9

Ночь на Корусанте не могла по-настоящему вступить в свои права. Солнце, как положено, скрывалось за горизонтом, но верхние ярусы рукотворного леса небоскребов еще долго ловили лучи заката, оттесняя темноту на дно самых глубоких архитектурных каньонов и в жилища тех обитателей планеты, которые могли позволить себе окна из поглощающей свет транспаристали. При взгляде из космоса темная сторона Корусанта искрилась, словно изысканный орнамент, сотканный из люминесцентных водорослей, — подобные образцы искусства можно встретить в музеях народного творчества или фамильных залах старинных родов.

На небе Корусанта не было видно звезд — чтобы полюбоваться ими, пришлось бы подняться на вершину какой-нибудь из самых высоких башен. Но зато звезды другого рода — певцы, артисты, политики — по ночам обнаруживались в развлекательных комплексах. Политики, как правило, задерживались на небосклоне моды меньше, чем остальные. В данный исторический период они предпочитали посещать оперу, следуя примеру Верховного канцлера Валорума, прославленные предки которого сохранились в народной памяти как покровители изящных искусств.

А изящных искусств в Галактике хватало — благо в ней обитали тысячи рас на миллионах планет. В любой момент где-нибудь на Корусанте обязательно шла премьера или открытие. Но право выступать в Корусантской опере было привилегией лишь очень немногих трупп.

Здание театра являло собой памятник барокко дореспубликанской эпохи: обилие витиеватых украшений, старомодная оркестровая яма, ярусы и частные ложи. Словом, все выдержано в освященных веками традициях. К услугам публики попроще были тесные залы в галереях уровнем ниже, где граждане могли наблюдать голографическую трансляцию представления в реальном времени и делать вид, что они тоже причастились к высшему свету, расположившемуся в ложах наверху.

Сейчас на сцене шла опера «Недолгое царствие духов будущего». Создана и впервые поставлена она была на Кореллии, но сейчас ее представляла труппа битов, гастролирующая с этой постановкой по всей Галактике вот уже двадцать лет.

Биты — раса двуногих с окраинного мира Клак’дор-7 во Внешнем Кольце. У них огромные круглые головы, черные, лишенные век глаза и складчатые мешки под подбородком. Звуки для них — примерно то же самое, что цвета для людей.

Учитывая, что именно родители Финиса Валорума в свое время приложили руку к выходу в свет «Недолгого царствия», не было ничего удивительного, что Верховный канцлер не пропустил долгожданного возвращения этой оперы на Корусант. Сам факт того, что Верховный канцлер удостоит спектакль своим посещением, взвинтил цены на билеты и сделал их столь же дефицитными, как адеганские кристаллы. В результате в здании театра наблюдалась концентрация светил, какой уже давно не видел Корусант.

Как водится, Валорум задержался, словно желая занять свое место самым последним. Когда канцлер вступил в богато отделанную ложу, которая принадлежала его семье на протяжении добрых пяти столетий, публика в зале встала, повернулась к нему и разразилась аплодисментами.

На этот раз канцлер был без обычного эскорта гвардейцев Сената в синей униформе, его сопровождала только помощница Сеи Тарья — миниатюрная женщина с раскосыми глазами и кожей цвета спелого зерна. Одета она была в подобающие случаю темно-красные одежды из септошелка.

Как это водится на Корусанте, слухи начали циркулировать еще до того, как Валорум успел занять свое место. Но Верховный канцлер давно привык к инсинуациям. И дело здесь было не только в его аристократическом воспитании, но еще и в том, что практически все сенаторы, независимо от семейного положения, появлялись на публике с молодыми привлекательными спутниками или спутницами.

Валорум милостиво взмахнул рукой и наклонил голову. Прежде чем опуститься в кресло, он снова поклонился. Второй поклон адресовался сидящим в частной ложе напротив.

Дюжина богато одетых посетителей в ложе, которую канцлер удостоил такого внимания, поклонились в ответ и остались стоять, пока Сеи Тарья не заняла свое кресло. Между прочим, со стороны владельца ложи это был немалый подвиг: сенатор Орн Фри Таа так раздобрел за время пребывания на Корусанте, что меньше чем на трех стульях не умещался.

Таа был рутианским тви’леком — с лазоревой кожей, необъятной физиономией и двойным подбородком размером с пищевой мешок банты. Его заплывшие жиром головные хвосты-лекку, словно обожравшиеся змеи, свисали на пухлую грудь. Из его парадного плаща можно было бы выкроить парочку шатров. Его спутница бросалась в глаза не меньше — задрапированная в мерцающий шелк сексапильная тви’лека-летанка с красной кожей.

Таа входил в состав Сенатского комитета по ассигнованиям. После того как Рилоту, родной планете Таа, жившей в основном за счет производства спайса, несколько раз подряд было отказано в статусе повышенного благоприятствования, Таа стал открыто выступать против Валорума.

Среди гостей в ложе Таа присутствовали Тунбак Тура, Пассел Ардженте, Эдсель Бар Гейн, а также Палпатин и два его референта — Кинман Дориана и Сейт Пестаж.

— Знаете, почему Валорум так любит ходить в оперу? — спросил Таа на общегалактическом. — Потому что это единственное место на Корусанте, где ему все аплодируют!

— И кстати, здесь от него немного больше проку, чем в Сенате, — поддержала тему Тура. — Там-то он всего лишь просматривает протоколы заседаний и изображает заинтересованность.

Она была баснословно богата, эта покрытая шерстью особа с тройным подбородком, глазами-бусинками, носом пуговкой и костистыми надбровными дугами под крошечным лбом.

— У Валорума нет настоящей хватки, — присоединился Пассел Ардженте, магистрат Корпоративного союза, — желтолицый гуманоид в черном тюрбане и платке, оставлявших открытыми только лицо и витой рог на макушке. — В то время, когда нам так необходима законность, целеустремленность, единство, Валорум продолжает тупо ползти путем проб и ошибок. Путем, который точно не изменит существующего положения.

— К нашему удовольствию, — пробубнила Тура.

— Но этот поклон, — проговорил Таа, устраиваясь в кресле, специально изготовленном под его объемы. — Чему мы обязаны такой честью?

Тура пренебрежительно отмахнулась:

— Всего лишь заварушке с требованиями Торговой Федерации. Чтобы провести введение налогов в зонах свободной торговли, Валоруму потребуется серьезная поддержка в Сенате.

— Тогда тем более любопытно, что он удостоил нас своим вниманием, — заметил Таа. Он взмахнул рукой, обводя жестом ложи напротив. — Вот там, чуть ли не у Валорума на коленях, расселись сенатор Антиллес, Хорокс Риидер, Тендау Бендон... Любой из них куда больше достоин канцлерского поклона. — Таа помахал полной рукой, и вся компания только тут сообразила, что за ними наблюдают.

— Тогда этот жест должен относиться исключительно к сенатору Палпатину, — многозначительно проговорила Тура. — Я слышала, сенатор от Набу пользуется благосклонностью Верховного канцлера.

Таа заинтересованно повернулся к Палпатину:

— Это правда, сенатор?

Палпатин обезоруживающе улыбнулся:

— Могу вас заверить, что все не совсем так, как можно подумать. Верховный канцлер встречался со мной, чтобы услышать мое мнение по поводу того, как введение налогообложения может быть воспринято в отдаленных системах. Мы немного поговорили о том о сем... Как бы то ни было, канцлер едва ли нуждается в моей поддержке, чтобы претворить в жизнь свой план. Он не настолько беспомощен, как многие полагают.

— Чепуха, — фыркнул Таа. — Этот проект завязнет в прениях между фракцией Бейла Антиллеса и теми, кто позволяет Эйнли Тиму говорить от их имени. Как обычно, Центральные миры будут на стороне канцлера, а ближние колонии — против.

— Он рассчитывает еще больше разобщить Сенат, — прошепелявил Эдсель Бар Гейн, представитель планеты Руна, покачивая большой головой.

Тура ничего не ответила на это и снова взглянула на Палпатина:

— Я заинтригована, сенатор. И что же вы наговорили Валоруму относительно того, как повлияет налогообложение на отдаленные миры?

— Включите акустическую защиту ложи, и я шепну вам на ушко, — ответил Палпатин.

— О, включите же, Таа! — восторженно взвизгнула Тура. — Обожаю секретничать.

Таа щелкнул выключателем на перилах ложи, и защитное поле надежно изолировало их от подслушивания. Но Палпатин заговорил лишь после того, как Сейт Пестаж — педантичный брюнет с тонкими чертами лица и редеющей шевелюрой — дважды перепроверил и убедился, что защитное поле функционирует как надо.

Это произвело глубокое впечатление на Ардженте.

— Сенатор, неужели на Набу все такие осторожные?

Палпатин пожал плечами:

— Считайте, что это моя дурная привычка.

— Так расскажите же нам, — нетерпеливо пискнула Тура. — Верховный канцлер действительно встал на опасный курс, когда решил сцепиться с Торговой Федерацией?

— Опасность в том, что он не желает замечать обратную сторону ситуации, — начал Палпатин. — Хотя он будет в поте лица отрицать это, Валорум в глубине души такой же бюрократ, какими были его предки. Правила и предписания для него важнее, чем действия. Ему недостает чувства справедливости. Именно династия Валорумов несет ответственность за то, что несколько десятилетий назад мы даровали столько привилегий Торговой Федерации. Откуда, по-вашему, взялось гигантское состояние этого семейства? Уж конечно, не покровительство отдаленным системам принесло им богатство. Они заключали выгодные сделки с Межгалактическим банковским кланом и корпорациями вроде «Тагге и компании». Нынешнее обострение ситуации вокруг «Невидимого фронта» особенно забавно потому, что отец Валорума имел возможность искоренить эту террористическую группировку — и упустил ее. Вместо того чтобы разогнать, он их всего лишь немного припугнул.

— Вы удивляете меня, сенатор, — проговорила Тура. — Впрочем, удивляете скорее приятно. Продолжайте.

Палпатин закинул ногу на ногу и приосанился:

— Верховный канцлер никак не может осознать, что будущее Республики очень во многом зависит от того, что происходит на Среднем и Внешнем Кольцах. Упадок, первые признаки которого мы наблюдаем на Корусанте, то подлинное разложение, которое однажды может поразить всю систему насквозь, всегда начинается в провинции. Оно прогрессирует от периферии к центру. Если Валорум не предпримет ничего, чтобы остановить этот процесс, в один прекрасный день Корусант станет рабом этих систем и не сможет принимать законы без их согласия. Если не обуздать их сейчас, рано или поздно мы все равно будем вынуждены подчинить их централизованной власти. Отдаленные системы — ключ к выживанию Республики.

Таа раздраженно запыхтел:

— Если я вас правильно понял, вы утверждаете, что Торговая Федерация является связующим звеном между нами и этими системами, послом Корусанта, с позволения сказать. И дескать, поэтому мы не можем допустить охлаждения отношений с неймодианцами и прочими.

— Вы меня неправильно поняли, — твердо сказал Палпатин. — Торговую Федерацию необходимо взять под контроль. Валорум прав, когда пытается протолкнуть законопроект о налогообложении, потому что к настоящему моменту Торговая Федерация имеет слишком большое влияние в отдаленных секторах. Отчаявшись наладить нормальную торговлю с Центральными мирами, сотни отдаленных систем вступают в Торговую Федерацию на правах доверителей, отказываясь от своего представительства в Сенате. Пока еще у неймодианцев и их партнеров не хватает голосов, чтобы блокировать закон о налогообложении. Но через год-другой у них будет достаточно поддержки в Сенате, чтобы наложить вето на любой закон.

— Выходит, вы на стороне Валорума, — заключила Тура. — Вы поддерживаете введение налогов.

— Не вполне, — уклончиво сказал Палпатин. — Он рассматривает этот проект как возможность приструнить Торговую Федерацию и в то же время пополнить казну Корусанта. При таком подходе от нас отвернется не только Торговая Федерация, но и периферийные системы. Но я, с одной стороны, представляю интересы Набу, а с другой — хочу посмотреть, как разделятся голоса. Те, кто ясно представляет себе все стороны происходящего, по-видимому, окажутся в наиболее подходящем положении, чтобы вывести Республику из этого кризиса. Если Валорум получит достаточную поддержку без привлечения моего сектора — что ж, тем лучше. Но я не могу оставаться в стороне, когда мой долг призывает меня сделать все возможное для общего блага.

— Вы говорите прямо как будущий организатор партии, — гоготнул Таа.

— В самом деле, — совершенно серьезно согласился Ардженте.

Тура окинула Палпатина откровенно оценивающим взглядом:

— Я бы хотела задать вам еще пару вопросов, если позволите.

Палпатин указал на сцену:

— Я был бы рад еще побеседовать с вами, но, кажется, представление уже начинается.

Две дюжины юных джедаев в неброских рубахах и мягких сапогах стояли в две шеренги друг напротив друга, две дюжины пар рук сжимали рукояти световых мечей, две дюжины сияющих клинков готовы были скреститься.

По команде учителя фехтования двенадцать учеников, стоящие в одной шеренге, синхронно отступили на три шага назад и приняли защитную стойку: ноги на ширине плеч, меч прикрывает корпус точно по центральной линии.

Каждый меч был сделан специально для его обладателя, подогнан по руке, так что ни один из них не был похож на другой, хотя некоторые общие черты у них и были: диатиевый элемент питания, кнопки активации, проекционные пластины и адеганские кристаллы, которые, собственно, и давали жизнь световому мечу, — большая редкость, между прочим. Мало какой материал в Галактике способен сопротивляться световому мечу. На полной мощности и в умелых руках он режет дюракрит и даже способен прожечь дюрастальные створки шлюза на космическом корабле, хотя для этого и потребуется время.

По следующей команде учителя вторая шеренга встала в атакующую стойку: ноги чуть согнуты в коленях, чтобы понизить центр тяжести, корпус повернут на четверть оборота, двуручный хват, меч занесен так, будто нужно отбить крученый мяч.

И по последней команде инструктора ученики второй шеренги азартно атаковали первую. Ученики из первой шеренги, отступая с балетной грацией, защищались, затем возвращались в стойку, позволяя соперникам выполнять атаки повторно. Когда они прошли половину ширины зала, учитель остановил выполнение упражнения, и ученики в парах поменялись ролями.

Теперь атакующей стала та шеренга, что раньше защищалась. Сверкающие клинки скрещивались с легким гудением, их сияние смешивалось, учебный зал полнился всполохами света.

Квай-Гон и Оби-Ван наблюдали за тренировкой с обзорной галереи, нависающей над фехтовальным залом. Сам зал был расположен в глубине пирамиды, у основания Храма джедаев. Ученики тренировались все утро, но лишь немногие из них выказывали признаки утомления.

— Кажется, еще вчера я был таким же, — сказал Оби-Ван.

— У меня с тех пор было немало таких «вчера», мой юный падаван, — ехидно усмехнулся Квай-Гон.

Детство и отрочество обоих прошло в Храме, хотя для падавана этот период миновал совсем недавно — чего никак нельзя было сказать о его учителе. Собственно, все джедаи: ученики, падаваны, рыцари и мастера — росли в Храме. Способности к управлению Силой проявлялись уже в младенчестве, и большинство потенциальных джедаев жили в Храме с шестимесячного возраста. Некоторых привозили в Храм члены семьи, других разыскивали в отдаленных мирах опытные джедаи. Зачастую, чтобы проверить задатки кандидата, применялись определенные испытания. Но результаты их еще не определяли жизненного пути новичка: по решению наставников он или она, человек или представитель иной расы могли встать со световым мечом в руках на защиту мира и справедливости, а могли и отправиться в сельскохозяйственный корпус Ордена, чтобы помогать накормить голодных и обездоленных.

— Сколько себя помню, на тренировках я всегда боялся, что мне не хватит силы воли, чтобы стать падаваном и уж тем более рыцарем, — добавил Оби-Ван. — Я всегда сражался яростнее, чем кто бы то ни было, чтобы скрыть неуверенность в своих силах.

Квай-Гон возвышался над ним, скрестив руки на груди:

— Если бы ты сражался хоть чуть-чуть усерднее, заниматься бы тебе сельским трудом до конца жизни. Свой путь ты нашел, когда прекратил столь ожесточенно стараться.

— Я не мог сосредоточиться на текущем моменте.

— Ты и до сих пор не можешь.

Двенадцать лет назад Оби-Ван получил назначение в сельскохозяйственный корпус на Бендомире, и именно там судьба свела их с учителем, когда предыдущий падаван Квай-Гона поддался влиянию темной стороны Силы и покинул Орден джедаев. Но, несмотря на взаимопонимание, которое сложилось между ними, Оби-Ван порой сомневался, хватит ли у него таланта, чтобы когда-нибудь дорасти до рыцаря-джедая.

— Как я могу быть уверен, что мое предназначение — не труд земледельца, учитель? Быть может, тогда, на Бендомире, я свернул на ложный путь?

Квай-Гон наконец отвлекся от наблюдения за тренировкой и в упор посмотрел на своего воспитанника:

— Путей много, Оби-Ван. Не многим из нас удается сердцем найти тот единственно верный путь, который предназначен нам Силой. Что говорят тебе чувства о твоих решениях?

— Я чувствую, что на верном пути, учитель.

— Я тоже это чувствую, мой юный падаван. — Квай-Гон хлопнул Оби-Вана по плечу и вернулся к созерцанию тренировки внизу. — Хотя и земледелец, думаю, из тебя вышел бы неплохой.

Теперь ученики, подобрав под себя ноги, в два ряда расселись на полу. В зале не раздавалось ни звука, кроме шагов учителя фехтования, который медленно шел между рядами, оценивая успехи каждого.

Учителя звали Анун Бондара. Это был мускулистый тви’лек с тонкими головными хвостами, искуснейший мастер меча. Квай-Гон никогда не упускал возможности сразиться с ним. Поединок с Бондарой, даже самый короткий, был поучительнее дюжины боев с более слабыми соперниками.

Учитель остановился напротив девушки по имени Дарша Ассант, своего падавана, и опустился перед ней на корточки, чтобы было удобнее разговаривать:

— О чем ты думала, когда атаковала?

— Что я думала, учитель?

— Что было в твоих мыслях? Какова была твоя цель?

— Просто быть как можно лучше в поединке, учитель.

— Ты хотела победить?

— Не победить, учитель. Я хотела безупречно сражаться.

Бондара поморщился:

— Избавься от раздумий. Не жди победы. Не жди поражения. Не жди ничего.

Оби-Ван покосился на Квай-Гона:

— Где-то я это уже слышал...

Квай-Гон шикнул на него, не отрывая глаз от Бондары, который уже двинулся дальше.

— Световой меч, — говорил Бондара, — предназначен не для того, чтобы побеждать врагов или соперников. Его надлежит использовать, чтобы уничтожить собственную алчность, злобу и глупость. Тот, кто создал световой меч и идет с ним по жизни, должен жить так, чтобы самому быть оружием против всего недружественного миру и справедливости. — Он остановился и оглядел учеников. — Вы поняли?

— Да, учитель, — хором ответили ученики.

Бондара громко хлопнул в ладоши:

— Нет, вы не поняли. Вы должны учиться держать меч, не сжимая его. Вы должны учиться наступать ритмично, для того чтобы потом научиться самим создавать аморфные ритмы. Вы поняли?

— Да, учитель, — было ему ответом.

— Нет, вы не поняли. — Он нахмурился и уселся на пол. — Я расскажу вам притчу... На далекой планете, — начал он, — человека, несправедливо обвиненного в совершении преступления, везли на спидере в тюрьму через обширную пустыню. Внезапно посреди пустыни спидер сломался и, резко затормозив, завис прямо над огромной ямой. Но это была не просто яма, а огромная жадная пасть обитающего в этих песках хищника. Резкий толчок при торможении выбросил охранников из спидера, и слизистая пасть монстра поглотила их. Человек тоже выпал за борт, но в последний момент сумел ухватиться за посадочную опору. Однако не руками — они ведь были скованы у него за спиной, — а зубами. Вскоре показался караван путешественников. Путешественники заблудились и проголодались. Они спросили дорогу до ближайшего поселения, где они могли бы пополнить свои истощившиеся запасы. Человек оказался перед трудным выбором. Он понимал, что, если он не поможет им, путешественники, заблудившиеся в пустыне, погибнут. Но если он откроет рот, чтобы произнести хоть слово, то сам встретит смерть в пищеварительном тракте чудовища. — Бондара немного помолчал. — Как должен был поступить этот человек?

По прошлому опыту ученики уже знали, что ответа из уст Ануна Бондары они не дождутся.

— Ваши ответы я выслушаю завтра, — закончил учитель фехтования, поднимаясь на ноги.

Сидящие ученики низко поклонились и не отрывали лоб от пола, пока Бондара не покинул зал. Только тогда они встали. Им явно не терпелось обменяться мнениями по поводу занятия, но обсуждать решение головоломки никому и в голову не пришло.

Квай-Гон потрепал Оби-Вана по плечу:

— Пойдем, падаван. Я хочу кое с кем поговорить.

Оби-Ван поплелся вслед за ним вниз по узкой лесенке.

Там, внизу, несколько мастеров-джедаев совещались со своими падаванами. Некоторых наставников Оби-Ван немного знал, но женщину, к которой направился Квай-Гон, видел впервые.

Это была самая удивительная женщина из всех, кого ему доводилось видеть. У нее были широко расставленные раскосые глаза, с такой огромной пронзительно-голубой радужкой, что она, казалось, мешала ей моргать, широкий и плоский нос и кожа цвета фруктового дерева.

— Оби-Ван, познакомься с мастером Луминарой Андули.

— Мастер Джинн. — Немного захваченная врасплох женщина почтительно наклонила голову.

Квай-Гон поклонился в ответ:

— Луминара, это Оби-Ван Кеноби, мой падаван.

Она слегка поклонилась и Оби-Вану тоже. У нее были широкие скулы и маленький круглый подбородок. От полной иссиня-черной нижней губы к подбородку тянулась татуированная полоса маленьких ромбиков. На каждом сгибе пальца тоже красовалась татуировка.

Лицо Квай-Гона стало серьезным.

— Луминара, мы с Оби-Ваном недавно столкнулись с человеком, у которого были похожие отметины...

— Арвен Коул, — перебила Луминара, не дав Квай-Гону договорить. Она чуть улыбнулась. — Если бы я росла не в Храме, а на своей родной планете, уверена, я бы слушала истории об Арвене Коуле с самого детства и по сей день.

Квай-Гон изобразил взглядом крайнюю заинтересованность, и Луминара начала рассказ:

— Это борец за свободу, герой войны нашего народа с соседней планетой. Он великий воин и многим пожертвовал ради победы. Но вскоре после того, как наш народ отвоевал свою свободу, люди, на стороне которых сражался Коул, обвинили его в заговоре. Они сделали это, чтобы он не занял высокого поста, как того хотел наш народ. Много лет провел Коул в тюрьме. Ужасные условия и наказания еще больше ожесточили его и без того загрубевшее в войне сердце.

Когда при помощи нескольких бывших сподвижников Коулу удалось сбежать из этого ужасного места, — продолжала она, — он отомстил тем, кто обошелся с ним несправедливо. И поклялся никогда больше не иметь ничего общего с миром, за свободу которого он так яростно сражался. Он стал наемником и открыто похваляется, что никогда больше не повторит своей ошибки. Что он теперь постиг суть мироздания и всегда будет на шаг впереди тех, кто слишком слаб, чтобы победить, захватить его или еще каким-либо образом помешать его планам.

— У него какие-то счеты с Торговой Федерацией? — спросил Квай-Гон.

Луминара покачала головой:

— Не больше, чем у любого жителя моей планеты. Торговая Федерация соединила нас с Республикой, но за это захватила ресурсы нашего мира. Поначалу Арвен Коул нанимался только к тем, чьи цели он полагал справедливыми. Но спустя какое-то время, без сомнения, сказались пролитые им реки крови: он превратился в обычного пирата и наемного убийцу. Хотя раньше говорил, что никогда не предаст друга или союзника. — Она помолчала немного и добавила: — Жаль, что в историю скорее войдет Коул-преступник, а не Коул-герой. Я была огорчена, услышав, что он погиб у Дорваллы.

Квай-Гон промолчал.

— Разве нет? — спросила Луминара.

— Пока что я полагаю, что он пропал без вести у Дорваллы, — рассудительно проговорил Квай-Гон.

Луминара неуверенно кивнула:

— Жив Коул или мертв, делом теперь занимается Судебный департамент, верно?

И снова Квай-Гон ответил не сразу.

— Единственное, в чем я уверен, — произнес он наконец, — это что судьба Коула не в моих руках.