Глава 14
Лучшие друзья

Кто мог услышать твой крик в гниющем стылом сарае, на самом краю Долины, куда не каждый отважился бы сунуться. Даже отмороженный психопат не погнался бы сюда за наживой, не позарился бы на дорогие артефакты, коих тут всегда имелось в изобилии. Люди понимали, что вероятность оставить в Долине свой скелет куда выше, чем шанс наварить копейку-другую. И все из-за постоянно пропадающих в этой местности искателей: ступил на недавно еще безопасную территорию – и не стало тебя, как языком слизало.

Иногда тела находили. Неподалеку от проклятого участка. Обезглавленные трупы, с отрезанными конечностями и пустыми, вытекшими глазами.

Сразу поползли всевозможные слухи. Кто-то на новоявленного мутанта пальцем показывал, другой вспоминал старую легенду о шатунах – обратившихся в зомби коренных жителях Чернобыльской зоны отчуждения.

Но никто не мог и помыслить, что на такое способен обычный человек. Человек, которому просто выгодно было отвадить от этого сектора незваных гостей.

– Пожа-а-алуйста! – заныл Муха. – Прекрати!

– Нет. – Никита сплюнул и подхватил топор за прорезиненную рукоять.

Топорище рассекло воздух и, приземлившись, раздробило кость пленника чуть ниже колена. Раздался нечеловеческий крик.

– А-а-а-а-а-а-а-а!!!

Замах повторился.

Коннор уложился в два удара.

Бывший наемник отложил топор в сторону и снял с пояса кейс для переноски артефактов. Открыл, демонстрируя кричащему мужчине содержимое бокса.

– Да заткнись ты. Ты не умрешь. И не отключишься. Рано тебе еще. Недостаточно помучился. За то, что сделал с моим домом, ты будешь умирать долго и больно. Но умрешь обязательно, я обещаю. Знаешь, что это? – Никита извлек артефакт из контейнера. – Лучшее обезболивающее в мире! «Желудь». Слышал о нем? Баснословных денег стоит. Вчера в развалинах подобрал, особо не парясь. Муха, ты не сможешь загнуться от боли. Ты же наверняка слышал, как действует этот артефакт. Ничего не почувствуешь. Осознавать будешь, что я отпиливаю тебе вторую кисть и вторую ногу, но не загнешься от боли, пока я не разрешу. Тебе такая честь выпала. Других я сперва убивал, а разделывал уже мертвых.

– Д-других?!

– Тебя заботит лишь то, кто лежал в этом углу до тебя? А вот мне гораздо интереснее, как ты будешь рассказывать мне всю правду.

– Я-я-я. – Пленник боялся сказать что-то лишнее, понимая, что будет, если наемника не устроит ответ: – Пр-а-а-ав-да! Я все рассказал тебе! Все… – простонал Муха, прижавшись к стенке. – О чем еще?..

– Троица дебилов во главе с Малининым не смогли бы совершить такое. Слишком сложно для троих. Был кто-то еще. И я хочу знать – кто?!

– Если кто-то и бы-ы-ыл, то я его не знаю! Клянусь Б-б-бо-гом!

– Меня всегда интересовало, почему люди вспоминают Бога, только находясь на смертном одре? – хмыкнул Никита. – Вот прямо сейчас боженька тебе понадобился, а раньше можно было спокойно жить в безрассудстве и вранье, не боясь справедливого возмездия? Правда же, я что-то раньше не замечал за тобой замашек истинно верующего. Резко ударился в религию? Поздно, конечно. И не в то ты уверовал. Уверуй в смерть. И в то, что по ту сторону тебя ждет лишь вечная темнота. Никакой встречи с близкими и любимыми. Никаких райских кущ и наград за добрые дела. Бесконечная слепая чернота, и ты в ней один, покинутый, выброшенный. Никому не нужный.

Никита взял тряпку, вытер свои руки, перепачканные кровью пленника.

– Рано или поздно, но ты сознаешься, – задумчиво протянул Коннор. – Все сознаются. – Он поднял канистру с бензином. – «Желудь» позволит тебе прочувствовать вкус, но выведет из организма весь яд. Бензин этилированный. Не нужно объяснять, чем он опасен? Хотя, ядовит же, в общем-то, любой бенз. – Поболтал канистру, слушая, как жидкость плещется внутри.

– Ни-ни-Никита, я умоляю тебя, не надо. – Муха обрел дар речи, перестал ныть. Видимо, артефакт подействовал и притупил боль.

– Нет, надо.

– Мы же вместе работали. Ты помнишь же! Вместе у костра сидели! Я помогал тебе! Я помогал группе Лиса!

– Это уже не важно. Лиса здесь нет. И где он – я не знаю. Так что вряд ли он за тебя заступится. Сейчас уже неважен ни один хороший поступок, что ты совершил за свою короткую жизнь. Не важно, кому ты помогал в прошлом. Вчера я побывал на пепелище. Ты все хорошее перечеркнул, когда заставил военных уничтожить деревню. Убить всех, кто считал тебя своим другом. Кстати, я выяснил одну интересную деталь. По рации с солдатами связывался Летов. Слышал о таком? Даже я слышал. Один из лучших бойцов «Удара». Не верю, что ты ничего не знал о его участии в этой заварушке. – Сказав это, он накрыл лицо Мухи окровавленной тряпкой и начал лить на нее бензин.

Муха задергался ужом, замычал, но наручники мешали ему вырваться и сбежать.

Или хотя бы закрыть лицо руками.

Малинин запечатал конверт, передал его своему телохранителю.

– За твою роль, Жор, – пояснил он. – Пересчитывай.

На столе, за спиной торговца, красовалась разложенная шахматная доска с фигурками.

– Не буду я пересчитывать. Верю. Просто скажи, сколько там?

– Столько, сколько я обещал Мухе.

– А он не справился? Почему ты отдаешь его долю?

– Справился. Идеально. Деревни новичков больше нет. Но, Жора, дело вот в чем. Он ненадежен. Так что найди его и прикончи. Получишь еще двадцатку зелени сверху.

– Ненадежен? – удивился Сковорода, засовывая конверт во внутренний карман комбинезона. – Но Зимовища больше нет, Лис и Валерьевич мертвы, новичок пропал, а во главе «Удара» остались только наши люди. И немалый вклад в это внес Муха. Не забывай про то, что именно он открыл канал для поставки оружия, убрав того вояку. Как по мне, Муха заслуживает доверие.

– Раньше ты никогда не задавал лишних вопросов, – недовольно сказал торговец, вернулся за стол и скинул с доски две фигурки. – Смотри, ладья – это Валерьевич, а конь – Лис.

– Да, не задавал, – согласился Жора.

– Почему же начал?

Вслед пошли еще две фигурки с надписями – «Лом» и «Зверь».

– Потому что мне кажется, что очень скоро пешка и с моим именем отправится в мусорную корзину.

– Даже так? – Малинин задумался. – Этого никогда не будет.

– А Мухе ты что сказал?

– Ты ценный и верный человек, Жора. Мы вместе строили все это. А Муха? Он всего-навсего инструмент. Когда инструмент приходит в негодность, ты что с ним делаешь? Правильно, выкидываешь. Более того, Муха – это ниточка, которая ведет прямо к нам. Считаешь, подобные решения даются мне легко? Нет. Иначе бы я приказал убрать его прямо во время операции, как только он снял бы ту тварь. Всю ночь я взвешивал все «за» и «против». И пришел к выводу, что это опасно.

– Знаешь, что опасно? Держать Кона рядом с собой. Этот косячный придурок вечно все портит. Он очень импульсивен. Утренняя истерика это доказала. Рано или поздно, но он разрушит то, что воздвиг.

– Кон зависит от меня, он не сможет выжить, если меня не станет. Я нужен ему, потому он и верный, потому надежный.

– Уверен? – Телохранитель откинул крышку своей зажигалки, покрутил колесико. – Все, кто мог его казнить, – мертвы.

– Не все. Даже среди парней «Удара» есть те, кто поддерживал группу Лиса, и я специально не стал их убирать. Они остро отреагировали на произошедшее в Карьере. Они не тронут Кона, пока он под моим крылышком, но в свободном плавании, без крыши – он труп.

– И долго будешь его держать?

– Долго. Пускай живет.

– Пускай живет, – согласился Жора. – А Муха… Муха умрет.

– Это меня порадует.

– Тогда я пошел. Меня заменит Сема? – скосившись на доску, спросил Сковородка.

Торговец ничего не ответил. Ему не понравилось, как подельник расставил акценты.

Малинин крутил фигурку в руках.

Ферзь.

На подставке было начерчено: «Жора. Сковородка».

Бывший майор поставил ее на доску и задумчиво почесал бороду. Он испугался. Испугался, ибо понял, насколько шатко его положение без людей, которым можно доверять. Это опасно, это ненормально. Это не то, чего он добивался. Он всегда считал, что король должен сидеть ровно, не боясь, что башня, в центре которой стоит его престол, развалится по кирпичикам, как только он лишится свиты.

Нельзя.

– Нельзя, – сказал торговец. – Никак нельзя.

Смысл игры был не в деньгах. Вернее, не только в них. Здесь все было гораздо глубже. И если из-за малой ошибки хоть одна башенка пошатнулась бы – Малинин потерял бы все.

Он снова поставил фигурку на доску. Забрал. Подкинул. Решение не заставило себя долго ждать. Бесповоротное решение.

Ферзь полетел в урну под столом. Туда, где уже лежали статуэтки Лома, Лиса, Валерьевича и Зверя. «Жалко терять такого человека, как Жора, но другого выхода нет. Уж лучше оставить Сему. На него хотя бы есть рычаг давления – генерал Андрейченко».

– Сема, зайди ко мне, – приказал торговец в рацию.

– Привет.

Кон резко оглянулся, одновременно схватившись за выпирающую из кобуры рукоять пистолета.

Никита чуть не рассмеялся. Его ружье смотрело старому другу прямо в грудь. Кон даже не успел бы расстегнуть клапан, как поплатился бы жизнью за дерзость.

– Рот закрой, муха залетит, – сказал наемник, увидев, как у Кона буквально отвалилась челюсть.

Что поделать, Никита любил эффектно появляться.

– Ч-ч-что?! Ты-ы?! Но-но-но… Как?! Ты же погиб!

– Братка, а ты, вроде, не заикался раньше. Изменился ты за время моего отсутствия, да? Повидал, наверное, всякого? Ну, как ты правильно заметил, я погиб. Это всего лишь сон, парень, да-да. Ладно, хорош поясничать, Ник. Вот я думаю, Кон, убить тебя? Или дать шанс на выживание? Долго кумекаешь. Поговорим в другом месте, мы здесь на виду, как рыбки в аквариуме.

Никита замахнулся и ударил Кона двустволкой.

Отрубленные конечности произвели впечатление. Предатель прижался к стене, стараясь не смотреть на пристегнутого к газовой трубе старого знакомого. Муха валялся без обеих ног. В прямом смысле. Оставшаяся левая рука висела плетью, словно костей в ней никогда и не было.

– Он говорил, что ты тоже работаешь на Малинина. – Никита открыл крышку канистры. – Хм. Еще немного осталось. Муха потерял свою ценность. – Бензин полился на пристегнутую жертву. – У него артефакт. Слышал о «желуде»? Он сгорит заживо. И будет видеть все это. Не чувствуя боли. – Канистра отлетела в угол, глухо бахнувшись на пол. – О как. – В руках у Коннора оказалась фотография. – Нашел в его куртке. Здесь девочка лет… скажем, шести. Его дочь. – Скрутил в трубочку. Подпалил карточку от пластиковой зажигалки. – Может, ей повезет. Может, у нее появится отчим, который научит приемную дочь хорошему. А чему ты сможешь научить малышку? – Бумага догорела до середины. – Подставлять десятки жизней ради?.. Сколько ты там говорил? Пятиста штук. Деньги-то неплохие, конечно. Но ты продал за них всех, кто… Впрочем, уже не важно.

Муха загорелся.

Кона вырвало.

Горящий заживо человек не кричал, только мотался из стороны в сторону и пучил глаза, как полоумный.

– Не растерял ли я снайперские навыки? Как только артефакт отойдет от его кожи, боль накатит со страшной силой. – Никита прицелился из своего бессменного ружья. – Отстрелю? Поставишь сотку?

Два раза бахнуло, оставшаяся рука Мухи оторвалась. Артефакт медленно откатился в сторону. Несчастный завизжал.

– Как свинья на забое, тьфу!

Бахнуло в третий раз.

– Прекрати играть в свои садистские игры, – прошептал Кон. – Убей меня, и дело с концом.

– Приятель, я бы еще раньше тебя убил, если б приперло.

– Но зачем ты заставил меня смотреть на это?

– Чтобы ты оказался посговорчивее этого упертого дегенерата.

– И что я должен тебе сказать?

– Все.

– Все – это что?

– Хм. Для начала расскажи, у чьей могилки ты лил свои девичьи слезки?

– О боже, Коннор…

– Назовешь меня так еще раз – и ты труп… – Никита пнул парня ногой в грудь. – Ты понял?

– Это могила Лиса. Его убили. Пару дней назад.

Никита издал какой-то странный звук, похожий и на всхлип, и на стон, и на хриплый вздох одновременно, зажмурился, словно от сильной боли, и в сердцах сплюнул. Медленно, диким взглядом, осмотрелся по сторонам, откинул дробовик и, приложив ладонь ко лбу, нервно усмехнулся.

– Черт… Черт. Черт! Опоздал. Второй раз я опоздал.

– О чем ты говоришь?

– Ты расскажешь мне все. – Горечи как не бывало, голос вновь грозный. – И скажешь, кто убил моего лучшего друга.

– Я расскажу тебе все, Никита. А потом делай то, что должен сделать.

– Убить тебя? Не-е-ет. О, не-ет.

Кон уже не боялся. Он знал, что скоро все закончится.

Жора долго бродил по окрестностям, облазил все ближайшие овраги, полуразрушенные дома и другие строения в радиусе трех километров, которые могли бы сойти за укрытие. Бесполезно. Муха – как в воду канул.

– Продолжим завтра, – сказал Сковородка самому себе. – Ночью соваться в Долину – гиблое дело. Если Муха раскусил Малинина и слинял, то уже очень далеко ушел. Надо будет задействовать своих ребят, но это потом. Пока бы отдохнуть.

Вернулся он затемно.

На базе торчали бойцы «Удара», что Жоре не понравилось. Он потерял свою былую значимость в качестве единственного телохранителя предприимчивого Малинина, и это сбивало с толку. Да и ударовцев наемник недолюбливал. В их окружении он чувствовал себя, словно на оккупированной территории.

В доме торгаша, в столовой, дежурили двое.

– Босс у себя?

– У себя, но просил не беспокоить, – ответил один из бойцов, скрывающий свое лицо под балаклавой.

Жора усмехнулся и прошел к широкому столу. По пути пошарил на своей полке, забрав остатки скудных запасов – банку тушенки и початую бутыль водки.

– Братан, не занято?

– Тамбовский волк тебе братан, – огрызнулся телохранитель, посмотрев на подошедшего Сему. – Не занято. Садись, если хочешь.

Налил водку. Только себе, напарнику не предложил. Сел спиной к воякам, аккуратно вскрыл консервную банку ножом. Выпил, закусил куском мяса. Налил еще стопку.

Сема явно нервничал.

– Возьмешь себе пожрать? – спросил Сковородка.

– Я бы выпил. Плесни и мне малость беленькой.

– Ну, хорошо. Будем?

– Будем.

Выпили.

– Интересно, долго ли мы тут проваландаемся?

– У Малинина? – переспросил Жора.

– Да не. – Семен лениво потянулся. – Вообще, в Зоне. Сколько друзей погибло. А сами мы – что? Кем стали? Алчными, грубыми. Настоящих друзей среди нас нет. Нет братства. Сегодня сидим, пьем, а завтра друг друга перегрызем ради денег же…

Жора не сводил глаз с собеседника.

– Нет, правда, смерть на каждом шагу ждет, а мы еще и друг с другом грыземся. Зона, сука. Хоть и барыши хорошие снимаем, но… Не, на хрен. Я тут надолго не останусь. Хватит с меня. Буду уносить ноги. А ты, Жора, останешься?

– Я слышал, в Джорджии неплохо. В сельской местности. Поселиться в каком-нибудь баре, напиваться каждый вечер с фермерами. Чем не романтика?

– В Джорджии очень даже неплохо… – С этими словами Сема вдруг резко дернулся, выхватывая пистолет.

Жора среагировал моментально, ударив противника по запястью. Слабая рука Семы не удержала оружие, и ствол, блеснув серой молнией, полетел в угол. Но Сковородка уже услышал, как щелкают затворы за его спиной. Бойцы «Удара» решили вмешаться.

– Суки!

Отточенным до автоматизма движением Жора передернул затвор и двумя точными выстрелами снял охрану. Военные попадали на пол, словно кегли в боулинге.

Сема вытащил второй пистолет и, перевернув стол, забаррикадировался в углу. Сковородка отступил за шкаф, заняв более удобную позицию.

Ударовцы окружали здание.

Раздался выстрел. Еще один. Пять пуль выбили щепу из столешницы. Семен вскрикнул, схватившись за правую руку.

За стенами послышался топот армейских сапог.

«Время! Надо спешить, пока тут не собралась целая рота», – понял бывший уже телохранитель.

Еще двое бойцов «Удара» ворвались в столовую, и в них сразу же полетела табуретка. Первый споткнулся, второй, словно в мультике, неуклюже повалился на товарища. Началась суматоха и толчея. Послышалась ругань.

Жора опрометью бросился к своей комнате.

Сидящий в углу Сема закричал от ужаса, когда наемник Малинина вышел из-за двери с «Печенегом» наперевес. Адская машина принялась собирать кровавые жертвы, отправляя десятки солдат прямиком в пекло.

Очередь. Сдавленный крик. Ответный огонь.

Люди падали наземь, дымясь. Пригнувшись, Жора побежал прочь из столовой. Ловко лавируя по помещению, прячась за столами, Сковородка расстрелял почти целую ленту. Когда комната наполнилась едким густым дымом, боец остановился.

– Ты где, Сем? Скрылся, гад. – Он быстрым шагом двинулся в коридор.

Там, за поворотом, за металлической дверью, сидел главный виновник торжества. Пора было вернуть должок.

Каморка злодея оказалась запертой изнутри. Ничего удивительного.

– Открывай, сволочь! – Жора заколотил в дверь прикладом.

Раздался одиночный выстрел, пуля опасно чиркнула у виска наемника. Он молниеносно присел, обернулся и выжал спусковой крючок…

…заклинило…

Бледный Сема держал в дрожащей руке пистолет.

– Не усложняй…

Четыре выстрела – четыре вздоха. Жору откинуло к стенке. Он сполз на пол, беспомощно пуская кровавые пузыри изо рта.

– Бес! Бес! – Сема контрольным добил старого приятеля.

Бойцы валялись на полу, забрызганном кровью. Дышать было нечем из-за порохового дыма. Под подошвами бряцали и мешались гильзы.

Из угла донесся хрип, перемежающийся стоном. Сема подошел ближе. Совсем молодой парень лежал и безуспешно пытался сделать вдох. На его животе зияли две огромные дыры. Он был уже не жилец. Холодеющая рука раненого стискивала автомат.

Сема облегчил страдания парня метким выстрелом.

Тревога в душе. Кон чувствовал запах смерти. Словно тот распространился по холодному воздуху.

Вскоре на земле показались островки, заляпанные свежей кровью. Аромат смерти усилился, и Кон расстегнул кобуру.

Дверь открыл боец в камуфляжной форме.

– Приветствую, Кон.

– И я… забыл твое…

– Не важно. Заходи.

Сталкер медленно прошел в кабинет Малинина, по пути разглядывая солдат, елозящих мокрыми тряпками по полу.

– О, Кон, привет! – улыбнулся торговец.

– Что случилось?

– Садись, расскажу. – Малинин достал бутылку водки и два пластиковых стаканчика, разлил по чуть-чуть. – Выпьем.

– Выпьем.

– Кон, тут такое дело, – сказал бывший майор, занюхав водку рукавом. – Жора сбрендил.

– В смысле?

– А все. Крыша – вжух! Вытащил «Печенег», да и положил наших ребят.

– Охренеть. И ты убил его?

– Не я, но Сема, мой новый – назовем его начальником охраны – да, мой новый начальник охраны постарался. Давай еще по пятьдесят, за упокой души.

– Ага. – Кон демонстративно выплеснул водку за плечо. – Жора слетел с катушек. Смешно. Это ты приказал его убить. Ты, сука, заказал его смерть.

– Пошел вон, – холодно процедил Малинин.

Кон сел на кровать. В голове висел туман. Парень закрыл глаза, не хотел смотреть на свою комнату, не хотел смотреть на весь окружающий мир. Мир, где не было счастья. Мир, где он остался в одиночестве. Не хотелось видеть и своего отражения в маленьком зеркале, что висело на двери. Кон почувствовал, как по щекам потекли слезы, но ничего не смог с собой поделать.

«Как поступить? Малинин – все. Стал своих убирать, сука. Торговец ведь верил Сковородке, твою мать. А теперь. Мне конец. Как же так? Он же был бесчувственным терминатором, хладнокровным маньяком, безупречным солдатом! А теперь от него ничего не осталось. Он не мог сойти с ума! Из-за чего?! Приказал Семе грохнуть! В спину, подло! Башка раскалывается. К черту! К черту ублюдка! Солью Никите все, что знаю. Знаю я мало, очень мало. Малинин – хитрый жук, он особо не распространяется о своих делах. Говорит ровно столько, сколько нужно. Что ж, ладно. Нарою компромат. Я справлюсь. Но Никита! Он же поехавший! Как нормальный человек может быть таким безжалостным садистом и палачом? Что лучше? Умереть от предательского выстрела, как погиб Гарик? Или корчиться в сарае Никиты? А может, стоит их всех перехитрить? Выйти из игры! Не доставлять никому удовольствие! Выйти. Сразу. Быстро».

Кон достал из ящика стола пистолет. Долго смотрел на него. Это был тот самый ствол, из которого Малинин застрелил несчастного Гарика. Железо к плоти, плоть к земле…

– Я не хотел, чтобы вы погибли из-за меня.

В памяти всплыли кадры из прошлого. Карьер. Адская мясорубка. Лицо Лиса. Друзья, изрешеченные пулями. Никита, стреляющий вслед.

– Но ничего не изменить.

Дрожащая рука медленно поднялась, холодный ствол встретился с горячим пульсирующим виском.

Осталось лишь надавить на спусковой крючок…