Известно, с какой серьезностью Печерский относился к своей миссии – быть свидетелем Катастрофы. 27 марта 1962 года он выступал свидетелем в прямом – юридическом – смысле этого слова.

Он рассказал суду об устройстве лагеря, о том, что “рабочие команды из числа евреев охранялись вахманами – предателями из числа русских и украинцев. Они помогали немцам-фашистам истреблять людей”. Хотя Александр Печерский не смог опознать и изобличить никого из обвиняемых, тем не менее его неизвестное доныне свидетельство представляет несомненный интерес. Принято считать, что в отличие от других лагерей смерти в Собиборе убивали исключительно евреев. Это подтвердил Френцель, отвечая на вопросы Томаса Блатта: “Поляков там не убивали… Цыган там не убивали… Русских там не убивали… Только евреев, русских евреев, польских евреев, голландских евреев, французских евреев”. Со сказанным расходятся показания Печерского, его утверждение о прибывших с ним в одном эшелоне троих русских. Еще один выживший заключенный Дов Фрайберг, свидетельствуя на процессе Эйхмана в Иерусалиме, на вопрос: “Только ли евреи доставлялись для уничтожения в Собибор?” ответил: “Я помню один случай неевреев. Это был эшелон с цыганами”. Этот вопрос – о составе жертв Собибора – еще требует уточнения.

“Процесс был закрытый, и там был всего один день. Судили в здании КГБ в одной из комнат, которую оборудовали под зал заседаний, – рассказывал Печерский в письме Валентину Томину в ответ на его вопросы о киевском процессе. – В зале никто не присутствовал, за исключением свидетелей, которых вызвали на данный день, и то не все сразу зашли. Меня допросили первого”. К письму приложен рисунок – сделанная им схема зала, по ней видно, где сидели обвиняемые, суд, защита, прокурор.

Чем объяснить, что подавляющее большинство из множества процессов над фашистскими пособниками закрывалось для публики? Во-первых, власти не хотели демонстрировать масштабы коллаборационизма среди граждан СССР, во-вторых, раскрывать национальность основных жертв, поскольку во многих случаях обвинение касалось участия в массовых убийствах “лиц еврейской национальности”.

Нельзя не отметить роль советских карательных органов в преследовании тех, кто сотрудничал с карательными органами Германии. На протяжении целых 40 лет, с самых первых дней освобождения оккупированной немцами территории и до последних дней существования СССР, безостановочно велся их розыск. Разумеется, не стоит впадать в другую крайность: мол, советские чекисты только тем и занимались, что искали военных преступников. Но так было, как было и преследование “диссидентов”, “отказников” и прочих. Применительно к теме моего повествования интересен парадокс: КГБ одной рукой “держал и не пущал” евреев, а другой – наказывал их обидчиков и преследователей.

В 10 часов утра 27 марта 1962 года в здании КГБ УССР открылось очередное заседание суда, на котором Печерский был допрошен из вызванных на этот день свидетелей первым, и ему разрешили остаться до конца дня в зале, закрытом для публики.

В письме к Томину он упомянул одно из впечатлений этого дня: “Обвиняемые вели себя внешне спокойно, даже смеялись при допросе одной из свидетельниц, когда она не узнала среди них того, с кем была в близких отношениях”.

Я читал материалы дела и знаю, кого допрашивали в этот день – девушек, угнанных из Украины в Германию в начале 1943 года. Их было несколько десятков, привезенных в феврале 1943 года из Днепропетровской области в лагеря для вспомогательной работы. Доехали они только до Польши, в Собиборе и Треблинке работали на кухне, готовили, подавали в столовой для немцев. В свободное время встречались с вахманами. Тем из лагерных охранников, кто служил на территории Польши, в этом смысле повезло. Часть лагерей находилась на территории рейха, где “травникам” было запрещено под страхом смерти общаться с немецкими женщинами. В 1944 году специально для них были организованы бордели, в частности в Бухенвальд из женского концлагеря Равенсбрюк были доставлены польские женщины, принужденные к проституции.

От вахманов женщинам-свидетелям на киевском процессе было известно то, что происходило в лагере Треблинка. “Егерь, с которым я находилась в интимных отношениях, рассказал мне о газовых камерах, – свидетельствовала Анастасия Гребень, 1925 года рождения, из Перемышля. – Трупы сжигали, запах распространялся на десятки километров”.

“Мы слышали крики и плач детей, но не видели эшелоны, которые приходили на территорию, обнесенную высокой оградой с колючей проволокой и замаскированной ветками. Иногда спрашивали знакомых вахманов, которые приходили к нам в барак, что происходит в лагере. Они нам отвечали – сами увидите”.

“Знакомые вахманы посещали барак, в котором проживали я и другие девушки. Вахманы часто бывали пьяные”, – говорила Александра Береза-Кирпа, 1918 года рождения, из Днепропетровской области. Деньги на выпивку у них водились. “Часть ценностей, отобранных у жертв, – как написано в приговоре, – присваивали себе вахманы, на которые они систематически пьянствовали и вели развратный образ жизни”.

Молодые женщины не могли не знать, что происходило в нескольких десятках метрах от места их работы. Они слышали крики обреченных, выстрелы, дышали смрадом сжигаемых тел. Украинские подруги вахманов были прекрасно осведомлены о судьбе бывших владелиц золотых или серебряных украшений, ювелирных изделий, денег – всех тех подарков, которые женщины во множестве получали от своих ухажеров.

“Я дружила с вахманом Марченко (тем самым, что подавал газ), – продолжала Александра. – Когда он бывал пьяным, рассказывал мне, что собой представляют газовые камеры. Они устроены в виде душевых кабин, как бывает в бане. Эти камеры набивались людьми, после чего по трубам вместо воды подавался отработанный газ”. Иван Марченко был тем злодеем, который открывал вентиль. Знакомое имя, не так ли?