Часть 7
Здоровье и социальное обеспечение

После проведенного в Северной Корее времени у меня дольше всего сохраняется одно впечатление – о тяжелой жизни, которой живет большинство людей. Однажды мы поехали на автомобиле из Пхеньяна в расположенный рядом город Пхёнсон. Хотя Пхеньян не богат по международным стандартам, а Пхёнсон определенно не является самым бедным местом в Северной Корее, разница между ними была ошеломительной.

Жители Пхёнсона живут в обветшалых старых многоквартирных домах, где не хватает электричества. Они с трудом зарабатывают на жизнь, продавая на улице товары повседневного спроса или занимаясь связанной с этим работой – перевозкой товаров на велосипеде или, например, починкой этих велосипедов. Их одежда была довольно поношенной, и люди в целом выглядели утомленными и рано постаревшими. Можно только представить, что значит так жить зимой, когда температура опускается намного ниже нуля.

Естественно, люди, живущие в таких условиях, более подвержены болезням, чем мы с вами, то же касается и других вещей. Но что происходит, если вы заболеваете в Северной Корее? Теоретически бесплатное здравоохранение доступно всем. Каждый может пойти к врачу. Но на практике существует огромная разница в качестве в зависимости от того, кто вы. Элита Пхеньяна может получить лечение, соответствующее приличным стандартам, в то время как простые люди могут получить только несколько таблеток аспирина и надежду на лучшее.

Так было не всегда. Здравоохранение – еще один аспект жизни, изменившийся после голода 1990-х годов. Как и обеспечение едой, жильем и образованием, стандарты здравоохранения для обычного населения были намного лучше и намного меньше зависели от того, сколько у вас денег. Но, как было упомянуто выше, общественный договор правительства с народом (послушание в ответ на гарантированные социальное обеспечение и безопасность) абсолютно развалился. Теперь соблюдение правил – результат страха и оставшихся добрых чувств к Ким Ир Сену.

А что насчет пожилых? Пожилым северокорейцам просто-напросто приходится продолжать работать. Здесь нету понятия «пенсия». Или государственных выплат для тех, кто заболел и не может работать. Для лиц с ограниченными возможностями тоже почти нет помощи.

Как можно представить, необходимость выживать сделала северных корейцев невероятно находчивыми и выносливыми. В случае воссоединения я бы определенно хотел инвестировать в Северную Корею – мало кто может соперничать с северными корейцами в изобретательном подходе к решению проблем с небольшим бюджетом и чистом мошенничестве. Но в лучших условиях им не придется развивать подобные навыки.

Д.Т.: В середине 1990-х северные корейцы испытали опустошительный голод, унесший жизни сотен тысяч, возможно, даже более одного миллиона людей. Я могу ясно вспомнить свой шок, когда знакомый перебежчик рассказал мне, что в этот период он видел в своем родном городе тела, в буквальном смысле слова сложенные штабелями. Это по-настоящему странно и ужасающе – думать, что все это происходило всего в 50 километрах от такого города, как Сеул.

Основываясь на северокорейских стандартах, не так много людей страдало от недоедания. Или лучше сказать по-другому: у северокорейского народа нет никаких стандартов, если речь идет о недостаточном питании. Все потому, что это было общим состоянием. В этой ситуации каждый, кто мог ходить, считался «нормальным». Даже сейчас, по моим приблизительным подсчетам, основанным на мировых стандартах, можно считать, что более половины северокорейцев плохо питаются.

Так что, когда я жила в Северной Корее, я никогда не думала, что страдаю от недоедания, хотя в то время я не была очень здоровой. А по сравнению с моей младшей сестрой, страдавшей от угрожающего жизни недоедания, мое здоровье не вызывало беспокойства.

Тогда моя младшая сестра ходила в детский сад, и она время от времени падала, когда шла по улице. Потом даже ее зрение начало ухудшаться. Она совсем не видела ночью. Она даже не могла поднять свою чашку с рисом. Мама ничего не могла сделать, кроме как сдерживать слезы, глядя на нее, а папа об этом не знал, потому что, как всегда, был не дома (в своей военной части) и был занят работой.

Мы с друзьями ходили в близлежащие холмы и поля и собирали пастушью сумку, траву, как известно, помогающую от куриной слепоты. Мои добросердечные друзья весь день набивали мою корзину пастушьей сумкой, которая могла бы стать неплохим супом для их голодных семей. Но даже это не могло спасти мою маленькую сестру. Ее состояние не улучшалось, и мама, наконец, написала письмо отцу, который в итоге смог достать свиную печень и отправить ее маме. Она готовила ее на пару, солила и кормила мою сестру. К счастью, это сработало. Зрение сестры постепенно начало улучшаться.

Я думаю, что в то время, когда зернышко кукурузы казалось ценнее золота, самыми большими жертвами были дети.

В моем родном городе была маленькая девочка по имени Сун И. Я часто видела ее, когда она рисовала что-то веточкой на дороге, ожидая своего папу, который искал что-нибудь, чем ее накормить. Так как ей было четыре года, столько же, сколько моей младшей сестре в то время, я немного привязалась к ней. Однажды я проснулась и услышала печальную новость о том, что она умерла. Ее мама умерла, когда девочка была младенцем, и за ней присматривал только отец. Тогда было непросто найти еду.

Из-за долгого голода было трудно найти что-нибудь съедобное. Когда ты приходил в горы, там уже было много людей, соперничавших в выкапывании съедобных трав. Поля были еще одним полем боя, там выкапывали оставшиеся в земле рисовые корни.

Эти рисовые корни измельчали в муку и делали из них кашу или лапшу. Хотя корни не так хороши, как сам рис, все же они содержат немного полезных питательных веществ. Еда, приготовленная из корней риса, была настолько ужасна на вкус, что впервые в жизни я поняла, что некоторая еда невкусная даже для голодающих людей.

В те дни самым популярным продуктом-заменителем был хлебец из рисовой мучки, хлебец из сосновой коры, хлебец из полыни и хлебец, приготовленный из винного осадка. Рисовая мучка, которая в Северной Корее называется ми-ган, – порошок, который получается в процессе шлифовки коричневого риса. Моя бабушка замешивала этот порошок и делала нам в котелке рисовый хлебец. Мы ждали, пока он приготовится, а так как дров было недостаточно, пламя было слабым. Мой младший брат, который не мог дождаться, когда наконец котелок закипит, начинал говорить: «Ты нехороший, закипел бы ты побыстрей…» Но он в конце концов засыпал еще до того, как хлебец был готов.

Даже в те голодные, мучительные дни были счастливые события, которых стоило ждать.

Дни, когда мы ели хлебец из сосновой коры, был для нас как Рождество. Если вы снимете тонкий, жесткий верхний слой с сосен, там будет еще один слой, под которым уже находится белая древесина. Это тонкая коричневая пленка между внешним слоем коры и белой древесиной. Люди сдирали эту тонкую пленку и растирали ее в мелкий порошок. Потом они добавляли пару столовых ложек муки, чтобы сделать хлебец. В общем-то, это был хлебец из древесной коры, и он на самом деле был неплохим на вкус. Правда, у него были один серьезный побочный эффект: мой маленький брат, самый младший из нас, съел хлебец и получил такое несварение желудка, что сильно плакал. Теперь, когда я вспоминаю, как громко рыдал мой маленький брат, у меня снова болит сердце, потому что он все еще остается там, в Северной Корее. Тогда ему было всего четыре года, он был слишком мал, чтобы понимать трудности жизни.

Иногда я гадаю: как я могла жить в таком мире. Тогда я напоминаю себе, что другие были еще в худшей ситуации, чем я.

Как бы там ни было, никто в нашей семье не умер от голода. Социальный статус моего отца как офицера армии был бесполезен, но мы, трое детей, пережили все это благодаря нашей больной маме. Я была старшей, и я пыталась найти что угодно, чтобы накормить младших брата и сестру, хотя бы маленькие клочки трав. Иногда я бродила по соседним холмам и полям с пожилыми деревенскими женщинами. Мне было девять лет, и не было ни одной травы, которую я не знала. Я до сих пор могу узнать все травы в горах. Папоротник, орляк, люпин, купена, горная полынь, черемша, клавария, гифолома… Все это теперь стало напоминанием о тех временах.

Теперь я могу сказать, что я в хорошей форме. Но когда я уехала из Северной Кореи, я была очень слабой. Мама навестила меня, когда я проходила курс социальной адаптации после приезда в Южную Корею, и когда она увидела меня, то не смогла сдержать слез.

Д.Т.: Идея об обладании домашним питомцем не очень распространена в Северной Корее, как и в любой другой бедной стране. Когда людям не хватает средств на себя, содержание собаки только как друга – роскошь. Кто-то слышал о том, что пхеньянские нувориши теперь держат домашних питомцев. Но для обычного человека животное обычно предназначено для того, чтобы работать или быть съеденным.

Когда я росла в Северной Корее, то в своем родном городе никогда не видела никаких ветеринаров или ветеринарных клиник. Но это не значит, что их не существует. Возможно, ветеринарные клиники есть в Пхеньяне или где-то еще, точно сказать не могу.

Кстати, если люди не говорят о ветеринарных клиниках в Северной Корее, это не значит, что там нет ветеринаров. Во время Великого голода Северная Корея пыталась справиться с нехваткой продуктов, разводя большое количество животных, которые могут питаться травой. Вот когда ветеринары заняли завидное положение в Северной Корее. В то время большинство ветеринаров в глазах общественности были людьми в очках с толстыми стеклами, выглядевшими как большие чудаки.

Ветеринары в телесериалах и фильмах отличались от них. В фильмах они просто выписывали рецепты для больных животных, нуждающихся в лечении.

Для сравнения, в этих фильмах молодые, креативные люди из района придумывали лучший способ лечить животных и становились героями. Это был типичный сюжет в таких фильмах и телесериалах.

Ветеринары учатся и сдают экзамены в институтах. По телевизору я видела, как ветеринары приходят в дома и на фермы и лечат больных животных. Понятия не имею, существует ли эта система в каждом районе Северной Кореи. Я видела ветеринаров только по телевизору. Когда я жила в Северной Корее, то никогда не видела их своими глазами.

Конечно, в моем районе некоторые собаки и свиньи заболевали. Но в этих случаях люди шли к врачам, а не к ветеринарам. В Северной Корее, если у вас есть деньги, вы можете купить нужные таблетки и лекарственные средства на рынке, без рецепта врача. Когда домашний скот или питомцы заболевали, люди покупали пенициллин и кололи его больному животному. Если животному не становилось лучше, они обращались за помощью к врачам.

Я выросла в городе, поблизости не было ферм. Но некоторые городские семьи держали по нескольку свиней и собак. Я не помню, болели ли эти животные инфекционными заболеваниями, но были случаи, когда хряк, желавший спариваться, становился неуправляемым. В таких случаях люди звали врача, чтобы тот кастрировал хряка. В тот же вечер мужчины в городе выпивали под закуску из свиных яиц. Мужчины в моем городе говорили, что это блюдо идеально шло с выпивкой.

Так как я видела ветеринаров по северокорейскому телевидению, то предполагала, что в Северной Корее должны быть специальные медицинские учебные заведения для студентов, которые хотят стать ветеринарами. Но пока я жила в Северной Корее, я ни разу не встречала никого, кто бы изучал ветеринарию. Я также не слышала о каких-либо ветеринарных школах. Я только могу предположить, что в Пхеньяне может быть одна-две школы.

Может быть, у меня не было возможности встретить ветеринара в Северной Корее, потому что там не распространено заводить домашних питомцев. В Северной Корее чаще можно увидеть не маленьких собак, вроде болонок, а больших, типа овчарок. Овчарки не только дорого стоят, их дорого кормить необходимым для них мясом.

Вы должны быть богаты, чтобы держать такую собаку. Обычные северные корейцы чаще держат дворняг, чтобы те охраняли дом или были съедены как бошинтан. Когда они заболевают, их скорее съедят, а не будут лечить. Люди не пойдут с ними к ветеринару.

Вероятно, северокорейцы думают, что глупо вести собаку к ветеринару, когда и для людей не хватает врачей. Они не понимают, как можно тратить столько денег, обращаясь к ветеринару со своей собакой. Когда северокорейцы слышат о существовании ветеринаров в других странах, они думают, что это возможно только потому, что эти страны капиталистические. Они предполагают, что при капиталистическом рынке люди ищут ветеринарную помощь не потому, что так заботятся о своих собаках или собаки становятся членами семьи, а потому, что при капиталистическом рынке за деньги можно купить все.

Когда я только приехала в Южную Корею, широкое распространение и вообще существование там ветеринарных клиник вызывали у меня смех. В Северной Корее мне говорили, что при капиталистическом рынке нет ничего невозможного, если только у тебя есть деньги. Мы с друзьями часто представляли, как жизнь в капиталистическом обществе отличалась бы от нашей жизни в коммунистическом государстве. В Северной Корее мы не могли даже представить, что собаку можно отвести в ветеринарную клинику. Ветеринарные клиники существовали только в нашем воображении. И вдруг в Южной Корее они оказались повсюду.

Вот тогда я наконец поняла, что живу в капиталистическом обществе. Мне было интересно наблюдать собственными глазами, как за деньги можно купить все. Одновременно я была смущена и испугана непредсказуемым будущим, лежавшим передо мной. С тех пор прошло несколько лет. Теперь у меня есть пудель. Я переживаю, когда он заболевает. Я понимаю, что ветеринары существуют для того, чтобы твой питомец, который стал членом семьи, получил лечение, в котором нуждается.

Д.Т.: Должен признаться, что это предмет, о котором я знаю очень, очень мало. Но, учитывая то, что повседневная жизнь в Северной Корее в целом является сложной, а общество патриархальное, ответ Чже Сон ниже – то, чего можно было ожидать.

В том, что я покинула Северную Корею, меня больше всего радует то, что мне теперь никогда не придется беспокоиться по поводу гигиенических прокладок! В Северной Корее женщины делают гигиенические прокладки из белой хлопковой ткани. Мы стираем их и используем снова и снова. Некоторые женщины покупают хлопковую ткань на уличных рынках и сами делают прокладки. Некоторые покупают уже готовые. В любом случае они не похожи на те одноразовые, которыми пользуются в Южной Корее или Америке. Конечно, в Северной Корее производятся и одноразовые гигиенические прокладки под названием «Daedong River», но они настолько дорогие, что большинство северокорейских женщин не может позволить себе пользоваться ими каждый месяц. Женщины пользуются такими одноразовыми прокладками, только когда отправляются в поездку или находятся в ситуации, когда не могут стирать гигиенические прокладки. Стирать их каждый месяц – трудная задача, но единственный способ избежать расходов.

Я как-то слышала, что гигиенические прокладки «Daedong River» производились исключительно для женщин-солдат. Но водители-экспедиторы продавали часть уличным торговцам по дороге на военные базы.

Недавно я видела рекламу «экологичных гигиенических прокладок, полезных для кожи и для Земли». Это правда, что использование прокладок из хлопковой ткани уменьшает количество мусора и поэтому полезно для окружающей среды. Но я не могу согласиться с тем, что эта реклама утверждает, будто использование подобных прокладок также уменьшает боль в критические дни. Первые месячные у меня были в 14 лет, и мне приходилось использовать прокладки из хлопка следующие 17 лет жизни в Северной Корее. В это время я каждый месяц страдала от ужасной боли. Возможно, это не имело никакого отношения к прокладкам. Возможно, боли становились хуже и хуже, потому что я постоянно испытывала стресс от необходимости тайно стирать и сушить прокладки. Что еще хуже, в Северной Корее нет таблеток от менструальных болей. Когда боль становится невыносимой, некоторые женщины покупают аспирин, но он не очень помогает.

Последнее, что я хочу вспоминать о Северной Корее, – это гигиенические прокладки, которыми я там пользовалась. Летом было немного лучше, так как они высыхали быстрее. Но зимой это занимало целую вечность. Водопроводные трубы замерзали, и всегда было трудно найти место, где их можно высушить. Так как они обычно были сделаны из белой хлопковой ткани, нам приходилось использовать много воды, чтобы смыть кровь. Теплая вода не подходит для удаления следов крови. Поэтому нам всегда приходилось стирать их в ледяной воде, время от времени согревая дыханием руки. Для женщин всегда было стрессом развешивать прокладки под другими предметами постиранной одежды так, чтобы мужчины не могли их увидеть. Стиральные машины были не у многих. И даже если у вас дома была стиральная машина, вы могли не иметь возможности использовать ее из-за перебоев с электричеством. Так что женщинам приходилось стирать прокладки собственными руками в холодной воде.

Конечно, в жизни много трудных вещей. Но возиться с гигиеническими прокладками было самым трудным в жизни женщины в Северной Корее.

Когда ты во время менструации должна ходить в школу, все становится еще хуже. Большинство старших школ в Северной Корее – с совместным обучением. Ты должна быть особо аккуратной, используя прокладки из хлопковой ткани длиной 20 см и шириной 10 см, чтобы мальчики-одноклассники ничего не заметили. Нет никаких фиксаторов, чтобы закрепить прокладку на трусах. Если ты не будешь предельно внимательной, она может выскользнуть. Мне всегда приходилось ходить очень осторожно, чтобы мальчики не смеялись надо мной. Если вы никогда не пользовались такими прокладками, то не представляете, какой это стресс. Каждый месяц я завидовала мальчикам, потому что у них нет критических дней.

Но с того момента, как я покинула Северную Корею, я свободна от боли и стресса из-за гигиенических прокладок «повторного использования». Каждый раз, когда я вижу одноразовые прокладки, которые так доступны по цене и так распространены во всей Южной Корее, у меня всплывают старые воспоминания, и я сочувствую женщинам в Северной Корее, которым приходится стирать прокладки холодной зимой. Когда я вижу в новостях, что в Северную Корею отправили USB-накопители или брошюры, то не могу не думать, что лучше было бы потратить эти деньги на отправку одноразовых гигиенических прокладок северокорейским женщинам.

Д.Т.: Традиционно в Корее было большим событием, когда кто-то достигал шестидесятилетия. Поэтому южнокорейцы до сих пор устраивают праздник на шестидесятилетие, хотя средняя продожительность жизни теперь составляет 82 года. Но по данным Всемирного банка, в Северной Корее средняя продолжительность жизни составляет всего 69,5 лет, что свидетельствует об огромном экономическом расхождении между двумя странами. А для тех северных корейцев, которые смогли достаточно долго прожить, чтобы называться пожилыми, нет такой вещи, как пенсия.

Сначала я скажу главное: думаю, что в Северной Корее нет такой вещи, как социальная помощь пожилым. На самом деле я никогда не слышал выражения «социальная помощь», когда жил в Северной Корее. Я узнал, что такое понятие существует, только после приезда в Южную Корею.

Конечно, северокорейское правительство возводит фасад и говорит, что заботится о своем народе. Но правительство не может позволить себе обеспечить социальные выплаты тем, кто нуждается. В Южной Корее все, кому 65 лет и больше, могут бесплатно ездить на метро и получать от правительства ежемесячную пенсию. Но насколько я знаю, северокорейское правительство не обеспечивает пожилым ни одну из этих льгот. Община может попытаться помочь им, но их возможности делать это ограничены. Как и везде, в Северной Корее есть как сострадательные, так и эгоистичные люди. Хорошие люди стараются помочь пожилым, которые заболели или получили травму, но так как многие в Корее голодают, помочь всем невозможно.

Кроме того, люди в Северной Корее могут попытаться накопить денег перед уходом с работы. Так как в Северной Корее нет правительственной поддержки или социальной помощи людям пожилого возраста или с ограниченными возможностями, люди, которые копят деньги, поступают мудро.

Мои бабушка и дедушка с материнской стороны до сих пор живут в Северной Корее. Они пытаются сами зарабатывать на хлеб, не получая какой-либо правительственной поддержки, хотя им уже за восемьдесят. Насколько я знаю, жизнь большинства других пожилых людей в Северной Корее не очень отличается от их.

Я не уверен, могут ли пожилые в Пхеньяне бесплатно пользоваться транспортом. Но люди в моем родном городе никогда не слышали о такой льготе. В регионах за пределами Пхеньяна общественный транспорт практически не существует. За пределами Пхеньяна вы не увидите метро или автобусы. Моей маме очень нравится система социальной помощи Южной Кореи. Она всегда говорит: «Я бы взяла твоих бабушку и дедушку в Южную Корею, если бы они были на десять лет моложе».

Я признаю, что Южная Корея не обладает лучшей системой социальной помощи в мире. Но я считаю, что ее система социальной поддержки пожилых людей хороша. В то время как северные корейцы, которым за шестьдесят лет, должны продолжать работать или на ферме, или на рынке, чтобы свести концы с концами.

Общеизвестно, что северокорейское правительство тратит колоссальное количество денег на разработку ядерного оружия, в то время как его народ голодает. Хорошее правительство заботилось бы о своем народе. Но северокорейское правительство – нет.

Пока я пишу эту колонку, я гадаю, что делают мои бабушка и дедушка там, где у них нет даже электричества. Я гадаю, был ли у них обед. Когда я еще был студентом колледжа в Северной Корее, мои бабушка и дедушка дали мне пачку банкнот номиналом 1000 вон, сказав, чтобы я обязательно ел. Это были деньги, которые они заработали тяжелым трудом, и они дали их мне, потому что беспокоились, что я могу пропустить один-другой прием пищи в колледже.

Сейчас становится очень холодно, а в Северной Корее должно быть еще холоднее. Я думаю, работают ли они до сих пор допоздна. Я хотел бы как можно быстрее получить работу, чтобы иметь возможность помогать бабушке и дедушке, пусть и немного. Когда произойдет объединение, я надеюсь, все пожилые люди в Северной Корее смогут пользоваться той же системой социальной поддержки, что и пожилые в Южной Корее.

Д.Т.: Как ниже говорит Мина, северокорейские похороны обычно длятся три дня. Конечно, это культура, существовавшая задолго до разделения Кореи, поэтому южнокорейские похороны тоже длятся три дня. Главные члены семьи присутствуют с начала и до конца и принимают гостей – старых друзей, родственников, коллег и так далее. Корея маленькая, и в Южной Корее отличное транспортное сообщение, а это значит, что тот, кто хочет попрощаться с усопшим, сможет присутствовать в один из трех дней. Но в Северной Корее все по-другому из-за транспортных и бюрократических барьеров.

Похороны в Северной Корее не похожи на похороны в Южной Корее, где большинство крупных больниц и молелен обеспечивают места для похоронных обрядов. Большинство северокорейских похорон проходит дома, хотя есть пара исключений. Есть старый обычай, что тело умершего на чужой земле нельзя вносить в дом. Так что, если кто-то умирает по время пребывания за рубежом, похоронный обряд будет проходить на рабочем месте человека, в коридоре или кабинете.

С высокопоставленными военнослужащими тоже не прощаются дома. В таких случаях собирается комитет по организации похорон и студенты и жители города мобилизуются для величественной мемориальной службы. Похороны такого рода обычно проводятся в просторных залах в центральных офисах.

Северокорейские похороны обычно длятся три дня. Но особое изменение делается, когда кто-нибудь умирает в конце месяца. В Северной Корее есть суеверие, что гроб должен покинуть дом в том же месяце, в котором умер человек. Если человек умирает 29-го числа, гроб надо вынести из дома 30-го или, самое позднее, 31-го. Но этому обычаю следуют не строго.

Из-за ограничений поездок люди должны ждать, пока выдадут разрешения. Это обычно занимает минимум два или три дня. Плюс устаревшая транспортная система Северной Кореи не дает многим возможность быстро приехать. Иногда похороны приходится откладывать, пока ожидается прибытие близких родственников. Если гости едут издалека, некоторые люди продлевают похороны, чтобы те смогли принять в них участие.

Иногда люди пропускают похороны собственных родителей, потому что не могут приехать вовремя. Они вынуждены всю оставшуюся жизнь жить с этим болезненным чувством вины. Если кто-нибудь умирает во время службы в армии, родителей уведомляют вскоре после смерти, но обычно они не могут провести похоронный обряд. Особенно трудно, если родители живут в сельской местности, где телефоны – редкость. Их уведомляют телеграммой, которая обычно приходит через семь-десять дней. Эти родители не могут ничего поделать, кроме как приехать на могилу ребенка через долгое время после похорон и плакать. После смерти моей бабушки в доме моего дяди маме и папе пришлось долго ждать, пока местное правительство выдаст им разрешения на поездку. Мои родители использовали все ресурсы, чтобы разрешения выдали быстрее, и еле-еле успели прибыть на похороны до того, как гроб опустили в землю. Знаете что? Мой дядя жил всего в ста милях.

В Северной Корее на самом деле нет понятия «сотрудник похоронного бюро». Вы можете найти одного или двух в городе, если порасспрашиваете, но это в основном пожилые люди, которые просто обладают опытом в том, что делать с телами, у них нет ни сертификатов, ни лицензий. Дядя нашел такого сотрудника, когда умерла бабушка. Мы не могли позволить себе купить новую одежду, чтобы похоронить бабушку в ней, так что одели ее в старую тонкую летнюю блузку. После этого мама некоторое время страдала ночными кошмарами. Она говорила, что бабушка являлась ей в снах, говоря, что ей слишком холодно. Мама чувствовала тяжелую вину из-за того, что не смогла купить ей зимнее пальто для путешествия на небеса.

Для тех, в чьем доме проходят похороны, нет особого дресс-кода. Похороны бабушки проходили в доме дяди, а его коллеги ему помогали. Ночью они играли в карты, чтобы не заснуть. Я помогала тете готовить рис и закуски для гостей. Хорошо, что похороны были зимой. Летом трупы начинают разлагаться, когда в комнате становится жарко.

В Северной Корее нет одноразовой посуды, так что приходится брать обычную взаймы у соседей. Приехавшие на похороны гости обычно привозят немного еды, возможно, кукурузу или бобы. Некоторые дают хозяину наличные, чтобы выразить свою поддержку. В свою очередь, хозяин дома, где проходят похороны, упаковывает еду после ритуала, чтобы гости могли отвезти ее домой семьям. Вы можете представить, каким финансовым бременем могут стать похороны для северных корейцев, и так страдающих от экономических трудностей.

Друзья моего дяди смогли найти место для бабушкиной могилы. Некоторые горы предназначены местными властями для использования в качестве кладбищ, и я слышала, что лучшие они выбирают для себя. Была зима, земля была промерзшей, так что копать было трудно. Люди обычно используют грузовик или тележку, чтобы перевезти гроб. В нашем случае мы использовали грузовик. В Северной Корее ни у кого нет собственных транспортных средств, так что наша семья отправилась на фабрику по производству грузовиков и упросила директора дать нам в аренду один. Конечно, мы заплатили за аренду, бензин и водителя. Моя тетя рассказывала, что пришлось больше года выплачивать долги. Папа предложил оплатить половину, и я помню, что некоторое время после этого наша семья жила труднее, чем обычно.

Моя семья никогда не была богатой, но могла жить на кукурузном супе или рисе. Мы еле-еле могли позволить себе похоронные расходы, но есть много людей, для которых даже самое простое прощание является недосягаемой роскошью. Они проводят церемонию среди членов семьи, ставят на стол тарелку свежеприготовленного риса, потом отвозят гроб на тележке на гору, где сами придают его земле. Если подумать об этом, в Северной Корее жалкая не только жизнь, но и смерть.

Увижу ли я свою бабушку, когда отправлюсь на небеса? Мое сердце до сих пор разрывается из-за того, что мне пришлось хоронить ее в тонкой летней одежде, но я надеюсь, что теперь, на небесах, она наслаждается роскошью, о которой и мечтать не могла, пока была живой.

Бабушка всегда говорила мне, что проживет больше восьмидесяти лет, чтобы увидеть меня замужней и с детьми. Когда она умерла, ей был всего 61 год. В Северной Корее, когда ты переходишь на седьмой десяток, люди думают, что ты уже прожил естественную продолжительность своей жизни. Я грущу, думая о том, что это считается нормальным, когда люди умирают на седьмом десятке. Я не могу не думать, что, если бы бабушка была в Южной Корее, она прожила бы дольше.

Д.Т.: В Северной Корее 19,3 смертей на 1000 рождений, но при этом уровень детской смертности почти в 10 раз выше, чем в Южной Корее. Это результат плохих условий и недостатка денег, доступных для инвестиций в охрану материнства и детства. Конечно, у матерей из Пхеньяна варианты лучше, чем у живущих в регионах, как объясняет Ю Сун.

Я бы разделил Северную Корею на две республики: Республика Пхеньян и Региональная республика. У жителей Республики Пхеньян есть доступ к акушерам, педиатрам и клиникам лучшего качества, в то время как у жителей Региональной республики всего этого нет. Моя тетя переехала в Пхеньян, выйдя замуж за кого-то оттуда. Как-то она приехала навестить нас в наш родной город. Она сказала, что родила своих детей в пхеньянской клинике «Сан Вон» и ей это понравилось.

Когда тетя рассказала мне, насколько удобней рожать ребенка и растить его в Пхеньяне, я понял, что Республика Пхеньян намного превосходит Региональную республику, в которой я жил. Люди в Северной Корее говорили, что Ким Чен Ир обеспечил медицинское обслуживание удовлетворительного качества в «Сан Вон», потому что очень страдал, когда его мать умерла от гинекологического заболевания.

В этой колонке я хотел бы рассказать о том, каково растить детей в так называемой Региональной республике (а не в Республике Пхеньян) и о собственном опыте воспитания маленькой дочери в Южной Корее, где она родилась.

В Южной Корее можно купить в аптеке тест на беременность, это означает, что вы можете быть почти уверены, что беременны, еще до того, как получите окончательное подтверждение от акушера. Но в Северной Корее женщины этого не делают. Они просто идут к акушеру, когда их начинает тошнить по утрам или они замечают задержку.

После того как женщина в Южной Корее узнает, что беременна, она регулярно ходит к акушеру. На каждом этапе беременности женщинам делают ультразвуковое исследование и их регулярно осматривают специалисты. В Северной Корее существует УЗИ, и будущим матерям его могут сделать несколько раз за беременность. Но они не могут пользоваться регулярными медицинскими осмотрами, к которым южнокорейские женщины имеют легкий доступ.

Кроме того, южные корейцы более внимательны к будущим матерям. В Северной Корее это, к сожалению, не так: они курят сигареты, не беспокоясь о том, нет ли рядом беременной женщины.

В Южной Корее, когда женщина в родах чувствует сильную боль, она может выбрать эпидуральную анестезию. В Северной Корее многие женщины теперь рожают своих детей в больницах. Но все еще есть некоторые женщины в поселках в сельской местности, которые рожают дома. Для большинства это не лучший вариант. Кроме того, если в Региональной республике женщина хочет сделать аборт, эту процедуру, которая запрещена законом, иногда делают медсестры в доме женщины. Даже в моем родном городе была медсестра, которая рядом с моим домом делала аборты женщинам, находившимся в очень тяжелых условиях.

Южнокорейские родители пользуются одноразовыми подгузниками для детей. Но северные корейцы до сих пор пользуются подгузниками, сделанными из лоскутов ткани, которые надо все время стирать. Южнокорейские матери, которые просто не хотят кормить грудью, имеют доступ к широкому разнообразию сухих молочных смесей: их можно без труда купить в супермаркете. Но в Северной Корее женщинам, которые не могут кормить детей грудью, приходится брать козье молоко на фермах или искать какую-нибудь другую подходящую для младенцев еду. Богатые северные корейцы покупают южнокорейские молочные смеси, когда не могут кормить грудью. Даже в Региональной республике люди с деньгами могут воспользоваться услугами, предлагаемыми в больницах, от ведения беременности до родов.

Когда детям исполняется 12 месяцев, их перестают кормить грудью и они начинают есть ту еду, которую едят взрослые. Примерно в это время северокорейские дети начинают ходить в ясли. Когда северокорейская экономика была лучше, почти все отправляли детей в ясли. Но так как экономическое положение становилось все хуже и хуже, люди начали оставлять детей под присмотром бабушек и дедушек.

Еще одно большое отличие заключается в том, что южнокорейское правительство оказывает денежную помощь родителям с детьми в возрасте до семи лет. Северокорейское правительство такой помощи не оказывает. В Северной Корее богатые люди могут пользоваться различными удобствами и медицинским обслуживанием. Но люди, у которых меньше денег, не имеют выбора, кроме как растить своих детей в таких неблагоприятных условиях.

Но мне кажется, что медицинское обслуживание, которое получают богатые северокорейцы, хуже, чем то, которое получают здесь обычные южные корейцы.

Д.Т.: По существу, Северная Корея следует правилу «один закон для богатых, другой – для всех остальных». Теоретически у всех есть доступ к бесплатному медицинскому обслуживанию, более того, бедный человек может пойти к врачу, но доступ этого врача к хорошему оборудованию и лекарственным средствам может быть очень ограниченным. Но если вы входите в новую элиту доньчжу («хозяева денег») или являетесь высшим чиновником, то имете доступ к достаточно хорошему здравоохранению. Для тех, кто наверху, такие больницы, как «Бонхва» в Пхеньяне, предлагают медицинские услуги, которые считаются находящимися на одном уровне с любой неплохой западной больницей.

Честно говоря, не думаю, что в Северной Корее я когда-нибудь слышал фразу «регулярный медицинский осмотр». Они не были очень распространены в моем родном городе. Вы шли к врачу только тогда, когда чувствовали, что заболели. Конечно, все (все процедуры и операции) в Северной Корее было бесплатным.

Но в Южной Корее есть медицинская страховка, а в Северной Корее такого нет. До начала 1990-х годов в Северной Корее все виды медицинской помощи и операции были абсолютно бесплатны. Несмотря на коллапс северокорейской экономики в конце 1990-х годов, до сих пор можно бесплатно пойти к врачу, получить лечение и сделать операцию. Но за лекарства придется платить самому.

Статья 56 северокорейской конституции гласит: «Государство охраняет жизнь граждан и заботится об укреплении здоровья людей труда путем укрепления и развития системы общедоступной бесплатной медицинской помощи, усовершенствования участкового принципа медицинского обслуживания и претворения в жизнь курса на осуществление профилактического направления в медицине». С 1969 года в каждый город и уезд Северной Кореи направляли на работу врачей-специалистов. Также по всей стране врачи специально направлялись на шахты.

С 1990 года врачи общей практики начали выполнять такие обязанности, как исследование наличия инфекционных заболеваний, выписка рецептов и направление пациентов к специалистам. Северная Корея гордится этим, говоря: «Эта система позволяет людям посетить врача, который знает их анамнез в течение всей их жизни, и это также позволяет врачам обеспечивать более систематическое и совершенное медицинское обслуживание, подходящее для людей на их участках».

Медицинские заведения Северной Кореи делятся на две категории: обычные больницы и специализированные больницы. Также есть больницы, которые называются «профилактическими больницами». К обычным больницам относятся предназначенные для элиты северокорейского общества «больница Бонхва» и «больница Намсан». Обычные северные корейцы, которые не относятся к элите, могут обращаться в больницу Красного Креста, Первую и Вторую народные больницы или больницу Пхеньянского медицинского колледжа. Не любопытно ли, что вы должны отправляться в разные больницы в соответствии со своим социальным статусом?

Японские корейцы из Ассоциации северокорейских граждан в Японии Чхонрён построили и открыли больницу имени Ким Ман Ю, которая и сегодня работает в Северной Корее. Есть специализированные больницы, такие как Пхеньянская клиника акушерства и гинекологии и Пхеньянская центральная туберкулезная больница.

За пределами Пхеньяна народные больницы и больницы медицинских колледжей существуют в каждой провинции Северной Кореи. Народные больницы есть в каждом городе по всей стране.

Университеты Северной Кореи обучают студентов-медиков, которые получают дипломы врачей. Чтобы получить диплом, студенты-медики учатся семь лет. После окончания обучения нет никаких государственных экзаменов. Как только вы заканчиваете одно из медицинских учебных заведений в Северной Корее, вы можете работать врачом. Но для того чтобы отучиться семь лет в медицинском учебном заведении и окончить его, необходимо сдать все экзамены.

В Северной Корее есть только одно медицинское учебное заведение, где можно учиться на фармацевта. Это медицинский институт Хамхына. Обучение там тоже длится семь лет. Но для того чтобы получить диплом медсестры, в Северной Корее надо учиться всего два года. В Северной Корее даже есть несколько медицинских колледжей, где диплом можно получить через один год.

На первый взгляд система здравоохранения в Северной Корее выглядит привлекательной, даже безупречной. Но если правительственное финансирование сокращается, качество медицинского обслуживания серьезно ухудшается. Самым ужасным является то, что нет компенсации в случае медицинских ошибок.

Но, отвечая на вопрос, регулярных медицинских осмотров нет. Таким образом, система здравоохранения Северной Кореи не предотвращает заболевания, которые на самом деле можно предотвратить. В заключение, я не думаю, что система здравоохранения в Северной Корее хоть сколько-нибудь привлекательна.