Глава 13
Выживший

Все люди смертны, и глупо было бы считать себя исключением.

Никита знал, что безносая старуха с косой не обойдет и его стороной и рано или поздно отсечет ему голову. Как бы он ни увиливал от судьбы, но все было предрешено свыше. Зона всегда приходила за каждым своим сталкером, словно матушка за непоседливым сыном, только она не в колыбель детей своих укладывала, а в гробу баюкала. Сжимая костлявые пальцы на шее, Зона провожала их в последний путь. Сталкеры умирали, как правило, молодыми. Старость не для территории проклятых. Зона стариков не жаловала. Любой охотник за счастьем, пересекая невидимую границу миров, знал, что найдет свой покой здесь, среди смертоносных аномалий, ветхих домов и брошенной техники, символизирующей былое величие развалившегося десятилетия назад государства… Те, кто покидали Зону, – всегда возвращались. Могла пройти всего неделя. Месяц. Одна зима. Год. Несколько лет. Но все возвращались. А после сыновья Зоны, навсегда меченые ею, гибли в аномалиях, умирали от выстрелов бывших друзей. А кто-то погибал из-за нелепой ошибки…

У Никиты теплилась надежда, что его-то беспощадный взор Зоны-кровопийцы обойдет стороной. Не обошел. И срок ему был отпущен маленький. Люди всегда думают, что у них много времени впереди, и сильно удивляются, когда раздается последний звонок.

– Добилась ты своего, падла. – Искатель харкнул кровавым сгустком. – Хоть бы еще пожить! – Куртка стала липкой от крови.

Лис ушел уже далеко. Это было замечательно. Хоть кому-то повезло. Хоть кто-то выжил.

Жалел Никита лишь о том, что не мог добраться до Кона. Руки чесались его придушить. Хотелось смотреть предателю прямо в глаза, упиваясь тем, как они гаснут, как жизнь покидает бренное тело. Кто бы мог подумать, что парень окажется такой тварью. Столько раз его из могилы вытаскивали, словом и делом помогали, а он променял друзей на блестяшку. На артефакт. Нет, Никита никогда не был наивным идеалистом. Он и сам убивал за деньги. И не единожды. Часто спускал курок и отправлял в небытие тех, на кого показывали пальцем другие, кто платил звонкой монетой. Но тогда покойниками становились совершенно незнакомые ему люди – и не важно, виновные или нет. А здесь пострадали свои, родные! Стало мучительно больно, и не только из-за простреленного плеча. Физическую боль пережить можно. А душевную? Эх, столько всего хотелось исправить, переиграть и переосмыслить, но было уже поздно. Как говорил один религиозный фанатик, прозябающий неподалеку от Припяти, проблема живых в том, что они ощущают себя бессмертными, а когда настает время покидать этот мир, оказываются совершенно не готовыми к подобному исходу. Но разве можно подготовиться к шагу за непроницаемую черную завесу?

«Чего уже заниматься бессмысленным самобичеванием? – Никита подтянул к себе «Винторез». – Смерть от пули – не такая уж и плохая смерть. Гораздо лучше, чем быть расплющенным в «прессе». Лучше, чем лишиться конечностей в «хирурге». Так что пора отбросить в сторону всю дурость и инфантильность. Взять, да и встретить свою судьбу, улыбаясь. – Эта мысль даже приободрила наемника. – А там, за кромкой, уже и не так страшно будет».

Послышались шаги преследователей.

Стук тяжелых сапог раздавался совсем близко. С ним же – бряцанье рюкзаков и тяжелое, сбитое дыхание бегущих сталкеров.

Захлюпала болотистая почва.

Никита приподнял бесшумную винтовку.

– Конец, – как-то само вырвалось.

И отпустило.

«А, собственно, почему это – конец? – Никита держал палец на спусковом крючке, последний магазин забит до отказа. – Почему я решил, что это все? Почему решил, что сознание канет в небытие? Расклеился и задумался о смерти из-за потери друзей?»

– Не, мы еще побарахтаемся, – вслух выдал он. – Или заберем с собой как можно больше ублюдков.

На стороне наемника имелось одно существенное преимущество – противники не знали, где его оставил Лис, в какой из этих чертовых канав. Значит, он должен был увидеть врагов первым. Да, болела нога, мучало простреленное плечо, но в остальном – он находился не в таком уж и плохом положении.

Шепотом выругавшись, Никита подполз к натоптанной тропе. Сердце ухало у него в груди, пот заливал глаза. Он шумно выдохнул, пытаясь успокоиться, отключить мозг и положиться на выработанные с годами рефлексы. Парень припал к окуляру винтовки. Вокруг все пропало, превратившись в картонные декорации, лишенные смысла. Остались лишь оружие и перекрестье прицела, а также маячившие на горизонте враги.

Почти одновременно раздались три щелчка. Мелькнувшие фигуры рухнули как подкошенные. Не теряя драгоценных секунд, Никита разрядил остаток магазина в бойцов, что двигались по соседней тропке. Кучно двигались.

– Дегенераты. Еще в Карьере вы показали себя горе-вояками, а тут совсем глупая и фатальная ошибка. Выехали лишь на эффекте внезапности.

Десяти выстрелов хватило, чтобы упокоить всех и каждого. Да, где-то еще засели недобитки. Когда погиб Метла, Макс и Сашка, грабителей было много. Но в погоню направили восьмерых лохов, и их тела теперь тонули в болоте.

Никакой эпической битвы с кучей спецэффектов и трагической гибелью протагониста в конце не получилось. Такое бывает исключительно в кино. В реальности все просто. Смерть не может быть красивой, а перестрелки – зрелищными. Не до смены поз, серьезных лиц и картинных перезарядок. Выстрелил первым – остался в живых. Вовремя спрятался – остался в живых. Крутанул пистолет на указательном пальце – подох.

Коннор – так звали Никиту здесь, в Зоне, – предпочитал стрелять первым. Так и выживал. Сейчас, лежа в грязи и истекая кровью, он все равно оказался проворнее и умнее нападавших. Не пришло еще его время умирать. Что дальше – пока было непонятно. Он планировал, что если переживет сегодняшний день, то поищет зачинщика бойни. «Лучше всего будет, если братья-искатели посчитают меня мертвым, – рассуждал наемник. – Ведь даже Лиса нельзя списывать со счетов. Мало ли что. Главное, чтобы все были твердо уверены в том, что я погиб. Я спрячусь, поживу на окраине, буду побираться на Свалке – никто и не обратит внимания. Там таких, жизнью потрепанных, много. Можно к фанатику Артемию в церквушку податься, но, вполне вероятно, что во всей этой истории с артефактом замешан и он. Никому нельзя верить! Информацию можно узнавать, просто подсаживаясь к сталкерским кострам. Немногие отказывают. Когда придет час, я заявлю о себе. Громко заявлю. – Ниточка в запутанном деле пока вела к одному лицу – заказчику Макса. Но ворваться к нему мешала здравая мысль. – А зачем мужику так подставляться? Сомнительно. Глупо сливать тех, кого сам же навел на «шар». Нет, эту версию тоже не помешает проработать, но необходимо узнать и что-то еще. Нужны детали. Зацепки, треп в барах и у костров. И как, выуживая все это, оставаться незаметным, словно тень? Чтобы никто не признал во мне старого знакомого. Сложная задачка, но, в принципе, осуществимая…»

Обыскав тела, бродяга перевязал простреленное плечо бинтом. Похватал припасы, бросил их в свой рюкзак и поплелся к барже. Старался не светиться, но шел быстро. Замер, когда пискнул детектор аномалий. Обогнул коварную ловушку и, сняв с себя куртку, швырнул ее в капкан. Туда же отправил и бесполезный теперь «Винторез». Оружие, скрежеща, причудливо изогнулось, превратившись в бессмысленную железку. Вспомнил про зайца, которого вальнул накануне вылазки и вытряхнул тушку из рюкзака. С едой расставаться не хотелось, но что поделаешь…

Вогнал нож в бок животному – ручьем полилась кровь. Кое-как избавился от шкуры, собрав шерсть в черный непроницаемый мешок, и метнул мертвого зверька в аномалию. Хлопнуло – кусочки плоти разлетелись по окрестностям. Крови было достаточно, никто особо разбираться не стал бы.

Солнце заходило за горизонт. Серое небо наливалось кроваво-красным.

Никита почесал подбородок и настороженно поглядел по сторонам. Подтянул «берданку», болтавшуюся на плече, никак не мог привыкнуть к более грубому оружию после родного «Винтореза».

– Показалось? Нет, дилетант, не показалось, – пробормотал он, медленно водя стволом. – Не. Точно. – Слегка переместил прицел через кусты, цветущие слева от тропы. Задержал дыхание, три раза нажал на спусковой крючок. – От так, – улыбнулся сталкер, когда отгрохотало. – Нечего мне тут!

Хмыкнув, наемник бросил перед собой несколько гильз и подошел к покореженным свинцом кустам.

– Так-так-так. – Он провел ладонью по оставшимся веткам, затем засунул руку вглубь куста и выдернул оттуда окровавленного зайца. – Точь-в-точь, как в злополучный день! Это знак свыше.

Сталкер извлек из самодельных ножен охотничий нож, украденный давеча близ базы «Анархистов», и, осторожно перерезав зайцу перегородку между ноздрями, поднял зверька над головой, держа за задние лапы. Кровь обильно полилась на землю.

Искатель постоял с минуту.

– Выстрел слышали. Уйду подальше, а потом и съем тебя, приятель.

– А я ему-таки говорю: вы мне сдачу недодали! И усы у него, аспида, черные, челка косая, а прищур! Ах! Видел бы ты его, брат! Андрейченко так напомнил мне одного австрийского художника! Казалось, он меня сжечь готов в лагерной печи! А за что?! Если серьезно, да, я у него нацистский пистолет покупал, ну, точнее, немецкий, новый же. Фрицы, они, таперича уж незлые. Так, заговорился! – не умолкал сталкер по кличке «Змеюка». – И вот, денег ему дал, а энтот крендель мне сдачу не отдает! Понятно мое возмущение?!

Никита молча дожевал ломтик сала и поднес ко рту пластиковый стаканчик с водкой. Отпив, он плеснул немного в огонь, чтобы посмотреть, как взметается сизый столп пламени.

– Что ты творишь! – воскликнул Змеюка, позволивший парню разделить с ним трапезу. – Да, водяра эта не полезнее стеклоочистителя, вкус так себе, но другой-то нет! Больше я тебе наливать не буду, переводишь ценный продукт!

Никита покачал головой.

– Когда мне было семнадцать, мы с друзьями пошли бухать на строящийся стадион. Все было точно так же, как и теперь. Приключения. Романтика, блин. Грудинка, в бумагу завернутая, пластиковый стаканчик и бутылка, которую Серега у бати стащил. Я взял свой стакан, отхлебнул и сразу выплюнул. Паленая водка попалась, хоть в петлю лезь. Когда веревка пережимает горло, мужик, это и то приятнее, чем вкус паршивой водки. Мне тогда пацаны прогнали ту же дичь, как и ты. «Больше не нальем, ты переводишь ценный продукт!» Какая к хренам разница, а? Я выпил – тебе все равно меньше достанется. Я вылил свою долю – результат аналогичный.

– Нужно ценить продукты, особенно в голодный год. – Змеюка хмуро покосился и подбросил хвороста в огонь. – Артефактов на Зоне все меньше и меньше, «зарядки» случаются редко. С одной стороны, это неплохо, но с другой… Аномалии без «зарядок» не порождают артефакты. А скармливать новичков всяким «трамплинам», чтобы дать аномалии энергию – удел законченных отморозков! Пока у нас есть мелочевка, на хлеб хватает, – жить можно. Но, сдается мне, если тенденция продолжится – тогда и на хлеб толком не наскребешь. И беспределить начнут все. Даже новички. Кстати, напомни, как тебя звать?

– А я не говорил, как меня зовут, – ответил Коннор. – Макс. Позывного нет. Я новенький, никто еще не наградил кличкой.

– Не обижайся, но в отстойнике на Свалке никто кличкой тебя не наградит. Но, знаешь, странно-таки это. – Змеюка недоверчиво поглядел на собеседника. – Не похож ты на новичка. Экипировка грамотно подобрана, ничего лишнего, молодняк так не одевается. Юнцы предпочитают выглядеть крутыми, аки Терминаторы. Обвешиваются пушками и броней с головы до ног, комбезы себе выпендрежные берут. У тебя все иначе. А как ты подкрался ко мне? Явно наблюдал за мной, чтобы понять – опасен я или нет. Новички о таком не думают никогда. Доверчивые шибко. Оттого и мрут, бедняги.

– Новенький я в Зоне. А навыки? В армии служил, да. В горячих точках побывал. Там всему и научился, – соврал Никита. – Есть хлебные места, куда стоит наведаться? За работой какой или за артефактом. – Он решил перевести разговор в другое русло.

Не вышло.

– Я тебя вспомнил! – Змеюка хлопнул себя по лбу. – Да, точно! Вспомнил! И шрам твой вон! Пылает, как алое знамя! Как же я раньше не догадался, эх?! Дуршлаг вместо мозговни, что с меня взять? Ты постоянно ошивался с Лисом! Там еще с вами другие ребята были! Одного из них Максом и звали! Так ты его именем прикрылся, что ли?! Ты меня помнишь? Нет? Я, ты, Лом, Зверь, Муха и Лис как-то бухали вместе в Зимовище! Рад тебя видеть, Ник! Ой. – Змеюка заткнулся, собираясь с мыслями. – Но Лис говорил, что ты погиб в Карьере. Туда еще Ворон ходил проверить. Сказал, что ты в аномалию вляпался, что ничего от тебя не осталось. Выходит, ты-таки выжил? Как? Чего расселись тогда? Собирайся! Приведу тебя в деревню, покажешься Лису! Пусть обрадуется. Он сам не свой в последние дни.

– Брат, я не знаю, о чем ты говоришь, ты меня с кем-то перепутал.

– Не-а, друг, не перепутал. Ты точно тот парень, что постоянно ходил хмурый с винтовкой в руках. Постригся наголо – вот и все отличия. Бороду староверскую отрастил. Но тебя, мужик, взгляд твой выдал, его из тысячи узнать можно. Будто сам дьявол смотрит из глубины ада. Холодно и бессердечно! Мы тебя так и называли, мол, «Хитмэн»…

Дотянуться до торчащего из кобуры пистолета – дело двух секунд, быстрое и не хлопотное. Говорливый Змеюка не оставил сталкеру выбора. Никто не должен был знать о том, что Коннор выжил – или все насмарку: узнает Лис – узнают и все.

– Ты прав, Змеюка.

– А-таки! Пойдем!

Болтун подхватил рюкзак. Хороший рюкзак, вместительный, нечета тому потрепанному, что таскал с собой Никита.

– Если пойдем, то все, чего я добивался несколько месяцев, пойдет по звезде. Мне жаль.

Словно ковбой, Никита молниеносно рванул пистолет из кобуры. На лице Змеюки отразилось недоумение. Не страх, нет. Мужчина не успел испугаться, когда его убийца выжал спуск.

Дульная вспышка.

Брызги крови.

Еще одна смерть.

Муху он узнал сразу же. «Ни с чем не спутаешь его сутулую походку. И чего ему вздумалось на горку лезть? Заняться, что ли, нечем?»

Никита Мухе верил. Но открыться не мог. Тот был плотно повязан с Валерьевичем. Поэтому Коннор просто остался в стороне, чтобы понаблюдать за старым товарищем.

И этот долговязый бородач весьма удивил. Да. Взобравшись на гору, Муха вскрыл багажник красного «Москвича», вытащил оттуда иностранную винтовку, залег на пологом холме. Ствол снайпера угрожающе смотрел на блокпост военных.

Сердце Никиты пропустило удар. Он побежал к горе, внезапно сообразив, к чему все идет.

И не хватило ему какой-то минуты! Когда Муха спустил курок, Коннор был уже совсем близко.

«Все-таки интересно, что толкнуло помощника торговца пойти на такой шаг?» – недоумевал Никита.

Он подкрался к своей жертве бесшумно. Всегда так подбирался. Не оставлял противникам шансов на побег.

– Надо было перехватить тебя еще полчаса назад, жаль, не подумал, – сказал он и приставил дуло двустволки к затылку Мухи. – Не крути башкой. Как занимательно все обернулось. Ага.

Перехватив ружье за ствол, Коннор от души вмазал прикладом по черепу долговязого. Мужчина тут же обмяк, потеряв сознание.

Предатель проснулся в старом сарае. Попытался встать, но обнаружил себя пристегнутым наручниками к железной балке.

– Знаешь, Муха, я обожаю послушать охренительные истории поутру. Сейчас ты мне все расскажешь.

– Кто ты? О, черт, Никита? Ты? Но ты же мертв…

– Какой Никита? Никита давно сдох. А я уже и не знаю, кто я.

– Послушай, я не знаю…

– А я внимательно слушаю. Смотри, какие у меня есть игрушки. – Коннор стал раскладывать на полу перед пленником разнообразные инструменты. – Монтировка. Ее заостренный конец может легко вырвать тебе нижнюю челюсть. Дальше. Ножовка. Достаточно тупая, чтобы ты прочувствовал всю прелесть того, как тебе отрезают конечности. Стамеска, чтобы выковырять тебе глаз. Скажешь, что хватило бы и отвертки, но я считаю, что стамеской больнее. Топор, чтобы, перед тем как отрезать руку, отрубить тебе все пальцы. По одному… Не, по одной фаланге каждого пальца. Так вот, есть еще канистра с бензином. Я накрою тебе лицо тряпкой и начну лить бензин. Как тебе?

– У тебя крыша поехала! Господи! Ты псих!

– Господи? Бога нет. Особенно в этом сарае, среди этого дерьма. Зачем ты устроил переполох на блокпосте? Кого убил?

– Я не понимаю…

– Что же, придется по-плохому. – Никита уверенно взялся за ножовку. – Ты можешь и кричать, и дергаться, и рыдать.

Коннор следил за погибающей деревней новичков через бинокль. Помочь он ничем не мог – не палить же из двустволки с такого расстояния.

Сталкер стоял на высоком холме, весь красный, словно масляной краской его окатили, – это была кровь Мухи, а части его тела наемник разбросал по сараю. Предатель так и не дал внятного ответа на заданные вопросы. Скорее всего, им сыграли «втемную». Зато удалось выяснить, кто именно сыграл. Малинин. Тот самый перец, что, как выяснилось, продал Максу наводку на «шар». Становилось интересно.

Коннор чувствовал себя гадко. Он не мог вмешаться в ситуацию и помочь жителям деревни. Не мог исправить ту трагедию, виновником которой стали Муха, Лом, Зверь и двое новичков, о которых он ничего не знал.

Внезапно заревели мощными двигателями внедорожники. Две машины. Одна была угнана каким-то сталкером. Никита разглядел в бинокль одинокую фигуру за рулем.

Накрапывал дождик. Коннор накинул на голову капюшон.

Другие машины военных возвращались к Периметру. Уже медленно. Куда им было теперь торопиться? Ехали стройной колонной без единой остановки до самого Заслона.

Карательный рейд завершился успешно.

Никита спустился с холма и направился к Зимовищу.

Густой дым уходил в темное холодное небо.

А раньше эта деревня была прекрасным местом. Когда-то он называл поселение своей Родиной. Теперь же от нее остались лишь тлеющие груды углей и черные закопченные кирпичи.

Дождь разошелся не на шутку. Доносились раскаты грома, небо озарялось вспышками молний.

Никита брел между обугленных домов. Его разорванный костюм, покрытый темной коркой, выглядел под стать разоренной деревушке. Кровь стекала на траву вместе с дождевой водой. Шипели встревоженные угли.

Коннор остановился и присел на корточки рядом с мертвецом.

Это был Ворон.

– Привет, брат, просыпайся, на вылазку пора. – Никита вздохнул. – Как же тебя так, старый друг?

Никита обыскал труп. Взял пистолет, засунул его за пояс и последовал дальше.

От некоторых построек исходил ощутимый жар. Адское пекло.

Разбитые сапоги хлюпали по лужицам, алым от крови. Сплошной водяной поток, рвущийся с проклятых небес, мешал рассмотреть что-либо перед собой не далее, чем на расстояние вытянутой руки.

Скиталец скинул капюшон и подставил лицо дождю. Было ужасно гадко от мысли, что он стоял в стороне, и ничего, ничегошеньки не сделал!

Вскоре Никита наткнулся на брошенный военными грузовик. Машину изрядно потрепало. Сталкер забрался в кабину, переждать дождь. На пассажирском сиденье валялась карта местности. Скрутил в трубочку и запихал в рюкзак. Здесь же, под козырьком, нашлись еще какие-то бумаги.

– Эй? – донеслось откуда-то из-под кресла.

Коннор нашарил на полу военную рацию, которую, видимо, впопыхах забыли.

– Это Летов, прием! Что молчите? Вы покончили с ними?

Сталкер открыл окно и выбросил кричащий мужским голосом передатчик. Словно избавился от неприятного соседа.

«Летов, да? «Удар», значит? Они давно мечтали подмять под себя деревню. Что же, у них получилось. Не без помощи военных, но получилось. Вторая ниточка». И Никита понял, что следует наведаться на базу «Удара». Незаметно понаблюдать…

На следующий день после гибели Лиса, Кон сидел за столом и пил. Сметал один стакан за другим. Слезы не сдерживал, и они залили уже всю столешницу. Пьяные слезы и горький пот.

– Кон, дружище, мы сделали великое дело. Теперь это все – наше. Весь мир у наших ног. – Малинин сел рядом и налил себе рюмку. – Ты не должен убиваться. Ты должен быть доволен.

– Пошел к черту, – прошипел Кон и, вскочив из-за стола, оттолкнул торговца.

– Ты чего?!

– Мне нужно подышать свежим воздухом!

– Куда ты сейчас в таком состоянии! Стой, придурок!

– Где Лис?

– Что?

– Его сожрали собаки? Кинули в аномалию?

– Я… я… не знаю я!

– Так узнай! – взорвался Кон, брызгая слюной. – Узнай, твою мать!

Малинин даже отшатнулся от таких безумных воплей.

– Хорошо. – Он вытащил рацию, связался с генералом: – Андрейченко? Это Малинин. Да, я помню, что ты доложил. А с телом что сделали? Зачем знать? Академический интерес. Тот новичок похоронил? А где? Севернее от вашей базы? Опознавательные знаки? Крест. Понял. Извини за беспокойство. – Он выключил переговорное устройство и повернулся к парню. – Ты сам все слышал.

Кон сплюнул, в сердцах опрокинул на стол рюмку с водкой и выбежал на улицу.

– Что с ним? – подошел Сковородка.

– Знаешь, Жора, я не хочу его убивать. Но гибель Лиса и сожжение деревеньки наложили на него отпечаток. Присмотри за парнем. Если он не оправится, пусти ему пулю промеж глаз. Быстро и без боли.

– Понял. Мне его догнать?

– Нет, пусть себе прошвырнется.

Кон склонил голову у креста, припорошенного мокрым снегом.

Вечерело. На путь сюда он убил весь световой день. Но ради друга – стоило. Он хотел проститься с тем, кого уважал и кого считал братом. Даже несмотря на то, как в итоге с ним поступил.

– Просто прости меня, ладно? – Слова давались парню с трудом. – Я не знал, что делать. Такой исход мне казался правильным. Прости. Прости меня, Лис. Прости! Прости. Прости…

Замолчал.

Прошла минута.

Десять.

А Кон все стоял и стоял понурившись, смотрел на грубый самодельный крест. Не мог отвести взгляд, не мог простить себя за то, что в могиле лежит его лучший друг, а не он сам, подлец и предатель, кинувший всех ради денег, которыми даже не успел воспользоваться.

– Привет.

Кон резко оглянулся.

– Рот прикрой, муха залетит.

Парень не мог поверить в то, что на него направил пистолет человек, который давно считался покойником.