Часть 8
Побег из Северной Кореи

В Сеуле сейчас живет около 30 000 северных корейцев, в Европе – 2000, много небольших общин перебежчиков рассеяны по всему миру. Бесчисленное множество живет в Китае.

Масштабное бегство – сравнительно недавний феномен. Здесь снова сыграл решающую роль голод 1990-х годов. Когда государственная пайковая система КНДР потерпела крах, большинство было вынуждено самостоятельно добывать пропитание. Для некоторых это означало переход границы в Китай. В то время пограничный контроль был слабым, и те, кто совершил путешествие, обнаружили землю сравнительного изобилия. Некоторые отправились туда на заработки и вернулись домой, другие решили, что лучше не возвращаться.

Но Китай опасен для перебежчиков. Пекинское правительство – исторический союзник КНДР, оно отправит перебежчиков назад, где их ждет злая участь – исправительно-трудовой лагерь или еще хуже. Этот факт делает сбежавших северных корейцев в Китае уязвимыми для эксплуатации. Северокорейских женщин часто продают как жен, или вынуждают заниматься проституцией, или, например, работать онлайн «девочками» для развлечения богатых южных корейцев.

Для большинства предполагаемый конечный пункт назначения – Южная Корея. Чтобы добраться туда, перебежчикам надо бежать дважды: один раз из КНДР, второй – из Китая. Это включает опасное пересечение границ в такие страны, как Монголия или Таиланд. Как только они прибывают, они сдаются властям и их отправляют в южнокорейское посольство, которое организует их доставку в Сеул.

Те, кто смог добраться так далеко, на три месяца отправляются в место под названием Ханавон. Ханавон одновременно служит образовательным центром, где северных корейцев учат, как, например, пользоваться банкоматами, и местом дознания – южнокорейские агенты должны убедиться, что конкретный перебежчик не является шпионом, перед тем как позволить ему или ей свободно жить в Южной Корее.

Как упоминалось, жесткие экономические реалии Северной Кореи исторически были главной причиной для бегства. Но сегодня для многих не это является причиной. Например, я знаю об одном перебежчике, который совершил побег после того, как его увлекли южнокорейские сериалы, мода и поп-музыка. Другой просто говорит: «Я не мог развиваться в Северной Корее». В КНДР вы не можете просто заниматься тем, чем хотите, если только у вас не много денег и/или связей.

Но многих перебежчиков, оказавшихся в Южной Корее, ждет глубокое разочарование. Они прибывают в страну, которая кажется более эгоистичной, чем та, из которой они родом. Они обнаруживают, что их образование бесполезно для работодателей. Они страдают от дискриминации со стороны южных корейцев, которые смотрят на них как на жалких, подозрительных или экзотических. Но при этом сравнительно немногие хотят вернуться домой, несмотря на очевидную боль от расставания с семьей и друзьями.

Но есть и еще один вариант. Некоторые снова переезжают, в третью страну. Самое популярное место – Великобритания, где живет 1000 северных корейцев. Большинство живет в Лондоне, который по сравнению с Сеулом является многонациональной меккой, где примут даже того, у кого самое экзотическое происхождение.

Один из этих людей – Чжи Мин Кан. Чжи Мин открыто и убедительно говорит обо всех вопросах, связанных с побегом, так что мы попросили его ответить на большинство вопросов в этой главе.

Д.Т.: Бегство стало серьезной проблемой в середине 1990-х из-за голода. Люди покидали Северную Корею просто потому, что голодали. Сегодня причин для бегства почти столько же, сколько перебежчиков. Но уехать становится все труднее. Одно из самых крупных изменений в эру Ким Чен Ына после эры Ким Чен Ира – усиленный пограничный контроль.

Одна из причин того, что путешествие так привлекательно, – вы всегда можете вернуться туда, откуда уехали. Но с отъездом из Северной Кореи дело обстоит по-другому. Более того, это печальный опыт. Так почему люди делают этот болезненный, пугающий, трудный, опасный выбор?

С тех пор как бегство превратилось в проблему, оно происходило по разным причинам, в зависимости от ситуации в Северной Корее, методов и силы государственного контроля и меняющегося менталитета северных корейцев.

Уехавших в Южную Корею, которые когда-то были известны как «дезертиры», с середины 1990-х, во время периода невероятной нехватки еды, начали называть талбукчжа («человек, который сбежал с Севера»). До этого большинство бежавших делало это по политическим причинам, но после голода большинство уезжало, чтобы избежать недоедания.

Из-за краха восточноевропейского социализма, смерти Ким Ир Сена, повторяющихся природных бедствий и экономической блокады со стороны Запада северокорейские власти потеряли способность усиливать пограничный контроль. Но даже если бы они могли, они не смогли бы остановить непреодолимую силу, тянущую людей из Северной Кореи. Все это привело к тому, что люди начали думать так: «Вместо того чтобы оставаться здесь и голодать, пусть лучше меня пристрелят во время пересечения реки». Это отношение и плохой пограничный контроль позволили многим уехать, и число тех, кто осел в Южной Корее, нельзя было назвать незначительным.

Власти постепенно поняли серьезность ситуации и в 2000-х годах начали усиливать пограничный контроль и применять строгое наказание к тем, кто совершал попытку побега. Они также проводили публичные казни, выполняемые расстрельной командой, чтобы создать атмосферу страха, и начали следить за семьями перебежчиков.

Люди учились жить без правительственных пайков, и это заставляло их дважды подумать о побеге. Но побеги не могли прекратиться полностью. Тем временем начали распространяться новости от семей перебежчиков и тех, кто был пойман в Китае и репатриирован, даже в регионах далеко от границы. Истории о материальном благосостоянии других стран и о том, что люди там не голодают, до глубины души потрясли северных корейцев, людей, которые верили, что их страна обладает одним из лучших уровней жизни в мире. Это подтолкнуло еще больше людей к границе, к рекам Ялуцзян и Туманная.

Когда люди пересекали реку, появлялись деньги. Эти деньги проходили через руки посредника в карманы пограничников и офицера государственной безопасности. Благодаря этой тенденции побег в пограничной зоне стал индустрией. Эта нелегальная индустрия устойчиво росла, пропитанная женскими слезами и сопровождаемая средневековыми пытками и публичными казнями – своими побочными продуктами.

Коммерциализация побега повысила его цену и стала еще одним препятствием. Бегство стало предметом роскоши, которым могли воспользоваться только довольно смелые, вручавшие свою судьбу в руки посредников. Это настолько дорого, что единственный для обычного человека способ добыть средства, чтобы позволить его себе, – ограбить банк или продавать наркотики. Я хочу сказать, что без помощи извне бежать почти невозможно. Эта ситуация привела к серийным побегам членов семей, которые получали помощь извне от родственников, бежавших раньше. Эта тенденция продолжает существовать.

Недавно появились другие причины для побега. Увеличивающееся количество мобильных телефонов и других электронных устройств создало условия, в которых люди могут легко получить доступ к внешней информации. Когда молодежь, чья кровь кипит от жажды справедливости, получает подобную информацию, ее желание бежать достигает экстремального уровня.

Я жил далеко от границы и впервые услышал новости о Южной Корее по радио. Я долго слушал южнокорейское радио и пришел к убеждению, что если я поеду туда и буду усердно трудиться, то получу шанс в жизни. Я решил отправиться туда, даже если я погибну в процессе. И пройдя злоключения, достойные романа, наконец прибыл в Южную Корею.

Прибыв в Южную Корею и познакомившись с молодыми перебежчиками, я увидел, что они воспользовались множеством различных способов бегства: через Японское и Желтое моря, через Демилитаризованную зону и на самолете, лодке, поезде и автобусе. Но у всех нас было одно общее: мечта о лучшей жизни.

Несмотря на разрывающую сердце невозможность вновь увидеть своих детей, родители рассматривают бегство как благо для них, и это перевешивает страх перед опасностями побега. Потому что вы знаете, что это лучший вариант для ваших детей. Именно родители, принадлежащие к среднему и высшему классу Северной Кореи, оплачивают расходы на побег и побуждают своих детей покинуть страну. Все больше людей покидает Северную Корею, несмотря на тот факт, что у них достаточно денег, чтобы выжить. Восемнадцатилетний студент, недавно бежавший во время пребывания в Гонконге на математической олимпиаде, и Тхэ Ён Хо, бежавший из посольства Северной Кореи в Англии в 2016 году, – хорошие примеры того, насколько разными бывают причины бежать.

От простого желания выжить до желания лучшего будущего – у каждого своя причина для побега. Но у всех есть одно общее, и это – грусть из-за того, что приходится оставлять в своих родных городах тех, кого они любили. Когда осуществится воссоединение и они смогут навещать близких в любое время, они смогут смотреть на свое бегство как на похвальное решение. Я надеюсь, что этого дня придется ждать недолго.

Д.Т.: Северные корейцы, уезжающие за границу, обычно относятся к элите. Таким образом, у них меньше мотивов бежать. Конечно, как и всегда, есть еще одна причина: лучшая жизнь где бы там ни было может перевешиваться привязанностью к семье и друзьям. Но есть и более мрачная дополнительная причина: уехать за границу редко разрешается всей семье. Те, кто остался в Северной Корее, будут быстро отправлены в концлагерь, если члены их семьи не вернутся домой. Это ужасное правило сегодня применяется еще более неукоснительно после побега заместителя посла Тхэ Ён Хо, его жены и детей из северокорейского посольства в Лондоне в 2016 году.

Способов совершить путешествие за границу не так много, особенно для тех, кто не принадлежит к привилегированному классу. В большинстве случаев те, кто может поехать в зарубежные страны, являются дипломатами и студентами, а также спортсменами, принимающими участие в международных соревнованиях. В иных случаях люди, которые хотят навестить родственников в Китае или работать на лесоповале в России, могут сделать это, но это редкие случаи.

Северокорейское общество сохраняет свою жесткую кастовую систему, и в то время как правящий класс наследует все привилегии своих отцов, детям обычных граждан так же сложно стать дипломатом, как дракону родиться в канаве (так мы говорим в Корее). Если вы хотите быть дипломатом, вы должны быть умны, хорошо выглядеть и иметь безупречную родословную. Среди обычных людей вряд ли найдется тот, кто будет соответствовать всем этим требованиям.

В Пхеньяне большое число спортивных организаций, где много талантливых спортсменов, собранных по всей стране. Спортсмены потенциально менее преданы правительству, чем другая элита, а для того, чтобы быть спортсменом, не всегда требуется обладать безупречным семейным происхождением. И это едва ли не единственный способ для обычного человека поехать за границу. Но это возможно только после победы в бесчисленных национальных соревнованиях, но даже в этом случае спортсмен может быть исключен из спортивной организации, если обладает очень плохим социальным происхождением.

А что насчет учащихся за рубежом студентов? На самом деле правительство официально не признавало необходимость такого обучения, пока был жив Ким Ир Сен. Уравнительная политика, основанная на социалистической доктрине, не признает индивидуальных способностей и талантов, так как все равны. Все получают одно и то же образование. Соответственно, обучение за границей считалось преимуществом, которое могли получить только немногие удачливые и привилегированные.

Вы думаете, такие студенты, возвратившись, будут «рабочими страны»? Часто студенты, возвратившиеся в Северную Корею после зарубежного обучения, вынуждены терпеть слежку, прослушивание телефона и преследование со стороны правительственных спецслужб. Если они слишком много рассказывают о том, что видели и слышали в других странах, то столкнутся с последствиями со стороны правительства.

Эта система слежки показывает, насколько правительство боится потока информации из-за границы. Причина, по которой оно блокирует границу между Северной Кореей и Китаем и наказывает перебежчиков, та же – свобода передвижения может негативно сказаться на руководстве.

Давайте поподробней расскажу о спортсменах в связи с этой проблемой. У меня много друзей-спортсменов, у которых несколько раз была возможность поехать в зарубежные страны. И хотя они не получили большого мирового признания, они были действительно горды своим опытом. Но все они отказывались говорить о мире за пределами Северной Кореи.

Или, может быть, им не о чем рассказывать, так как им не позволили ничего увидеть. Я слышал, что в автобусах команд, которые отвозят спортсменов из аэропорта в отель, шторки на окнах полностью закрыты. Выглядывать из окна или махать людям запрещено, не говоря о том, чтобы включить телевизор в номере отеля. Все эти действия могут закончиться наказанием. Единственные места, которые могут посещать спортсмены, – отель, тренировочная база и стадион. По этой причине они даже не могут купить сувениры семье по дороге домой. Так что их воспоминания о других странах ограничиваются временем, проведенным в автобусе и в отеле, на тренировочной базе и стадионе. Конечно, великолепный стадион, полный зрителей и ярких рекламных щитов, будет для них непривычным и чудесным.

Что еще хуже, они обязаны поклясться, что после возвращения не расскажут никому о том, что видели, кроме того, у них берут отпечатки пальцев. Длительное время они будут находиться под пристальным наблюдением правительства. Но все же фрагменты внешнего мира ни в коем случае не являются не имеющими никакого значения для этих людей. Ощущение свободы и благосостояния общества, что они могли видеть через маленькую щель между шторками, заставляло их осознавать, что они жаждут того же, а еще больше их шокировали научные и «продвинутые» способы тренировок.

Как бы там ни было, страх, который превосходит желание получить что-либо из вышеупомянутого, – это боль, которая может стать результатом поисков своего счастья. В Северной Корее давно существует закон о виновности по признаку наличия связей, и она наказывает свой народ в соответствии с ним. Я не могу представить любое другое правительство, применяющее такую дикую и жестокую систему. Когда я жил в Северной Корее, чей-нибудь побег неминуемо вел к тому, что его семья, в том числе дальние родственники, будут арестованы и отправлены в лагерь. Из-за этого варварского закона никто в Северной Корее даже не думал противостоять правительству реальными действиями.

Так почему им нужна эта система? В Северной Корее никто не осознает абсурдность и иррациональность северокорейской системы лучше, чем дипломаты. В связи с этим правительство прекрасно понимает, что промывка мозгов дипломатам и требование от них преданности будут неэффективны для их обуздания. Вместо этого в качестве сдерживающего фактора власти используют любовь родителей к своим детям. Так что в Северной Корее дипломаты, отправляясь за границу, обязаны оставить хотя бы одного ребенка дома. За этими оставшимися дома детьми присматривают родственники.

Я уверен, что северокорейские дипломаты чувствуют стыд за собственное правительство. Оно не может позволить себе выплачивать дипломатам полную заработную плату и даже бесстыдно и открыто приказывает им финансировать свои операции за границей, продавая наркотики и контрафактную продукцию. Не может быть ничего более позорного.

Что подумают граждане Северной Кореи, если Северная Корея откроется внешнему миру? Вы знаете, что большинство северных корейцев никогда не видели гражданские самолеты? Им даже не разрешается путешествовать по Северной Корее без одобренных правительством дорожных документов. Я действительно желаю, чтобы однажды каждый в Северной Корее смог насладиться свободой передвижения и радостью путешествия.

Д.Т.: Для большинства ответом будет твердое «нет». Но жизнь северокорейцев в Южной Корее трудна, и некоторые раскаиваются в своем выборе. В последние годы северокорейское правительство активно использует вернувшихся как инструмент пропаганды, снимая их в видеороликах, где они критикуют Южную Корею и благодарят Уважаемого руководителя за то, что он простил им бесспорное предательство. Иногда режим принуждает перебежчиков вернуться; если местопребывание перебежчика в Южной Корее раскрыто, власти Северной Кореи могут угрожать безопасности членов его/ее семьи, оставшихся дома.

Многие люди часто спрашивают меня: ты когда-нибудь вернешься в Северную Корею? Если да, то при каких условиях?

Признаю, что у меня смешанные чувства в отношении Северной Кореи, но невозможно выбросить из головы все воспоминания и жить дальше. Возможно, для меня было бы намного легче забыть все о Северной Корее, если бы мои воспоминания о ней не были столь ужасными.

В Северной Корее до сих пор живет мой отец. Некоторые мои друзья не хотят возвращаться в Северную Корею. Там они потеряли своих родителей и друзей, перенесли все горести, которое может перенести человеческое существо. Жизнь в Северной Корее была ночным кошмаром, они никогда не захотят вернуться.

И все же это страна, которая нуждается во много большем внимании со стороны внешнего мира. Потребуется большая помощь внешнего мира, чтобы восстановить ее после краха диктатуры. Им надо будет перестроить ее по модели уже существующей демократической формы правительства, с новыми методами просвещения общественности и полным вступлением в капитализм. Северной Корее придется начинать с чистого листа, и ей понадобится помощь и руководство практически во всех аспектах.

Но до того как вернуться, я хотел бы особо выделить три вещи, которые понадобятся Северной Корее сразу после краха нынешней диктатуры.

Во-первых, в чем Северная Корея будет больше всего нуждаться после падения тоталитарной диктатуры? Некоторые говорят, что в демократизации, но я не могу согласиться. Они говорят, что демократизация была бы настоящим благом для всего народа Северной Кореи после страданий от диктатуры в течение десятилетий, но у меня немного другой ответ. Я хотел бы, чтобы вы понимали, что это мое личное мнение: Северной Корее понадобится исполин. Конечно, я не говорю, что стране нужен другой жестокий диктатор вроде Ким Ир Сена или Ким Чен Ира, которые были жизнелюбивыми и экстравагантными. Я говорю, что он должен быть очень патриотичным лидером. Дам вам два примера: Пак Чон Хи в Южной Корее и Ли Куан Ю в Сингапуре.

Конечно, все северные корейцы, в том числе и я, с нетерпением ждут наступления демократии в Северной Корее. Но кто может гарантировать, что северные корейцы смогут без всякого труда адаптироваться к демократии после десятилетий диктатуры и промывания мозгов? Например, возьмем Южную Корею. Экономика Южной Кореи – одна из 15 крупнейших в мире. Южные корейцы также инвестируют много денег в образование. При этом многие ученые говорят, что южные корейцы еще не обладают зрелым гражданским сознанием и не настолько культурны, как народы других развитых стран. Я не могу с уверенностью сказать, что северные корейцы идеально понимали бы демократическое правление, если бы демократия была введена прямо сейчас.

Во-вторых, Северной Корее понадобится абсолютно новая система образования. Лучшее прилагательное для описания системы образования в Северной Корее – «спартанское». Северных корейцев учат следить друг за другом, когда они растут, в школе их не учат таким качествам, как сострадание и терпимость. Пугающие и ужасающие слоганы, такие как «Будь снайпером, чтобы направить пулю прямо в грудь американцу с одного выстрела» – вот что говорят северокорейским детям в школах. Дети лишены возможности развивать свою креативность, вместо этого их учат развивать ненависть.

Когда я рос и учился в Северной Корее, меня никогда не учили задавать вопросы. Властям нужны послушные люди, которые будут подчиняться диктатуре, а не люди с пытливым умом, которые будут задавать вопросы. Так как в Северной Корее меня никогда не учили мыслить критически, я делал много ошибок, адаптируясь к капиталистическому рынку, в тот период меня высмеивали и отвергали. Другие северные корейцы пережили тот же опыт.

Девяносто процентов северокорейцев, бежавших из страны, страдают от различных форм психических расстройств. Это результат жизни в экстремальном страхе и напряжении, будучи в Китае и Северной Корее. Те страхи, с которыми мы жили, были слишком ужасны, чтобы их описывать или вспоминать. По этой причине многие северокорейские перебежчики очень чувствительны даже к малейшим обидам или стрессам, на которые другие не обратили бы внимания, так что южные корейцы стараются не иметь с ними дел. Это миниатюрное изображение того, что будет происходить во время демократизации и перехода к капитализму в Северной Корее.

И последнее. Нам надо понять, откуда мы идем, и нам нужно, чтобы внешний мир был более сострадательным к обычным северокорейским людям. Родиться в Северной Корее – это не грех. Все ошибки, которые мы делаем, являются следствием того, чему мы научились в Северной Корее. И не в нашей власти это изменить. Из-за десятилетий промывания мозгов мы, конечно, отличаемся от вас. Иногда вы думаете, что мы странные и стеснительные. Но делая ошибки, мы учимся жить в капиталистической системе. Остальные северные корейцы будут не сильно отличаться от меня, когда Северная Корея откроется внешнему миру. Северная Корея требует много усилий и терпения.

Я вернусь в Северную Корею, когда она наполнится любовью и надеждой и станет гордой частью свободного мира.

Д.Т.: Трудно представить две настолько различные и при этом настолько похожие страны, как Северная и Южная Корея. Побывав в Пхеньяне, я нашел это раздражающим. После нескольких лет жизни в Южной Корее Северная Корея показалась мне «параллельной вселенной». Думаю, что если бы я вырос в Южной Корее, шок был бы намного сильнее.

После трех месяцев обучения в Ханавоне (центре, помогающем недавно прибывшим северным корейцам адаптироваться в южнокорейском обществе) я наконец-то смог стать членом южнокорейского общества.

Но никто не встретил нас с распростертыми объятиями. Высокая степень свободы и благополучие экономики в Южной Корее были заметными, но они не были моими. Даже после отъезда из Северной Кореи у меня были причины для беспокойства: конечно, в Южной Корее я не умру от голода, но я приехал сюда не только для того, чтобы стоять в очереди за бесплатной едой для бездомных.

Но самое большое беспокойство вызывало то, что я наконец стал сам отвечать за собственную жизнь. Думаю, многие из вас не поняли меня, когда я это сказал. Почему это я должен был бояться того, что буду наконец управлять своей жизнью? До прибытия в Южную Корею я никогда не делал самостоятельный выбор, ни разу. И это касается не только меня. Северные корейцы заканчивают школы, в которые их распределило правительство. Мы читаем только те книги, которые одобрены правительством. Мы работаем в тех местах, которые закрепило за нами правительство. Мы женимся и живем семьей по тому же принципу. Большинство из нас никогда не ощущало замечательного чувства удовлетворения от достижения наших целей благодаря нашим собственным усилиям.

Но при этом у большинства северокорейцев нет причин беспокоиться о своем будущем, так как каждая часть жизни находится под контролем правительства. Конечно, мы никогда не могли узнать, к чему у нас есть способности или чем мы можем заниматься, и нас, тех, кто уехал из Северной Кореи, никто никогда не учил тому, как мы должны жить в таком обществе, как южнокорейское. Это звучит для вас оправданием?

В мире, в котором мы живем сейчас, предполагается, что люди должны развивать собственные умения и сильные стороны, чтобы выделяться из толпы. Человек должен улучшать свои умения и выделяться из общей массы, чтобы заслужить уважение и преуспеть в жизни. Я тоже хотел жить так и преуспевать. Я отказался от всего, что у меня было, чтобы приехать сюда, поэтому неудивительно, что я хотел жить именно так в этом свободном обществе. Мне нравилось, что я наконец получил свободу, а также то, что я мог быть счастлив даже благодаря малейшим вещам.

Первая работа, которую я получил в Южной Корее, был неполный рабочий день в мини-маркете, и мне было непросто получить даже ее. Я сделал множество звонков по объявлениям в газете, но мне отказывали из-за моего трудного для понимания северокорейского акцента и неуверенности, с которой я говорил. Еще никогда в своей жизни я не получал столько отказов. Но, впервые работая неполный рабочий день в мини-маркете, я начал понимать, как ведутся дела при капитализме.

В Северной Корее, где нам говорили, что мы – хозяева своей жизни, никто не работал так, словно являлся хозяином своей жизни. Ожидалось, что мы должны работать одинаково и зарабатывать одинаково, поэтому люди думали: «Что случится, если сегодня я не буду особо стараться на работе?» Первая работа неполный день в Южной Корее заставила меня осознать, что то, чему мы научились в Северной Корее, стало проблемой. Я понял, что зарабатывать деньги очень нелегко и зачем я должен как можно больше стараться на работе, которую получил.

Свобода была сладкой и прекрасной, но капитализм – совсем другое дело. Очень напряженная конкуренция, боль, которую ты чувствуешь, проиграв, и неспособность сохранить простодушие – все это было частью капиталистической системы. Кроме того, эмоциональный стресс от времени, проведенного в Северной Корее и Китае, оставил психологическую травму, которая сохранилась даже после прибытия в это свободное общество. Многие люди страдают от травматических событий в своем прошлом и не могут жить спокойно. Многие из них живут в страдании, как из-за того, что не смогли спасти членов своей семьи, так и от возмущения, которое они чувствовали после того, как осознавали, что в Северной Корее их обманывали и промывали им мозги.

Кроме того, так как нас знакомили с успешным опытом северокорейских перебежчиков, мы не видели предстоящих трудностей, которые испытывает большинство перебежчиков. Конечно, северокорейские перебежчики, сами добившиеся успеха, имеют полное право гордиться и могут быть ролевыми моделями для новых перебежчиков. Но не все могут быть такими успешными, как они, трудности и боль, которые испытывают большинство перебежчиков, очень реальны. Конечно, каждый сам отвечает за собственный выбор, но жизнь может быть очень неласковой.

Я верю, что объединение недалеко. Это означает, что северные корейцы смогут получить свободу, но им надо будет узнать, как работает капитализм. Если они не расстанутся со старым образом мыслей, совместная жизнь с Южной Кореей в объединенной Корее создаст серьезные конфликты. Свобода великолепна и прекрасна, но это всего лишь самообман – считать, что она не сопровождается ответственностью.

Д.Т.: Хотя южнокорейское правительство принимает перебежчиков, давая им гражданство и определенную финансовую поддержку, южнокорейское общество в целом не всегда так дружелюбно. Так что, несмотря на общий язык и культуру, многие перебежчики в конце концов переезжают в другие страны.

Подобные вопросы всегда заставляют меня чувствовать дискомфорт. Честно говоря, я не горжусь тем, что покинул Южную Корею и переехал в другую страну. Теперь я живу в Лондоне.

Процветание, благосостояние и свобода, на которые вы получаете право в Южной Корее, непостижимы, это больше, чем мог бы желать любой в Северной Корее. Никто в Северной Корее не пожаловался бы на богатство и свободу, которыми они могли бы наслаждаться, если бы переехали жить в Южную Корею. Тем не менее все больше северокорейских перебежчиков эмигрируют в третью страну. Каждый раз, когда меня спрашивают почему, я чувствую некоторое замешательство.

На самом деле многие хотят жить в Южной Корее, и множество людей мечтают стать натурализованными гражданами Южной Кореи. Многие иностранцы приезжают в Южную Корею и говорят, что это очень удобное для проживания место. Для северных корейцев Южная Корея кажется роскошной, даже непомерно. Инфраструктура Южной Кореи очень надежная и хорошо структурированная.

Стали ли мы слишком ненасытными? Все северокорейские перебежчики по прибытии всегда просят только крышу над головой и еду три раза в день. Конечно, эти два скромных требования выполняются и удовлетворяются автоматически, когда они прибывают в Южную Корею. Но южнокорейское общество не настолько гостеприимно к нам. Оно высококонкурентно, и это ведет к безжалостности, исходящей из причинения вреда другому с целью возвыситься над всеми. Но я был готов принять это. В любом случае, будучи родом из Северной Кореи, мы не могли конкурировать с южнокорейцами.

Северокорейские перебежчики обеспечиваются бесплатным жильем, и даже если они не зарабатывают достаточно денег, они все же могут сводить концы с концами и помогать членам семьи в Северной Корее. Конечно, их первоначальные желания и мечты достижимы и могут быть реализованы в Южной Корее. Им требуется некоторое время, чтобы привыкнуть к южнокорейскому обществу, но они никогда не смогут быть теми же людьми, как люди, которые родились и выросли на Юге. В южнокорейском обществе северокорейские перебежчики люди даже не второго, а третьего сорта, социальные низы. Конечно, я прекрасно понимал, что наш статус не будет выше и в других развитых странах.

Южные корейцы тесно связаны на основе своих родных городов, уровня образования и важных людей, с которыми они знакомы. В Южной Корее, даже если вы закончили хороший университет, но работодателю не понравится ваш акцент или родной город, вас могут не принять на работу. В Южной Корее люди клановые, и они, кажется, считают, что каждый соответствует стереотипам, отраженным в его происхождении. Южнокорейцы рассматривают всех северных корейцев как одинаковых, хотя северокорейские перебежчики приезжают из разных регионов и обладают разным воспитанием. Они – люди с разными качествами и индивидуальными чертами. Несправедливо наблюдать за поведением одного северного корейца, а затем судить и критиковать всех северокорейских перебежчиков на основе этого.

Меня отталкивало то, что это заставляло некоторых южных корейцев воспринимать нас как людей, воплощающих Северную Корею – Северную Корею, которую мы не выносили настолько, что бежали оттуда! Когда бы ни случалась северокорейская военная провокация, мы чувствовали себя так, словно были каким-то образом за нее ответственны. Мы предпринимали особые предосторожности, чтобы не выделяться на публике.

Кроме того, жизнь ребенка северокорейских перебежчиков в Южной Корее очень напряженная. Эти дети чувствуют, что не полностью принадлежат южнокорейскому обществу. Так как они испытывают неуверенность в себе, им трудно иметь много друзей. В Южной Корее одна из самых конкурентных систем образования, а частное образование стоит очень дорого. Северокорейские родители не могут позволить себе расходы на частное образование. Северокорейское образование отстает от южнокорейского. Северокорейские дети не могут догнать своих южнокорейских одноклассников. Так что статус людей второго сорта переходит на детей северных корейцев.

Как я сказал ранее, Южная Корея – очень удобное для проживания место. Здесь самый быстрый и лучший Интернет. Универсальные магазины есть повсюду. Еду могут доставить в любое время дня. При этом многие северокорейские перебежчики решают эмигрировать в третью страну, и причины, о которых я рассказал, являются одними из главных факторов, стоящих за этим решением.

Я переехал в Лондон. Там мне не надо беспокоиться о том, считают ли люди Северную Корею бедной страной, или неправовым государством, или злодеем в международном сообществе. В Лондоне не судят людей только на основании того, какой университет они посещали. Они не воспринимают меня как кого-то, кто представляет все северокорейское общество.

Самое важное, что Англия не настолько конкурентна, как Южная Корея. Южнокорейское конкурентное общество было адом. С этим соглашаются даже южные корейцы. Северные корейцы никогда не могли бы выиграть гонку в этом конкурентном обществе. Я, по крайней мере в Лондоне, не чувствую постоянного давления или разочарования только из-за того, что родился в Северной Корее, – того, что я не мог выбирать.

Конечно, в Лондоне очень высокая стоимость жизни. К концу месяца у меня остается мало денег, и я не могу копить на будущее. Я знаю, что, пока живу в Лондоне, я не разбогатею. Но, по крайней мере, здесь, в Лондоне, я не вынужден чувствовать неловкость за себя и место своего рождения. Южнокорейское общество слишком конкурентно. У северных корейцев мало шансов стать гражданами высшего класса или членами этого общества.

Я скучаю по друзьям и простодушию людей в Северной Корее. Хотя мы были бедными, мы дружили со всеми соседями и все были очень близки.

Жизнь в Южной Корее может быть обеспеченной и благополучной, но южные корейцы не такие простодушные или благожелательные, как северные. Это было самым сложным в том, чтобы начать жить заново в Южной Корее.

В Северной Корее люди по праздникам всегда делились друг с другом едой. Но южные корейцы индивидуалистичные, они не всегда знакомы с тем, кто 10 лет живет с ними по-соседству, в одном жилом доме.

Больше всего я скучаю по тем временам, когда мог сидеть за столом со всей своей семьей и смеяться, даже если единственными блюдами на столе были чашка бульона и чашка риса.

Все, что я хочу, – это громко позвать своих отца, мать, сестру и брата. Если вы скажете слова «тоска», «ностальгия» и «страстное стремление», я тут же подумаю о своем доме, где остались наши воспоминания, счастье и радости.

В то время, когда я скитался по чужим странам, как бомж, в то время, когда я должен был жить под вымышленным именем, и в то время, когда я должен был жить как раб в чьем-то доме, я обращался к этим воспоминаниям и находил в них утешение.

Только благодаря этим воспоминаниям я смог пройти через все опасности на пути к свободе. Чувство тоски по дому и страстное стремление к семье всегда в моем сердце, и я стараюсь не потерять его. Сила и любовь моей семьи – вот что сделало меня тем, кем я являюсь сегодня. Я всегда держу в своем сердце уголок для этого.

Из моей жизни в Северной Корее я больше всего скучаю по сильным связям и дружбе с людьми. Конечно, у меня есть друзья и здесь, в Южной Корее. Но это не то же самое. Сильные связи с людьми из страны, в которой я родился, кажутся особыми.

Есть еще одно: люди в социалистическом государстве не владеют собственностью. Из-за этого они более простодушные.

Чего мне не хватает больше всего? Во-первых, хочу напомнить вам одну вещь. Северная Корея – тоталитарное общество, полностью игнорирующее жизнь, предпочтения и вкусы отдельного человека. Это подавляющее общество, где политика руководит индивидуальными отношениями. Так как я наслаждаюсь своей личной свободой в Южной Корее, у меня на самом деле нет никакой ностальгии по Северной Корее.

Но я, правда, скучаю по семье и друзьям, которых оставила в Северной Корее.

Все люди хотят иметь простые и чистые воспоминания – воспоминания о родителях и, конечно, воспоминания о друзьях. Хотя это может прозвучать странно, о Северной Корее у меня больше хороших воспоминаний, чем неприятных. И хотя мне нравится жить в свободной южнокорейской экономике и иметь возможность стать богатой, я до сих пор помню то время, когда не могла жить свободно.

Но хотя на ум приходят трудные воспоминания о Северной Корее, жизнь в Южной Корее тоже непроста. Если я думаю о своем неопределенном будущем, то понимаю, что жизнь станет еще трудней. Стану ли я ненасытной? Я сказала бы, что мне нечего страстно желать, кроме семьи, так как моя семья больше для меня не существует.