Часть 31

Сегодня мы все – те, кто начинал это дело и те, кто присоединился к нам позже и стал неотъемлемой частью группы – собрались в той зале дворца, в которой крымские ханы раньше собирали свой диван, то бишь Совет Министров. В центре большого округлого помещения в очаге горит огонь, который обогревает и освещает помещение. Вокруг Очага на мягких коврах по-татарски расселась наша магическая пятерка: Ваш покорный слуга, Ника-Кобра, Анна Сергеевна, которая Птица, Дима-Колдун и Анастасия. А вокруг нас по кругу стоят: отец Александр, моя супруга Елизавета Дмитриевна с нашим сыном на руках, бойцы моей спецгруппы вместе со своими женами (слава Отцу, все живы и здоровы), Гретхен де Мезьер, Антон-танцор, Ася-Матильда, Митя-Профессор, Яна-Зайчонок и Ув. Он тут единственный, кто не начинал с нами в мире Подвалов Мироздания. Бойцы моей группы в полном вооружении, так же как Ника-Кобра, Агния и Гретхен де Мезьер. Так надо. На лицах собравшихся, таких внимательных и сосредоточенных, играют отблески огня; все затаили дыхание, ибо здесь и сейчас будет вершиться великое таинство… И вот последней, как всегда, нежданно, без приглашения и извещения приходит Лилия – девочка, которая ходит сама по себе и гуляет где вздумается, но всегда оказывается в самом нужном месте. Всё, все в сборе!

Дело в том, что сегодня нас здесь собрал Дмитрий-Колдун, который сказал, что пришло время попытаться нащупать двери в следующие миры. Отец Александр при этом подтвердил, что Отец Небесный тоже считает наше задание выполненным и даже перевыполненным (за счет Генриха IV, который теперь устроит Европе веселую жизнь), а значит, не имеет ничего против нашего перехода в следующий мир. Но просто так двери «наверх» не открывались. Даже для того, чтобы открыть первый по порядку проход, требовалось приложить усилия всей пятерки, да и моральная поддержка ближнего круга тоже будет не лишней. Короче, открываем портал, как в первый раз в мире Подвалов в кругу вокруг костра, соединяя свои силы в один кулак. Надеюсь, на этот раз никакой тираннозавр не сунет через открывшийся портал к нам свою башку. Хотя о чем это я – тираннозавры остались далеко внизу; тут, наверху, бывают только люди, хотя они порой страшнее любых хищных ящеров.

Ну вот и все – связи в пятерке активированы, ключ вставлен и повернут (теперь мне для этого не надо класть руку на рукоять меча, он сам чувствует мои желания), и Дима-Колдун начал перебор мировых нитей в поисках той, которая подастся при натягивании и откроет окно. А поддается нить тогда, когда мир находится в неустойчивом равновесии накануне каких-то грозных событий, и мы, применив данную нам силу, можем и должны сделать его лучше. Вот лицо Колдуна становится напряженным, как будто он тянет из реки доку с крупной, отчаянно сопротивляющейся рыбой – и все мы (в первую очередь я и Кобра) бросаемся ему на помощь…

Ощущение такое, будто вручную приходится открывать приржавевшую несмазанную дверь в какое-нибудь заброшенное противоатомное убежище или командный бункер. Страшенный скрип, невероятные совместные усилия. Что это за такой мир, с трудом поддающийся одновременно приложенным усилиям самого настоящего бога войны и мага огня высшей категории «Темная Твезда», имеющей практически неограниченный энергозапас? Да и остальные маги из нашей команды тоже не просто погулять вышли.

– Это мертвый карман, – с громыхающими нотками в голосе отвечает отец Александр на невысказанный вопрос, – мир, который в очень короткий срок пережил очень бурные пертурбации, причем не из-за влияния извне, а за счет собственных ресурсов. Из-за этого он оказался энергетически истощен, и теперь желает, чтобы его оставили в покое. Это не основное ваше задание, просто я вижу, как вы, выполнив предыдущую работу, изнываете от безделья. Вот даже забытого мною Генриха IV приспособили к делу, чем ускорили скорость сдвига этого мира в правильном направлении. Но межмировые каналы, ведущие в верхние миры, наполняются энергией очень медленно, и этот мир в мертвом кармане тоже тому причина.

В этот момент над огнем образовалась просмотровая сфера диаметром около двух метров. Зима, метель, то ли утро, то ли вечер, одним словом серо-сиреневый полумрак, улица какого-то русского городка, с едва угадывающейся за дымкой деревянной церковью с куполами-луковицами, деревянными домишками с одной стороны и деревянным же длинным забором с другой – Россия, то ли семнадцатый, то ли восемнадцатый, а может, и девятнадцатый век.

– Так, Святый Отче, – сказал я, – назови, пожалуйста, год и изложи задачу. Быть может, нам надо будет разгромить шведов под Нарвой, или на сто или пятьдесят лет раньше разгромить турок с татарами, убрав угрозу от южных рубежей, или…

– Не трудись в догадках, Артанский князь Серегин, – остановил меня Небесный Отец, – Для выполнения моего нового задания большая армия тебе не понадобится. Там, куда ты смотришь, по вашему счету идет конец января одна тысяча семьсот тридцатого года. И вопрос в этом мире опять скорее политический, чем военный. В настоящий момент в Москве, в Лефортовском дворце, умирает от оспы последний из Романовых, наследующих основателю династии Михаилу Романову по мужской линии. Впереди воцарение Анны Иоанновны, бироновщина, бабий век, фавориты с куртизанами и прочее, прочее, прочее, вплоть до воцарения через тридцать с лишним лет Екатерины Великой, которая, конечно, тоже слаба на передок, но при этом блюдет государственные интересы. Но не мне тебя учить – для того, чтобы как можно скорее открылся путь наверх, вам нужно предотвратить появление бироновщины и прочих негативных явлений и вместо того создать условия для дальнейшего стабильного поступательного развития России. На этом у меня все, прощайте.

Отец Александр замолчал и я стряхнул с себя налет оцепенения. Значит, вот какой Северный Олень подложен нам Небесным Отцом… Как говорится, от чего бежали, к тому и вернулись – никаких тебе подвигов и героических походов, а одни интриги, интриги и еще раз интриги. Но мне грех роптать, ненужного или неважного дела Небесный Отец мне не поручит. Сказано заниматься интригами, будем заниматься интригами, прикажут ловить шпионов, будем ловить шпионов, потребуется разгромить вражескую армию, будем громить вражескую армию – и неважно, кто попадется под горячую руку: немцы, шведы, англичане, французы, турки или поляки.

– Значит так, товарищи, – сказал я, – вот мы и приплыли. Обещанный девятнадцатый век пока откладывается. У кого есть соображения по сущности только что поставленной задачи? Само собой понятно, что Анну Иоанновну со всей ее нищебродской Бироновской камарильей допускать к престолу нельзя ни в коем случае, но какие у нас есть альтернативы?

– Если там, – сказала Анастасия, кивком указав на просмотровую сферу, – идет январь тысяча семьсот тридцатого года, то следующим по порядку императрицам Елизавете Петровне всего двадцать лет с хвостиком, и она считается одной из первых красавиц России, а будущей Екатерине Великой, ныне принцессе Фике, нет еще и года. Что же касается самого Петра II, то о нем в мои времена было известно очень мало. Государственными делами не занимался, в основном тратил время на охоты и девок. Государство при нем было запущено, а указы за императора своей рукой подписывал его дружок по шалостям Иван Долгорукий. Сам же император был до крайности ленив, учиться не любил и единственное, к чему лежала его душа, так это к должности псаря. Но, наверное, если он и так умирает от оспы, все это уже не имеет большого значения, ибо дальнейшая его должность, как и в нашем мире, называется «покойник».

– Оспа-шмоспа, – пренебрежительно произнесла Лилия, – если будет надо, то доставим его к Фонтану в мире Содома и вылечим от чего угодно, хоть от чумы, осложненной шизофренией и поносом с кашлем. Другой разговор. надо ли его лечить и от чего. Быть может, его надо вылечить от жизни, чтобы он зазря не мучился и не коптил небо…

– Ну, – сказал я, – от жизни мы его и сами можем вылечить, без всякой твоей помощи. А вот вопрос, надо его лечить или нет, необходимо обсуждать отдельно.

– Да как вы можете, – возмутилась Птица, – обсуждать умирающего ребенка, когда он мучается и стонет от жара, теряя последние силы? По сути, он еще совсем мальчик, и было несправедливо, чтобы на столь хрупкие плечи упал груз, который по силам далеко не каждому взрослому…

– Ладно, Птица, – сказал я, – уймись. Вреда мы ему причинять не собираемся, а спасать будем только в том случае, если увидим, что с этого пацана будет прок для Государства Российского. Вопрос на данный момент стоит следующим образом – или мы, не останавливаясь ни перед чем, спасаем Петра II и работаем с ним или возводим на престол цесареву Елизавету Петровну, во время правления которой государство Российское все же усиливало свою мощь, пусть и недостаточными темпами.

– Тогда, – сказала Кобра, вставая, – пусть Анна Сергеевна сама посмотрит на этого юного деятеля и выдаст свое разрешение. А то языком слова разговаривать все горазды, а как доходит до дел, все, кроме самых что ни на есть энтузиастов, сидят в кустах.

На «ту сторону», в 1730 год, «смотреть» на находящегося при смерти Петра II мы отправились полным составом своей «пятерки» плюс отец Александр и Лилия. Анастасия напросилась идти с нами в последний момент. Все же этот умирающий от оспы вьюнош был ей пусть и очень дальним, но родственником. Для сопровождения Серегин взял с собой взвод первопризывных амазонок в полной тяжелой экипировке при супермосиных, под командованием Змея и Агнии – так сказать, свою личную лейб-гвардию. Конечно, такой эскорт с точки зрения обеспечения нашей безопасности является, мягко выражаясь, избыточен. Возможностей одних только Ники и Серегина как бога войны хватит, чтобы обратить в дымящиеся руины и сам Лефортовский дворец, и его окрестности. Эскорт нужен для того, чтобы показать всем, что это не тать лезет с черного хода, а идет самовластный и полноправный Божьей милостью великий князь Артанский Сергей Сергеевич Серегин.

Правда, особо мы там маршировать не собирались и высадились прямо в императорской спальне. Но, против всяких ожиданий, никакой толпы лекарей, слуг, лакеев, мамок и нянек подле постели болящего императора не наблюдалось. Петр II, самодержавный владыка крупнейшего по территории государства на планете, умирал почти в полном одиночестве. Последние часы и минуты императора скрашивала только девка-замарашка, закутанная в тряпье невероятной ветхости, которая меняла мокрые холодные тряпки, возлагаемые на чело смертельно больного. Эта девка при виде ввалившихся прямо в спальню двух десятков до зубов вооруженных девиц и нескольких важных господ только пискнула и сжалась в комок; умирающему императору было все равно, а Сергей Сергеевич при виде этой картины выругался, не стесняясь присутствующих тут же дам и детей.

Все было ясно. Все те, кто должен был помогать императору в борьбе с болезнью и умерять его телесные и духовные страдания, покинули его из опасения заразиться ужасным недугом. Неблагодарные твари, как выразился Серегин. В первую очередь, это Долгоруковы, нахватавшиеся от молодого императора милостей и при первых признаках опасности покинувшие своего благодетеля. А ближайший друг, фаворит и наперсник Петра Иван Алексеевич Долгоруков, даже подделал подпись царя на подложном завещании, в котором наследницей трона называлась сестра Ивана и невеста царя Екатерина Долгорукова. Предъявить это завещание после смерти Петра Долгоруковы так и не решились, но оно всплыло восемь лет спустя, когда во времена императрицы Анны Иоанновны большая часть клана Долгоруковых была вырублена под корень (в буквальном смысле) за попытку узурпации государственной власти. Но за такие штуки по головке не гладят ни в одном времени и ни в одной стране мира. Кстати, если Петр II здесь и сейчас лежит на смертном одре, то там, в доме у Долгоруких, Иван хвастается перед отцом подписью на поддельном завещании.

Но для меня сейчас главное совсем не это. Разборки с Долгоруковыми (а без этого поставленную перед нами задачу не решить, кого бы мы ни сажали на трон) – это дела Серегина и, в крайнем случае, Ники. Почему Ника в крайнем случае? А потому что после того как она закончит выяснение отношений, от «клиента», как правило, остается только горсть пепла или, в лучшем случае, равномерно обжаренная шаурма. Для того чтобы получилось как с мокшанской царицей Нарчат, Ника должна испытывать к этому человеку немалую личную симпатию и желать его перевоспитать, а не уничтожить. А какая же симпатия может быть у Ники по отношению к Долгоруковым? Прохвосты они все подряд, каких наша магиня огня не переносит настолько, что сразу как встретит, тут же обращает в пепел.

Мое дело сейчас подойти к ложу умирающего императора и просканировать его сознание. Должно же там хоть что-то остаться от этого сознания, несмотря на болезнь. Но сколько я ни пыталась поймать взгляд умирающего, все время натыкалась на серую ватную пустоту – такое ощущение, что мозг уже полностью отключился и бесчувственное тело из последних сил борется с остатками болезни само по себе.

– Токсическая энцефалопатия, – вполголоса сказала подошедшая ко мне сзади Лилия, – я даже не знаю, что и делать, чтобы облегчить его состояние, потому что в этом мире нет магии даже просто для того, чтобы вылечить обычный насморк.

– Тогда, – сказала я, – мы должны забрать его с собой, вылечить его и только потом задавать вопросы, что и почему им было сделано не так. В конце концов, имейте же вы совесть и не сравнивайте этого мальчика с собой, ведь он рос без отца и матери, при полном небрежении всех родных и близких, включая его великого деда. А как только тот помер, так ребенка, как блохи больного звереныша, облепили всякого рода проходимцы и прочие любители дармовщины – Остерманы, Меншиковы, Долгоруковы и прочие. Нет, вы как хотите, а я находясь в своем праве прощать всех малых, слабых и бессильных, дарованном мне Отцом, прощаю этого вьюноша за все, что сделал он вольно или невольно, ибо не ведал он что творил. В конце концов, он ровесник моим гаврикам и мне его жалко. Аминь!

Произнеся эти слова, я коснулась указательным пальцем середины покрытого мелкими язвочками лба умирающего; раздался тихий звон, будто хрустальный бокал задели вилкой или ножом, лицо больного чуть порозовело, дыхание выровнялось, а девка в рубище уставилась на меня, открыв рот. В этот же момент я почувствовала дикую усталость, будто сама, на своих хрупких плечах втащила на пятый этаж мешок картошки, и ноги мои подкосились, но меня тут же с обеих сторон поддержали две налитые мускулами амазонки.

Надо отдать должное Сергею Сергеевичу – но пришел он в себя почти сразу.

– Значит, так, – сказал наш бессменный командир, – слушай мою команду. Сейчас мы хватаем Птицу и пацана и организованно отступаем на исходные позиции, откуда без промедления следуем в тридевятое царство. И не забудь служанку, чтобы нам не пришлось снимать ее с дыбы, ибо местные служители безпеки будут крайне настойчиво выпытывать у нее то, чего она не знает и знать не может. А теперь швыдче, швыдче, цигель, цигель ай-лю-лю.

Едва Серегин закончил говорить, как амазонки пришли в движение, подхватили меня, бесчувственного императора Петра II и его служанку-замарашку, после чего снова открылся портал и мы пошли, почти что побежали, по цепочке межвременных тоннелей. Из мира Петра II в мир Смуты, из мира Смуты в мир Славян, а уже оттуда в мир Содома. При этом спешка обуславливалась тем, что наш главный пациент мог в любой момент испустить дух, и в такой ситуации на счету действительно каждая минута.

И только погрузив обнаженное тело Петра II в ванну с магической водой, мы с Лилией смогли вздохнуть с превеликим облегчением. Наш пациент был жив, и теперь его жизни уже ничего не угрожало – ни оспа, ни осложнившая течение оспы пневмония, ни изрядная толика яда, которая, как доложил дух фонтана, тоже имела свое место в крови этого невинного мальчика.

Со всем остальным, то есть с Верховным Тайным Советом, Остерманом, Долгоруковыми и прочим брались разобраться Сергей Сергеевич и Ника. Нужно было придержать царское место незанятым, пока мы боремся за физическое и, самое главное, морально-психологическое состояние Петра II. А то мы его подлечим, позитивно реморализуем, приготовимся вернуть на трон – глянь, а там уже сидит какая-нибудь Анна Иоанновна. Такого афронта допускать никак нельзя. Кроме того, было бы неплохо забрать к нам тетушку Петра, цесаревну Елизавету Петровну. Не исключено, что, пока мы тут возимся с Петром, со следующей по очереди наследницей могут произойти определенные неприятности вплоть до летального исхода. Да и просто воспитательную работу провести необходимо, ведь Елизавета девушка разумная и сможет немало помочь в позитивной реморализации того же Петра, на которого она имеет большое влияние. А в ближнем окружении Елизаветы, кстати, не прохвосты и прохиндеи, как у некоторых, а будущие крупные политические деятели и дипломаты. Да и сама она, несмотря на репутацию ветреной красотки и отсутствие систематического образования, тоже не без ума, и поэтому сможет извлечь из знакомства с нами немало полезного. К тому же если оправившийся Петр выкинет такой же финт ушами, как и спасенный нами Федор Годунов, отказавшись от трона, то у нас будет возможность на ходу переменить кандидатуру в государи Российской Империи.

После того как малолетний болящий император был извлечен со смертного одра, мы навестили родовое гнездилище Долгоруковых. Поскольку после первого раза портал в этот мир стал открываться без особых усилий, не требуя присутствия всей магической пятерки, то женщин и детей мы оставили дома. Пошли только я, Кобра и отец Александр, не взяв с собой даже Лилию. Когда Птица спросила меня – а как же, если что? – то я обещал, что если это «если что» наступит, то я сам стану для Долгоруковых тем самым доктором. Хотите – проктологом, хотите – патологоанатомом!

И ведь не зря обещал. В тот момент, когда мы прибыли, как и подозревали историки, Петров, лепший друг Ванюша, как раз хвастался перед отцом Алексеем Григорьевичем и двоюродным дядей Василием Лукичом поддельным завещанием, провозглашающим императрицей его сестру Катьку. И тут, значит, объявился я со своей «зондеркомандой» и давай шуровать. Сказал «Слово и дело» – и понеслось. Мой эскорт на этот раз был настроен не для парада, а по-боевому и наполовину состоял из бойцовых лилиток, которых хлебом не корми, а дай отлупить каких-нибудь господских подхалимов. Поэтому, пока мы с Коброй и отцом Александром на господской половине разбирались с хозяевами, начавшую сбегаться на шум дворню, первопризывные амазонки и бойцовые лилитки без всяких скидок принялись лупцевать ногами и прикладами супермосиных. Ибо нефиг. Если ты лакей, то сиди под лестницей и не отсвечивай, а не лезь в драку, иначе будешь светить фонарями с обоих глаз сразу.

Досталось, кстати, и Ваниному папе Алексею Григорьевичу. Ну какого черта он схватился за шпагу, если ни одного дня не прослужил в армии и брал только уроки галантного ношения сего неотъемлемого для дворянина предмета, а отнюдь не его практического применения. В результате я отобрал у Алексея Григорьевича эту опасную штуку, сказав, что так можно и порезаться, и скрутил ее в штопор магией бога войны. На это меня хватило. Попутно я, кажется, вывихнул Ваниному папе пальцы, но это ничего. До эшафота заживет.

Самого Ваню при этом две лилитки с самого начала зафиксировали в исходном положении, скрутив за спиной руки и придавив к полу ногами, чтобы не брыкался. Вскоре еще одна лилитка принесла переброшенную через плечо наподобие мешка растрепанную «невесту» Катьку. Все были в сборе, пора было собираться на выход, тем более что старшие Долгоруковы наконец-то пришли в то состояние, когда они были готовы внимать любому моему слову или даже намеку на таковое, ибо даже обнаженный наполовину клинок Ареса показал такое яркое свечение, что совершенно затмил жалкие огоньки свечей.

– Значит, так, – заявил я им, – малолетний государь Петр II сейчас находится под моей опекой на излечении от оспы в одном из моих владений. Кто протянет руки к трону – оторву нахрен и скажу, что так и было. Кроме этого, для получения гарантий приличного поведения вашей семейки мы забираем с собой Ивана с Катериной. Чуть что не так – и получите их обратно в мелко нарубленном виде. Впрочем, и вам самим тоже не поздоровится, есть у меня полномочия делать так, чтобы живые позавидовали мертвым. Если сделаете все как положено, то гарантирую вам долгую жизнь при социальном статусе не хуже нынешнего. Правда, труждаться там придется не меньше, чем здесь при царе Петре Великом, ну да вам не привыкать. И не делайте такие удивленно-возмущенные лица. После того, что вы тут натворили с этим поддельным завещанием, кто бы в итоге ни стал императором или императрицей – он или она в любом случае отправит вас всех на плаху. Так что мое предложение – это спасение для всей вашей семьи и возможность начать все с чистого листа. Два раза таких предложений не делают, так что подумайте. Если что, я могу ничего не делать и оставить ваше семейство на произвол полностью выздоровевшего и весьма озлобленного Петра Алексеевича и его регентши Елисавет Петровны, которую вы крайне недолюбливаете и она вас взаимно. Так что, счастливо оставаться.

При этих словах Долгоруковых приняло по-настоящему. На месте Алексея Григорьевича я бы за авантюру с поддельным завещанием прибил бы Ваньку на месте без суда и следствия. В любом случае Катьке на престоле не усидеть – какое бы там ни было завещание, ее прав на престол никто не признает. Ну а после провала попытки узурпации трона и в самом деле могут последовать репрессии с полной ликвидацией всего семейства. К тому же есть у меня мысль поселить Долгоруковых в Великой Артании Мира Славян, где мне позарез не хватает подготовленного управленческого персонала. После школы Петра Великого тамошние задачи старшему поколению будут на один зуб, да и младшее я тоже надеюсь куда-нибудь приспособить.

Оставив Катьку с Иваном в темнице, мы в той же компании совершили еще несколько визитов. Канцлер Головкин встречи с нами не пережил. Увидев в своем кабине внезапно возникшие фигуры, держащие в руках обнаженные мечи, светящиеся бело-голубым светом у меня и багровым у Кобры, он только беспомощно открыл рот, будто рыба, выброшенная на берег, схватился за сердце, а уже через пару минут был окончательно мертв. Страх – это еще то оружие. Видно, сильно нечиста была совесть у человека.

После Головкина мы посетили Остермана и запугали этого достойного мелкого жулика до полусмерти. В принципе, сохранение статус-кво или воцарение Елисавет Петровны ему выгодно, так что этот будет стараться не за страх, а за совесть, а там посмотрим. Самый последний из московских визитов был в дом Голицыных, когда вся Москва уже гудела о том, что, мол, появляется то тут, то там великий князь Артанский, приходит ниоткуда, уходит в никуда, и грозит ослушникам огненным мечом архистратига Михаила и кое-кто через этот страх уже преставился злой смертию.

Уже после происшествия у Долгоруковых, где битая дворня, скуля, разнесла известие о нашем визите по всей Москве, князь Дмитрий Михайлович (президент Коммерц-коллегии) и его старший брат Михайло Михайлович Старший* (президент Военной коллегии) насторожились и напрягли булки. А уж после того как «неожиданно» по неясным причинам дал дуба канцлер Головкин, их предположения переросли в уверенность.

– Апоплексический удар, – шамкая, изрек немец-лекарь, осмотрев покойного, – в сем господине накопилось слишком много дурной крови…

Вернувшись в свой особняк, братья правильно рассудили, что чему быть, того не миновать, и если что, их не спасет не только дворня, но и даже полк солдат, спрятанный в доме. Поэтому они вдвоем заперлись в кабинете у Дмитрия Михайловича, приказав прислуге вести себя тихо и не отсвечивать. И мы не обманули их ожиданий, явившись на встречу всего втроем: я, Кобра и отец Александр. Предстоял деловой разговор, и лишний шум, как и лишние люди, ему бы только повредили.

Увидев трех человек, шагнувших в их кабинет будто бы ниоткуда (при этом один из троих был православным священником), оба Голицына побледнели, переглянулись и перекрестились. Одно дело – слушать рассказы о таком происшествии, совсем другое – видеть это собственными очами.

– Итак, господа, – начал я, не давая «противнику» опомниться, – разрешите представиться – самовластный Великий князь Артании Сергей Сергеевич Серегин, он же – Бог справедливой оборонительной войны, он же специальный представитель Господа Нашего Небесного Отца по вопросам решаемым исключительно Путем Меча. Насколько я понимаю, имею честь разговаривать с князьями Дмитрием Михайловичем и Михаилом Михайловичем Голициными?

– Да это мы, – важно ответил тот, который был Дмитрием Михайловичем, – Сергей Сергеевич, не соблаговолите ли вы теперь представить ваших спутников?

– Нет ничего проще, – ответил я, – справа от меня (для вас слева) стоит отец Александр, православный священник устами которого иногда говорит Небесный отец. Услышали в воздухе во время разговора далекое громыхание или перезвон колоколов – так знайте, что к вам обращаются прямо с горних вершин. Слева от меня (для вас справа) стоит сержант моей гвардии Кобра, она же маг огня первой категории по прозвищу Темная Звезда. Если ее хорошенько разозлить, то она способна испепелить целое войско или небольшой город. Но города Кобра жечь не любит, ей жалко обитающих там кошечек и собачек, ведь они невинные божьи твари, которые не ведают что творят.

От таких слов у Дмитрия Михайловича даже застряла в глотке следующая фраза, которой он приготовился нас накормить, а я уже переходил в атаку по всем правилам:

– В связи со всем вышесказанным, должен поставить вас в известность, что имею контракт на радикальное улучшение будущего России в этом мире. Никакой Анны Иоановны на Российском престоле не будет, и никаких Кондиций подле него тоже. Ишь что удумал Дмитрий Михайлович – на триста лет раньше ввести олигархическое правление. Чтобы крупнейшие и богатейшие фамилии правили Россией, на куски раздирая ее своими сварами, а бессильный и безвластный император сидел бы не троне и не во что не вмешивался. Нет, не выйдет, господа. В России такие вещи могут закончиться только военным переворотом в пользу царствующего монарха или же, если военные оплошают и промедлят, всеобщим мужицким бунтом вроде разинского или булавинского. Государь император – фигура в России сакральная и священная, а вот Верховный Тайный Совет отнюдь нет, поэтому все, кто, подобно вам, Дмитрий Михайлович, мечтает о подобном, сами торят себе дорогу к эшафоту.

– Но постойте, Сергей Сергеевич, – вскричал Дмитрий Голицын, – император Петр II же совсем мальчишка, совершенно не способный и не желающий править, и к тому же в настоящее время смертельно больной.

– Ну, – скептически хмыкнул я, – во-первых – смертельно больной Петр Алексеевич сейчас стремительно выздоравливает, и через два-три дня будет как огурчик. Во-вторых – для полного и окончательного выздоровления я бы прописал ему хорошую порцию березовых розог перед завтраком, обедом и ужином как минимум на протяжении месяца, но кто же возьмет на себя труд пороть всероссийского императора. В-третьих – если брать по большому счету, то Петр II нужен нам только как сосуд с семенем, необходимый для того, чтобы породить следующего императора всероссийского из рода Романовых. Но и вам, господа, Тайный Верховный Совет управление Россией тоже доверять нельзя. Всего-то пять лет как умер император Петр Великий, а повсюду уже видны приметы тления и упадка. Поэтому России необходим Регент, человек кристально честный, находящийся в доверии у малолетнего Петра, а также происходящий из того же рода Романовых, потому что, если по достижении совершеннолетия Петр не сможет взять на себя власть, этот Регент, усыновив всех детей Петра, должен будет короноваться как Правитель Государства Российского. Если что, я о Петровской тетушке Елизавете Петровне, которая находится с племянником в весьма хороших отношениях и при этом собирает вокруг себя не всяких блюдолизов, а умных и способных молодых людей.

Короче, я Голицыных убедил (или, быть может, их убедил мой меч), но они согласились не предпринимать никаких шагов до возвращения императора Петра II с лечения, а там будет видно. Теперь, чтобы закрепить успех, нужно совершить еще один визит в Санкт-Петербург и немножечко похитить цесаревну Елисавет Петровну. Разумеется ради ее же собственной безопасности.

Зябкая и морозная зима 1729-30 годов насквозь промораживала маленький загородный голландский домик (дешевую имитацию каменного строения из искусно покрашенных досок и штукатурки), в котором после того как к ней охладел император Петр II, проживала цесаревна Елисавет Петровна. Молодой прапорщик Шубин, совмещавший обязанности ординарца при юной цесаревне и ее любовника, не успевал таскать охапками березовые дрова для прожорливой круглой голландской печи и большого камина; тем не менее Елизавета все равно мерзла, кутаясь в заячью шубейку.

– Тревожно мне что-то, Лешенька, – говорила она, поглядывая на заложенную массивным засовом входную дверь.

При этом у нее был такой вид, будто сейчас в дом ворвутся злые люди с ножами и топорами и поубивают всех присутствующих. Хотя на данный момент в доме присутствовали только двое – сама Елизавета и означенный прапорщик Алексей Шубин, прекрасный как юный ангел (Елизавета даже посвящала ему восторженные любовные стихи). Повинуясь какому-то предчувствию, юная цесаревна сегодня отослала всех своих немногочисленных придворных, оставшись вдвоем со своим любовником. Она бы отослала и его тоже, но он встал передней на одно колено, взял ее руки в свои ладони и смиренно произнес:

– Свет мой, Лизанька, куда же я без тебя. Куда ты, туда и я, и беде и радости и в жизни, и в смерти, я все одно буду с тобой…

Тогда Елизавета взяла его голову в свои руки и покрыла лицо поцелуями. Но тревога все одно не отпускала. После того как малолетний император Петр II, ранее питавший к своей очаровательной тетушке совсем неродственные чувства, начал к ней остывать и увлекся сестрой своего фаворита Екатериной Долгоруковой, у Елизаветы появились крайне нехорошие предчувствия. Над головой цесаревны начали сгущаться черные тучи. А когда стало известно, что ее племянник в тяжелой форме заболел оспой (гонец из Москвы гнал лошадей от станции к станции и сам, падая с ног, все же успел за трое суток), Елизавету охватил страх. Ведь согласно завещанию своего отца, а затем и матери, в случае смерти императора Петра II именно Елизавета была первой претенденткой на императорский трон; но кто там будет соблюдать формальности в послепетровской России, в которой правит Верховный Тайный Совет, сажающий императоров на трон по своему усмотрению… Сколько бы у нее ни было прав, императорского трона ей не видать, ибо почти все в этом совете ее лютые враги. Тут как бы не было хуже. Меншиков, насколько бы он ни был велик, вон, кончил жизнь в Березове, а ее, слабую красивую женщину, и вовсе могут походя убить. С ненужными претендентками на престол обязательно что-нибудь случается. И прапорщик Шубин со своей шпагой не был ней в этом деле надежным защитником. Он-то один, а убийц будет много, и наверняка у них будет бумага от кого-нибудь из Верховников, объявляющая убийц исполнителями государевой воли…

Едва Елизавета подумала об этом, как у нее по затылку пробежали мурашки, похожие скорее на хорошо откормленных мышат. Возникло ощущение, будто за ее спиной открылась дверь, из которой одновременно пахнуло и адским жаром, и райским благоуханием. Н она точно знала, что там, за спиной, нет никакой двери, а только выстывшая от холода стена, а за ней бескрайний, заметенный зимним снегом луг, на котором летом так хорошо играть в салки и скакать на лошадке. Ее рука, что поглаживала волосы любовника, приникнувшего головой к ее коленям, замерла. Любезный Лешенька поднял голову – и взгляд его уперся во что-то за спиной Елизаветы; лицо его побледнело и исказилось, а губы начали произносить слова святой молитвы:

«Отче наш, Иже еси на небесех! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли. Хлеб наш насущный даждь нам днесь; и остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим; и не введи нас во искушение, но избави нас от лукаваго. Ибо Твое есть Царство и сила и слава во веки. Аминь!»

И почти сразу же:

– Сгинь, нечистый? Сгинь, сатана, сгинь, сгинь, сгинь!

Женщина сидела ни жива ни мертва, боясь оглянуться. Но что бы там ни было за ее спиной, сгинуть оно не пожелало, и даже, более того, сочным мужским баритоном произнесло:

– Тебе что, парень, солнцем голову напекло?

– Я не парень, – хрипло каркнул любовник Елизаветы, поднимаясь на ноги и картинно кладя руку на эфес шпаги, – я прапорщик Семеновского полка гвардии дворянин Алексей Яковлевич Шубин.

– Капитан частей специального назначения и по совместительству самовластный Великий князь Артании Сергей Сергеевич Серегин, – отрекомендовался в ответ незнакомец. – Где же ты, Алексей Яковлевич, тут нечистого увидал? А ну давай посмотрим…

После этих слов раздался чуть скрежещущий звук, как будто из ножен извлекают достаточно длинную рубяще-колющую утварь для убийства ближнего – и после этого комнату, освещенную только пятью трещащими сальными свечами в шандале, залил чистый белый свет первого дня творения.

– О, Господи! – воскликнул прапорщик Шубин и, выпустив из руки эфес шпаги, брякнулся на колени.

– И опять ты ошибся, господин прапорщик, – с легкой насмешкой произнес тот, который назвался великим артанским князем, – я далеко не сам Господь, хотя служу ему своим мечом верой и правдой. А нечистого тут как не было, так и нет, а то бы я сказал ему пару ласковых. Но он, паскуда, боится меня больше, чем ведра святой воды, потому и прячется. Ну да ладно…

После этих слов раздался звук, как будто лезвие меча или шпаги снова ввели в ножны, после чего угас и яркий свет. Цесаревна приободрилась. Кто бы там ни стоял за спиной, он явно не хотел ее смерти. Но все же стоило поставить на место нахала, вломившегося в дом к молодой одинокой девушке.

– Любезный Лешенька, – сказала она своему любовнику, – дайте мне, пожалуйста, свою руку, чтобы я могла встать и глянуть в лицо этому невежливому господину, который разговаривает с вами, совершенно не обращая внимания на хозяйку этого дома.

– О, простите меня, любезная Елисавет Петровна, один момент! – воскликнул Артанский Великий князь, и цесаревна почувствовала, что кресло под ней приподнимается, оторвавшись от пола, и начинает разворачиваться «к Леше задом, ко мне передом». Прежде чем означенный красавчик Леша скрылся из ее поля зрения, Елизавета успела увидеть его широко раскрытый, в стиле «ворона залетит», рот, что выражало беспримерное удивление этого вполне достойного человека. Но, в общем-то, Елизавете было уже не до Леши, по крайней мере, в настоящий момент, потому что кресло наконец-то полностью развернулось – и она увидела то, что прежде скрывалось за ее спиной.

А там имелась дверь в стене, ведущая в какое-то иное место; причем там, за стеной, на самом деле был только заснеженный луг. Но самым удивительным было даже не это. Помимо двери, там имелся плечистый и мускулистый мужчина среднего роста, экипированный в странный чешуйчатый доспех серого цвета – очевидно, великий Артанский князь; и рядом с ним стояла таким же образом обряженная черноволосая коротко стриженая женщина, небрежно держащая на сгибе локтя длинноствольную фузею весьма причудливого вида. Взгляд у этой особы был независимый, насмешливый и малоприятный, и они с Артанским князем были как два сапога пара. А за их спинами, почти на пороге двери, переминался странный ящичек на четырех длинных суставчатых ножках, как у паука-сенокосца.

– Ну вот, – сказал Артанский князь малопонятную фразу, опуская вытянутую вперед руку, – я хоть и не магистр джедаев Йода, но тоже кое-что могу. А вы, молодой человек, уже закройте рот, чудес больше не будет. И вы, Елисавет Петровна, тоже. Предстоит серьезный разговор.

– Любезный Сергей Сергеевич, – произнесла собравшая в кулак остаток духа Елизавета, – надеюсь, что вы пришли в этот дом не для того, чтобы убить его хозяйку?

– Да Господь с вами, Елисавет Петровна, – рассмеялся Великий князь, – зачем мне вас убивать? Я вообще стараюсь пореже заниматься этим малоприятным делом и сохранять жизнь даже самым последним уродам и мерзавцам – а вы и не то, и не другое. Напротив, я хочу вас некоторым образом облагодетельствовать, если, конечно, престол Российской империи, самой большой и запутанной страны мира, можно назвать благодеянием.

У Елизаветы от волнения даже перехватило горло, и некоторое время она не могла вымолвить ни слова. Не то чтобы она рвалась на престол, совсем нет. Но в той схватке гиен, которая разыгралась вокруг трона ее отца, правым всегда оказывался победитель, хотя и само это предложение несло в себе немало опасностей.

– Я слабая женщина, – произнесла Елизавета, как только смогла справиться с волнением, – а враги мои сильны и опасны.

Артанский Великий Князь в ответ на эти слова хмыкнул.

– Верховный Тайный Совет в полном составе – разве ж это враги? – развел он руками, – да еще опасные… Неужто офицеры и солдаты в Семеновском полку не зовут тебя «матушкой» и не грозятся пойти за тобой в огонь и в воду? А ну, господин прапорщик, ответь на мой вопрос, любят семеновцы твою зазнобу али нет?

– Любят, да еще как, – зажмурив глаза, в восторге выкрикнул прапорщик Шубин, – больше самой жизни любят, тако же, как люблю ее я сам. Ты только скажи, матушка – и мы любого порвем багиникетами* в клочья, кто бы он ни был.

Примечание авторов: * багиникет – разновидность штыка, чье древко вставлялось прямо в ствол гладкоствольного дульнозарядного ружья.

– Вот именно! – подтвердил Артанский князь. – Главные и самые опасные твои враги – на Долгоруковы и не Голицыны с канцлером Головкиным; главные и самые опасные твои враги, Елисавет Петровна – это лень, женские капризы, эгоизм, безалаберность, отсутствие силы воли и необразованность. Да, действительно, можно говорить на пяти европейских языках, уметь танцевать все разновидности танцев, писать замечательные любовные стихи и при этом оставаться дикой деревенской простушкой, которую норовит обмануть каждый встречный. Учиться, учиться и еще раз учиться, как завещал нам один умный человек после того, как набил немало шишек и наломал немало дров.

– Да, – воскликнула Елизавета, – но как учиться и чему, я же совсем ничегошеньки об этом не знаю!

– Ну, знания – это дело наживное! – хмыкнул Артанский великий князь. – Идемте со мной, ваше императорское пока что высочество, и я вам все покажу и расскажу. А вы, господин прапорщик, ступайте в полк и передайте своим товарищам, чтобы они ждали с прикладом у ноги. Время действовать может наступить в любую минуту.

Как завороженная, цесаревна Елизавета Петровна встала со своего кресла, сделала шаг, другой, третий – и вместе с Артанским князем и его спутницей скрылась за дверью, ведущей неизвестно куда. Прапорщик Шубин протер глаза. Никого. Только заячья шубейка брошена у самой стены. Все выглядело так, будто дорогая Лизанька оставила здесь то, что ей будет не нужно другой жизни, ибо из-за той двери веяло жаром, как из финской бани. Встрепенувшись, прапорщик кое-как натянул зимний кафтан, нахлобучил на голову треуголку и по морозцу побежал в расположение полка выполнять поручение Артанского князя.

Цесаревна, не оглядываясь, прошла по чуть изгибающемуся деревянному коридорчику и как есть очутилась в тридевятом царстве тридесятом государстве, где было жарко, как в бане, и как в церкви воздух благоухал миррой, ладаном и чем-то еще неуловимо приятным. Вышедший следом артанский князь галантно подал Елизавете руку.

– Сударыня, – сказал он ей, – не соблаговолите ли вы составить мне компанию в прогулке по нашему прекрасному волшебному городу?

– Волшебному? – переспросила Елизавета. – Неужели?!

– Разумеется, волшебному, сударыня! – подтвердил артанский князь. – Разве же вы не чувствуете?

Елизавета, если сказать честно, чувствовала только неимоверный жар, обволакивающий ее со всех сторон будто в адской пещи, да сбегающие по спине под платьем струйки пота. Все вокруг ее дышало зноем: камни мостовой под ногами, стены домов и, конечно, висящее в небе прямо над головой ослепительно яркое солнце. Ей казалось, что она вот-вот растает подобно восковой фигурке, случайно очутившейся на каминной полке рядом с кружками глинтвейна.

– Сударь, – сказала Елизавета, – я чувствую только сжигающий меня жар, рушащийся прямо с небес. Спасите меня, или же я умру от жажды…

– Нет ничего проще, – сказал Артанский князь, подводя цесаревну к питьевому фонтанчику, в кристально-прозрачной струйке которого играли синие и фиолетовые искры, – испейте этой водицы, сударыня, но только не трогайте руками сам фонтанчик и не делайте больше трех глотков.

В его голосе была слышна такая сила убеждения, что Елизавета, послушно наклонившись с заложенными за спину руками, три раза поймала губами струю невероятно холодной и очень вкусной воды, от которой по телу сразу разбежалось ощущение приятной свежести и обдувающего кожу прохладного ветерка.

– Ой, – пискнула Елизавета, распрямляясь и утирая губы платочком (а не ладошкой, как какая-нибудь крестьянка), – эта вода действительно волшебная. Вместо жара я чувствую сейчас во всем теле удивительную свежесть и восхитительную прохладу.

– Вот именно что волшебная, – подтвердил Артанский князь, – испив этой воды, вы обзавелись своим личным заклинанием кондиционирования и теперь, пока вы находитесь у нас в тридевятом царстве, это заклинание будет оберегать вас от излишнего зноя этих мест. Многие из нас пользуются подобными заклинаниями. У вашего покорного слуги, например, такой «кондиционер» встроен в энергооболочку бога войны, а у моей супруги, как и у остальных выходцев из более прохладных миров, нечто подобное наложено на ауру. Местные же жители, точнее, жительницы, в подобных услугах не нуждаются, потому что привычны к этому жару, хотя вполне нормально переносят и ту погоду, к которой привычны мы, русские.

Елизавета оглянулась. В этот полуденный час, с заклинанием кондиционирования или без, народу на улице было немного, и за очень редким исключением это были молодые остроухие женщины семифутового роста, одетые в короткие светло-зеленые порты и такие же душегреи без рукавов, полностью открывавшие длинные мускулистые руки и ноги. На поясе у этих дам висели длинные кинжалы, а за спины на кожаных перевязях были заброшены двуручные мечи. Впрочем, встречались в толпе и аналогично одетые девушки вполне обычных пропорций – как остроухие, так и вполне себе с обыкновенными ушами. У некоторых из них на поясе висели сабли, некоторые ограничивались кинжалами, но Елизавета видела, что все они принадлежат к воинскому сословию. Женщины, или тем более девицы – воины?! От такой мысли у Елизаветы под напудренным париком начинали шевелиться коротко остриженные волосы.

– Сударь, – спросила цесаревна у Артанского князя, – скажите, пожалуйста, а кто все эти вооруженные дамы?

– Эти вооруженные дамы, сударыня, – ответил Артанский князь, – прирожденные воительницы, мои Верные, составляющие основу моего войска.

– А кто такие Верные? – растерянно спросила цесаревна. – Они что-то вроде дворян, да?

– Вроде, да не совсем, – ответил Серегин, – начать стоит с того, что этот один из нижних миров мир так пропитан колдовством и магией, что здесь возможны многие вещи, которые у нас, наверху, решаются только с помощью очень высокой науки, которая впрочем, для вас будет неотличимой от магии. Как раз с помощью магии путем соединения несоединимого много тысячелетий назад и появились порода физически мощных, неукротимых, бесстрашных боевых женщин, которые в то же время были умны и способны на самую нежную любовь и самую верную преданность. Колдун, который их создал, рассчитывал с их помощью победить своего злейшего врага, но расчет был неверен и он проиграл свою войну и был уничтожен, а воительницы остались. Кроме него, никто из местных колдунов не знал, как правильно обращаться с этими воительницами, и поэтому, создавая из них свои армии, они начали опутывать своих женщин-солдат отвратительным во всех смыслах заклинанием принуждения, которое лишало их собственной воли и делало равнодушными исполнительницами чужих приказов.

– Но это же ужасно! – воскликнула Елизавета. – Женщина – существо особое тонкое и чувствительное, и нельзя со знатными дамами обращаться как с мужицким быдлом…

– С тех пор как это произошло впервые, – сухо сказал Артанский князь, – прошла уже как минимум пара тысяч лет. Сменялись поколения, но воительницы продолжали хранить свои лучшие свойства втуне. Потом, чуть больше года назад, когда в этот мир пришли мы, местные колдуны бросили против нас свои армии воительниц, но добрая магия высших порядков, подвластная нам по воле Всевышнего, оказалась сильнее злобного низкого колдовства. Мы нейтрализовали их колдовское принуждение своим заклинанием, и обернувшееся кругом войско воительниц растерзало своих бывших хозяев-мучителей, после чего по доброй воле все поголовно принесло мне магическую клятву верности. Точнее, мы с ними взаимно поклялись в том, что я – это они, а они это – я, и что мы убьем любого, кто скажет, что они не равны мне, а я не равен им. И вы знаете, Лиза, с тех пор я ни разу не пожалел о том, что сделал. Пока стоит мир, и я и воительницы чувствуем себя совершенно свободно, но как только в воздухе начинает пахнуть какой-нибудь войной, то я сразу начинаю ощущать своих Верных как часть своего тела, тысячерукую и тысячеглазую, будто пальцы на одной руке.

– Ужасный кошмар, – покачала головой Елизавета, помахивая веером, – впрочем, я не вправе осуждать вас за то, что эти женщины убили своих хозяев, потому что и они, и вы сражались за свою жизнь. Кстати, сударь, скажите, куда мы идем и как называется то место, где мы сейчас находимся?

– Эта улица, – сказал Артанский князь, – называется Аллеей Славы и ведет она от Главных ворот к площади Фонтана. Это главная площадь в этом городе, а фонтан – не просто фонтан, а один из мощнейших источников магии этого мира, в котором живет весьма охочая до красивых дам сущность, именуемая Духом Фонтана. Некоторые дамы, попав в объятья этого магического ловеласа, остаются в них навсегда, как это случилось с французской дворянкой Жаклин де Бей, де Курсиньон, графиней де Море… Вон, смотрите, мы уже почти пришли. Вон та башня прямо напротив нас – это башня Власти, и дальше слева направо от нее башни Терпения, Мудрости и Силы. В башне Силы живут воины вроде меня, в башне Мудрости – те, кто врачует тело и душу, в башне Терпения обитают монашествующие, а башня Власти по большей части пустует, и поэтому мы поселим вас там. Правда, у этого места есть некоторые особенности, о которых мы вам, Елисавет Петровна, расскажем чуть позже. А сейчас – вон вместе со своими девочками к нам навстречу идет госпожа Анна Сергеевна Струмилина – моя, можно сказать, главная помощница. Она покажет вам ваши апартаменты, поможет разместиться, подберет вам одежду по погоде и местной моде и объяснит, что там у нас и как.

– Ой, сударь! – вдруг взвизгнула цесаревна, повисая на руке у Артанского князя и трясясь мелкой дрожью. – А кто это идет рядом с вашей госпожой Анной?! Свят-свят-свят… – она принялась мелко креститься.

– Это, – невозмутимо ответил Артанский князь, – идет госпожа Зул, дама вполне достойная, знатная и занимающая среди нас достаточно высокое положение.

– Ой, мамочки… – пролепетала Елисавет Петровна, закатывая глаза и бледнея, – у нее рога и хвост… Мне плохо, я сейчас умру.

Пробормотав эти обычные для знатной дамы того времени слова, Елизавета бесформенным кулем опустилась на землю. Вот тебе и будущая императрица…

– Милая Зул, ты, как всегда, сногсшибательна! – сказала я, кивая на Елизавету Петровну, что аккуратным кульком лежала у наших ног. – Вон, видишь, царевну в обморок повергла…

– Да, я такая, – пожав плечами, скромно согласилась хвостатая красотка. – Вот знаешь, сколько раз уже видела, как падают в обморок, и это мне не надоедает…

– Проказница! – пожурила я ее, шутливо пригрозив пальцем. – Давай приводи ее теперь в чувство.

Зул уперла руки в боки, и, свесив рогатую голову набок, со своим обычным снисходительным выражением разглядывала слабонервную царевну.

– Зачем? – усмехнулась она, – Сама оклемается…

И точно – дщерь Петрова пошевелилась, к щекам ее прилил румянец, затем она глубоко вздохнула и открыла глаза. Потом села, мутноватым взглядом озирая нашу компанию.

– Салют, подруга! – Зул вышла вперед и, ощерив в улыбке свой острозубый рот, приветливо помахала рукой перед царевниными глазами, будто проверяя, хорошо ли та видит.

Глаза царевны медленно закатились – и она вновь ковриком улеглась на землю – так же, как и за минуту до этого.

Я с укоризной посмотрела на свою краснокожую приятельницу.

– А я чего, я ничего! – вновь пожала она плечами. – Кто ж виноват, что она такая неустойчивая к стрессам… Да и было бы из-за чего сознание терять! Был бы перед ней вместо меня какой-нибудь огнедышащий дракон – тогда совсем другое дело…

– Может быть, ты пока, на время, э-э-э… удалишься? – спросила я. – Принцесса Елизавета видит в тебе нечистую силу, потому что она просто еще не знает, какая ты милая и благовоспитанная знатная деммская дама из кругов высшего света…

– Хотя я говорил ей об этом, – вставил Сергей Сергеевич, пожав плечами. – Впрочем, дамы, извините, но я вынужден вас покинуть. Займитесь нашей царевной. Надеюсь, в ваших чутких и заботливых руках она очень быстро разучится падать в обмороки от малейших пустяков. Кроме того, я хочу, чтобы вы привили этой девушке широту кругозора, ответственность за свои поступки, а также напрочь бы вывели из нее пренебрежительное отношение к нижестоящим. Если мадмуазель Елизавета не начнет относиться к русским мужикам как к таким же людям как она сама, а не как к двуногой скотине, то вся наша затея лишается смысла. Тонкий слой роскоши поверх толстого слоя нищеты нас совсем не устраивает. В этом варианте истории Россия тоже достойна лучшего.

С этими словами капитан Серегин удалился, еще раз ободряюще кивнув нам напоследок. Зул вздохнула из-за того, что ей не разрешили пошкодить, и отошла в сторонку, укрывшись за колонной. Однако две ее младшие дочери остались с нами; они благоразумно прятались за спинами Аси, Яны и Асаль, затерявшись в толпе сопровождавших юную аварку Верных ей девочек-лилиток, которые, будучи еще совершенно детьми, ростом уже были с взрослых мужчин.

Впрочем, юные деммки не производили столь устрашающего впечатления на неискушенных, как их мать. Может быть, потому, что одеты они были так же, как и остальные дети – кепки, джинсы, яркие кофточки, кроссовки. Это Зул у нас старается блистать экстравагантностью – сегодня, например, она надела темно-синее декольтированное платье с боковым разрезом до бедра. Неудивительно, что новенькие замечали ее в первую очередь, и им уже было не до всего остального.

Между прочим, с нами была и моя Белочка. Она сидела у меня на шее и выглядывала из-за головы, ухватившись за «конский хвост», и потому ее нельзя было заметить сразу.

Второй обморок у Елизаветы оказался более глубоким, чем первый. Минут десять мы терпеливо ждали, когда царевна очухается. Потом Яна робко предложила побрызгать ее водой. Однако воды ни у кого с собой не оказалось, и тогда Ася сказала, что может помочь похлопывание по щекам.

– Молодец, – похвалила ее я и добавила, кивнув на Елизавету: – ну, давай, действуй…

– Кто, я?! – изумилась Ася.

– Ну да. Давай, не робей! – Я поощряющее кивнула.

Ася присела над бесчувственной цесаревной и стала слегка похлопывать ту по щекам, вопросительно на меня поглядывая. Эффекта не было. Приходить в сознание от столь нежной процедуры Елисавет Петровна наотрез отказывалась.

– Да ты посильнее! – сказала Асаль. – Давай-ка я покажу, как это делалось у нас, обров…

Она присела и, не успела я ничего сказать, залепила царевне такую пощечину, что мы все замерли от неожиданности, и только Зул саркастически хихикнула из-за колонны, услышав звонкий и хлесткий звук оплеухи.

– По-моему, ты слиш… – начала было я отчитывать девочку за излишнее усердие, но тут Елизавета заворочалась и на ее щеки стал возвращаться румянец – причем с одной стороны он начал проявлялся в виде пятерни. Асаль торжествующе посмотрела на меня – знай, мол, наших; поднявшись, она гордо выпрямилась и картинно отряхнула руки (это она уже у моих гавриков набралась, как пить дать).

– Мой папа, – гордо произнесла она, – такими оплеухами приводил в себя невольниц, когда они начинали морочить ему голову.

Царевна Елизавета на этот раз поднимала веки медленно, словно боясь снова увидеть перед собой какое-нибудь исчадие ада. Полностью открыв глаза, она села и осмотрелась. Маленькие деммки благоразумно не отсвечивали из-за спин Верных Асаль девчонок-лилиток, и потому она не узрела поблизости ничего страшного. И только прячущаяся в моей прическе Белочка, маленькая озорница, звонко произнесла:

– Наконец ты снова с нами, словно солнце с небесами! Поднимайся же скорей, заводи себе друзей! Хватит тут в пыли лежать и сознание терять!

Мы все замерли, ожидая очередного выпадения в осадок – тьфу, то есть в обморок. Однако, вопреки ожиданиям, Елизавета без всякого страха, с интересом смотрела на мою маленькую живую куклу и даже слегка улыбнулась!

Я расслабилась, после чего протянула царевне руку – и та встала на ноги.

Ее взгляд не отрывался от моей головы.

– Презабавная у вас кукла! – произнесла наконец Елизвета. – Не пойму, правда, как вы ею управляете… Но искусством чревовещания вы владеете в совершенстве…

– Какое еще чревовещание… Хоть я и кукла, но живое создание… – тихо забурчала обиженная Белочка. – Счас придет сюда Димон, превратит тебя в лимон…

Но это еще больше развеселило царевну. Однако скоро она снова вспомнила о деммке, и, опасливо озираясь, спросила:

– Скажите, а где демоница с красной кожей? Надеюсь, мне больше не придется столкнуться с этим ужасным созданием?

Мы все дружно переглянулись и вздохнули, даже Бела издала выразительный звук «Пффыыы…», означающий, видимо: «Фу, ну как можно быть такой трусихой и бояться милейшей Зулечки?».

Однако я решила проигнорировать этот вопрос, так как процесс знакомства с царевной и без того сильно затянулся.

– Меня зовут Анной Сергеевной, – представилась я, – а это Яна, Ася и Асаль, а также ее личные Верные девицы…

– Аварская принцесса Асаль, – гордо задрав нос, поправила меня последняя, – а также приемная дочь князя Великой Артании Серегина и невеста тверского князя Глеба Ярославича. Вот!

– Можете звать меня Белочкой, мадмуазель, – вставила свои пять копеек кукла, чем опять вызвала улыбку Елизаветы.

– А я Елизавета Петровна, – ответила царевна, – или Лизанька, вы, Анна Сергеевна, можете называть меня именно так.

Мы обменялись дежурными любезностями. Но, видимо, вопрос о «демонице» неустанно сверлил мозг царевны, и потому она снова вернулась к этой теме:

– Боже правый, милая Анна Сергеевна, как же я напугалась! Я чуть от ужаса не умерла! Скажите мне, моя дорогая… – она вдруг схватила меня за руку и заглянула в глаза, – у вас что, в заколдованном городе, в услужении имеются даже черти?

Вздохнув, я решила, что пора приучать изнеженную барышню к реалиям нашего быта.

– Знаете ли, Лизанька… – начала я, – вы должны понимать, что пока вы находитесь у нас в тридесятом царстве, вам придется столкнуться со многими необычными вещами и явлениями. Но не следует судить о них предвзято. Я вам просто настоятельно рекомендую быть хладнокровней. Откройте свой разум восприятию чудесного… Отбросьте навязанные представления. Поверьте – здесь, рядом с нами, вам абсолютно ничего не угрожает. Нас благословляет сам Господь, и поэтому все, что нас окружает, не несет никакой опасности ни вам, ни кому-либо другому. Нас много – выходцев из разных миров, и некоторые из нас могут выглядеть странно, даже устрашающе, но не следует их пугаться… Царевне следует быть отважной, чтобы добиться успеха и устроить свою судьбу наилучшим образом. А к этому у вас есть все шансы…

Рассказывая все это, я внимательно следила за глазами Елизаветы, настроившись на поверхностный ментальный контакт. Я чувствовала, как царевна, добросовестно внимая моим словам, успокаивается и начинает работать над собой.

Тем временем я продолжила:

– Рано или поздно вам придется столкнуться с той, которую вы назвали «демоницей». Должна сказать, что сходство деммов и чертей чисто поверхностное. Ни свиных пятачков, ни коровьих копыт вы у них не увидите. К тому же, если бы вы были внимательны, то увидели бы, что на шее у госпожи Зул висит серебряный крестик, означающий, что ее душа очищена от зла, а грехи полностью прощены. Правда, у деммов весьма своеобразное чувство юмора… Но Зул знает, что едва ее «шуточки» причинят кому-либо реальный вред, как это прощение тут же будет аннулировано, а серебряная цепочка превратится в огненную удавку… Так что не беспокойтесь, ничего не бойтесь и давайте начнем закалять ваше восприятие прямо сейчас, когда мы с вами уже немного подружились…

Я улыбнулась ей, то же самое сделали мои девочки. И вот тут-то Елизавета заметила, что за спинами обычных девочек кто-то прячется. Она снова насторожилась, стараясь унять страх.

– Сул и Тел, выходите, покажитесь Елизавете Петровне, – сказала я.

Когда маленькие деммки вышли из-за спин подруг, царевна только широко раскрыла глаза, вздрогнула, но в обморок не упала. Она смотрела на них, и я чутко улавливала оттенки ее состояния. К счастью, панического ужаса она больше не испытывала, только легкий, что называется, мандраж. Еще бы – девочки были прелестны. Они мило улыбались, и даже острые зубки не могли испортить впечатления. Елизавета, забыв о всяческих правилах хорошего тона, беззастенчиво их разглядывала. Тем временем я представила их друг другу. Девчонки-деммки оказались на высоте – они мило поклонились царевне. Не зря я учила их правилам хорошего тона! Это мать их может себе позволить наплевать на такую ерунду, но мои воспитанники и подопечные должны быть вежливыми и культурными со всеми, кто пока не причинил нам вреда.

Когда Елизавета привыкла к необычному виду новых знакомых, она обратилась ко мне:

– Анна Сергеевна, вы были абсолютно правы! Мне лишь следовало отбросить, как вы выразились, навязанные представления. Эти девочки, хоть и, безусловно, похожи на демониц, все же милы и очаровательны, и я не чувствую в них никакого зла…

– Ну что ж, – сказала я, – значит, пришло время знакомить вас с самой главной милой и очаровательной дамой из породы рогатых-хвостатых… разрешите представить вам графиню Зул бин Шаб, в недавнем прошлом не наследную принцессу Дома Заоблачных Высей, а также нашего главного стилиста-визажиста, икону стиля и супермодель. По сравнению с ней даже парижские кутюрье любого мира – хоть вашего, хоть нашего – выглядят сущей деревенщиной.

И тут же из-за колонны, как модель на подиум, вышла наша великолепная Зул, улыбнулась, не размыкая губ (умеет же) и, склонив голову, произнесла:

– Простите меня, дорогая, что я вас так напугала. Ну, честное слово, это получилось нечаянно…

Елизавета была сражена в самое сердце, в смысле, что одно дело когда тебя пугает чертовка неизвестного происхождения, и совсем другое, когда заморская и очень важная графиня, которая одновременно и принцесса, то есть существо классово близкое, которому позволено то, что не позволено другим смертным. И еще ей хотелось хоть одним глазком взглянуть на то место, по сравнению с которым Париж является просто деревней…

Решение Серегина поселить юную Елизавету в башне Власти вызвало во мне внутренний протест. Она же такая юная, почти девочка, а у этой башни такая тяжелая аура. Любого, кто в ней поселится, она разбивает вдребезги, размалывает эти осколки в тонкую муку и лишь затем замешивает из этой муки новое тесто. Но это все еще неточно – то ли будет, то ли нет. Нет, конечно, княгиня Аграфена стала константинопольской императрицей после того как потеряла все, что имела; но это Аграфена, женщина-кремень, по которой ударь – и только искры полетят. А Елизавета – существо нежное, тонкое, чуть что падающее в обморок, никаких искр после удара вы там не увидите, только слезы. Поэтому я официально предложила ей пожить у нас в башне Мудрости и цесаревна с радостью согласилась. Еще бы – там, в этой башне Власти, такая мрачная и гнетущая атмосфера, что даже у тех, кто напрочь лишен магических способностей мороз от этой атмосферы шел по коже. Ужас, ужас, ужас!

Но если я просто предоставлю Елизавете свой кров, стол и компанию для общения, то это не решит ее насущных проблем. Кроме того, чтобы она смогла выдержать грядущие испытания, с ней надо как следует поработать, укрепить и поддержать. Пока моя Белочка и две юные деммки отвлекали внимание Елизаветы, я быстро перетерла этот вопрос с Зул и Лилией, которая, как всегда, объявилась ровно в тот момент, когда в ней появилась нужда. Разумеется, девочки согласились помочь в укреплении Елизаветы. И помощь наша при этом должна быть не только в виде советов и чисто моральной поддержки, но и в виде практических действий. Например, Лилия пообещала привести здоровье Елизаветы к такому хорошему состоянию, насколько это возможно, а то смерть в возрасте всего-то пятидесяти двух лет для царствующей особы выглядит просто несолидно. Или медики вокруг нее все были сплошными шарлатанами, или она себя сама довела до цугундера пьянками и обжорством.

Зул, в свою очередь, предстояло заняться имиджем юной цесаревны и ее моральным состоянием. Тешить чувственность тела со своим действительно любимым Лешенькой она считает возможным, а вот выйти за него замуж и рожать законных отпрысков и наследников престола она ни в какую – мол, грех это, и точка. Вообще-то на эту тему надо поговорить с отцом Александром, ведь это он специалист по отпущению грехов, но мне кажется, что никакого греха тут нет. Пусть еще обсудит этот вопрос с Анастасией. Ведь как раз в ее времена в Британии правила королева Виктория, которая вышла замуж и не слезая с трона, нарожала кучу детишек, обеспечив страну наследниками престола на полторы сотни лет вперед.

Ну и я сама тоже не останусь в стороне. Возможно, впервые за все то время, что я имею эту возможность, я займусь психокоррекцией по собственной воле из желания помочь человеку, а не по просьбе Сергея Сергеевича или кого-нибудь еще. Серегин правильно отметил, что главными врагами Елизаветы являются лень, женские капризы, эгоизм, безалаберность, отсутствие силы воли и необразованность. Нет, видно, что она далеко не дурочка, но папа, то есть Петр Великий, прочил ее в жены одному из французских принцев, потому и образование дал такое никакое. Был на должность наследника у него свой претендент, малолетний Петр Петрович. Потом помер этот наследник, а за ним и сам император Петр Великий, после чего за дело взялся Меншиков, которого такая никакая Елизавета вполне устраивала. Сперва он возвел на трон ее мать Екатерину I, потом племянника Петра II, потом вылезли Долгоруковы и задвинули Меншикова в Березов, а Елизавета по-прежнему оставалась необразованной простушкой.

Более того, необразованным простаком под влиянием Долгоруковых, Голицыных, Остерманов и прочих Головкиных начал становиться и юный император Петр II, который и без их влияния не страдал от обилия интеллекта. Видимо, намаявшись с умным, деятельным и крайне самовластным Петром Великим, российская элита, из которой, по сути, еще не выветрился старомосковский боярский дух, решила вырастить себе ручного царя. Одним словом, господа Тайный Совет захотели всем рулить и ни за что не отвечать. Но тут сначала смертельно заболел малолетний император Петр II, а потом явился Серегин и принялся энергично вносить свои коррективы. В результате этой корректировки Ванька и Катька Долгоруковы воют сейчас страшными голосами в подвалах той самой башни Власти. Их там не бьют, не жгут огнем, не растягивают на дыбе и не хлещут кнутом, а мучает их ни что иное, как собственная совесть. И это хорошо, что она у них еще есть, потому что иначе Серегин применил бы совершенно иные, летальные методы.

Но вернемся к бедняжке Елизавете. Как только мы с Зул и Лилией согласовали план своих действий, я шепнула Асе, чтобы она уводила прочь Яну, Асаль и прочую кодлу. Пусть идут на тренировочное поле и поиграют там. Мол, нам надо остаться с тетей Елизаветой наедине для серьезного разговора. Ася всегда была умной девочкой, поэтому шумная детская компания вскоре гурьбой отправилась в сторону, противоположную главным воротам.

– Ой, – воскликнула Елизавета, – куда это они?

– Верным Асаль пора тренироваться, – ответила я, не сильно погрешив против истины, потому что бойцовые лилитки готовы тренироваться в любое время суток. Их растущие организмы настроены так, что требуют двух вещей – усиленного белкового питания и постоянных, на пределе изнеможения, физических нагрузок.

– Ой, Анна Сергеевна, – снова воскликнула Елизавета, – это же так интересно, я тоже хочу посмотреть, как они там тренируются…

– Потом, – сказала я, – тебе тоже было бы невредно потренироваться, но сначала мы должны устроить тебе медицинский осмотр, чтобы понять проблемы своего организма.

– Ты думаешь, что она больна? – спросила меня Зул, перед тем внимательно посмотрев на Елизавету.

– Не знаю, – пожала я плечами, – но прежде чем начать лечить ее нервы и душу, нужно разобраться с телом.

– Ой, – снова пискнула Елизавета, которая из нашего разговора поняла едва половину, – Анна Сергеевна, а вы что лекарь?

– Лекарь у нас Лилия, – ответила я, – и очень хороший лекарь. А моя обязанность помочь тебе разобраться со своими тайными и явными желаниями, но перед этим ты должна почувствовать себя абсолютно здоровой.

– Вот именно, – подтвердила довольная Лилия, – в здоровом теле – здоровый дух.

– Анна Сергеевна, – удивилась Елизавета, посмотрев на веселящуюся богиню подростковой любви, – ведь ваша Лилия – это всего лишь девочка, как же она может быть лекарем, де еще и хорошим?

– Да, – подтвердила я, – она выглядит как девочка, но на самом деле Лилия – античная богиня подростковой любви, помогает матери разобраться с юными соплюшками и сопляками, которым вздумалось влюбиться. Но это только официально. А неофициально она очень хороший лекарь и это дело ей по душе, но Асклепий и его семейка объявили свое монопольное право представлять медицину на Олимпе, поэтому Лилия и отправилась в путешествие вместе с нами, чтобы иметь возможность лечить где угодно и кого угодно.

– А… – открыла было рот Елизавета, но Лилия прервала ее так и не начавшееся выступление.

– Хватит разговоров, – сказала она, – мое время дорого. Пойдем в кабинет к Анне Сергеевне и там разберемся, где у тебя болит, что болит и почему болит…

Елизавета хотела снова что-то сказать – видимо, что у нее ничего не болит – но так и не смогла произнести ни звука, просто беззвучно открывая и закрывая рот. Еще пара секунд – и этот речевой паралич прошел, но Елизавета, больше не задавая никаких вопросов, пошла вместе с нами в Башню Мудрости. Лилия, когда рассердится, может быть весьма и весьма убедительной.

Уже внутри башни, в моем кабинете, когда виртуальные двери за нами были закрыты и запечатаны на прочное защитное заклинание (а то вдруг заглянет кто-то из мужчин), Лилия указала на растерянную цесаревну пальцем и повелительно произнесла:

– Раздевайся догола, немедленно!

– Ой, Анна Сергеевна, а как? – снова умоляюще пискнула посмотревшая в мою сторону Елизавета, которая ни разу в жизни не одевалась и не раздевалась самостоятельно.

– Ох ты, горе мое луковое, Елизавета свет Петровна, – со вздохом сказала я и три раза хлопнула в ладоши, вызывая невидимых слуг.

Вообще-то весь этот стриптиз и обнаженка мне не по душе, но я не хотела, чтобы Лилия не начала раздевать Елизавету своими средствами, потому что тогда от ее платья не останется ни одного клочка крупнее носового платка. Когда Лилия раздевает, она делает это весьма радикально. Впрочем, невидимые слуги действовали тоже быстро и оперативно, и вскоре голая, как в день своего рождения, Елизавета стояла перед нами, одной ладошкой прикрывая интимное место, другой пытаясь укротить пышную грудь..

– Ну, что скажешь? – спросила Лилия у Зул.

Зул пару раз обошла вокруг Елизаветы, хмыкнула, после чего щелкнула пальцами – и руки цесаревны вдруг оказались вздернуты вверх, а сама она приподнялась на цыпочки, из-за чего стали хорошо видны большие груди красивой формы и лоно, заросшее густыми светлыми волосами. Еще раз обойдя по кругу Елизавету Петровну, Зул отвесила шлепок большой и уже начавшей отвисать попе – и тело цесаревны дрябло затряслось, вместо обычных для такого случая упругих колебаний.

– Целлюлит! – воскликнула Зул. – Какой кошмар, целлюлит в столь юном возрасте.

– Вынуждена с вами согласиться, госпожа графиня, – кивнула Лилия, – это кошмар и безобразие, с причинами которого надо разбираться, потому что такие симптомы грозят пациентке ранней и довольно мучительной смертью. Но сначала надо устранить ту мерзость, которую эта красивая вроде бы девушка отрастила у себя внизу живота. Эй, слуги, быстренько побрейте ее с лучшим мылом и обмойте водой.

Едва только невидимые слуги закончили брить и споласкивать Елизавету, Лилия тут же приступила к своим пальцетерапевтическим процедурам. И чем больше она занималась этим с Петровой дщерью, тем больше хмурилась. Вместе с ней хмурилась и я, не понимая, в чем причина такой озабоченности казалось бы всемогущей маленькой богини.

Наконец Лилия прекратила тыкать в постоянно ойкающую и потную Елизавету своими пальцами и, ничуть не стесняясь пациентки, с бесцеремонностью американского врача заявила:

– М-да, девушка, несмотря на юный возраст, запустили вы себя дальше некуда. Кожа дряблая, жирок под ней жидкий, на животе складки висят фартуком, попа обвисла, как у овцы, и самое главное, под всем этим безобразием совершенно нет мускулов. Зато есть растянутый желудок, который постоянно требует огромных количеств пищи и нарушенный обмен веществ, который стимулирует накопление жира, а не увеличение двигательной активности. По сути, эта девушка очень ленива, – перешла Лилия на тон лекции, обращаясь уже к нам, – ей лень двигаться, ей лень думать, единственная ее мечта, что ее оставили в покое. Спрятавшись в свою лень и малоподвижность, как улитка в раковину, она надеется переждать неблагоприятное время и, кажется, у нее это получилось – о ней все забыли. Но вместе со спасением в забвении она получила трудноизлечимую болезнь, которая отнимет у нее пятнадцать-двадцать лет жизни*…

Примечание авторов: * Елизавета Петровна прожила 52 года, а следующая за ней Екатерина Великая – 67 лет. Вот вам и разница.