Глава 15
В стане «лесовичков» почти никого не было. Лишь возле костра сидели двое дежурных, единственным занятием которых было подкидывать в горящий в центре площади священный огонь – ветки, хворост да шишки. Ни бумагу, ни картон, ни что-то другое из внешнего мира кидать в огонь просто так было нельзя. Все предметы из внешнего мира могли попасть в костер лишь с целью своего очищения и после специального ритуала.
Дежурные быстро вскочили на ноги, поклонились Бороде в пояс и кинулись украшать его деревянный трон. Некоторые ветки и цветы уже увяли, их немедленно заменили свежими. Над головой у Бороды загорелись самодельные светильники, в которых «лесовички» использовали вместо масла смолу сосен и елей. И Саша, оглядевшись по сторонам, был вынужден признать, что у «лесовичков» в деревне очень мило. Сложенные из бревен дома, соломенные или крытые ветками крыши. От всех этих жилищ веяло каким-то первозданным покоем и силой.
Да и сами «лесовички» казались куда более органичными лесу и окружающим их деревьям, чем охотники с их палатками, газовыми примусами и пластиковыми пакетами, коробками и посудой, которой они, признаться, уже порядком захламили все подступы к лагерю. Тут пили из свернутых из березовой бересты чашек. Ели с деревянных тарелок. И вилок вовсе не использовали, только деревянные ложки.
– Отведай нашу трапезу.
На ужин подали что-то вроде каши из пшеницы.
– Что это? – спросил он у своего соседа по столу – худенького и бледного юноши, чья бледность была следствием предпринятого Бородой лечения от внешней заразы.
– Полба, – ответил тот. – Толченая полба.
И видя недоуменный взгляд Саши, объяснил:
– Помнишь, у Пушкина в сказке о Попе и работнике его Балде? А кормить меня можешь толченою полбой.
– Но что это за зерно?
– Пшеница. Только из тех старых сортов, у которых стебель был более мягкий и нежный. От ветра он полегал. И для сбора тогдашними комбайнами был непригоден. Вот генетики и вывели пшеницу с более прочным и крепким стеблем. Но если стало прочным все растение, то и вкус зерен тоже огрубел. Понял?
И Саша без опаски попробовал кашу.
– Нравится?
Саша кивнул. Вкус полбы и впрямь сильно отличался от вкуса пшеничных зерен, которые он знал. Саше доводилось бывать в гостях у приверженцев здоровой пищи, и они угощали его кашей из пшеницы. Так в ней не было ничего общего с угощением из берестяных мисок «лесовичков». Полба оказалась чуть сладковатой, вкус у нее был необычайно нежен и многообразен. К ней подавали мед, толченые ягоды, упаренные грибы и какие-то стебли.
А вот Барон от такой трапезы в восторг не пришел. Тут не было ничего пахнущего мясом или хотя бы рыбой. И пес в тоске брал то один протянутый ему кусочек, то другой, но не ел, а лишь деликатно складывал у своих ног. Подразумевалось, что это должно было вызвать у людей прилив совестливости, но никто тут не понимал намеков Барона. Саша вот понимал, но помочь ничем своему другу не мог.
Хлеб был в виде лепешек из какой-то коричневатой муки. Оказалось, в ход шли высушенные и истолченные корни лопуха. В восторг их вкус Сашу не привел, так что он налегал на кашу да поглядывал в сторону костра, в который продолжали подкидывать сучья.
Когда они собираются его гасить? Но стоило Саше заговорить об этом, как на лицах «лесовичков» проступил ужас.
– Священный огонь гасить нельзя! Его зажгли сами боги, послав свой небесный огонь и подпалив им дерево дома нашего старейшины.
Другими словами, этот костер был добыт от сгоревшего от удара молнии дома Бороды. Видимо, это и послужило началом его миссионерской деятельности. Удар молнии перевернул всю жизнь этого человека. Лишившись дома, он ушел в лес, где его новое мировоззрение и сложилось уже окончательно. Затем к нему стали стягиваться такие же чудаки, которые теперь считали этот огонь священным, а самого Бороду проводником воли богов и прочих высших сил.
– Но огонь же можно перенести на другое место?
Но и передвинуть огонь в сторону тоже оказалось довольно проблематично. Сначала требовалось провести церемонию умиротворения священного огня с целью добиться его благосклонности в этом вопросе. Борода пообещал, что церемония начнется сразу же после ужина. И стоило тарелкам и ложкам исчезнуть, как все «лесовички» затянули песню. Она была протяжной и половины слов в ней Саша не понимал. У него вообще было такое ощущение, что каждый пел что-то свое, но каким-то образом получалось довольно мелодично и слаженно.
Пока все пели, Саша воспользовался тем, что внимание Бороды отвлеклось от него, и стянул с руки повязку. Он уже заметил, что рука совсем не болит, и ожидал хороших новостей. Но каково же было его удивление, когда оказалось, что не только ушла краснота и воспаление, но что и сам порез выглядит теперь вполне прилично. Несмотря на то что на нем лежало влажное травяное месиво, сама рана больше не мокла, а выглядела так, словно собиралась активно заживать. Края раны уже стянулись. И Саша понял, что повязка ему больше не нужна. Он снял ее и как можно незаметнее выкинул в огонь. Тот отнесся к подношению благосклонно, принял и с треском уничтожил.
Одна песня сменяла другую. Потом пришло время танцев. Все встали, взялись за руки и побежали хороводом, выводя то круги, то овалы, то нарезая восьмерки вокруг костра. Это было забавно и весело, Саша с удовольствием поучаствовал в общей забаве. Потом пришла очередь прыжков через костер, что было тут ежевечерней процедурой перед отходом ко сну. В обычном мире люди чистили зубы и умывались, тут сигали через костер, считая, что очистительное пламя способно сжечь и болезнь, и заразу, и дурные помыслы, и сами черные мысли, которые и приводят в итоге человека к грехам и болезням.
Саша прыгнул и через костер. И ему и впрямь почудилось, что-то возле него с негромким треском сгорело. Возможно, это были волосы Травинки, которая прыгала рядом с ним? Борода прыгнул последним. Сиганул так, что под его мощным телом пламя разделилось надвое почти до самых углей. И после прыжка главного все замерли в ожидании. Оказалось, пришло время перенести огонь на новое место. Для этого все уже было приготовлено. И вот Борода торжественно извлек из костра большую горящую ветку, которую затем положил на сложенные неподалеку дрова. И по мере того как священный огонь разгорался все ярче на своем новом месте, собравшиеся вокруг него «лесовички» подбадривали его своим пением.
– Ну все, – сказал Борода, когда новый костер загорелся в полную силу. – Теперь нужно дождаться, пока погаснет огонь в старом костре, и ты сможешь посмотреть, что находится в углях.
– А сейчас погасить огонь никак нельзя?
Но в ответ по рядам «лесовичков» пронесся стон ужаса. Погасить священное пламя – никому из них не могло такого даже прийти в голову!
– Надо ждать! – твердо произнес Борода.
Но сколько ждать? Саша взглянул на костер. Когда через него все стали прыгать, его нарочно разожгли посильнее, чтобы дать ему большую силу. Клали в огонь уже не ветки, а стволы молоденьких деревьев. И сколько будут гореть эти бревна? Всю ночь? Но Борода был непреклонен. Сколько бы ни продолжалось горение священного пламени, тушить его нельзя.
Саша хотел пойти на хитрость, остаться возле костра да и затушить его потихоньку, пока все «лесовички» будут спать. Но Борода был не так прост. Он оставил вместе с Сашей еще двух дежурных, которым надлежало наблюдать и за старым огнем, и за новым, а заодно и за Сашей, чтобы не натворил чего-нибудь неправедного. Видя, что схитрить не получится, Саша предпочел сдаться. Глаза у него слипались. Спать хотелось зверски. И Саша совсем не протестовал, когда его проводили в жилище мужской части «лесовичков».
Парни жили отдельно от девушек в просторном деревянном доме, сложенном из стволов деревьев. В центре дома росло живое дерево. Для него в полу и кровле были проделаны специальные отверстия. И никто не находил странным или неудобным, что вместе с ними в доме живет еще и взрослое дерево.
– Это дуб.
– У девушек в доме тоже так?
– У них в доме растет береза. Дуб – символ мужского мира, береза или рябина – символ женского.
Спали тут прямо на деревянных настилах, которые были сверху прикрыты сухой травой, набитой в мешковину. Она изрядно кололась, но зато трава в ней была такой душистой! И вдохнув ее запах, неожиданно для самого себя Саша быстро и крепко заснул. Барон немного повозился, потом тоже устроился рядом. Он плохо поужинал, то и дело тяжело вздыхал в надежде, что хозяин вспомнит о своем долге и накормит Барона чем-нибудь более существенным, чем трава и корни. Но не тут-то было. Барону только и оставалось, что терпеть и мысленно транслировать своему хозяину возмущение.
Наверное, поэтому во сне Саше снились собаки. Их было много. И все они были точной копией его Барона. Все они бегали и резвились рядом с ним на поляне, совсем не замечая опасности, которая исходила для них от прячущегося за деревьями человека. Саша эту опасность ощущал, собаки нет. Но и сам Саша не мог разглядеть злодея, он видел лишь мелькающую между стволами деревьев тень этого человека.
Внезапно Саша почувствовал, как за его спиной выросло дерево. Это был дуб, но не молоденький дубок, а могучее, сильное и взрослое дерево. Тут же у ног Саши сам собой вспыхнул костер. И это тоже не был маленький костерок, это было высокое пламя, способное как защитить, так и покарать. И когда прячущийся в лесу злодей попытался подойти ближе, дуб взмахнул своими ветками, словно руками. От этого движения поднялся ветер, который высоко взметнул искры костра. Все они полетели в сторону злодея, и тот был вынужден бежать прямо в объятия следователя Подлесного, который уже поджидал преступника с широко расставленной сетью.
Такое было у Саши минувшей ночью сновидение. Но когда он проснулся от шума голосов вокруг себя, то чувствовал себя свежим, бодрым и отлично отдохнувшим. Голова была ясной. Руки и ноги полны сил. Так хорошо Саша себя чувствовал разве что в глубоком детстве. Ни малейшего недомогания, лишь чистота и сила. И невольно закралась мысль, что в образе жизни Бороды при всех его чудачествах есть и крупицы полезного начинания.
Борода уже вышел из своего дома. Он единственный из всей деревни жил отдельно. И его дом был построен возле самого большого дуба, какой Саше доводилось видеть раньше. Своей кроной дерево прикрывало всю деревню. Домик у его подножия казался совсем крошечным и не имеющим значения. А вот Борода напротив на фоне исполина и сам приобрел некую величественную грозную силу.
– Я видел сон, – сообщил он Саше. – Тебе нужно как можно скорей возвращаться к своим. Можешь взять из пепла то, что огонь тебе оставил, и уходи.
Саша не заставил себя упрашивать. Он живо опустился на колени перед погасшим костром и начал шарить руками в его углях. Они были еще теплыми. И при каждом прикосновении вверх поднималось облачко золы, так что вскоре Саша начал кашлять от раздражающих мелких частичек пепла. Сначала под руки попадались лишь уцелевшие замки и карабины – металлические части сгоревшего тут рюкзака. Но Саша не сдавался. Если уцелели эти штучки, могло уцелеть и что-то более важное.
Покашливая, он продолжал рыться в углях. И внезапно его пальцы сомкнулись на каком-то круглом предмете. Саша вытащил из пепла маленький плоский кружок. Монетка? Нет, для монетки он был слишком велик. Саша обтер свою находку и увидел, что это была медаль за первое место в соревнованиях на звание лучшего спаниеля года. Это была большая золотая медаль, и уже три года подряд доставалась она исключительно одному Покеру.
Учреждена эта медаль была в 1986 году, и с той поры ее обладателями стали двадцать три собаки. Так что теперь все зависело от года, когда была вручена эта медаль. В разные годы ею награждались разные собаки, а у разных собак были разные владельцы. Сейчас он увидит год и сможет понять, чья собака удостоилась награждения этой медалью. С дрожью в руках Саша перевернул медальку. На обратной ее стороне был выбит год, когда состоялось награждение. И взглянув на него, Саша понял, что знает имя потерявшего рюкзак с отравой человека.
– У вас в лагере поселилось зло, – услышал Саша голос Бороды за своей спиной.
И повернувшись к нему, вопросительно взглянул на старейшину.
– Ты должен разоблачить злодея. Иди, сейчас в твоих руках ключ к ответу на вопрос, кто убивал ваших людей. Священный огонь дал тебе ответ. Передай своим, у меня больше нету к ним претензий. Наш договор остается в силе. Живите, и пусть мир пребудет с вами.
Саша машинально кивнул в ответ, сжимая в руках заветную медаль. Теперь он знал имя человека, потерявшего рюкзак. Вероятно, он же потерял и нож, с которым напал на Геннадия. Оставалось лишь только понять, зачем этому человеку все это вообще понадобилось затевать.
По возвращении в лагерь Сашу первым на пути встретил Олег. Ждал он его не просто так, а с новостью.
– Тебе не меньше десяти раз звонил Подлесный.
В руках Олег держал смартфон Саши, который тот оставил в лагере по настойчивому требованию Бороды. «Лесовички» упорно не пускали к себе ничего, что могло принести заразу из внешнего мира. А смартфоны, планшеты и ноутбуки, по твердому убеждению Бороды, являлись самым главным источником этой самой заразы.
– Подлесный хочет, чтобы ты приехал к нему.
– Еду прямо сейчас.
Но Олег не уходил.
– Удалось тебе найти что-нибудь у «лесовичков»?
– Да. Ты себе даже не представляешь, что именно.
Олег немного помолчал, а потом спросил:
– Скажешь?
– Скажу.
– Значит, можно мне будет поехать с тобой к следователю?
В голосе Олега звучали необычные для него просительные нотки. Слышать их было настолько неожиданно, что Саша даже оторопел и сам не помнил, как сказал:
– Поехали, конечно.
Олег моментально повеселел и начал давать распоряжения уже своим обычным командирским тоном. Впрочем, распоряжения касались преимущественно собак – Покера, Барона и Бренды, присмотр за которыми был возложен на остающихся в лагере Андрея с Вованом. Тем бы тоже хотелось прокатиться к Подлесному, но Олег им это запретил.
А вот Лида даже спрашивать разрешения не стала. Села в машину и заявила, что ее с места и подъемным краном не сдвинешь. Она едет к своему любимому Геночке, и точка. И поехала. И у больницы выскочила из машины, сказав, что с Сашей и Олегом ни к какому следователю не пойдет и вообще ничего на свете ее не интересует так, как Геночка. Плевать ей, кто убийца, главное, она знает, что им не может оказаться ее Гена. На вопрос, откуда знает, ответила, что чувствует сердцем.
Подлесный уже ждал их в своем кабинете. Вид у него был сияющий.
– Все получилось! – торжественно сообщил он вошедшим ребятам. – Мы его взяли!
У Саши так и отлегло от сердца. Всю дорогу он боялся, что преступник скроется.
Но следователь заверил:
– На этот раз никакой ошибки быть не может. Взяли мы его с поличным, больше он не отвертится.
– Как это случилось?
– Мои люди находились на страже. Они и взяли его при попытке довершить начатое.
Тут же, в кабинете, уже находилась Татьяна. Глаза у нее были на мокром месте. Кажется, ее поимка преступника ничуть не радовала.
А вот Подлесный едва не задыхался от обилия эмоций.
– Но хитер! – твердил он. – До чего же хитрый тип! Узнал, что Иван Михайлович остался жив, и притворился тяжелобольным, чтобы оказаться рядом со стариком в реанимации.
На мгновение Саша подумал про Гену. Подумал про то, что скажет Лида и вся родня, если окажется, что Гена все-таки убийца. Ясное дело, обвинят во всем одного Сашу. Скажут, что он подсунул Лиде бракованного жениха. И всю оставшуюся жизнь будут его этим попрекать.
Но тут Подлесный заговорил дальше, и Саша смог вздохнуть посвободнее.
– Негодяй симулировал у себя сердечный приступ, лишь бы его пронесли в реанимацию и положили на соседнюю кровать с жертвой.
Саша слушал и чувствовал, как у него в голове вновь разворачивается клубок из вопросов. Кто лежал в реанимации на соседней койке с Иваном Михайловичем? Геннадий там лежал. Но это получается, что все-таки Геннадий и пытался отравить старика. А как же найденный «лесовичками» рюкзак и бутылка в нем с отравой? Рюкзак принадлежал совсем другому человеку. Саша совсем запутался и уже не знал, что и думать.
А Подлесный продолжал:
– Если бы не показания Геннадия, данные им раньше, то негодяю и впрямь удалось бы прикончить старика. А затем, вероятней всего, он взялся бы и за самого Геннадия. Но мы успели предотвратить самое худшее. Наши сотрудники дежурили в реанимации под видом тяжело больных пациентов. И при попытке влить Ивану Михайловичу в капельницу сильнейший сердечный препарат, который бы неизбежно привел к остановке сердца несчастного, преступник был схвачен.
– Отличная новость! – отреагировал Олег, пока Саша пытался привести свои мысли в порядок.
Следователь сказал, что Геннадий помог следствию. Значит, преступник – это не Геннадий? Какое облегчение это знать. Но кто еще лежал в реанимации вместе с Иваном Михайловичем? Сколько ни силился вспомнить Саша, никакого знакомого лица в памяти не всплывало. От тяжелой умственной работы лоб у Саши весь покрылся испариной.
А Подлесный в это время сиял все ярче и ярче.
– И это не единственная отличная новость на сегодня. Во время борьбы с преступником наши сотрудники как-то так навалились на Ивана Михайловича, что тот очнулся от своей комы. В настоящее время он уже полностью оправился от перенесенного заболевания, узнает своих близких, разговаривает, двигательная активность еще не восстановилась во всем объеме, но врачи говорят, что это все равно очень хороший результат.
Саша был рад услышать, что главный эксперт и постоянный судья на всех соревнованиях пришел в себя. Значит, можно будет в ближайшее время провести новые соревнования охотничьих собак. И как знать, возможно, на этот раз Барону улыбнется удача. Но тут же Саша спохватился и отругал самого себя. О чем он только думает! Разве можно думать о таких пустяках, когда не выяснено еще самого главного. Когда не прозвучало во всеуслышание имя преступника.
Олега мучил тот же вопрос, и он первым воскликнул:
– Кто же убийца? Кто злодей?
– Скоро узнаете, – улыбнулся Подлесный.
И обратившись к одному из своих помощников, попросил:
– Приведите задержанного.
Тот кивнул и вышел. Олег и Саша тут же уставились на дверь с таким напряженным вниманием, что казалось, могли прожечь в дереве четыре аккуратные дырки. Время шло, напряжение возрастало. Но вот в коридоре раздались шаги, дверь открылась, и на пороге появился человек, при виде которого Олег так и ахнул. А вот Саша был доволен. Клубок вопросов у него в голове начал стремительно распускаться. Да, вопросов было много, но на каждый, и Саша это чувствовал, должен был в самое ближайшее время найтись ответ.
А вот Олег все еще был в плену своих эмоций.
– Антон Борисович! – воскликнул он при виде задержанного. – Вы в наручниках. Почему?
Никто ему не ответил. Антон избегал смотреть на своих бывших знакомых. Вид у него был замкнутый и угрюмый.
А Олег продолжал бормотать:
– Да как же это?
Подлесный улыбался еще шире. Его сходство с начищенным до блеска самоваром было почти полным.
– Это я вам сейчас объясню, – произнес он. – А пока что можете любоваться! Перед вами главный виновник и организатор всех тех печальных событий, которые случились в вашем собачьем сообществе за последние дни.
Антон поднял голову и презрительно уставился на следователя.
– У вас против меня ничего нет, – сказал он. – Ты – жалкая провинциальная дешевка! На кого ты рот раззявил? Что ты можешь предъявить против меня? Знаешь, какие люди стоят на моей стороне? Тронь меня, и тебе светит увольнение из органов, это я тебе обещаю!
– Все ваши так называемые друзья уже поспешили отказаться от знакомства с вами.
– Лжешь!
– У вас еще будет возможность убедиться в том, что я говорю чистую правду. Но это все потом. А сейчас я хочу, чтобы вы сами рассказали о тех мотивах, которые побудили вас совершить те злодеяния, в которых вас обвиняют.
– Еще чего! Хочешь, чтобы я сам на себе доносил? Не дождешься!
– Я даю вам возможность сделать чистосердечное признание.
Но Антон выразился в том духе, что Подлесный может засунуть себе его чистосердечное признание в одно место.
– Значит, каяться мы не желаем? – притворно опечалился следователь. – Очень жаль.
Но по лицу было видно, что ничуточки ему не жаль.
– Ну что же! Я давал вам шанс хоть немного, но облегчить свою участь. Вы этот шанс не использовали. Теперь придется говорить мне. Но учтите, после того как я скажу и докажу все, что вы натворили, на чистосердечное можете больше не рассчитывать.
Но Антон лишь повторил свое мнение по этому вопросу и замолчал, угрюмо глядя в стену.
