Глава 11
«Американская мечта»
Когда Господь Бог создавал Америку, он, похоже, первым делом сотворил мечту, американскую мечту. Эта мечта живет в каждом американце – как в потомках тех, кто в разное время вступал на эту землю, так и в иммигрантах нынешних, откуда бы они ни приехали. И даже в иммигрантах будущих, которые еще не успели родиться. Ради этой мечты люди срывались и будут срываться с насиженных мест, прощаясь с прошлым, оставляя позади все, что было им дорого. Ради этой мечты миллионы людей пускались и еще будут пускаться в океан неизвестности, готовые к любым испытаниям на этом пути.
У «американской мечты» нет официального определения, и каждый мечтатель вкладывает в нее что-то свое, иногда очень личное. Но в самом обобщенном, расхожем современном смысле это – мечта о достатке, комфорте, возможности делать в жизни то, к чему стремится душа. Это мечта о том, чтобы сегодня было лучше, чем вчера, а завтра лучше, чем сегодня. Это надежда на то, что дети смогут жить лучше, чем их родители, что они достигнут того, что не удалось сделать им самим. Конечно, люди мечтают примерно о том же в каждом уголке планеты, но «американская мечта» отлична тем, что она представляется достижимой, отлична верой в то, что упорным трудом действительно можно свернуть любые горы.
Притом что в целом «американская мечта» относится к национальной мифологии, она родилась не на пустом месте. В сравнении с Европой, не говоря уже об азиатских странах, где сословные и другие традиции часто становились непреодолимым барьером на пути людей к лучшей жизни, Америка открывала перед переселенцами действительно большие возможности. Так было в эпоху колонизации, в какой-то мере это справедливо и сегодня. Трудно представить, например, чтобы в Англии, Франции или Германии высокие посты в государстве занимали натурализованные иностранцы. В Америке это возможно. Бжезинский, Киссинджер, Олбрайт, Шварценеггер (список можно продолжить) – для всех этих людей английский никогда не был родным языком. Все они родились в другой культуре и первую часть своей жизни провели далеко от Соединенных Штатов. И уж совсем необязательно быть рожденным в США американцем, чтобы создать состояние, и даже очень значительное. Список сказочно разбогатевших иммигрантов бесконечен, и, кстати, включает немало имен наших соотечественников.
Лично мне знакомы не один, не два и не три, а, наверное, несколько десятков наших соотечественников, чья мечта в Америке блистательно воплотилась. Они перебрались из Советского Союза в США вскоре после окончания институтов в конце 1970-х – начале 1980-х годов. Упорным трудом на протяжении полутора-двух десятилетий они сумели создать для себя очень даже комфортный уровень жизни, о котором, уезжая, не могли и мечтать. Они приехали в Америку без цента в кармане, не зная, как правило, ни слова по-английски. Но у них были неплохие мозги, природная деловая хватка, а главное, они были полны сил и желания осуществить свою «американскую мечту». Нет, они не стали миллиардерами, однако сегодня по материальному уровню их смело можно отнести к высшему, наиболее благополучному слою среднего класса. А уж иммигрантов, которые хотя и не сумели забраться так высоко, но все же смогли придать своему быту черты скромного достоинства, – таких людей в Америке миллионы.
Подобные примеры, которыми, наверное, может похвастаться каждый, кто как-то связан с Соединенными Штатами, создали романтизированную версию «американской мечты». Она красива, привлекательна, вдохновляет и придает смыслы, но оставляет в тени других. Не замечает тех, кто в силу невеликих способностей или нехватки образования, слабости духа или здоровья, недостаточной мотивации или элементарной лени, а может, просто неудачного стечения обстоятельств (такое ведь тоже бывает), проигрывает эту битву за счастье. Этих людей презрительно называют лузерами, неудачниками. Культ успеха здесь почти абсолютен. Эта страна не любит проигравших, их не замечает пресса, не замечают политики. Но они существуют, и их много. И даже в их сердцах теплится мечта. Для них тоже «американская мечта» является ценностью сакральной, то есть сверхценностью.
У американца можно отнять многое, но нельзя трогать мечту. Ее место может занять только настроение бунта. Речь не о нахлебниках, сделавших жизнь на пособия принципиальным образом своего существования, их тоже немало. А о людях, которые провели всю жизнь в работе, но в силу обстоятельств ее потеряли. Их рабочие места отправились в Китай, Мексику, туда, где есть дешевая рабочая сила. Их налаженную жизнь съела глобализация, отбросив многих из них из комфортного среднего класса в категорию малоимущих. А равнодушие правительства убивало в них надежду на то, что дела еще могут поправиться. Эти люди – с некоторой натяжкой обобщения их можно назвать рабочим классом – хотят перемен. Их запрос на перемены почувствовал и «оседлал» Дональд Трамп. И вот парадокс: миллиардер, не знавший в своей жизни ни нужды, ни земных забот, стал выразителем чувств рабочего класса, во всяком случае его белой части. Именно эти люди стали ядром его электората, именно они горячо поддержали Трампа. Это был их бунт против истеблишмента, против безнадежного статус-кво. Они поверили обещаниям миллиардера вернуть рабочие места в Америку, вернуть их «американскую мечту» и фактически привели Трампа в Белый дом. Как видим, гигантская энергия, которую рождает мечта, способна совершить многое и даже немыслимое, в том числе поставить во главе государства человека, который, казалось бы, ни по каким канонам не должен был бы занимать это место.
Мечты этих простых людей гораздо скромнее, чем у тех, кто добрался до высоких вершин. Те видят идеал достигнутой жизненной цели в роскоши, успехе, власти, процветании. Но в любом случае сегодня идея «американской мечты» сводится к желаниям материальным, до крайности приземленным. Это – то немногое, с сожалением отмечают историки, что осталось от мыслей более глубоких и возвышенных. Собственно, само выражение «американская мечта» в его современном значении вошло в обиход сравнительно недавно, в 1931 году. Его использовал в своем труде «Американский эпос» известный историк и эссеист Джеймс Траслоу Адамс. Говоря о сугубо материальном понимании этой идеи, Адамс писал:
Как я уже отметил, если вышеперечисленное – это все, что мы можем предложить миру, то Америка не внесла никакого выдающегося и уникального вклада в развитие человечества. Но была же еще «американская мечта», мечта о такой стране, где жизнь будет лучше, богаче и полнее для всех, и каждому человеку будут даны возможности, соответствующие его способностям и достижениям. Европейским высшим классам нелегко принять такую мечту, да и многие из нас стали относиться к ней с усталым недоверием. Это не просто мечта об автомобилях и высоких заработках, но об обществе, где у каждого мужчины и каждой женщины будет возможность достичь наивысшего успеха и признания благодаря своим природным способностям, независимо от происхождения и социального положения.
Нет, та «американская мечта», что в последние 100 лет манила к нашим берегам десятки миллионов людей со всего мира, не была просто мечтой о материальном благополучии, хотя и это, несомненно, сыграло важную роль. Это понятие гораздо шире. Это была мечта о такой свободе, при которой любой человек, будь то мужчина или женщина, не ограниченный теми барьерами, которые веками возводились в странах Старого Света, освобожденный от социальных рамок, которые были созданы ради классовых привилегий, а не на благо простого человека, сможет максимально развить свои природные возможности. И эта мечта была воплощена здесь в большей степени, чем где бы то ни было в мире, хотя и весьма несовершенно…
Адамс критиковал соотечественников за то, что стремление к материальным благам из способа достижения духовных и гуманистические идеалов превратилось в самоцель. А достижение благополучия стало считаться чуть ли ни добродетелью. Высокие идеалы и принципы уступили место идее наживы и безграничного потребления.
Даже не пытаюсь вступать в полемику с известным историком и социологом, но все же хочу заметить, что эволюция возвышенных идей в приземленные, но, вообще говоря, вполне человеческие желания это, как мне кажется, естественный ход вещей. Во-первых, само по себе стремление к обогащению уютно вписывается в протестантскую этику, привезенную колонистами из Старого Света. В этой связи знаменитый философ, социолог, историк, экономист Макс Вебер обращает внимание на характерную особенность одной из сторон жизни протестантских обществ – коммерцию. Протестанты относятся к коммерции не столько как средству увеличения личного потребления, сколько как к добродетельному виду деятельности. Правда, при этом Вебер особо подчеркивал аскетизм предпринимателей-протестантов, многим из которых были чужды показная роскошь и упоение властью и которые рассматривали богатство лишь как свидетельство хорошо исполненного долга перед Богом. В трактовке Вебера критерием полезности профессиональной деятельности в протестантизме выступает прежде всего ее доходность:
Если Бог указует вам этот путь, следуя которому, вы можете без ущерба для души своей и не вредя другим, законным способом заработать больше, чем на каком-либо ином пути, и вы отвергаете это и избираете менее доходный путь, то вы тем самым препятствуете одной из целей вашего призвания, вы отказываетесь быть управляющим Бога и принимать дары его для того, чтобы иметь возможность употребить их на благо Ему, когда Он того пожелает. Не для утех плоти и грешных радостей, но для Бога следует вам трудиться и богатеть.
Нет, в современном понимании «американской мечты» вы не найдете протестантского аскетизма, эта норма жизни уступила место своей противоположности – потреблению, принимающему порой весьма экзальтированные формы. Зато осталось представление о том, что упорным трудом можно добиться поставленной цели, что каким-то непостижимым образом уживается с идеей «легких денег», то есть верой, что можно разбогатеть, не прилагая особых усилий (игра на бирже, финансовые операции, гениальное озарение, сверхудача и т. п.).
Но вернемся к высоким идеалам Адамса. Кто бы возражал против его «мечты о такой стране, где жизнь будет лучше, богаче и полнее для всех и каждому человеку будут даны возможности, соответствующие его способностям и достижениям»? Но как-то так всегда получалось, что глубокие рассуждения о всеобщем благе занимали умы единиц выдающихся личностей. А вот обычные люди в подавляющем большинстве – нет, они не против счастья для всего человечества, – но пекутся прежде всего и больше всего о благе личном и обычно даже не думают о благоденствии вселенском. Правда, это не мешает многим жертвовать какие-то деньги на помощь ближнему или другое хорошее дело, впрочем, без особого урона благосостоянию личному. Не меньше людей готовы принять участие и в какой-то полезной волонтерской работе. Но так ли много найдется желающих заниматься этим в ущерб собственной карьере, возможности провести время с семьей? Много ли мы знаем людей, избравших путь матери Терезы?
Скорее всего, немного, и это совершенно нормально. Людьми руководит разумный эгоизм, что, по моим наблюдениям, в одинаковой мере присуще людям и в США, и в России. И это несмотря на очевидные различия между традиционным американским индивидуализмом и русским все еще во многом коллективистским, общинным сознанием. Возможно, в этом проявляется универсальный защитный механизм развития цивилизации. Ну, в самом деле, давайте только представим себе, что стало бы с миром, пустись все и каждый на борьбу за всеобщее счастье, забыв о собственном благе и процветании! Тогда на прогрессе человечества, думается, можно будет поставить большой жирный крест. Как из отдельных кирпичиков вырастает здание, так из прогресса каждого отдельного человека складывается прогресс всего общества. Советское государство наглядно доказало, что в другую сторону этот механизм не работает.
Ну, хорошо, люди богатеют и потребляют самые разные плоды созданной ими цивилизации. Некоторые, бывает, в чрезмерном количестве, и порой перешагивая через нормы морали. Это – издержки. А вот в целом, мне кажется, в обществе потребления больше нормальности, чем в классическом добровольном протестантском аскетизме или вынужденном аскетизме советского образца. Все очень просто, только выведем за скобки шопоголиков, их неудержимая тяга к покупкам – это болезнь, вид зависимости, вроде наркомании. Оставим в стороне и шоу-бизнес, а также разного рода нуворишей с их потреблением напоказ, они – законная добыча психоаналитиков. Основная масса людей хотела бы иметь дом попросторнее, машину попрестижнее, отдых провести с большим комфортом, а детям дать образование классом повыше – все эти желания, мне кажется, находятся абсолютно в рамках нормальности, обычных человеческих желаний. И напротив, нарочитый аскетизм потребления точно так же, как и всеобщая борьба за счастье всего человечества, остановил бы прогресс цивилизации. Ну, в самом деле, зачем изобретать что-то новое, если можно довольствоваться старым, зачем идти вперед, когда можно стоять на месте. Нет, цепочка общественного развития, как я это понимаю, выглядит иначе.
Потребность людей жить лучше, жить с большим удобством и большей уверенностью в завтрашнем дне движет стремлением разбогатеть. Это, в свою очередь, мотивирует их к получению образования и совершенствованию навыков, мотивирует больше и лучше работать. А это наряду с тягой людей к познанию и вытекающим из этого развитием науки и появлением новых технологий ведет к повышению производительности труда. Все вместе взятое придает импульс развитию экономики. Чем сильнее экономика, тем больше товаров и услуг производится, тем больше в стране хорошо оплачиваемых рабочих мест, и соответственно большее число людей могут позволить себе блага, создаваемые растущей экономикой. В их числе и благо, как выразился Адамс, «максимально развить свои природные возможности», а также благо впитывать культуру, расти духовно, размышляя о главном и вечном (для тех, конечно, кто к этому стремится).
Как все эти гуманитарные блага соотносятся с ростом экономики, рабочими местами и хорошей зарплатой? Для наглядности, вернувшись на 150‒200 лет назад, возьмем крайний пример и вспомним жизнь рабочего в годы ранней индустриализации, когда люди трудились по 12‒14 часов в сутки по шесть, а то и по семь дней в неделю, а заработанных денег едва хватало, чтобы прокормить семью. О каком образовании, каком досуге, книгах, музеях для них могла идти речь?! Видно, не случайно относительно небольшая горстка философов, писателей, драматургов, поэтов того времени происходила, как правило, из обеспеченных семей. Но время шло, и вот сегодня, мы знаем, у интеллектуальных и творческих видов деятельности – спасибо развитой экономике! – больше нет социальных и имущественных ограничений.
Но, правда, для того, чтобы все это заработало именно таким образом, необходимо, чтобы на пути цепочки общественного развития стояло как можно меньше политических и социальных барьеров. И вот тут нельзя не согласиться с Джеймсом Адамсом: «Америке на этом пути удалось продвинуться дальше и раньше других стран». В этом, собственно, и есть суть «американской мечты», в этом, на мой взгляд, и состоит самый большой вклад Америки в мировую цивилизацию.
Американские интеллектуалы-идеалисты, такие как Джеймс Адамс или современный нам литератор Стивен Лаперуз, хотели бы видеть в «американской мечте» гораздо большее, даже не американскую национальную идею, а, скорее, путеводную звезду всего человечества, что-то вроде Царствия Божьего на земле. Царствия справедливости, благоденствия и непременно «высокого духа бытия». Они сетуют на своих соотечественников за их грубый материализм, за то, что финансовый успех и связанные с ним комфорт и роскошь для многих считаются достигнутой целью, окончательным идеалом человеческого существования. Они критикуют Америку за склонность к слепому, бездумному оптимизму, за игнорирование темных и низменных сторон человеческой природы и истории США. Осуждают антиинтеллектуальные тенденции в американской культуре, преобладающее стремление к количественно-материальному развитию в ущерб качественно-духовному. Они отвергают американскую манеру забывать о прошлом, безудержно стремясь в будущее. Говоря о тех, кто старался осуществить свою мечту и достичь высокого уровня материальной жизни, богатства и комфорта – всего, что можно купить за доллары, Стивен Лаперуз отмечает:
Многие осуществили сегодня эту мечту в Америке и в других странах мира. Однако жизнь ясно показывает, что этот «золотой дворец» – на самом деле иллюзия, что материальные богатства, комфорт и роскошь, слава и власть – это еще не все. Человеку требуется высший смысл существования, и он не может без достаточно сильной духовной анестезии, активных развлечений и полного отказа от внутренней жизни избавиться от глубоких «проклятых» вопросов бытия.
«Проклятые вопросы» – это уже прямая отсылка к Достоевскому, что неудивительно. Стивен Лаперуз увлечен Россией, русской культурой, много лет провел в нашей стране. И, как все идеалисты, он вдохновенно рисует картины своей мечты;
Возможно, постсоветских россиян вдохновит мысль, что их интеллектуальная и духовная история может внести важный вклад в осуществление благородной «американской мечты». Погоня за долларами и материальным благополучием, приобретаемым за доллары, когда забывают «проклятые вопросы» Достоевского, вопросы человеческого духа, – это ложный путь… даже не имеющий ничего общего со стремлением к настоящей, возвышенной «американской мечте»… Достижение материального изобилия недостаточно для человеческой личности и общества. «Проклятые вопросы» Достоевского не только не чужды истинной «американской мечте», но жизненно важны для нее.
Невозможно отрицать пафос Лаперуза и иных, близких к нему по мысли интеллектуалов в США и других странах. И замечательно, что богатые духом люди во все времена поднимали планку человеческих идеалов на заоблачную высоту. Пусть эта высота дается немногим, но для остальных она становится отправной точкой, откуда ведется отсчет нравственных и духовных ценностей, позволяя разграничить высокое и низкое, достойное и недостойное, провести четкую грань между добром и злом. Но если спуститься с интеллектуальных высот на землю, то, в целом соглашаясь с критикой преобладания в американском обществе материальных устремлений над культурно-духовными, я все же хочу отметить несколько обстоятельств.
В отличие от Лаперуза, я не считаю, что в этом смысле Россия имеет какие-то уж особые преимущества перед Америкой. Если сравнить имеющих институтские дипломы среднестатистических русских и американцев, мы увидим, что и те и другие стремятся к карьерному успеху, связывая это с более высокой зарплатой и большим жизненным комфортом. Иными словами, здесь я не вижу особой разницы, разве что социальных лифтов в Америке больше. А кроме того, американцы в силу характера и системы воспитания больше мотивированы на достижение этих целей.
Когда-то мы называли себя самой читающей нацией и очень этим гордились, заслуженно гордились. Но похоже, что сегодня эту гордость можно отнести в основном на счет старшего, ну, может, еще среднего поколения. Молодые россияне, по моим наблюдениям, не сильно отличаются от нечитающих американцев. Правда, если мы говорим о поколении 40-летних и старше, наши, пожалуй, дадут американцам фору в элементарной образованности. Но, с другой стороны, я своими глазами видел, как бесплатные концерты симфонической музыки, которые проводятся каждое летнее воскресенье в парках Сан-Франциско, неизменно собирали сотни и сотни зрителей. Американцы с большим удовольствием посещают музеи, некоторые из которых ничуть не уступают нашим. А вот кино в Америке – спасибо Голливуду – более популярно, чем у нас. Театр же, напротив, прижился в России куда как основательнее, чем в США.
У нас любят говорить о некоей особой российской духовности. Признаюсь, я не в силах понять, что это может означать. Оставим в стороне разговоры об особой миссии России, Третьем Риме, а также фантазии в духе Александра Проханова на тему великих метафизических смыслов, которые несет миру Русь. Если же обратиться к сущностям земным и понятным, мы можем с гордостью говорить, что Россия дала миру замечательных мыслителей и писателей, таких как Бердяев, Ильин, Розанов, Достоевский, Толстой и, может быть, еще пять-семь десятков других выдающихся личностей, искавших ответы на «проклятые вопросы» бытия, рассуждавших о величии духа и смысле жизни. Но и Америка, и Европа внесли не меньший, а может, даже больший вклад в развитие мировой культуры и философской мысли. Но какое отношение имеют все эти выдающиеся люди к основной массе россиян или американцев, живущих простыми земными заботами? Для большинства из них глубокие размышления о смысле бытия – это как костюмчик на вырост – сегодня он еще великоват, но когда-нибудь, может, и настанет его время.
