Глава 20
Чуть меньше чем шесть часов спустя утренний солнечный свет льется сквозь окно на закрытую дверь комнаты доктора Клиффтона. Я жду, волнуясь, за ней, пробегая пальцами по своему уродливому уху, чувствуя себя так, словно мне снова пять лет, гадая, в какие неприятности влипла.
И ведь все это время я думала, что нас выкинут из Стерлинга из-за Майлза.
Сажусь на стул, сделанный Уиллом, и чувствую сложенную бумажку в кармане штанов. Достаю ее, чтобы отвлечься.
НЕСЧАСТЬЕ МАКЕЛЬРОЕВ
Макельрои приехали в Стерлинг впервые через четверть века после основания города. Они были фермерами, ткачами и торговцами – представителями среднего класса – на прояжении многих лет. В действительности они представляли собой истинный портрет среднестатистического человека – то есть до рождения Лорны Макельрой.
Лорна Макельрой была самой красивой девочкой своего поколения. У нее были длинные золотистые волосы, чистая кожа цвета сливок и глаза цвета моря. В шестнадцать лет она обручилась с молодым человеком из Шеффилда по имени Чарлтон Темплтон. Их любовь была юной, страстной и всепоглощающей, о какой читаешь в сказках. Но ее родители категорически возражали против брака, целиком связывая свои надежды на лучшую жизнь и высший статус с Лорной, ее красотой, и собирались выдать ее замуж за человека выше ее по статусу. Лорна оказалась перед выбором между своей любовью к Чарлтону и долгом перед желанием семьи. Когда молодой человек отправился в большой мир, чтобы заработать состояние, она пообещала дождаться его и выйти за него замуж.
И он заработал состояние, но со временем. Империи, особенно в морской торговле, не строятся за день. Случались периоды, когда Лорна подолгу не получала вестей от своего жениха, но ее любовь к нему оставалась непоколебимой. Многие поклонники восхищались ее красотой и просили руки, но она оставалась верной своей единственной, настоящей любви.
На двенадцатый год после того, как Чарлтон уехал из Шеффилда на поиски удачи, Лорна не получала от него вестей уже девять месяцев, а не видела своего жениха больше трех лет. Лорна все еще была красавицей, но с каждым прошедшим годом все меньше и меньше мужчин просили ее руки. Все в городе говорили ей, что ее время истекло, Чарлтон сдался и никогда не вернется за ней. Тревоги семьи возрастали с каждым днем, не приносившим о нем новостей.
Прошел целый год. С разбитым сердцем, уверенная, что Чарлтон или забыл о ней, или погиб в море, Лорна согласилась выйти за Ларса Казинса, фермера, жившего недалеко от Стерлинга. Когда Чарлтон наконец вернулся, богаче, чем жители города могли представить себе, оказалось слишком поздно: она вышла замуж за Ларса тремя днями ранее. Лорна скоро узнала, что Чарлтон потерпел кораблекрушение и долгие месяцы жил на острове в Тихом океане, прежде чем его в конце концов спасли. Когда они поняли, что произошло, Лорна и Чарлтон были безутешны.
Так как в Шеффилде и Стерлинге воспоминания о Лорне не переставали терзать Чарлтона, он переехал в Коррандер, женился на ком-то и вскоре умер от тифа, оставив жену с несметным богатством. Однако люди постоянно говорили, что его призрак приходил в Стерлинг, и было множество причин, почему Исчезновения могли начаться из-за этой трагедии.
Эта теория объясняла, почему Исчезновения охватывают все три города: Стерлинг, Коррандер и Шеффилд.
Когда Чарлтон вернулся и узнал о замужестве Лорны, с ним произошла резкая перемена. Рассказывали, что он ворвался в дом Макельроев и заявил, что они в действительности заставляли его «купить» любовь Лорны. В последние часы предсмертной горячки он был безутешен и утверждал, что «отвратительно назначать цену на то немногое в жизни, что является свободным правом каждого человека».
Конечно, самое пугающее – это последний момент. Люди считают, что месть Чарлтона состояла в том, чтобы проклясть города, подвергнув их наказанию, которое соответствовало такому преступлению: заставить их покупать то, что остальное человечество переживает бесплатно.
Я быстро складываю и убираю бумагу. Все еще не улавливаю, о чем говорят за плотными деревянными дверями, различаю только тихое бормотание: почти одинокий голос доктора Клиффтона с редкими репликами от Уилла. Слышу отрывки: «Опасный… Ты мог бы пораниться… Теперь пока ее дом здесь… Неприемлемо… Вместе… Смотри за собой».
Потом дверь открывается, и со смущенным выражением лица появляется Уилл.
Он поднимает брови, смотрит на меня, и его лицо расслабляется.
– Выглядишь испуганной, – говорит он. – Не волнуйся: он знает, что это исключительно моя вина.
Я захожу в библиотеку, сердце учащенно бьется, и остаюсь лицом к лицу с доктором Клиффтоном.
– Садись, Айла.
Присаживаюсь.
– Я твой опекун, – говорит он, – и отношусь к этому серьезно.
– Да, сэр, – лепечу жалко, кусаю губу и жду. Никогда не видела, чтобы он выглядел таким суровым.
– Полагаю, я никогда прямым текстом не говорил тебе не покидать дом посреди ночи. Поэтому не намерен говорить что-либо твоему отцу, – произносит он, – но не хочу, чтобы это случилось снова. Так что считай мои слова строгим предупреждением.
Я энергично киваю, и волна облегчения пробегает по моим нервам.
– Если бы с тобой что-то произошло… – Он снимает очки, кладет их на стол и трет глаза. – Просто не выходи ночью, – говорит он наконец, – особенно в это время года.
Он выглядит таким обеспокоенным из-за меня, что хочется похлопать его по руке и убедить, что со мной все нормально и я никогда не сделаю ничего опасного снова. Чувствую себя так ужасно из-за того, что выбралась из дома с его сыном, вторглась в его библиотеку и украла книгу. Сцепляю руки на коленях и хочу сделать что-нибудь в качестве извинения.
Поэтому предлагаю ему оливковую ветвь мира в виде маленького признания.
– Доктор Клиффтон, – говорю, – есть что-то, о чем вам лучше бы знать.
Он прищуривается, смотрит на меня, снова надевает очки, словно это доспехи.
– Продолжай.
– Майлзу снился сон.
Брови доктора Клиффтона взлетают в удивлении.
– Снился, да? – он откидывается на стуле, его пальцы складываются домиком, а потом расходятся, чтобы потянуть за одну из бровей. Он принимает другую позу, словно поменяв экипировку: меньше похож на родителя, больше – на ученого.
– Сколько раз? – спрашивает он. – Как часто?
– Мне известно только об одном, – я беспомощно развожу руками, – но не уверена. Мы не… особо много говорили в последнее время. – Гадаю, нашел ли уже Майлз монетку и записку.
– Он сказал, о чем был сон? – спрашивает доктор Клиффтон, и, когда пересказываю кошмар о двух маленьких птичках, его глаза блестят. Он щурится, словно тянется к чему-то слегка за пределами его досягаемости.
– Было ли что-то особенное в предыдущую ночь? Или он упомянул что-то необычное тем утром? – спрашивает он.
Вспоминаю наш разговор, когда солнце просачивалось сквозь шторы, тревожность на лице Майлза.
Дырку в зубах.
– Он потерял зуб, – говорю я. – Сказал, что тот выпал во сне и он чуть не подавился им.
Доктор Клиффтон смеется и сцепляет пальцы рук с громким скрипом. На его лице появляется выражение понимания.
– Конечно. Конечно, – он кивает. – До меня уже давно доходили слухи о том, что дети примерно этого возраста, возможно, видят сны. Естественно, их родители не сильно горели желанием говорить об этом. – Он грустно улыбается. – Учитывая, как здесь могут относиться к семьям с «исключениями». – Он снова возвращает очки на переносицу и торопливо продолжает: – Но теперь благодаря тебе и Майлзу я знаю, что, возможно, происходило.
– Я все еще не понимаю, – признаюсь.
– Позволь объяснить. Если бы тебе пришлось говорить наугад, что ты назвала бы самым обычным во снах?
Я дотрагиваюсь до пуговки на обивке кресла.
– Падение? – гадаю я и пожимаю плечами. – Полет? – Вспоминаю Бури вчера ночью, озеро, светлеющее под моими ногами, и рада, что доктор Клиффтон не может прочитать мои мысли. – Я не уверена.
– Хорошие догадки, но нет. Это потеря зуба, – говорит доктор Клиффтон. – Представь на мгновение, что посреди сна ты открываешь рот и чувствуешь, что потеряла все зубы. Остались только десны. – Он встает и начинает ходить по комнате с возрастающим возбуждением. – Потеря зубов во сне – документально подтвержденная подсознательная проекция тревожности. Это один из самых распространенных снов – если не самый.
Он останавливается перед окном и смотрит на горизонт. Потом поворачивается ко мне.
– Так что, когда доходит до нахождения нового варианта, мы всегда должны смотреть на вещи в обратном порядке. – Он улыбается. – Варианты – это как одна большая загадка. Итак, теперь, когда мы потеряли сны, мы находим их в зубе.
Так Майлз не особенный. На меня накатывает волна облегчения. Не такой, как мама. Он просто потерял зуб той ночью, как и многие другие дети в Стерлинге до него. Возможно, все это можно было бы распутать намного быстрее, если бы родители не боялись признать, что их дети видели что-то исчезнувшее. Я начинаю смеяться с облегчением и не могу остановиться, даже когда мы идем разбудить Майлза, чтобы рассказать ему, что вопреки всем ожиданиям восьмилетний ребенок Джульет Куинн наконец вернул сны в Стерлинг.
***
Доктору Клиффтону нужны зубы, чтобы проверить свою теорию насчет вариантов Снов, так что я отдаю ему зуб, который забрала из-под подушки Майлза прошлой ночью. Мы все договариваемся никому не рассказывать о теории, пока не будет больше доказательств, и доктор Клиффтон с радостью принимается за работу. Ему удается достать еще несколько зубов, пока мы в школе, потом он проводит всю субботу, работая с одним из фермеров над инструментом и методом для измельчения маленьких белых драгоценностей в порошок.
Доктор Клиффтон испытывает первые варианты на себе и потом применяет вторую партию на спящей миссис Клиффтон. Она просыпается утром в воскресенье и рассказывает мужу о самом прекрасном месте, которое посетила в своих мыслях. Мы празднуем, поедая яйца пашот и груши с корицей.
Осталась одна порция вариантов. Уилл предлагает ее мне и Майлзу, но мы позволяем ему взять ее. На следующее утро, когда он появляется за столом во время завтрака, мы все поднимаем взгляд.
– И? – спрашивает доктор Клиффтон. – Что ты об этом думаешь?
– Здорово. – Уилл тянется за кофе.
– Собираешься нам рассказать? – спрашивает миссис Клиффтон.
– Нет. – Он подносит чашку к губам, чтобы скрыть улыбку. – Ни в коем случае.
***
Тем вечером доктор Клиффтон докладывает новости Совету побратимов и уходит так поздно, что я даже не слышу, когда он возвращается домой.
– Совет в возбуждении, – информирует он нас утром. – Он проголосовал одобрить немедленно. У меня уже есть список заказов от членов с правом голоса, и они просят меня представить вариант на Рынок как можно быстрее.
К тому времени, когда мы отправляемся в школу, новости о варианте Сна стали уже известны. Информация слишком секретна для того, чтобы появиться в «Стерлинг Пост», но распространяется как пламя. Машины подъезжают к дому Клиффтонов несколько следующих дней, оставляя у ворот посылки с картошкой, со свежими коричневыми яйцами и даже с драгоценными пакетами сахара. Телефон звонит до тех пор, пока миссис Клиффтон не устает отвечать и просто снимает трубку с рычага.
– Майлз, – говорит она, – сегодня звонил один из твоих одноклассников. Хочет пригласить тебя к себе после школы на следующей неделе.
Майлз сияет, даже когда смотрит на меня. Кажется, что открытие варианта и та роль, какую мы сыграли с ним в этом, растопят остатки напряжения между нами, возникшего с тех пор, как я обвинила его в краже маминого ожерелья.
– Ты молодчина, – шепчу ему за десертом.
– Ты типа тоже, – отвечает он, и тогда я понимаю, что между нами снова мир.
Доктор Клиффтон составляет список заказов и объявляет в городе, что будет платить целый доллар за каждый зуб.
– Только естественно выпавшие зубы, пожалуйста, – напоминает он группе мальчиков из Коррандера, которые появляются у дверей с несколькими молочными зубами с подозрительными следами крови на них и младшими братьями и сестрами, стоящими за спинами старших братьев.
Это как раз то, что отвлекает всех, пока в полную силу начинаются приготовления ко Дню Исчезновений. Осталась всего одна неделя, и садовники принимаются за работу в саду и на школьной лужайке, подстригая траву, развешивая фонарики и убирая поросль с дорожек. У Беас каждый день дополнительные репетиции перед выступлением оркестра на Ярмарке урожая. Уилл проводит время с плотником Таком, сооружая сцену, подиум и дополнительные сиденья.
В моих письмах Кэсс все больше умолчаний. Я ничего не говорю о том, что происходит здесь, когда пишу ей в субботу, об открытии Майлза, о вариантах, Рыночной площади, гонке Бурь или Дне Исчезновений, и о том, как я наконец перестала искать свое отражение, проходя мимо окон и зеркал.
– Теперь я тренируюсь для этой игры, называемой «Звезды», – пишу. – Она похожа на дартс. – Веду ручкой по бумаге. – Я скучаю по тебе и папе, но больше всего по маме. Иногда так сильно хочу снова вернуться домой, к вам.
Но есть и другие дни, как, например, следующий, когда сижу на улице с Уиллом и Майлзом под красными листьями, забрызганными дождем, окутанная теплом из Угольков и Покрывал, и смотрю, как капли дождя стекают на мою открытую ладонь. И тогда я понимаю, что скучаю не так сильно, как бывало раньше.
***
За завтраком Миссис Клиффтон открывает свой ежедневник.
– Давайте поговорим о том, что еще надо сделать до двадцать девятого.
– Двадцать девятого? – спрашиваю я, резко поднимая голову.
– Да, – говорит она, – Ярмарка урожая двадцать девятого.
– Каждый год?
Она кивает, а потом продолжает просматривать список.
– Мы принесем мед и инжир. А Малкольму нужно будет взять свой телескоп.
Но я не слушаю. Мои мысли возвращаются на три года назад, тогда Майлзу было пять, и это был первый раз, когда он настоял, чтобы мы устраивали что-то особенное не только на его день рождения. Он помог папе и мне сделать лимонный бисквитный торт с глазированными ягодами клубники наверху. Уговорил отца купить билеты в кино на «Волшебника из страны Оз», хотя потом из-за летающих обезьян ему неделями снились кошмары. В конце сеанса Майлз уговорил весь зал спеть для мамы. По ее улыбке я поняла, что все это она делала для нас, а не потому, что ей нравилось. В действительности она никогда не любила свой день рождения, и я не понимала, почему.
Но теперь понимаю.
Дата рождения моей мамы – 29 октября 1907 года.
Она родилась в первый День Исчезновений.
