что-то, но это трудно, когда ты так на меня таращишься. — Узнаю эхо того юмора, которым отличался Бен. Даже если его память вычищена, это все равно Бен.
— Извини, постараюсь не пялиться. Так что ты хочешь сказать?
— Спасибо.
— За что?
Он запускает в волосы всю пятерню, как делал всегда.
— Это ведь ты вытащила меня из того тренировочного центра, где заправляли лордеры.
— Я?
— Я думал, что хочу быть там, что хочу добиться успеха. Стать таким, каким они хотели меня сделать. Но в голове у меня все время звучал тихий голос сомнения и неуверенности. Твой голос.
— И то, что я говорила тебе, сработало? Иногда мне казалось, что я пробиваюсь к тебе, но потом снова приходили сомнения. Я думала, что просто вижу то, чего хочу, а не то, что есть на самом деле. Неужели действительно получилось?
— Благодаря тебе я скрываюсь от лорде-ров — вместе с тобой и остальными чокнутыми. — Он лукаво ухмыляется.
— А ты знаешь, что они сделали с твоими воспоминаниями?
Бен качает головой:
— Вообще-то нет. Эйден обещает устроить прием у доктора, чтобы меня просканировали и все такое. Даже не представляю, что они могут найти.
Рукава у него длинные, и я протягиваю руку и подтягиваю их вверх. Кожа под моими пальцами теплая.
— «Лево» нет.
— Нет, — усмехается Бен и, взяв мою руку, держит между своими. — Тебе не нужен предлог, чтобы дотронуться до меня.
— И ты даже не помнишь, что мы были вместе! — От прикосновения к его коже кругом идет голова. Я в полной растерянности и не знаю, что делать. Интересно, а моя рука для Бена — рука незнакомая? Как странно. Выглядит так же и ощущения те же, но знаю ли я его теперешнего?
— Может быть. Но я знаю, что когда-то мы были близки. И ты очень рисковала, когда появилась возле того лагеря.
Пожимаю плечами.
— Я просто глупая. И поступаю иногда вот так вот глупо.
— Что ж, я этому рад.
— Как ты оказался у Эйдена?
— Долгая история. Правильнее сказать, что это он нашел меня. Когда я убежал, то попался на глаза кому-то из ПБВ. Эйден проследил за мной до самого убежища, а потом долго убеждал, что он не на стороне лордеров.
— Конечно. Ты ведь тоже его не помнил.
— Не помнил и, боюсь, даже немного помял его. Но потом все же понял, что он говорит правду.
— Ух ты.
— Не уверен, что его гордость не пострадала. Мало кто легко забывает, что побывал в мертвой хватке. И даже не уверен, что они с Фло знают, кто я такой, каким стал. Хотят выяснить, что там со мной делали. Каждый раз устраивают так, чтобы я не оставался один, чтобы за мной присматривали. Сомневаются. Боятся, как бы не натворил чего.
— Им приходится осторожничать. — Я хмурюсь. Так, конечно, человеку не очень-то поможешь. Может быть, память начнет возвращаться к нему, как было со мной? — Не могу поверить, что ты здесь. — Я улыбаюсь той дурацкой счастливой улыбкой и снова всматриваюсь в него и не могу отвести глаз.
Бен смущенно улыбается:
— Слышал, ты проголодалась, вот, приготовил специально для тебя. — Он кивает на позабытый на столе поднос и отпускает мою руку.
— Спасибо. — Я беру сэндвич, жалкую замену его руки. Сыр и соленые огурчики. Огурцы не люблю, но он ведь и не должен помнить такую деталь? Есть еще много важного, чего Бен также не помнит.
Он остается. Я ем сэндвич, несколько раз смеюсь над его шутками и изо всех сил стараюсь поменьше на него смотреть. Неужели это все происходит на самом деле? Бен здесь. Эйден нашел его, он цел и невредим, ему ничто не угрожает.
В дверь стучат, и в комнату заглядывает Эйден.
— Привет. Ничего, если мы войдем?
Я только киваю. Они входят, и Флоренс выразительно смотрит на Бена. Он закатывает глаза и поднимается.
— Ладно, я тогда пойду. Увидимся завтра, да?
— Надеюсь.
Бен выходит, и я слышу, как он, еще не закрыв за собой дверь, заговаривает с кем-то в коридоре.
Неужели там на самом деле кто-то стоял и ждал его?
— Вы что, постоянно держите его под наблюдением? Все время?
Эйден пожимает плечами и смотрит на Флоренс:
— Мисс Осторожность считает, что так нужно.
Она тут же бросается в контратаку:
— Мы ведь не знаем толком, что у него на уме, разве не так? Допускаю, что он и сам этого не знает. И пока не выясним, что с ним сделали, эта мера совсем не лишняя.
— Ты слишком осторожничаешь. И с Беном, и со всем остальным. А сейчас нам нужно обнародовать имеющиеся доказательства. Вместе с показаниями Кайлы…
— Показаниями? — вмешиваюсь я. — Можно поподробнее?
— Когда есть такая возможность, мы записываем рассказы свидетелей, чтобы иметь достоверные сообщения очевидцев о злодеяниях лордеров, — объясняет Флоренс.
— Записываете?
— От тебя требуется одно: рассказать свою историю на камеру. Просто рассказать, как рассказывала нам, — добавляет Эйден. — Потом, когда мы все обнародуем, — если до этого когда-нибудь дойдет, — он бросает многозначительный взгляд на Флоренс, — твои показания станут как бы частью обвинения.
— Дойдет, — говорит она. — Но чтобы в нас не сомневались, чтобы нам верили, мы должны точно знать, что все свидетельства достоверны. «Он сказал» или «она сказала» — этого недостаточно. Все утверждения должны быть подкреплены доказательствами — слухи здесь не сработают.
Но лордерам, должно быть, известно, насколько близко мы подошли к обнародованию собранных показаний, — в противном случае они бы не стали организовывать эту кибератаку. О существовании веб-сайта им было известно давным-давно. Почему же они встревожились именно сейчас? Должно быть, понимают, чем рискуют. Вот почему нам так важно их опередить.
Флоренс смотрит на меня.
— Пока достаточно и этого. — Тон такой, словно дальше должно последовать что-то вроде «ну не перед детьми же, Эйден». Хочу возмутиться, но вспоминаю, что узнала о ее отце, и сдерживаюсь.
— Готова сделать это прямо сейчас? — обращается ко мне Эйден. — Мы всегда стараемся записать показания при первой возможности.
— На пленку?
— Так лучше всего.
Я сглатываю, предстоящая запись меня пугает, но показать страх перед лицом Флоренс не могу.
— Почему бы и нет? Они и без того охотятся за мной; одной причиной меньше, одной больше — значения не имеет.
— Вот это настрой, — говорит Флоренс. Не успеваю я подумать, как выглядят мои волосы после многочасового пребывания в тайнике, а она устанавливает на столе штатив с камерой. — Дай знать, когда будешь готова. Назови себя и расскажи, что видела. — Она нажимает кнопку, и на камере загорается зеленый «глазок».
— Как мне представиться?
Флоренс раздраженно фыркает и останавливает запись:
— Большой выбор?
— Ну, вообще-то…
— Пусть будет Кайла, — говорит Эйден.
— Ладно, — соглашаюсь я. Имя как имя, не хуже других. Флоренс снова включает запись. Я смотрю в камеру и говорю, что меня зовут Кайла Дэвис, что я была в Камбрии и видела там детский приют для сирот. Говорю, что такого необычного в этих детях, и показываю фотографии с моей камеры.
Флоренс останавливает запись и выключает камеру.
— Этого достаточно. Я все проверю и дам тебе знать завтра. — Она забирает камеру и штатив и выходит из комнаты. Мы остаемся одни.
— Извини. Фло могла бы быть и повежливей. Спасибо, что согласилась. Знаю, тебе было трудно.
— Все в порядке, — отмахиваюсь я, хотя и понимаю, какое это безумие — сказать то, что заведомо не понравится лордерам, да еще и позволить кому-то записать это. — Возможно, я поднимусь на несколько позиций в их списке разыскиваемых, ну и что с того? В любом случае я уже в нем есть.
— Верно.
— Хочу поблагодарить тебя за то, что нашел Бена.
Эйден неловко пожимает плечами.
— Это самое меньшее, что я мог сделать. Всегда чувствовал себя виноватым в том, что он натворил.
— Ты ни в чем не виноват, — возражаю я. — Если вина и лежит на ком-то, то только на мне. — Или Нико, добавляю про себя, но Эйден не знает про Нико. Вздыхаю. Я о многом не сказала Эйдену. А должна? Для ПБВ было бы, конечно, ценно признание Стеллы в том, что ее мать, лордер, стояла за убийствами. Но, во-первых, я обещала никому об этом не рассказывать, а во-вторых, у меня нет никакого подтверждения, без которого, как говорит Флоренс, любые показания есть лишь слухи.
— У тебя такой вид, будто ты где-то за тысячу миль отсюда.
— Извини.
— Нам нужно поговорить еще кое о чем.
— О чем же?
— Будь осторожна с Беном, Кайла. Мы не знаем, что с ним сделали. Но в любом случае, что бы это ни значило, он уже не тот парень, которого ты знала. Без воспоминаний о том времени, когда вы были вместе, Бен другой.
— Он все равно Бен.
— Не тот, каким был, но посмотрим, что выяснится после сканирования, если удастся это устроить. Похоже, они использовали типичную процедуру Зачистки, только менее глубокую. Его личные воспоминания стерты, но понятия более общие, как, например, мировоззрение, сохранились, как и способность к независимому мышлению и самостоятельным действиям. Лордерам они более полезны в роли агентов, но при этом им легче вырваться из-под контроля, что и случилось с Беном.
Молчу. Я же пробилась к нему, разве нет? Где-то внутри мой Бен, и я дотянусь до него так или иначе. Должна.
— Для одного дня достаточно? Мы организовали для тебя комнату, но ее придется делить с одной студенткой. Я покажу.
Выхожу следом за Эйденом. Идем по коридору.
— Что это за место?
— Колледж Всех Душ. Один из оксфордских колледжей.
— Я думала, Оксфордский университет контролируется лордерами. Или нет?
— Официально — да, но это одна из причин, почему мы здесь: прятаться на виду, у них под носом. Здесь они не так внимательны. Колледж Всех Душ сыграл большую роль на Оксфордской конференции колледжей, когда было принято решение не принимать участие в протестах. В результате правительство даровало им особые привилегии независимости. Похоже, лордеры так и не поняли, что дело было не в проправительственной позиции колледжей, а в стремлении сохранить и защитить университет. У нас здесь давние, многолетние связи. Дедушка Флоренс был когда-то научным сотрудником, и, когда они изменили правила приема студентов и сотрудников, Флоренс стала одной из первых студенток. К связям между бывшими выпускниками относятся очень серьезно. Когда нам требуется помощь, административный совет голосует за ее предоставление.
— Колледж голосует? — Я шокирована. — Неужели так много людей знают о пребывании здесь ПБВ?
— Да, все научные сотрудники и все студенты.
— Для них это огромный риск. — И для нас тоже, если кто-то не сможет удержать язык за зубами.
— Да. Нам нужно убраться отсюда как можно скорее: тогда мы рассеемся, уйдем в подполье, пока все не успокоится.
Мы подходим к еще одной двери. Эйден стучит. Нам открывает та же девушка, что впустила меня, когда я только пришла сюда.
— Познакомься — Уэнди. Спокойной ночи.
Она закрывает за нами дверь.
Комната непривычной формы. Полки на каменных стенах забиты книгами по истории. Две узкие кровати. Платяной шкаф. Длинный письменный стол с двумя стульями.
— Эта — твоя. — Уэнди указывает на кровать возле окна. От окна тянет холодком. Она показывает мне ванную дальше по коридору, вручает полотенце и смену одежды. В ее глазах любопытство, но она ни о чем не спрашивает.
Инстинкт самосохранения долго удерживал меня от помощи ПБВ, пока я не поняла, что это — единственный путь. Что заставляет студентов колледжа вроде Уэнди рисковать жизнью ради нас, когда они даже не знают, кто мы такие?
Пока я принимаю душ, Уэнди занимается, потом притворяется, что спит, завернувшись от холода в одеяло.
Я думаю о Бене. Где его комната? Спит ли он? Снятся ли ему сны? Несмотря на опасность, которая висит над всеми нами, его близость пьянит. Смотрит ли кто-нибудь, как в ночи поднимается и опускается его грудь? Как там сказала Флоренс? Она сомневается, что Бен сам понимает, кто он такой и что им движет. Он мало знает о себе, но как ему узнать больше, если они держат его практически под замком? Я должна ему напомнить. И я придумаю, как это сделать.
