4

Лея отвлеклась от упаковки багажа и взглянула на дверь, которую C-3PO распахнул перед Элегосом А’Кла. Каамаси был в золотистом плаще, вышитом пурпурными нитями, в тон полоскам на его лице и плечах. Он улыбнулся ей и жестом отказался от предложения дроида взять его плащ.

 — Я думала, что успею собраться, — вздохнув, сказала Лея, — но только заканчиваю.

Так как я не знаю, когда вернусь, хочется взять с собой кое-что из дорогих мне вещей.

 — Пожалуйста, не торопитесь. — Элегос пожал плечами: — Если бы не мои обязанности в Сенате, мы бы улетели неделю назад.

Лея пригласила его пройти в двухэтажную гостиную, и каамаси устроился в кресле, обтянутом кожей нерфа, возле огромного окна с видом на Корусант. Из южной прихожей можно было пройти в кабинет Леи (здесь раньше была спальня мальчиков) и в комнату для гостей, переоборудованную из спальни Джейны после ее отъезда в академию. Комната Леи находилась на втором этаже, туда вела винтовая лестница у дальней стены. Кухня располагалась к северу от гостиной, отделенная от нее небольшой обеденной зоной.

Лея убрала в сумку маленький голокуб и начала закрывать застежки.

 — Сенат не смог отпустить вас сразу?

 — Сомневаюсь, что они вообще хотели меня отпускать, но у них не было выбора. Они специально загрузили меня работой и придумали кучу мелких поручений. Ими, правда, занялась моя дочь. Кроме того, именно через Релеки Сенат сможет общаться со мной во время моего отсутствия. Я был сильно загружен и поэтому не смог с вами связаться.

 — Ваша дочь предупредила меня, почему вы задерживаетесь.

Лея выпрямилась и посмотрела на три красных матерчатых сумки, набитых до отказа одеждой и другими вещами, которые она не могла здесь бросить. С Алдераана я уезжала с меньшим количеством вещей. И вот, двадцать пять лет спустя, я вновь вынуждена бежать, но теперь не из-за угрозы моей жизни, а из-за собственной совести.

 — Я должна была уже давно собраться, но постоянно что-то отвлекало.

Прежде чем Лея успела объяснить, что имеет в виду, она заметила, как у Элегоса раздулись ноздри и его взгляд устремился на верхнюю площадку лестницы. Лея обернулась и увидела своего мужа, Хана. Он стоял в дверном проеме, держась за него двумя руками. Лея вздрогнула: его изможденное лицо и положение рук напомнили ей случай, когда его заморозили в карбоните. Лее хотелось думать, что темные круги под глазами — лишь игра света и тени, но она не хотела обманывать себя.

Она услышала, как Элегос поднялся со стула.

 — Капитан Соло.

Хан медленно поднял голову и прищурился, повернувшись на голос.

 — Каамаси? Элегос, верно? Сенатор?

 — Да.

Хан с трудом сделал несколько шагов вперед и чуть не упал с лестницы, но успел схватиться за перила. Затем он начал спускаться, но вновь потерял равновесие. Восстановив его, он перепрыгнул через оставшиеся ступени и прошагал мимо Леи. С тихим стоном Хан сел на стул, стоящий напротив Элегоса. В свете, падающем из окна, на когда-то белоснежной тунике Хана пятна проступили особенно ярко. Воротник, манжеты и локти почернели от грязи. Сапоги были давно не чищены, брюки помяты, а волосы не расчесаны. Хан провел рукой по заросшему щетиной подбородку, под ногтями виднелась грязь.

 — Я хочу задать вам один вопрос, Элегос.

 — С удовольствием на него отвечу.

Хан кивнул, и его голова качнулась так, будто мышцы шеи не держат ее и она просто прикреплена к позвоночнику.

 — Насколько я знаю, вы, каамаси, можете хранить воспоминания. Живучие воспоминания.

Лея протянула к Элегосу руку:

 — Простите меня, Элегос. Я узнала об этом от Люка и подумала, что мой муж…

Каамаси покачал головой:

 — Я не сомневаюсь, что вам можно доверить знание о мемниях. Важные события, происходящие в нашей жизни, оставляют воспоминания. Мы можем передавать их представителям своего вида и некоторым джедаям. Чтобы стать мемниями, воспоминания должны быть очень значимыми и яркими.

 — Да, яркие воспоминания не желают уходить. — Хан уставился куда-то между стеной и окном. Он на мгновение замолчал, а затем пристально посмотрел на Элегоса: — Меня интересует вот что: как вы от них избавляетесь? Как прогоняете из своей головы?

Мука в голосе Хана разрывала сердце Леи.

 — О, Хан…

Жестом руки он попросил ее замолчать. Выражение его лица стало каменным.

 — Как вы это делаете, Элегос?

Каамаси чуть приподнял подбородок:

 — Мы не умеем от них избавляться, капитан Соло. Мы можем разделить их тяжесть с другими, но прогнать вовсе мы не в силах.

Хан зарычал и свернулся в кресле, отчаянно надавливая руками на глаза.

 — Я бы их вырвал, если бы это помогло перестать видеть… Я бы непременно так и поступил, не думая ни секунды. Я не могу перестать видеть это, видеть его, видеть, как он умирает…

Его голос загрохотал, превратившись в грубый, жесткий звук, напоминающий грохот феррокрита:

 — Я постоянно его вижу, вижу, как он стоит… Он спас моего сына. Спас Энакина. Бросил моего мальчика мне прямо в руки. Но когда я снова на него взглянул, порыв ветра сбил его с ног, а затем на него обрушилось здание. Но он поднялся. Он был изранен и весь в крови, но снова встал. Встал и протянул ко мне руки. Протянул руки, чтобы я помог ему. Помог ему так же, как он помог Энакину.

Голос Хана сорвался, и он умолк. Его подбородок дрожал.

 — Я его видел, понимаете? В тот момент, когда он стоял там, а на Сернпидал обрушилась его луна. Воздух раскалился. Он стоял и кричал. От яркой вспышки он стал просто черным силуэтом, а потом будто сгорел изнутри. Я видел его кости. Сначала они почернели, но потом стали белыми — такими белыми, что больно глазам. И все. — Хан вытер нос рукой. — Мой лучший друг, мой единственный настоящий друг. И я позволил ему умереть. Как мне жить с этим? Как мне забыть об этом? Скажите.

Голос Элегоса зазвучал мягко, но вместе с тем в нем чувствовалась внутренняя сила.

 — Ваши воспоминания — лишь отчасти то, что вы видели, а отчасти — ваши страхи. Вы считаете, что подвели его, и поэтому вам кажется, будто и он так думал в последние минуты своей жизни. Но мы не знаем наверняка. Воспоминания не столь однозначны.

 — Вы не понимаете, вас там не было.

 — Да, меня там не было, но я бывал в похожих ситуациях. — Каамаси опустился на корточки, утонув в полах своего длинного плаща. — Когда я впервые воспользовался бластером, я убил троих. Я видел, как они задергались, а затем упали. Я смотрел, как они умирают, и знал, что это воспоминание останется со мной навсегда — воспоминание о том, как я лишил их жизни. Потом мне объяснили, что бластер был настроен так, что я мог лишь оглушить их. Выходит, мои воспоминания были ошибочны. Как, возможно, и ваши.

Хан яростно помотал головой:

 — Чуи был моим другом. Он на меня рассчитывал, а я его предал.

 — Не уверен, что он бы с вами согласился.

 — Откуда вам знать, вы даже не были с ним знакомы! — взревел Хан.

Элегос положил руку ему на колено.

 — Да, я не был с ним знаком, но много о нем слышал. И вы только что рассказали, как он спас вашего сына, это убедило меня, что он сильно вас любил.

 — Он не мог меня любить. Чуи умер, ненавидя меня. Я бросил его. Оставил умирать. Его последние мысли были наполнены ненавистью ко мне.

 — Нет, Хан, нет. — Лея опустилась на колени рядом с мужем и взяла его за руку: — Ты не можешь так думать.

 — Я там был, Лея. Я мог спасти Чуи и не спас. Я позволил ему умереть.

 — Что бы вы ни думали, капитан Соло, Чубакка так не считал.

 — Откуда вы можете знать?

 — Давайте рассуждать логически. Он спас вашего сына. Чубакка понимал, что Энакин спасает вас, уводя «Сокол Тысячелетия» на безопасное расстояние от места катастрофы. Однажды Чубакка спас вас, а на этот раз настал черед вашего сына. Сейчас вы думаете иначе, но позже поймете, что это так. Когда будете вновь переживать те события, вспомните мои слова. Чубакка умер как благородный герой, он был счастлив, что вы остались живы. И думая иначе, вы оскорбляете его память.

Хан вскочил на ноги так резко, что стул, на котором он сидел, упал.

 — Как вы смеете?! Как вы смеете в моем собственном доме заявлять, что я оскорбляю память своего друга? Кто дал вам такое право?

Элегос медленно поднялся на ноги и выставил руки вперед ладонями вверх:

 — Прошу простить меня за то, что расстроил вас, капитан Соло. Я бесцеремонно вторгся в ваше горе. Такое поведение немыслимо. Я приношу и вам свои извинения. — Он поклонился Лее. — И немедленно вас оставляю.

 — Не трудитесь. — Хан прошел между ними и направился к двери. — Золотце, посмотри в полицейских сводках, какие из забегаловок Корусанта лидируют по количеству происшествий. И сообщи мне.

Лея встала:

 — Хан, не уходи. Я скоро уезжаю.

 — Знаю-знаю. Отправляешься спасать целую галактику. В этом вся моя Лея. — Он даже не повернулся к ней, лишь сгорбился еще сильнее. — Надеюсь, тебе повезет больше. Я и одну жизнь не смог спасти.

Дверь в комнату захлопнулась за его спиной.

С-3PO чуть склонил металлическую голову и посмотрел на Лею:

 — Что мне делать, госпожа?

Лея закрыла глаза и вздохнула:

 — Сделай, как он сказал. И свяжись с кем-нибудь из бывших Изгоев. Ведж, Хобби или Янсон — кто-то из них должен быть свободен, пусть присмотрят за ним. А когда вернется, позаботься о нем.

Лея почувствовала, как Элегос прикоснулся к ее плечу.

 — Лея, я могу отправиться во Внешнее кольцо один. А вы оставайтесь с мужем. Я буду сообщать обо всем, что узнаю.

Лея открыла глаза и накрыла руку Элегоса своей.

 — Нет, Элегос, я должна лететь. Хан имеет право погрузиться в глубокую тоску. И я хочу остаться, очень хочу, но должна лететь. Только мы сможем спасти галактику. А Хан сам о себе позаботиться — у него нет выбора.