Глава 19

– Эй, – вдруг Уилл опускается рядом со мной. – Быстро. Хочешь участвовать в гонках?

Он проводит рукой по волосам, а затем протягивает мне что-то на открытой ладони.

Это мешочек с его Бурями.

– Я еще раз прикинул и решил, что на двоих тут как раз хватит, – говорит он.

– Шестьдесят секунд! – кричит Нелл.

– Давай же, – говорит Джордж, толкая меня. – Ты не можешь прийти в Стерлинг, не пробежавшись с Бурей. – Я колеблюсь полмгновения. Потом вскакиваю на ноги и хватаю мешочек из руки Уилла. Сердце сразу же начинает колотиться.

Скидываю обувь и босиком бегу к остальным девушкам на берегу. Чувствую под пальцами мокрый холодный песок. «Что ты делаешь? – кричит часть меня. – А если они перестанут действовать на середине озера и ты камнем пойдешь ко дну?»

Когда добегаю до линии старта, кто-то ступает вперед и оборачивает две ленты вокруг моих рук. Дрожащими пальцами открываю мешочек с Бурями.

– Тридцать секунд, – кричит Нелл.

По мне рассыпают Мерцание, и на левой руке лента становится красной, как знак Стерлинга, а на правой – зеленовато-голубой.

Я даже не разогревалась. Скорее всего, потяну мышцу и сразу же утону.

– Да, эй! – говорит Беас, поднимая вверх большие пальцы. – Это будет круто.

– Пятнадцать секунд, – предупреждает Нелл. – Теперь можете приготовить свои Бури.

Я высыпаю варианты на ладонь. Они мягче, чем я ожидала, мельче, чем песчинки. Бросаю взгляд на Уилла и по его кивку поднимаю руку и осыпаю себя ими. Они мягко падают вокруг меня, словно хлопья пепла, растворяясь на кончиках ресниц.

– Пять, – выкрикивает Нелл, – четыре. – Толпа присоединяется к отсчету. Я приседаю на песке, ощущая покалывание на коже, пробегающее по крови как пружина, готовая развернуться.

– Один, – говорит Нелл. По ее свистку девушки вокруг меня ракетами срываются с места.

И тогда я прыгаю и бегу. Ветер подхватывает мои волосы и развевает их за плечами, а дыхание настолько учащается, что я почти не могу угнаться за ним. Успеваю поднять два столба песка, прежде чем достигаю озера. Звук моих ног, ударяющих по воде, больше похож на всплеск мелкой лужи, чем попадание в глубину. Мгновение жду, что начну тонуть и мои ноги уйдут под поверхность воды.

Но девушки рядом со мной становятся каждая полосой света, когда вода превращается в дорогу под ними. Это похоже на бег параллельно горизонтальным вспышкам молний. Хотя озеро протянулось по меньшей мере на два футбольных поля, через несколько вздохов мы уже почти пересекли четверть расстояния.

Я лечу, словно сама вода толкает меня вперед, будто бег – самое естественное, что я когда-либо делала. Это легче, чем дышать. Над нами простирается тусклое беззвездное небо, как плоский отполированный камень. Чувствую свои разметавшиеся холодные волосы, горячие красные щеки. Чувствую себя более живой, чем когда-либо. Ничто не имеет значения: ни ссора с Майлзом, ни пропавшее ожерелье. Не могу удержать льющийся из меня смех. Я слишком громкая, похожа на дуру. Но мне все равно.

Когда добираюсь до противоположной стороны озера, я на полшага позади остальных и так и не догоняю их. Они – радуга цветов впереди меня, когда мы разворачиваемся и бежим по озеру назад, и к тому времени, когда достигаю линии старта, ощущаю лишь эйфорию, хотя я самая последняя. Совершенно сухая, улыбаясь, ступаю на берег. Толпа аплодирует, когда Нелл делает шаг вперед, чтобы объявить победителя. Я последняя, Беас четвертая, а Элиза пришла второй, чуть позже какой-то девочки из Коррандера. Элиза смотрит сердито, словно вызывает заклинание смерти, и приглаживает волосы, но потом ее внимание переключается на кромку воды. Я следую за ее взглядом.

Что-то назревает между двумя мальчиками, чьи руки светятся соперничающими лентами красного и золотого. Они обмениваются словами, которые я не могу расслышать, а потом раздается короткий вскрик, когда мальчик из Коррандера врезается в бегуна из Стерлинга. Я прищуриваюсь, пытаясь разглядеть того, кто отшатнулся назад от удара. Силуэты, думаю. Похоже, это Чейз.

Он по бедра погружается в озеро, но выпрямляется, а не падает.

– Это за то, что исчезнет следующим, – рычит игрок из Коррандера. Кто-то рядом со мной отвечает низким «бу-у-у», а потом чувство беспокойства пробегает по толпе, такое же ощутимое, как ветер, шелестящий в кукурузе вокруг сожженного остова маминого дома.

– Думаешь, я с этим как-то связан? – в голосе Чейза звучит нечто среднее между удивлением и насмешкой.

– Один из вас. У Стерлинга больше возможных Катализаторов, чем у нас и Шеффилда вместе взятых, – отвечает игрок Коррандера. Спина Элизы внезапно напрягается. – И, кажется, это число растет.

Мое лицо краснеет в темноте. Потому что теперь они говорят обо мне.

Чейз делает шаг ближе. Темная вода опускается от его колен к лодыжкам.

– Ой, Роджер, – тянет слова Чейз, словно говорит с маленьким ребенком, – может, мы вообще неправильно думали о Катализаторе. – Он поправляет на руке свою ленту цвета светящегося синяка. – В действительности, возможно, мы должны быть благодарны. Потому что теперь никому из нас не нужно волноваться, что почувствуем запах тебя и твоей жирной сестры.

Роджер наскакивает на Чейза и начинает молотить его в грудь. Чейз отталкивает его, машет руками, пока они оба не падают с громким всплеском. К тому времени, когда захлебывающийся и мокрый Чейз встает на ноги, его лента исчезает, а Уилл встает в центре драки, раскинув руки. Другой игрок Коррандера держит Роджера, который пытается вырваться.

– Ну ладно, – говорит Нелл нервно и хлопает в ладоши: – Продолжаем. Чейз, Роджер, вы дисквалифицированы. Раунд мальчиков начинается через десять минут.

Толпа расходится, и мы возвращаемся к нашим бревнам, где Джордж и Том вершат суд над нашей обувью.

– Роджера и Чейза дисквалифицировали? – спрашивает Джордж. Он смотрит на Тома. – Это повышает ставки на Ларкина против Клиффтона.

– Стоит поднять ставки?

– Борьба точно будет между ними.

Элиза фыркает.

– Лучше не ставь против Уилла.

– Я бы никогда не выбрал Ларкина вместо Клиффтона, – говорит Джордж. – Это как становиться на сторону тьмы.

– Не понимаю, – шепчу я Джорджу, усаживаясь на свое место.

– О, – говорит Джордж, – отец Лероя Ларкина изобрел огромное количество вариантов после доктора Клиффтона. Так что сейчас сразятся сыновья двух самых преуспевающих изобретателей вариантов.

– Виктор Ларкин, кстати, изобрел Бури, – добавляет Беас. – Но их семьи не очень-то дружат.

– Потому что они соперники? – спрашиваю.

– Потому что доктор Клиффтон всегда с осторожностью относится к создаваемым им вариантам. Они обычно легкие и безвредные, – объясняет мне Джордж.

Элиза приглаживает волосы.

– Но мы не всегда можем сказать так же о том, что дали нам Ларкины, – говорит она таинственно. Я снова думаю о том, какие варианты не включили в школьный список.

– Ну, на этой ноте, – говорит Джордж, поднимая сумку, – я ухожу, чтобы найти хорошее уединенное местечко в лесу и облегчиться.

– Постарайся, чтобы никто из Коррандера тебя не убил, – мягко предостерегает его Элиза.

– Мы тоже найдем милое уединенное местечко, – говорит Беас и с улыбкой тянет Тома за руку.

Когда Элиза осознает, что мы с ней останемся одни, она демонстративно берет сумку и, не проронив больше ни слова, уходит. Как только я снова поворачиваю голову, она уже исчезла в толпе.

Меня пробирает холодок, словно Угольки начинают угасать. Я снова усаживаюсь на бревно, мечтая, чтобы на мне оказалось красное пальто, как еще один слой между мной и их миром.

Я все еще сижу одна, когда начинает слышаться бормотание. Раздается шелест листов бумаги, волна тишины, а потом слышны вздохи и хихиканья. Притворяюсь, что не замечаю, когда головы поднимаются и смотрят в моем направлении, а потом одна за другой они все отворачиваются, словно ищут не меня.

Из-за темного пятна облака показывается полная и яркая луна. Я слышу что-то вроде: «Марго сегодня здесь», «Кто это нашел?» и «Их всегда вырывали из тех экземпляров, что я видел». К тому времени, когда бумаги передают мне, я уже переполнена страхом.

Трудно сказать, откуда появилась пачка листов. Никто не ходит вокруг, раздавая их, – они просто сами передаются от человека к человеку, как зажигающиеся друг от друга искры. Я беру бумаги и замечаю заголовок как раз в тот момент, когда, насвистывая, возвращается Джордж. «Несчастье Макельроев».

Почти сразу же понимаю, на что смотрю. Заголовок напечатан в верхнем правом углу. «Легенды Стерлинга, 203–208». Это те самые страницы, что были вырваны из книги доктора Клиффтона.

Поднимаю взгляд на Джорджа и морщусь.

– Что тут у тебя? – спрашивает он и берет из моей руки пачку бумаги.

Читая, он покусывает нижнюю губу, но в остальном выражение его лица не меняется.

– Мама сошла бы с ума, если бы узнала, что это открылось, – только и произносит он. Потом смотрит вокруг и видит, как все головы склонились над распечатками. Он прячет остальные листы в сумку. – Но… теперь, судя по всему, слишком поздно.

Мгновение он стоит в раздумье, потом сворачивает одну из копий и опускает в мой карман.

– Я не хочу… – говорю, хотя мне ужасно любопытно.

– Просто возьми, – говорит он. – Давай всего лишь будем вместе.

Я не смотрю на лист, но при движении ощущаю в кармане его острый сгиб. Толпа расступается, и я вижу Элизу, она смеется с кем-то и смотрит в нашу сторону.

Как удачно она исчезла со своей сумкой всего лишь за миг до того, как стали циркулировать бумаги.

– Не представляю, кто мог это сделать. – Я смотрю на Элизу. – Она пойдет на все, чтобы отвлечь внимание от себя?

Джордж выглядит почти удивленным.

– Думаешь?

– Думаю, у тебя и твоей девушки много общего, Макельрой, – смеется кто-то, кидая скомканный лист в голову Джорджа. Зритель из Коррандера поджигает свой лист и дразнит. – Макельрой, я знаю, что ты где-то там…

Джордж откидывается назад, опираясь на локти, и стоически терпит, пока люди вокруг него просматривают написанное. Я засовываю сложенный листок бумаги глубже в складку кармана.

– Давайте начинать, – призывает Нелл, привлекая всеобщее внимание снова к воде. Беас и Том возвращаются и устраиваются позади меня, их губы и щеки раскраснелись. Они улыбаются как завороженные. Их пальцы переплетены. Я беру содовую у Джорджа и открываю бутылку, думая, каково это – быть таким счастливым.

Девять мальчиков выстроились в линию вдоль края воды, их хорошо видно по красным и золотым лентам на руках.

Из-за желто-оранжевого цвета повязки Уилла его рука выглядит объятой пламенем.

Он перекатывается с пятки на носок и кажется высоким и гибким. Пузырьки соды шипят на языке. Краем глаза вижу, как Том играет кончиками волос Беас.

– Лерой – это вон тот с двумя золотыми лентами, – шепчет Джордж, и я легко его нахожу.

– Гонка начинается через три… – говорит Нелл, – две…

Она дает сигнал. Уилл кидает горсть вариантов на голову и спрыгивает с пристани. Вместе с Лероем они срываются вперед, практически сталкиваясь, когда борются за лидерство. Они идут вровень, рассекая воду в тандеме, и их свет – отражение друг друга.

Они достигают противоположной стороны озера за несколько мгновений, слегка впереди других, и одновременно поворачивают обратно к нам. На какой-то момент становятся единым ярким пятном вдалеке. Потом опять разделяются на четкие линии и несутся назад через озеро.

С этого расстояния Уилл сияет как Марс рядом с безумным Солнцем Лероя. Лерой двигается опасно близко к Уиллу, и я гадаю, падал ли кто-то когда-либо в черные воды озера. Как трудно было бы найти их, если бы их повязки коснулись поверхности воды и погасли. Мой желудок сжимается.

Они сталкиваются друг с другом и разлетаются в разные стороны. По толпе проносится гул, но каким-то чудом ни один из них не уходит под воду.

Когда они приближаются, мы вскакиваем на ноги, и чем ближе они к берегу, тем ближе и друг к другу. Обе группы фанатов орут, все наши попытки вести себя тихо позабыты, а одна из золотых лент Лероя приближается к Уиллу. Но в последнюю секунду Уилл избегает столкновения, отклонившись в сторону, – его движение застает Лероя врасплох.

За миг до того, как они достигают финиша, Лерой теряет импульс движения и с плеском падает в воду. Барахтаясь, он появляется на поверхности, а другие бегуны уходят в сторону, чтобы не наступить ему на голову.

Уилл с триумфом выходит на берег, его руки все еще окружены цветами крови и огня.

Взрываются громкие приветственные крики, и я уверена, что нас слышно в радиусе мили. Уилл дышит глубоко и размеренно, словно его легкие – это крылья, раскрывающиеся под ребрами. Лерой появляется из воды мгновение спустя, его рубашка прилипла к груди. Хмурясь, он принимает от одного из членов команды пляжное полотенце и горсть Угольков.

Я держусь позади Джорджа, когда толпа направляется к Уиллу и окружает его, поздравляя, взлохмачивая ему волосы и хлопая по руке.

Но прямо перед тем, как его поднимают в воздух и уносят, он ищет кого-то взглядом в толпе, пока не видит меня. Улыбается так, что видно его кривой клык. А я думаю, что до конца жизни не забуду эту ночь, когда под пустым чернильным небом мальчик, сиявший ярче звезд, остановился на мгновение, чтобы улыбнуться мне.

Толпа расходится в ночи, оставляя после себя яблочные огрызки, бутылки из-под содовой и порванные копии «Несчастья Макельроев», разбросанные по песку, но некоторые из нас остаются, чтобы спрятать свидетельство гонки.

Джордж собирает оставленные листы о Макельроях, а потом вырывает ямку и поджигает их. Он тушит пламя водой из озера, пока слова не становятся черным пеплом, который смешивается с белым песком.

– Мне лучше пойти, – говорит он. – Не хочу навлечь на себя гнев Агаты Макельрой. – Он желает нам всем спокойной ночи и отправляется к деревьям, словно его ничто не заботит.

Беас и Том присаживаются рядом у кромки воды, застывая на мгновение, рисуя на песке остриями палочек.

– Так когда я тебя снова увижу? – спрашивает Том.

Я пытаюсь не подслушивать, но их голоса все равно слышны.

Беас наклоняется, чтобы нарисовать полдюжины нот на песке, и заправляет волосы за уши.

– Скорее всего, не раньше следующего Дня Исчезновений. Мои родители в последнее время еще больше сходят с ума.

– А когда это, напомни?

Она смотрит на него, словно не может поверить, что он забыл.

– Через две недели.

– Есть идеи… что может исчезнуть?

Она поеживается, потом ищет в кармане еще Угольки, рассыпает их над Томом, потом над собой и качает головой.

– Надеюсь, это не будет что-то значительное, – добавляет он.

– Есть что-либо особенное, что тебе не подойдет? – неожиданно ее голос становится резким и высоким, и это так непохоже на нее. Она кидает палочку в песок.

– Что ты имеешь в виду? – спрашивает он.

– Ничего, – говорит она. – Не хочу говорить об этом сейчас. Такая хорошая ночь была.

– Нет, правда, что ты имеешь в виду?

Она сдувает прядь челки.

– Имею в виду, что произойдет, если это будет что-то значительное. Я буду продолжать что-то терять, а ты – нет. Наши жизни будут становиться все более и более разными, – говорит она тихо. – Я буду становиться все более и более другой.

Он встает позади нее и привлекает к себе.

– Все будет хорошо, – говорит он. – Может, в этот раз будет не так плохо и оно почти не будет иметь значения.

– Тебе нужно найти кого-то другого, Том, – говорит она нежно. – Знаю: в мире есть кто-то, более подходящий для тебя.

– Но я люблю тебя, Беас. Мне не нужна другая. Никто не сравнится с тобой.

Я отхожу от них, вмиг не пожелав быть посторонней в такой момент. Иду к пристани, к Уиллу, но резко останавливаюсь, когда вижу, что к нему подходит Элиза. Она наклоняет голову, проводит руками по длинным сияющим волосам.

– Мои поздравления, – улыбается она. – Помнишь, что ты сказал мне днем семнадцатого декабря, когда нам было четырнадцать?

– Э-э-э, нет, – отвечает он и издает смешок.

– Ну а я помню, – говорит она лукаво и отдает ему что-то в стеклянном шаре.

Потом растворяется в тени деревьев, и я ее больше не вижу.

– Готова? – спрашивает Уилл после того, как мы вернули берегу его первоначальный облик.

– Готова, – говорю. Беас и Том ускользнули, не попрощавшись, и я гадаю, расстались ли они. Но вижу, как они снова целуются в тени, когда мы с Уиллом проходим мимо, и улыбаюсь, опустив взгляд на ботинки.

Уилл делает глубокий вдох.

– Мятный воздух.

– Что это?

– В детстве, когда было так холодно, я обычно говорил, что у меня в горле ощущение мятного леденца.

– Мятный воздух, – повторяю. – Здорово. – Ветер растрепал мою косу, и я начинаю расплетать ее. – Каково было выиграть? Думаю, Клиффтоны теперь – и правда золотая семья Стерлинга, – говорю, встряхивая головой, чтобы волосы рассыпались по спине.

Он застенчиво улыбается.

– Должен признаться: не думаю, что на меня когда-нибудь так смотрели. То есть я видел такое выражение лица и раньше, но оно всегда было связано с моим отцом.

– Он когда-либо видел гонки?

Уилл коротко смеется.

– Нет, и сомневаюсь, что когда-либо увидит. Он бы вынес мне мозг, если бы узнал, что я купил Бури и отдал деньги Ларкину. – Он прочищает горло. – Не хочу его обманывать. Знаешь, он просто не понимает в действительности, с тростью и все такое, каково это – так бегать. – Он умолкает, и я слышу только наши шаги по листьям. – Мы всегда интересовались разным, потому что я предпочитаю бегать и строить, а он совершенно счастлив, читая весь день о растениях. – Он снова откашливается, чтобы сменить тему. – А ты хорошо провела время?

– Думаю, я все еще взбудоражена. – Слова вырываются изо рта как светлячки. – Можно снова пойти? Когда следующий раз?

– Обычно каждую пару месяцев, – отвечает он. – Летом чаще. Или, как сегодня ночью, когда нам всем нужно отвлечься.

Луна исчезла за облаками, и я представления не имею, который час. Вдалеке гремит гром.

– Нам бы лучше поторопиться.

Мы перелазим через садовую стену и крадемся вдоль дома, пока не достигаем дерева под моей комнатой. Уилл становится на колени, чтобы подсадить меня, и я хватаюсь за изгиб его плеча. Хочется, чтобы время растянулось и мы могли остаться здесь, в этой идеальной ночи, подольше.

Я на полпути к первой ветке, когда зажигается свет.

Внутри у меня все обрывается и падает еще ниже, когда открывается входная дверь.

Доктор Клиффтон молча машет нам рукой, приглашая войти в дом.

– По комнатам, – говорит он, когда мы оказываемся в прихожей. – И знайте: утром я первым делом поговорю с вами обоими.