Глава 26
Филантропы и филантропия
Не постигни Россию 100 лет назад несчастье большевистской революции, сегодня мы бы говорили о российской филантропии примерно в тех же словах, что и о филантропии европейской. Мы с благодарностью вспоминаем имена отечественных благотворителей прошлого – Третьякова, Мамонтова, Морозова, Бахрушина. Собственно, их были десятки – замечательных людей, которые щедро поддерживали искусство, образование, жертвовали на бедных и обездоленных. Как и повсюду в мире, у нас было принято подавать нищим, жертвовать на церковь, собирать всем миром средства на другие богоугодные дела. А начиная со времен правления Александра I, в России стало набирать силу и волонтерское движение. Словом, почти все, как у всех, разве что с небольшим запозданием.
Но тут к власти пришли коммунисты и быстренько со всем этим покончили. Уже в первые месяцы большевистской революции только в Москве были закрыты 200 богаделен, а их обитатели выброшены на улицу. В короткие сроки в стране были упразднены все общественные и частные благотворительные организации, их средства и имущество переданы в доход государства.
Официальная позиция властей в отношении благотворительности, доступно изложенная в Большой советской энциклопедии 1950 года, трактовала филантропию, как помощь, «лицемерно оказываемую представителями господствующих классов… некоторой части неимущего населения с целью обмана трудящихся и отвлечения их от классовой борьбы». «При социализме благотворительность не нужна, – указывалось в энциклопедии, – поскольку в обществе уничтожены нужда и нищета».
Иными словами, предполагалось, что всю социальную заботу о населении в СССР берет на себя государство. Те, кто застал эти золотые времена, вероятно, помнят кошмарные дома престарелых, плохо оснащенные больницы с облупившимися стенами палат, нищенскую деревню и довольно скудную городскую жизнь. В условиях социалистического хозяйства средств на социальные нужды хватало лишь на то, чтобы выживать, но не жить достойно. Таков был социализм с его утопической идеей заменить государственной заботой естественное человеческое стремление к взаимопомощи.
Что бы там ни говорил Маркс о капитализме, который, по его словам, ради прибыли способен на любую гадость и преступление, но именно самая капиталистическая страна на планете, Соединенные Штаты, преуспела больше других в делах благотворительных. Американцы превратили филантропию в гигантскую индустрию, в которой занято – вдумайтесь в эту цифру! – 10 % всей рабочей силы США, то есть более 11 миллионов человек. Это почти 1,5 миллиона организаций, которые, например, только в 2015 году собрали пожертвований на умопомрачительную сумму в 373,5 миллиарда долларов. Объем пожертвований столь велик, что благотворительность уже давно учитывается как составная часть ВВП, точнее сказать, это более 2 % валового внутреннего продукта Соединенных Штатов.
Ни в одной стране мира вы не увидите ничего подобного. Это впечатляет. Что ж, от самой богатой страны, наверное, следует ожидать и самой большой щедрости. А, кроме того, Америка как бы и родилась в традициях благотворительности. Точнее сказать, их привезли с собой первые английские колонисты. Конечно, первые поселенцы – а они, будем помнить, были истовыми пуританами – прежде всего собирали деньги на поддержание церкви. Но одновременно здесь складывались и традиции волонтерства, которое сегодня охватывает четверть взрослого населения Америки. Это – поразительная цифра – 65 миллионов человек. Вы увидите волонтеров в школах: одни помогают школьникам переходить дорогу, другие ведут детские кружки, третьи помогают учителям при проведении экскурсий. Вы встретите волонтеров в больницах, приютах и, конечно, там, где случаются природные или другие бедствия. Словом, повсюду.
Возможно, столь мощные традиции волонтерства коренятся в особенностях освоения континента. Нередко случалось, что преодолеть трудности, встававшие на пути колонистов, а позже и пионеров Дикого Запада, было возможно лишь коллективными усилиями. Возможно, с этим связана и удивительная способность американцев к самоорганизации. Но мне ближе наблюдения Алексиса Токвиля, французского мыслителя XIX века, автора знаменитой книги «О демократии в Америке». Восхищаясь масштабами благотворительности и волонтерства, глубокими традициями самоорганизации, Токвиль отмечал, что «американцы не полагаются ни на правительство, ни на аристократию или церковь. Они сами решают проблемы через свои добровольные объединения характерно демократическим путем – на основе благотворительности и волонтерства». В самом деле, на протяжении всей истории этой страны ее жители рассчитывали прежде всего на собственные силы и собственные ресурсы. Тем более что в первые десятилетия существования Соединенных Штатов, кроме себя, и полагаться-то было особо не на кого. Центральная власть в те времена была чрезвычайно слаба, как, собственно, и власти штатов и тем более власти местные.
Практика филантропии обращалась к лучшему, что есть в человеке, и, конечно, находила своих сторонников и пропагандистов. Одним из самых ярких и знаменитых идеологов филантропии был Бенджамин Франклин.
Бенджамин Франклин известен как государственный деятель, дипломат, ученый-энциклопедист, изобретатель, писатель, журналист и даже издатель. Меньше у нас знают о нем как безудержном активисте и теоретике идей благотворительности и волонтерства. Вместе со своими единомышленниками Франклин был неутомим, вовлекая жителей Филадельфии, своего родного города, в полезные для горожан начинания. Так благодаря их усилиям в Америке впервые появилась добровольная пожарная команда, а на собранные пожертвования удалось создать первую систему страхования от пожаров. Точно так же на пожертвования и при участии волонтеров были организованы работы по мощению улиц и добровольческие отряды поддержания порядка. Их усилиями в Филадельфии появилось здание городского собрания, создана Филадельфийская академия, позднее реорганизованная в Пенсильванский университет, и многое, многое другое.
Алексис Токвиль был поражен числом, как он выразился, «добровольных объединений», пронизавших всю американскую жизнь. Он считал это особенностью американского характера и культуры, ключевым элементом американской демократии. Сегодня мы можем сказать, что именно из таких объединений, в которые входили люди самых разных занятий, в Америке складывалось необычайно действенное гражданское общество.
Усилия Бенджамина Франклина пали на благодатную почву. Его дело продолжалось, приобретая все больший размах. Особую роль в развитии филантропии играли крупные пожертвования состоятельной публики. Начало тому было положено в первой четверти XIX века, когда новоиспеченные миллионеры озаботились социальными нуждами. В первое время они опекали главным образом колледжи и больницы. К концу века уже около трети разбогатевших бизнесменов охотно жертвовали не только на поддержку образования и медицины, но также финансировали создание библиотек и музеев, помогали музыкантам и художникам. Но это была благотворительность местного масштаба, в рамках своего города или штата.
Филантропию в национальном масштабе и даже за пределами национальных границ обычно связывают с именем Эндрю Карнеги. И об этом человеке хочется сказать особо. Его империя начиналась в городе Питтсбурге, штат Пенсильвания. Именно здесь ковалось экономическое могущество Соединенных Штатов, именно здесь на стыке XIX и XX веков находилось чуть ли ни все сталелитейное производство Америки, которое основал Эндрю Карнеги, ставший воплощением американской мечты.
Сын бедного иммигранта, Карнеги прошел весь путь от чернорабочего до самого богатого человека Америки, а может быть, и во всем мире. Хотя сегодня, когда сталелитейная промышленность в Питтсбурге пришла в упадок, Карнеги больше вспоминают как величайшего мецената и филантропа. За свою жизнь он передал обществу около 400 миллионов долларов. По сегодняшним деньгам это – примерно 10 миллиардов. То была неслыханно щедрая благотворительность. Но не спешите умиляться, не все здесь было так просто. Если вы поднимите исторические документы, то к своему изумлению обнаружите, что это был, возможно, самый противоречивый человек, о ком вам доводилось слышать.
Говоря проще, Эндрю Карнеги, оставивший миру бесчисленные библиотеки, музеи, университеты, концертные залы и многое другое, в своей другой жизни был безжалостным предпринимателем, громадной хищной акулой – одной из многих, которые плавали рядом, – Джон Рокфеллер и Джон Пирпонт Морган, к примеру, тоже были ребята не из слабых. Карнеги постоянно сокращал людям жалованье и увеличивал рабочие часы. На его заводах люди вкалывали по семь дней в неделю 365 дней в году, если не считать двух выходных – на Рождество и День независимости. Хозяин огромной империи, в ведении дел Карнеги был беспощаден и полон решимости раздавить каждого, кто посмел бы встать на его пути. В средствах он особенно не разбирался.
Не очень привлекательный образ, но по меркам того времени такие порядки вполне укладывались в рамки царившей морали. Морали, понятно, имущего класса. А неимущий – лил пот, трудился и терпел, сколько мог. Но иногда его прорывало. Однажды устроенная сталелитейщиками стачка закончилась большой кровью в столкновениях с охранным агентством Пинкертона, которое управляющий заводом пригласил для защиты штрейкбрехеров. Здесь не было прямой вины самого Карнеги, но эти события преследовали его всю оставшуюся жизнь. Карнеги едва ли можно назвать праведником, но то, что произошло на одном из его заводов, никак не укладывалось в его понимание жизни. Позже Карнеги, всегда считавший себя человеком вполне нравственным, «просвещенным капиталистом», назовет это величайшей трагедией. Да, он строил свою империю и на этом пути был готов снести любые препятствия. В этом смысле он брал от общества. Но он готов был и отдавать, уже тогда проявляя большую склонность к благотворительности.
Эндрю Карнеги помогал самым разным начинаниям – в науке, искусстве, образовании, за что американцы благодарны ему и по сей день. Было у этого человека и свое любимое детище – создание библиотек. На его счету более 2000 библиотек по всей Америке и в других англоговорящих странах. Эту страсть Карнеги пронес через всю жизнь. У самого Карнеги не было возможности получить образование. Спасибо местному бизнесмену, который открыл двери своей личной библиотеки работающим в округе юношам. Эта библиотека и стала «университетами» будущего предпринимателя. Карнеги верил в великую силу самообразования и был полон решимости утвердить эту идею в обществе.
Карнеги считал, что ему и другим крупным предпринимателям самим Господом суждено вести за собой общество, что в силу своих способностей эти люди смогли пробиться на самый верх, заработать огромные деньги. Но вместе с правом на лидерство, полагал он, наступает и ответственность мудро распорядиться заработанным состоянием на благо других людей. Что ж, Карнеги блистательно удалось и то и другое. Он был выдающимся, но, конечно же, не единственным промышленником и филантропом в Америке. Но вот интересный вопрос: существует ли какая-то закономерность в переходе от накопления капитала к филантропии?
Другие люди, располагавшие сравнимыми состояниями, как, например, Джон Рокфеллер, посвящали себя филантропии после того, как достигали в своей жизни определенного рубежа. Похоже, таким рубежом было осознание того, что в бизнесе им удалось сделать все, что возможно. И тут наступал какой-то перелом – многие, очень многие современники Карнеги шли по такому пути. Добившись успеха, они чувствовали в себе потребность делать что-то для общества.
Карнеги, Рокфеллер, Морган, Меллон – эти имена у всех на слуху. Но помимо них были еще десятки, а с годами появились и сотни, если не тысячи, других людей, вновь и вновь повторявших все тот же цикл – от создания капитала к его приумножению и сохранению и далее к благотворительности. А что же их дети и тем более внуки, у которых не было нужды бороться за каждый цент, пробивая себе дорогу в будущее? Что значит благотворительность, филантропия для них?
Некоторое время назад, работая над фильмом о филантропии в Америке, я встретился с Элси Хилман, без ее семейного фонда не обходится ни одно большое начинание в Питтсбурге. Это одна из богатейших семей в стране. Создание центра по изучению рака, строительство новой библиотеки в местном университете, помощь детям из бедных семей – все это и еще многое другое финансировал семейный фонд, который возглавляет сама Элси Хилман. «Благотворительность в нашей семье, – рассказывает миссис Хилман, – означала две вещи. Во-первых, личное участие. Например, в школьные годы часть летних каникул я работала в больнице на общественных началах. Нас с детства учили таким вещам. Конечно, здорово было бы поехать в летний лагерь, но должна была быть и ответственность перед другими. Говоря же о финансовом участии, интересы нашего семейного Фонда Хилман все здесь, в Западной Пенсильвании. Мы стремимся поддерживать все, что может сделать наш край более здоровым, лучшим местом для жизни».
А между тем счастье быть владельцем большого состояния имеет разные грани. Бывает, что большие состояния пагубно сказываются на отношениях в семье, богатство порой разбивает семьи. Это обстоятельство, по словам Элси Хилман, заставляло их с мужем часто задумываться: «Помимо фонда, которым распоряжаемся мы с мужем, мы основали отдельные фонды и для наших детей, чтобы они с ранних лет учились искусству отдавать, учились находить достойные начинания сообразно своим интересам и поддерживать их материально. Учились ответственности».
Филантропия в Америке – дело сугубо добровольное, и никакая власть, никакой чиновник не могут сказать богатому человеку – мол, дай сегодня денег на Олимпиаду, а завтра – на больницу. Однако есть общественное мнение. И если вам важно, как к вам относятся в городе, вы, скорее всего, захотите принять участие в его жизни. В то же время здесь умеют быть благодарными, не забывая о словах признательности тем, кто отдает свои силы и средства обществу. И даже президенту Соединенных Штатов не зазорно отметить заслуги особо выдающихся филантропов.
Но тут важно понимать, что филантропия в США – это не только Рокфеллер, Карнеги, Баффет или Гейтс. В благотворительности участвует подавляющее большинство американцев. Даже те, кто входит в число 20 % самых низкооплачиваемых граждан. Кстати, каждый из них расходует на эти цели 300‒400 долларов в год. Чтобы увидеть общую картину, вдумайтесь в другую цифру: примерно три четверти всех собираемых средств составляют пожертвования от частных лиц, главным образом от людей среднего достатка. Их мотивация та же, что и у богатых, – помочь другим сделать жизнь в стране лучше. Это часть американской культуры – считать себя должным помогать тем, кому меньше повезло в жизни.
Эти цифры мне сообщили в американском Фонде семьи Макартуров, десятом по величине. Ежегодно этот фонд оказывает помощь на сумму 200 миллионов долларов как в США, так и за рубежом. Но больше в США. Фонд помогает малообеспеченным с образованием и жильем, финансирует исследования в области психического здоровья и поиск путей сокращения малолетней преступности. Макартуры работали и в России, главным образом помогая в 1990-е годы нашему высшему образованию пережить трудные времена. Часть денег также шла на содействие становлению у нас правового государства, институтов демократии и правозащитной деятельности. По части расходов Россия у Макартуров была на втором месте после США. Я говорю «была», потому что вот уже как несколько лет Макартуры у нас не работают, наши власти сочли деятельность фонда вредной, если не сказать, подрывной и выдавили фонд из России. Это был период зачистки всех иностранных НКО, а также отечественных фондов, получающих хоть какое-то финансирование из-за рубежа. За их деятельностью нашим охранителям мерещилась «оранжевая революция», хотя, если говорить именно о семейном Фонде Макартуров, одном из самых известных и уважаемых в США частных фондов, эта организация никогда и никаким образом не была связана с американским правительством или политическими партиями.
Примерно тогда же прекратил работу и наш отечественный фонд «Династия», о котором стоит сказать особо. Его основатель – Дмитрий Зимин, доктор физико-математических наук, один из главных создателей самой мощной в мире радарной установки – в 1980–1990-е годы ей не было равных – учредил первую в России компанию сотовой связи, известную под торговой маркой «Билайн». Отойдя в начале 2000-х от дел, Зимин исключительно на собственные средства основал благотворительный фонд «Династия». А несколько позднее передал в распоряжение фонда, то есть в общественное пользование, чуть ли не все свое состояние, исчисляемое, кстати, в сотнях миллионов долларов и заработанное не путем приватизации, не рейдерскими захватами, а собственным интеллектом и свойственным ему фантастическим зарядом энергии.
Фонд Зимина занимался главным образом поддержкой молодых ученых, способствуя тому, чтобы российские мозги не утекали за рубеж, чтобы молодые ученые оставались работать на родине. Другим важным направлением была популяризация науки – публичные лекции мировых светил, издание научно-популярной литературы и пр. В просветительское направление также входила и поддержка фонда «Либеральная миссия», который возглавлял его старинный друг Евгений Ясин, научный руководитель Высшей школы экономики. Последнее обстоятельство, похоже, и стало роковым для дальнейшей судьбы «Династии». «Либеральная миссия», по-видимому, показалась нашим властям слишком либеральной, в связи с чем ее поддержка фондом «Династия» была квалифицирована Минюстом как политическая деятельность. Да и, конечно же, раздражала независимость критически настроенного к власти Зимина.
И вот здесь начинается фантастика. Зная наши порядки и желая обезопасить финансирование фонда, Зимин разместил выделенные на благотворительность средства за рубежом. Оттуда и приходили деньги на деятельность фонда. И надо было очень хотеть, чтобы называть эти поступления от российского гражданина «средствами из иностранных источников». Вроде бы все сошлось: НКО занималась политической деятельностью, получая средства из иностранных источников, что дало основания включить фонд «Династия» в реестр иностранных агентов со всеми вытекающими последствиями. Трудно было нанести большую обиду патриотически настроенному Зимину. Ни попытка отстоять фонд со стороны экс-министра финансов РФ Алексея Кудрина и тогдашнего уполномоченного по правам человека в РФ Эллы Памфиловой, ни петиции ученых-академиков и других видных людей, ни призывы Совета по правам человека при президенте РФ результата не дали. Видимо, решение было принято в Кремле. В такой ситуации совет фонда принял решение прекратить свою деятельность. А ведь если вдуматься, власти пресекли деятельность российского Эндрю Карнеги. Дмитрий Зимин – первый и пока единственный миллионер, передавший большую часть своего состояния на благо общества. Справедливости ради надо сказать, что и Владимир Потанин публично обязался оставить свои миллиарды обществу и лишь самый минимум передать детям, которые должны учиться зарабатывать сами. О том же рассуждал и Александр Мамут. Возможно, когда время придет, они так и поступят, а их примеру последуют и другие.
В целом же традиции благотворительности начинают у нас понемногу возрождаться. Сегодня в России зарегистрировано уже 2500 благотворительных организаций. Наша страна вошла в топ-10 из 24 стран, заняв восьмое место по объему частных пожертвований в благотворительные организации по отношению к размеру ВВП – 0,34 %. Растет вовлеченность россиян в благотворительность. По данным исследований, в 2015 году половина населения страны в течение года принимала участие в благотворительных акциях. А это 10 %-ный рост по сравнению с предыдущим годом.
И это несмотря на то, что отношение к филантропии складывалось у нас в стране весьма драматично. Еще с советских лет многие помнят, как клеймили у нас филантропов на Западе, своих у нас тогда, понятно, не было. Прошли годы, но до сих пор осталось у нас недоверие к благотворителям, точнее, к мотивам их щедрости. Мол, пиарят себя наши благодетели, от налогов уходят. В 1990-е, помнится, и того было хлеще: особо рисковые ребята в малиновых пиджаках после очередной «разборки» с конкурентом, а то и с партнером несли в церковь деньги отмывать грех – на случай, а вдруг Он все-таки есть.
К слову, в те годы благотворительность у нас налогами не облагалась – то ли хотели все, как на Западе, то ли просто налоговая система была в полном раздрае. Корпорации, например, могли смело списывать на благотворительность аж до 5 % от своих доходов. Фискалы утверждают, что это породило множество фиктивных некоммерческих организаций, прикрывавших благотворительностью уход от налогов. Охотно верю, в те времена бизнес у нас в стране многие понимали как поголовный обман государства, партнеров, клиентов и всех остальных, кто попадал в поле зрения. В 2005 году этой вольнице был положен конец. И, конечно же, все было сделан как мы это любим – из одной крайности в другую. В результате сегодня, если коротко, корпоративная филантропия налогом у нас облагается, хотя в ряде регионов и предоставляются некоторые льготы. В общем, жуликам не разгуляться, но и особой монетарной мотивации заниматься благотворительностью у компаний тоже нет.
Но и частные лица тоже поставлены в жесткие рамки. Вывести из-под налогообложения можно не более 13 % от суммы пожертвования, есть и еще целый ряд ограничений плюс основательная бумажная работа. Где-то мне встретился такой пример: допустим, вы перевели на счет детдома 150 000 рублей. Опуская всю арифметику, из ваших налогов вы можете вычесть, то есть вернуть себе, чуть более 16 000 рублей и то при условии, если ваш годовой доход составил полмиллиона. Если меньше, то и возврат у вас тоже скукожится.
Похоже, наварить что-то на благотворительности русскому человеку едва ли удастся. В отличие, кстати, от американца. Принятая там система налогообложения разбивает людей на несколько групп в зависимости от доходов. Каждая группа имеет свой процент налогообложения, соответственно, чем выше доходы, тем выше налог. Скажем, за год вы зарабатываете 37 000 долларов, это значит, что вы находитесь в группе доходов от 9326 до 37 950 долларов, которая облагается 15 %-ным налогом. Стоит вам превысить свой годовой доход на тысячу долларов, как вы сразу попадаете в другую группу – доходы от 37 951 до 91 900 долларов, которая облагается уже 25 %-ным налогом. Обидно. Но выход есть: вы можете пожертвовать на благотворительность эту лишнюю тысячу долларов и тем самым вернетесь в свою прежнюю группу, заметно выиграв в уплате налогов. Американцы нередко так и поступают. Впрочем, как это нередко бывает в Америке, практический расчет идет рука об руку с соображениями моральными. Участие в благотворительности многие считают просто правильным.
То же самое можно сказать и о пиаре применительно к филантропии большого бизнеса. У нас постсоветская благотворительность крупного бизнеса начиналась исключительно как пиар-акция. В условиях, когда отношение к новобогатым в России было не просто отрицательным, а откровенно враждебным, это была попытка как-то сгладить социальный накал. Но, если вдуматься, так ли уж это существенно, по какой причине люди или корпорации жертвуют средства на что-то важное – накормить голодных, вылечить ребенка или просто поставить новый спектакль?
В Америке давно определились: налоги с пожертвований не взимаются (хотя некоторые ограничения имеются), развитие благотворительности важнее недополученных бюджетом денег. Это важно для нравственного здоровья общества. Это важно для устойчивости самого государства, потому что благотворительность обычно компенсирует то, с чем государство не справляется.
Разумеется, в такой системе возможны злоупотребления. Откровенных мошенников я выношу за скобки, но легко могу представить, например, какую-нибудь тихую, малозаметную американскую благотворительную организацию, которая собирает пожертвования, что-то на этом поле делает, но особой пользы никому не несет. Налогов она не платит, и по большому счету ее главная цель – обеспечить рабочее место с неплохой зарплатой своему создателю.
Могу представить и другую ситуацию: допустим, у вас есть старый, хотя еще и на ходу, автомобиль. Вы бы и рады от автомобиля избавиться, однако суета с его продажей не стоит денег, которые можно за него выручить. Взять бы тогда и бросить его в пустынном месте. Но в Америке это чревато значительным штрафом, а утилизация стоит денег. Зато можно передать авто в дар благотворительной организации и при этом еще получить там справку с оценкой стоимости вашей машины на момент сдачи. Пусть эта сумма небольшая, но вы ее можете списать со своих налогов как благотворительное пожертвование. И при этом чувствовать, что сделали хорошее дело. Такой шаг, конечно же, трудно назвать филантропией в высоком смысле этого слова, духовных порывов тут не наблюдается. Но по факту это – благотворительность, потому что кому-то ваша раздолбанная машина может сильно облегчить жизнь. И вот тут мы подходим к самому интересному вопросу – сколь важны мотивы благотворительности.
Конечно, в наших культурных традициях больше принята благотворительность тихая, без фанфар и шума. В Америке, как мне показалось, этот вопрос даже не обсуждается. Там больше думают о результате. Если кто-то хочет сделать дар и остаться неизвестным – что ж, можно восхищаться, пусть такая благотворительность считается выше духом. Если кто-то хочет, чтобы на построенной им больнице красовалось его имя – тоже нормально. А почему, собственно, нет? Почему те, кому эта больница вернула здоровье, не должны знать имя человека, которому обязаны?
В конце концов, так ли уж важно, что чувствовал и какую цель преследовал мистер Оливер, когда лет 100 назад подарил Питтсбургу крытый бассейн, который служит и по сей день. Или мистер Фиппс, чья замечательная оранжерея давно стала одной из самых известных и любимых горожанами городских достопримечательностей. Или еще одна богатейшая семья Питтсбурга – семья Хайнц, в России известная своим кетчупом, а в своем родном городе – концертными залами, музеями и многим другим, чем сегодня гордится город.
Во все времена ключевыми для благотворительности были слова «хорошо» и «нужно».
