Часть IV. Еретики, 1260–1314
Principium fini solet impar sepe uidere.
Конец зачастую не равен началу.
СРЕДНЕВЕКОВАЯ ПОСЛОВИЦА
17
«Кость в горле»
Аз-Захир Бейбарс аль-Бундукдари был высок, темнокож и голубоглаз – на одном глазу бельмо. Это был опасный человек – свирепый, как Занги, расчетливый, как Нур ад-Дин, и харизматичный, как Саладин, обладавший храбростью, «подобной которой не видано было прежде», как писал его секретарь Ибн абд аз-Захир. Подданные называли его «отцом побед» и «львом Египта». В историю он вошел просто как Бейбарс.
С 1260 по 1277 год он правил суннитской империей, возникшей в Восточном Средиземноморье на обломках государства Айюбидов после смерти ас-Салиха. Это был султанат мамлюков, опиравшийся на военную силу. В распоряжении Бейбарса находилась оснащенная новейшей осадной артиллерией постоянная армия из сорока тысяч хорошо обученных солдат-невольников и конников, выпускавших на скаку стрелы с греческим огнем. Поднявшись на вершину иерархии мамлюков, Бейбарс стал владыкой Сирии и Египта, и даже его люди порой поражались его деяниям. «Они были потрясены жестокостью “Бахрии” и их способами борьбы с другими», – отмечал абд аз-Захир. Правда, затем он добавлял, что Бейбарс снизил в Египте налоги, занялся строительством школ и окружил себя учеными людьми, которые «читали хвалебные стихи и за это награждались почестями». Тем не менее успех Бейбарса был основан на философии бескомпромиссной силы.
Султан родился около 1220 года в степях к северу от Черного моря и по происхождению был тюрком-кипчаком. В четырнадцать лет его продали в рабство, отвезли в Египет и там стали обучать военному делу. Он попал в «Бахрию», элитный полк мамлюков. Бахриты пользовались влиянием при дворе султана ас-Салиха и сражались с армией Людовика ІХ в битве при Эль-Мансуре. Через несколько месяцев после той битвы Бейбарс участвовал в убийстве сына и преемника ас-Салиха Туран-шаха. Изгнанный из Египта за предательство, он отправился в Сирию и служил наемником у эмиров Айюбидов, безуспешно пытавшихся отвоевать друг у друга земли рассыпающейся империи. В 1259 году он вернулся в Египет, чтобы объединиться с соперником-мамлюком Кутузом, захватившим власть в Каире. Кутуз принадлежал к враждебной Бейбарсу и бахритам группировке, но перемирие устраивало обе стороны, поскольку мамлюки готовились совместно противостоять страшной угрозе, нависшей над Востоком, – монголам.
С начала XIII века весь мир трепетал от одного этого слова: монголы. Их история началась, когда рано осиротевший молодой военачальник по имени Тэмуджин сплотил под своим началом кочевые племена степей Северо-Восточной Азии и пошел войной на соседние правящие династии. После серии побед полководец взял себе имя Чингисхан (обычно переводится как «великий хан»). Он и его потомки создали крупнейшую в истории сухопутную империю, простиравшуюся от Восточно-Китайского моря до Польши, и объединили миллионы людей под своей властью – во многом просвещенной и толерантной, но основанной на принципе тотальной войны. После смерти Чингисхана его сыновья и внуки продолжили завоевания. В 1259 году они разделили империю на четыре части – улусы: династия Юань правила Китаем и Монголией; династия Чагатаидов – Трансоксанией и окружающими ее территориями Центральной Азии; владения Золотой Орды на северо-западе простирались от Сибири до Восточной Европы; а центр государства Хулагуидов находился в Персии. Все монгольские ханы от завоеванного врага ожидали безоговорочного подчинения, а если население оказывало сопротивление, оно безжалостно уничтожалось. Монголы-воины были опытными всадниками, а их военные инженеры хорошо знали, как превращать крепости и города в груды щебня. Однако главной силой монголов был страх, который они внушали. Слух об их беспримерной жестокости летел впереди монгольского войска. В 1244 году иерусалимский патриарх назвал монголов «неизвестным народом», который «преследовал всех одинаково, не делая различий между христианами и иноверцами».
После середины XIII века монголы нацелились на Святую землю. В 1260 году магистр тамплиеров Тома Берар, избранный главой ордена в 1256 году после смерти Рено де Вишье, посылал из Акры полные отчаяния письма в Англию и Францию, предупреждая о приближении монголов. Он писал королю Англии Генриху III и брату Амадею, английскому командору тамплиеров:
Татары, продвигаясь с неисчислимой силой, уже оккупировали и опустошили Святую землю почти до Акры… и христианский мир не сможет противостоять им, если не будет поддержан могущественной рукой Бога… если помощь не подоспеет скоро, нас ждет истребление.
Эти и другие подобные предупреждения вызвали неоднозначную реакцию. Кое-кто на Западе активно приветствовал монголов, видя в них спасителей от сарацин. Популярные христианские пророчества давно предсказывали приход великого царя с Востока, который поможет восстановить славу Христа на земле. Многие в Европе считали, что монголы (которых они называли татарами) явились как раз согласно этому пророчеству. Перед Дамьеттской кампанией 1249–1250 годов Людовик IX предлагал обратить языческих ханов в христианство и объединиться с ними против султанов Египта и Дамаска. Этот план нельзя назвать совершенно фантастическим: монголы были открыты к религиозным преобразованиям и нередко принимали веру порабощенных народов. Хулагу, расширявший свои владения на запад от Персии к Святой земле, имел любимой женой христианку-несторианку и в 1162 году действительно рассматривал возможность союза с христианами. Он даже отправлял во Францию письма, чтобы прояснить позицию Людовика. Себя Хулагу описывал как «ярого гонителя вероломного сарацинского народа, друга и сторонника христианства, непримиримого к врагам и верного друзьям». Альянс мечты так и не сложился, но продолжал порождать ложные надежды у некоторых западных правителей и пугать Айюбидов и их преемников мамлюков.
Именно монголы проложили, хотя и неумышленно, путь к власти для Бейбарса, поскольку он сыграл важную роль (которую позже стали называть решающей) в крупном сражении между мамлюкской и монгольской армиями, произошедшем в 1260 году. В конце 1250-х Хулагу завоевал Персию. В 1258 году монголы разграбили Багдад и убили аббасидского халифа, закатав его в ковер и проскакав по нему на лошадях. Уничтожили они и знаменитую городскую библиотеку: рассказывали, что Тигр почернел от чернил плававших в его водах книг. В Каире и Дамаске это было воспринято как катастрофа, угрожавшая самому существованию исламского Ближнего Востока. Два года спустя монгольская орда переправилась через Евфрат, и войска Хулагу оказались на севере Сирии, где захватили и разграбили Алеппо. Казалось, остановить их невозможно. Объединившись перед лицом угрозы полного уничтожения, Бейбарс и египетский султан Кутуз повели свою огромную армию через Палестину, чтобы преградить завоевателям путь. Латиняне Иерусалимского королевства позволили им пройти через свои земли беспрепятственно. Но Боэмунд VI, князь Антиохийский и граф Триполи, занял иную позицию и поддержал монголов, убедив себя, что они – меньшее из двух зол. К нему присоединился еще один христианский правитель – его тесть Хетум, царь Киликии.
Мамлюки встретили монголов 3 сентября 1260 года в Галилее близ источника Айн-Джалут (источник Голиафа) и одержали победу, которая воспринималась как чудо: они спасли мусульманскую Сирию от порабощения. «Монголы были разбиты наголову, преданы мечу и взяты в полон», – писал египетский энциклопедист Шихабуддин ан-Нувайри. Их грозный полководец Китбука погиб. Всегда готовый воспользоваться представляющимися возможностями Бейбарс решил сыграть на своей роли в этом невероятном подвиге и, возвращаясь в Египет, по дороге хладнокровно убил Кутуза. Это был уже второй раз, когда он обагрил руки кровью султана. Бейбарс решил, что третьего быть не должно. Он заявил права на этот титул и основал новый халифат Аббасидов с центром в Каире, а не на руинах Багдада, сделав халифа своей марионеткой, а затем приступил к грандиозному строительству и реформированию войска.
С этого момента Бейбарс преследовал параллельно две цели. Первой было объединение исламских народов Египта и Сирии для создания единого мамлюкского государства при поддержке внушительной, хорошо обученной и дисциплинированной постоянной армии, способной противостоять монголам, если они решат вернуться. Второй – избавить Палестину и Сирию от крестоносцев.
Уничтожение франков было вопросом отчасти религиозного долга, а отчасти практической необходимости. Правда, в Европе после полутора столетий сокрушительных и дорогостоящих провалов интерес к крестовым походам пошел на спад. Теперь крестоносцы предпочитали сражаться ближе к дому. Продолжалась борьба с Альмохадами на юге Испании; кроме того, новыми врагами в священной войне стали еретики-катары на юге Франции, язычники на Балканах, североевропейские славяне, скандинавы, ливы и поляки. Верно и то, что франки на Востоке заметно ослабли. В 1260 году королю Иерусалима, внуку Фридриха Гогенштауфена Конрадину было всего восемь лет, и он находился в Баварии, больше чем в 3200 километрах от Святой земли. В его отсутствие в королевстве не было ни твердого политического руководства, ни серьезной военной силы, за исключением тамплиеров, госпитальеров и тевтонцев. Военные ордены занимали почти все важные оборонительные рубежи территории, еще находившейся под правлением латинян. В Акре и Тире ожесточенно соперничали генуэзские и венецианские купцы, которых поддерживали соответственно госпитальеры и тамплиеры, что только усугубляло разобщенность среди франков. Но до тех пор, пока христиане владели прибрежными городами, такими как Яффа, Кесария, Акра и Тир, они представляли потенциальную опасность. И до тех пор, пока оставалась возможность, что к ним прибудет новый король-крестоносец, желающий прославить свое имя в священной войне, сохранялась и угроза альянса между христианами и монголами.
В начале правления Бейбарс угрожал франкам своими войсками, но одновременно демонстрировал готовность к заключению перемирия и к переговорам с отдельными баронами для доступа к торговым портам, в частности к Яффе. Однако перемирие оказалось невозможно из-за тамплиеров и госпитальеров, которые, несмотря на разногласия друг с другом, единодушно возражали против соглашения с Бейбарсом, поскольку тогда им пришлось бы освободить своих многочисленных мусульманских рабов, а те были хорошими каменотесами, а потому весьма полезными пленниками. Ситуация изменилась в 1263 году, когда султан приказал своим людям сжечь дотла церковь Святой Девы Марии в Назарете. Кроме того, он выступил против тамплиеров, уничтожив крепость в Доке, часть кольца обороны, идущего от Акры.
В феврале 1265 года началось настоящее вторжение. Бейбарс ввел войска в Иерусалимское королевство и захватил Кесарию, застав ее жителей врасплох и сокрушив цитадель обстрелом из пяти новых требушетов. Гарнизон прекратил сопротивление 5 марта, уйдя по морю в Акру, а султан приказал сровнять укрепления Кесарии с землей, чтобы христианская армия, если бы и вернула город, не могла бы удержать его.
Эти укрепления были отстроены при Людовике IX из гранита, и предполагалось, что они сделают Кесарию неприступной. Узнав, какая участь постигла ее, гарнизон соседней Хайфы оставил город без боя. Следующим на пути мамлюков стоял замок Шато-де-Пелерин. Бейбарс еще не был готов осаждать крепость тамплиеров, но в качестве предупреждения уничтожил несколько поселений в этом районе. А затем он осадил Арсуф. Гуго III, король Кипра и номинальный регент Иерусалимского королевства, попытался помешать ему, но из этого ничего не вышло, и через несколько недель, 30 апреля, Арсуф пал и был уничтожен, как и Кесария, и Хайфа.
После этого Бейбарс вернулся в Каир, но следующей весной вновь пришел на земли христиан. На этот раз он направился в графство Триполи, по дороге захватив несколько небольших замков и грабя крестьян в окрестностях Акры, Тира и Сидона. Затем одна часть армии мамлюков двинулась на север, во владения царя Киликии Хетума. Он был жестоко наказан за помощь монголам в битве при Айн-Джалуте: его города сожгли, а сорок тысяч жителей царства увели в рабство.
В это же время, в июне 1266 года, сам Бейбарс с другой частью войска отправился к замку тамплиеров Сафед. Это была не менее грозная крепость, чем Шато-де-Пелерин. «Недоступный и неприступный» Сафед имел башни высотой пятьдесят метров, а его гарнизон состоял из восьмидесяти рыцарей и сержантов, пятидесяти туркополов и трехсот арбалетчиков. Строительство крепости было завершено в 1240 году, и самим своим существованием она показывала, на чьих плечах теперь лежала ответственность за защиту Святой земли. Замок стоял на полпути между христианской Акрой и мусульманским Дамаском, на пограничной территории, где находилось множество святых для христиан мест, в частности ров, у которого братья продали в рабство Иосифа, и то место, где Иисус совершил чудо умножения хлебов и рыб. Кроме того, в этих краях родились несколько апостолов и Мария Магдалина. Прежний, меньший по размеру замок был разрушен Саладином, и первоначально восстановить его собирался Тибо Шампанский, король Наварры, во время своего крестового похода 1239 года. Но Теобальд так никогда и не передал обещанные семь тысяч марок, и ордену тамплиеров пришлось самому полностью оплатить и строительство, и оснащение всем необходимым этого форпоста «важного и нужного… для всей христианской земли и губительного… для безбожников». Ибн аль-Фурат, египетский историк, написавший хвалебную биографию Бейбарса, называл Сафед «костью в горле Сирии, не дающей исламу дышать».
Расположенный в столь значимом месте, этот мощный замок был укомплектован «хорошими солдатами, братьями и сержантами». Встав под его стенами, Бейбарс отправил гарнизону дары в знак того, что отнесется к защитникам благосклонно, если они сдадутся без сопротивления. Но 21 июня эти дары возвратили, перебросив через стены замка при помощи оборонительных катапульт. Оскорбившись, Бейбарс поклялся пророком Мухаммедом, что его обидчики будут уничтожены. Затем, по рассказу хрониста, известного как «тамплиер из Тира», «он подготовил осадные машины, и началась атака на замок». Его люди рыли подкопы и обстреливали стены камнями и греческим огнем.
Однако Сафед стоял, и к середине июля раздраженный султан временно взял под стражу несколько десятков своих эмиров за то, что они якобы мало усердствовали при осаде. В результате нового штурма 20 июля барбакан – укрепленная сторожевая башня на внешнем периметре замка – наконец был взят, но даже этот незначительный успех стоил мамлюкам больших потерь. «Султан испугался, что не сумеет взять [Сафед] силой, не потеряв [слишком много] своих людей», – писал «тамплиер из Тира». Поэтому он прекратил штурм и разработал другой план.
В замках тамплиеров всегда жили не только члены ордена, и среди обитателей Сафеда братья-рыцари в белых плащах и одетые в черное сержанты тоже составляли меньшинство. Кроме них было множество слуг, наемных арбалетчиков, сирийцев-туркополов и жителей близлежащих городов и деревень, нашедших в крепости убежище от Бейбарса. Султан решил воспользоваться неоднородностью и потенциальной разобщенностью защитников Сафеда и прибегнуть к всегда действенной стратегии – подорвать их моральный дух вместо того, чтобы разрушать стены. Убедившись, что Сафед лишен возможности получить подкрепление, он приказал глашатаям объявить – так, чтобы их было слышно в крепости – о его готовности сохранить жизнь всем сдавшимся сирийцам. Это предложение не осталось без внимания туркополов и наемников: вскоре многие из них дезертировали. Султан хотел посеять раздор внутри крепости, и это ему удалось. Теперь, при том что барбакан был в руках мамлюков, тамплиеры оказались «сильно ослаблены» и в «глубоком разладе».
Братья, находившиеся внутри осажденного замка, созвали совет и решили отправить сержанта по имени Леон Казалье (известного также как брат Лео), говорившего на родном языке Бейбарса – турецком, на переговоры, чтобы вытребовать для франкских христиан того же, что было предложено сирийцам. Султан вежливо выслушал посланника и дал уклончивый ответ. А потом, с глазу на глаз, сообщил сержанту, что его смертельно оскорбило то, как тамплиеры отвергли его дары, что он намерен предать их всех смерти и что самая тяжкая и мучительная участь постигнет самого брата Лео, если он не согласится обмануть своих товарищей.
Напуганный угрозами Бейбарса брат Лео поспешил обратно. «Он вернулся в замок и сказал им, что султан обещал сохранить жизнь всем и поклялся в этом», – написал «тамплиер из Тира». Так брат Лео обрек их всех на гибель.
На следующее утро Бейбарс вновь появился у ворот Сафеда и заявил, что если тамплиеры сложат оружие и сдадут замок, то он сопроводит их в Акру, стремительно превращавшуюся для христиан-франков в единственное безопасное место на побережье. Предложение было принято, и братья и их слуги приготовились покинуть крепость.
К несчастью для тамплиеров, этот Бейбарс не был султаном. Настоящий Бейбарс выбрал одного из своих эмиров, больше других походившего на него, отдал ему свой наряд и послал предложить христианам фальшивое соглашение. Любой, кто прежде видел султана, возможно, заподозрил бы неладное, не увидев голубых глаз с бельмом на одном из них, но с высоты зубчатых стенах замка тамплиеры не заметили обмана.
24 июля сопротивление было прекращено, и ворота Сафеда открылись. Из них вышли рыцари и сержанты вместе с более чем тысячью других обитателей, укрывавшихся за крепостными стенами почти два месяца. В сопровождении воинов Бейбарса они двинулись в сторону Акры, но едва прошли полмили, как их остановили близ невысокого холма, который сами тамплиеры использовали как место казни, и окружили. Один за другим все христиане были обезглавлены. Предлогом послужило то, что несколько тамплиеров вывезли из замка оружие и что под видом сирийских христиан из него попытались вывести мусульман. Это могло быть, а могло и не быть правдой. В любом случае все, что тамплиерам пообещали, было ложью. Бейбарс проявил свойственную ему безжалостность и изобретательность. Он убил всех, кроме двух, из полутора тысяч пленников, приказал сложить тела грудой и обнести стеной, чтобы сохранить для потомков колодец, полный костей и черепов…
Брата Лео пощадили, отвели в шатер султана и дали выпить чашку кобыльего молока. После этого он принял мусульманство, став вероотступником. Другого христианина, выбранного случайным образом, отправили в Акру, чтобы он рассказал там о произошедшем, дабы его братья-христиане поняли, что ждет их впереди. В отличие от Кесарии, Арсуфа и Хайфы, Сафед не был разрушен: Бейбарс поставил туда мусульманский гарнизон и сделал крепость центром мамлюкской власти в Галилее.
* * *
Потеря Сафеда стала для тамплиеров сокрушительным ударом. Орден по-прежнему занимал многие замки в государствах крестоносцев, но лишь очень немногие из них могли сравниться по мощи с Сафедом, который Бейбарсу удалось захватить меньше чем за два месяца. Поэтому участь остальных представлялась незавидной. Госпитальеры малодушно отправили к Бейбарсу посольство, прося его не трогать два самых ценных их замка: Маргат и Крак-де-Шевалье в графстве Триполи. Султан согласился на десятилетнее соглашение о ненападении, но только при условии, что госпитальеры передадут ему свои доходы от прилегающих территорий.
Вскоре после падения Сафеда рыцарь-тамплиер по имени Рико Бономель описал в стихах горечь от потерь, понесенных орденом, выплеснув свои чувства с необычайной откровенностью. Бономель проклял папу за то, что тот позволил западным христианам, принявшим крест, сражаться с Гогенштауфеном на Сицилии, вместо того чтобы следовать своим обетам в Акре, сопротивляясь Бейбарсу. А затем предположил, что Христос отвернулся от крестоносцев. Вот что он написал:
Гнев и скорбь в моем сердце, и я почти готов наложить на себя руки или отказаться от креста, который принял ради того, кто был на кресте распят. Ибо ни крест, ни вера не дают мне ни помощи, ни защиты от этих вероломных турок, да покарает их Господь! Напротив, после всего увиденного начинает казаться, что Бог хочет помочь им во вред нам… И пока Господь, который раньше взирал на нас, спит, Мухаммед старается изо всех сил и побуждает [Бейбарса] делать то же самое.
Удивительно, но Бономель выразил свою ненависть к мамлюкам в тех же словах, которые использовали мусульмане, когда писали о франках. Фраза «Да покарает их Аллах!» на протяжении десятилетий звучала из уст и выходила из-под перьев бесчисленных исламских поэтов, историков, чиновников и писарей. Больше того, мамлюки и тамплиеры действительно были во многом похожи и оттого еще более друг другу ненавистны. И те и другие принадлежали к элитным воинским сословиям и были чужаками на Ближнем Востоке. Тамплиеры прибывали в заморские земли по своей воле, желая посвятить себя Богу, в основном из Франции, Испании и Англии; мамлюков насильно вывозили в Египет из степей, чтобы сделать невольниками. И хотя им дозволялось иметь детей, – чего тамплиеры, принимавшие обет целомудрия, не могли – их статус по наследству не передавался, а благополучие и выживание отдельного человека было не столь важно, как интересы организации в целом. Мамлюки, так же как тамплиеры, гордились своим боевым мастерством, в особенности же искусством верховой езды. И если у тамплиеров был устав, отчасти служивший и военным руководством, то мамлюки следовали своему своду правил – фурусии, который регламентировал и физическую, и военную подготовку, и образ жизни. И у тех и у других были сложные ритуалы посвящения: мамлюки, завершив обучение, получали церемониальные шаровары, подобно тому как западные воины опоясывались рыцарским поясом. Наконец, и те и другие высоко ценили мученичество: сутью их призвания была готовность погибнуть в служении Богу и священной войне.
Различало же их то, что орден тамплиеров не стал государством. Некогда мамлюки составляли личную гвардию халифов, а теперь они сами правили землями от Каира до Дамаска, разрабатывали военные операции и проводили собственную политику. Халиф Аббасидов в Каире был марионеткой мамлюкского султана. Военная элита взяла управление в свои руки.
Тамплиеры, напротив, несли вместе с госпитальерами и Тевтонским орденом все более тяжкое бремя защиты латинских государств в заморских землях. Они содержали крепости, участвовали в сражениях, неся большие потери и оправляясь от них, и финансировали оборону христианских земель за счет своих домов и владений в Европе. Все это давалось непросто. Собирать новый крестовый поход никто на Западе не намеревался, заочное правление Гогенштауфенов привело к непрекращающимся распрям среди баронов Востока, а территории христианских государств, с которых можно было получать налоговые поступления, неуклонно сокращались, и потому защищать города и крепости становилось все сложнее. Безопасность латинских государств зависела теперь только от военных орденов, но они, в отличие от мамлюков, оставались слугами, подотчетными папскому престолу и связанными политическими устремлениями королей западного христианского мира. До определенной степени военные ордены могли и продолжали проводить собственную политику и заключать союзы по своему усмотрению, нравилось или не нравилось это королям. Однако они не были неуязвимы, на что папа Климент IV указал магистру Тома Берару в письме от 1265 года. Недовольный поведением маршала ордена Этьена де Сиссея, папа сделал внушение главе тамплиеров: «Если бы Церковь отняла, всего на мгновение, свою длань, защищающую вас от прелатов и светских правителей, вы никоим образом не смогли бы устоять перед натиском этих иерархов и силой государей». Орден был богат, независим и уверен в своих силах, но по-настоящему автономен он не был. В далекой Балтии, на северо-востоке Европы, Тевтонский орден благодаря покровительству Гогенштауфенов начал создавать свое государство, которое раскинется от Пруссии до Эстонии. Но у тамплиеров ничего подобного не было и никогда не будет.
* * *
В 1268 году Бейбарс нанес еще один удар по ослабленному Иерусалимскому королевству. Весной он вышел из Египта и 17 марта атаковал Яффу, которая сдалась через полдня. Султан отметил взятие порта Иерусалима тем, что захватил заветную реликвию горожан – главу святого Георгия. Все завершилось уже привычной картиной: христиане штурмуют стоящие в гавани корабли, и те отплывают на север в поисках безопасных мест. А таковых оставалось совсем немного. После падения Яффы ниже по побережью за Акрой в руках христиан был теперь только замок тамплиеров Шато-де-Пелерин.
Однако Бейбарс вновь решил, что Шато-де-Пелерин подождет, и обратил свой взор на еще одну цитадель тамплиеров: замок Бофор к востоку от Тира в графстве Триполи, построенный на скалистом выступе и обнесенный двойным кольцом укреплений. Тамплиеры захватили эту крепость в 1260 году и достроили ее оборонительные стены. В другое время они удержали бы Бофор с легкостью, но весной 1268 года братья ордена были морально подавлены и значительно уступали противнику в численности. Через две недели после появления Бейбарса гарнизон крепости запросил мира и выразил готовность сдаться в плен при условии, что женщины и дети из близлежащих деревень, укрывшиеся в замке, смогут беспрепятственно уйти в Тир. Бейбарс согласился, оставил в крепости своих людей, разрушил новые стены, построенные тамплиерами, и продолжил путь на север, к владениям Боэмунда VI Антиохийского, заключившего союз с монголами.
К этому времени султану достаточно было лишь пройти со своим войском близ христианского города или замка, чтобы его жители поспешно бежали, моля о пощаде. Услышав, что Бофор пал, тамплиеры Тортосы и Шато-Блана отправили к мамлюкам посольство с просьбой не уничтожать их крепости. Бейбарс согласился при условии, что ему будет сдано без боя прибрежное поселение и крепость Джабала в Антиохийском княжестве. Переговоры с Бейбарсом вел прецептор Тортосы Матье Соваж, который в течение предыдущих трех лет сумел установить с султаном довольно хорошие отношения, хотя и основанные на соглашательстве и уступках. Он передал Бейбарсу владения тамплиеров в Джабале, и госпитальеры, с которыми орден делил город, вскоре последовали этому примеру.
Сопротивление таяло. К началу мая Бейбарс достиг Антиохии и осадил ее. Правитель великого города Боэмунд VI был в Триполи, а без него жители могли думать только о спасении своих жизней. «[Горожане] оказали мало сопротивления», – писал «тамплиер из Тира». Тем не менее к ним не проявили снисхождения. «Когда город был взят, больше семнадцати тысяч человек, находившихся в нем, убили и больше ста тысяч, как церковников, так и мирян – мужчин, женщин и детей, – увели в рабство». Эти цифры преувеличены, но жестокость – нет. Мамлюки заперли ворота Антиохии и прочесывали улицы, убивая, порабощая и грабя, так что потом у них ушло два дня только на то, чтобы разделить добычу. Из подожженной цитадели огонь перекинулся на дома, и вскоре один из величайших городов восточного христианского мира – первый завоеванный крестоносцами в Сирии в 1098 году – обратился в пепел.
С взятием Антиохии Боэмунд VI без боя лишился одного из своих титулов. С утратой города перестало существовать и княжество, и его оборонительные замки быстро стали ненужными. Часть из них принадлежала тамплиерам, и им не оставалось ничего, кроме как покинуть свои крепости. С 1130-х годов орден охранял горные перевалы хребта Аман, соединявшие Малую Азию и северо-запад Сирии. Теперь, спустя больше чем столетие, тамплиеры просто ушли, бросив замки Рош-де-Руссель и Гастон (Баграс). Последний был описан Имад ад-Дином как «высящийся на неприступной вершине… опоясанный туманом, укутанный в облака, подвешенный к солнцу и Луне… возжелавший его не мог его получить; тот, кто поднял глаза на него, не мог оторвать взгляда». Однако Бейбарсу замок достался без усилий. Ключи от ворот ему вручил брат по имени Ги де Белен, который по собственной инициативе отправился к султану заключать мирный договор, пока остальные братья, ничего не подозревая, вкушали трапезу.
После этого надежды отстоять крепость не осталось. Братья покидали Гастон в такой спешке, что не успели уничтожить все свое снаряжение, за что их командир позже был наказан в Акре. Магистр Тома Берар собрал совет и приговорил дезертиров к суровому наказанию: на год и один день они лишались привычного образа жизни и должны были есть на полу с собаками. Этот случай был описан и дополнил по крайней мере одно издание официального устава тамплиеров, причем наказание было сочтено исключительно мягким.
* * *
К 1268 году Бейбарс стер с лица земли Антиохийское княжество и лишил Иерусалимское королевство его владений в Палестине. Оставались лишь графство Триполи и островное христианское королевство Кипр. Латиняне Востока были на грани истребления. Без подкрепления с Запада они не пережили бы еще одного продолжительного вторжения мамлюков. Тем не менее правители Запада больше не грезили крестовыми походами. Французский поэт Рютбеф написал «Плач по Святой земле» – произведение, в котором порицал своих соотечественников за пренебрежение Иерусалимом и сожалел об отсутствии современных героев, способных внять примеру рыцарей Первого крестового похода. «Вместо этого они позволят бедуинам захватить Святую землю, которая была отнята у нас за наши грехи, – писал он. – Татары идут… чтобы уничтожить все: мир подходит к концу… и не будет никого, кто защитил бы его».
Однако конец все-таки был отсрочен прибытием двух небольших крестоносных миссий с Запада. Обещанного второго пришествия Людовика IX так и не произошло; вместо этого французский король решил отправиться в Северную Африку, в Тунис, и там дизентерия, наконец, сгубила его. Это произошло в 1270 году. А в октябре 1269 года в Акре высадилась армия двоих незаконнорожденных сыновей Хайме I, короля Арагона, которые рассчитывали выступить против Бейбарса совместно с монголами, но первая же встреча с мамлюкской армией закончилась их полным уничтожением.
Второе войско крестоносцев под командованием лорда Эдуарда, старшего сына и наследника английского короля Генриха III, прибыло в 1271 году, в сопровождении военных орденов предприняло несколько маршей в направлении Иерусалима, но в следующем году отправилось обратно, одержав победу всего в нескольких небольших сражениях. Единственным долгосрочным достижением Эдуарда стало заключение десятилетнего мирного договора, который позволял удерживать Акру и несколько прибрежных крепостей до тех пор, пока не прибудут гораздо более крупные силы крестоносцев с Запада или латиняне Востока не сумеют каким-то образом восстановить свои силы настолько, чтобы сохранять их без посторонней помощи. Однако и то и другое казалось маловероятным. Во время этого краткого всплеска крестоносного движения Бейбарс продолжал свои завоевания, захватив в апреле 1270 года мощную крепость госпитальеров Крак-де-Шевалье и в июне 1271 года цитадель Тевтонского ордена Монфор.
Через одиннадцать месяцев после падения Монфора, в апреле 1272 года, при посредничестве Эдуарда был заключен мир, и это положило конец безжалостным вторжениям Бейбарса на франкские территории. Султан прожил еще пять лет и умер загадочной смертью, вероятно от отравления, 1 июня 1277 года. Его правление изменило облик Святой земли. Это было тяжелое время для всех франков, но особенно для тамплиеров, которые лишились и многих братьев, и некоторых из своих лучших крепостей, и славы непобедимых воинов. В противостоянии мамлюкам они оказались так же беспомощны, как и госпитальеры, и тевтонцы – и это припомнили им, когда люди начали искать причины распада и утраты христианских королевств Востока.
В 1273 году Тома Берар скончался, и на его место был избран Гийом де Боже, командор Сицилии. Гийом отложил поездку на Восток, чтобы посетить собор, созванный папой Григорием X летом 1274 года. Нам он известен как Второй Лионский собор, а обсуждались на нем планы противостояния Бейбарсу. После собора Гийом смог отправиться в Акру, откуда 2 октября 1275 года сообщил о своих первых впечатлениях Эдуарду, теперь уже королю Англии. Он писал:
Мы нашли землю и ее жителей почти совершенно безутешными, а дом Храма слабее, чем когда-либо в прошлом: еды не хватает, есть много расходов, доходов же почти нет… все имущество братьев… было разграблено могущественным султаном. И доходов из-за моря не может быть достаточно, чтобы мы выжили; мы несем бесчисленные расходы на защиту Святой земли и укрепление еще оставшихся замков. Мы опасаемся, все это приведет к тому, что мы не исполним свой долг и оставим Святую землю в запустении. Поэтому мы просим Ваше величество принять меры, чтобы потом нас нельзя было обвинить, если случится непоправимое.
Магистр Гийом де Боже не знал этого, но он написал королю Англии больше, чем прошение. Он послал ему пророчество.