Глава 37

– Вообще не помню историю с билетами, – вздохнул бывший одноклассник, – но если ты говоришь, значит, она имела место быть. Ты, Оля, не врешь. Просто недоговариваешь. Светка в школьные годы была не самая красивая.

По лицу Поповой поползли красные пятна.

– Не обижайся, – сказал Андрей, – сама знаешь, что это так. Толстая, в прыщах. Никто с ней в столовой рядом не садился. Потому что ела, как хрюшка, чавкала. Пахло от нее всегда потом. Одета была жутко. И угораздило же Светку в меня втюриться. Она меня преследовала, куда ни пойду, везде Попова стоит, сопит, потеет, и Глебова неподалеку. Она с Ольгой прямо как ФСБ были. Надоели мне до жути. У ворот дома в кустах сидели. Пойду тетради купить, а эта парочка уже в магазине. Попова потеет, краснеет, Ольга ко мне бросается.

– Андрюша, давай погуляем, мороженого поедим.

Москвин бесцеремонно показал пальцем на Ольгу.

– А теперь соври, что не так дела обстояли!

– Светка надеялась, что ты на нее внимание обратишь, – начала отбиваться Глебова, – мы же были детьми глупыми.

– А! Вон как запела, – разозлился Андрей, – значит, я хам, а вы уси-пуси маленькие несчастные девочки? Мы одного возраста. Одного не пойму, школьные годы давно миновали, какого черта тут Попова и Глебова делают?

– Эти девочки присутствовали на вашем дне рождения? Том самом, который вы устроили вопреки желанию Константина, – поинтересовался Сеня.

– Я не звал идиоток, – дернул плечом Андрей, – весь класс собрал, их не ждал. В разгар вечеринки чувствую на своей спине чей-то взгляд, оборачиваюсь – Попова! Явилась, красота жуткая, без приглашения. Но я уже поддал немного, поэтому гнать их не стал.

– Ага, – кивнула Света, – ты меня тогда обнял, сказал: «Платье красивое, тебе идет, давай завтра в кино сходим вместе».

– Ну, нет, – засмеялся Андрей, – столько мне не выпить.

Ольга стиснула губы, Светлана потупилась.

– Дура Светка по тебе до сих пор сохнет, с каждым праздником поздравляет. В Сети ты с ней любезен, – разозлилась Глебова.

– Погоди-ка, – воскликнул пасынок Константина, – «lovewe4no» – это она?

– Хочешь сказать, что не знал, кому принадлежит аккаунт? – прищурилась Ольга. – Верится с трудом.

– Ей-богу, понятия не имел, – воскликнул Андрей, – забила мне комментарии сердечками, под каждым моим фото тексты километровые пишет. Посмотрел ее публички, там снимки кошек, собак, цветов, имя не указано. Думал, какая-то сетевая бабка. Есть такие, от скуки по всем адресам шарят, приматываются к людям.

– Там много моих снимков, – сказала Светлана.

– Слушай, извини, но ты здорово изменилась, – заявил Андрей, – узнать тебя нереально.

– Хватит, – вскипела Ольга. – Светка не хотела ничего рассказывать, а я колебалась. Но теперь мне понятно: ты нас по-прежнему терпеть не можешь. Как в детстве не пойми за что ненавидел, так и до сих пор злишься.

– Просто вы две прилипалы, – в сердцах воскликнул Андрей, – штирлицы прямо. В школьные годы надоели до икоты. А теперь, оказывается, Попова ко мне и в Фейсбук, и в Инстаграм влезла. Сердечки везде ставит. Сегодня же ее заблокирую.

– За что? – спросила Глебова. – За любовь к тебе?

– Какая такая любовь? – впал в раж наш клиент. – Психопатия. Давно пора замуж выйти, детей родить. Дурь из башки и вылетит!

Глебова вздернула подбородок.

– Хорошо. Ты сам виноват! Мог сейчас не обижать нас, не обзывать, но ты хамишь. Зачем нам твою тайну хранить?

– Оля… – начала Светлана.

– Молчать! – рявкнула подруга. – Он с нами до сих пор обращается, как с мусором! Пусть получит что заслужил. Мы видели, как Москвин убивал Варю.

Мне стало жарко.

– Видели? Где? Когда?

Ольга сложила руки на колени.

– Андрей не врет, мы заявились к нему на праздник без приглашения. Думали, выгонит нас, а он обрадовался, платье Светки похвалил. Попова от радости разрыдалась, убежала в туалет, я за ней. Сортир находился на первом этаже. Я Поповой велела умыться. И вдруг голоса слышим. Сразу узнали, кто в соседнем помещении беседует: Москвин и Горелова. Слышимость была прекрасная. Уж не знаю, что за комната. Андрей Варьку уговаривал с ним… ну… переспать. Горелова ни в какую.

– Я тебя люблю, но здесь – никогда. Народу полно, вдруг кто увидит.

Он ей:

– Дверь запрем, мы быстренько.

Варя обиделась.

– Я не кошка. И не твой матрас. Попова с Глебовой пришли, сам знаешь, какие они любопытные. Только ляжем, они из-под кровати вылезут. Зачем ты их позвал?

Москвин пустился в объяснения:

– Сами приперлись, надоели два страшилища.

И давай нас обзывать, а Варька хихикала. Потом он предложил:

– Пошли в домик.

Горелова согласилась.

– На ферме – пожалуйста.

Они договорились, что Варя первой незаметно туда направится, а Андрей минут через пятнадцать прибежит.

И ушли из комнаты. Я на Светку смотрю, та почти в обмороке. Понятно почему. Кто обрадуется, если одноклассник, которого ты обожаешь, другую в постель укладывает?

Глебова спросила у нашего клиента:

– Помнишь тот разговор?

– Нет, – еле слышно проговорил Андрей, – пьяный был совсем.

– Прелести секса с ним Москвин тогда красочно, как трезвый, описывал, – усмехнулась Ольга, – мне Попову жалко стало. Прямо до слез. Сказала ей:

– Бежим на заброшенную ферму. Подождем, пока они начнут, в самый интересный момент в дом влетим и заорем. Горелова со стыда умрет.

Светка сначала ни в какую, я ее еле уговорила. Ночь. Но луна полная, огромная, прямо над землей висит. Видно все, как днем. Доходим мы до фермы и видим! Мама родная! Андрей Варьку бьет кулаками по голове, по лицу, по шее. Как грушу боксерскую использует. Горелова упала, он ее ногами. Мы онемели от ужаса. Короче, Москвин Варю убил. Пару минут на нее смотрел, сдернул с ее шеи медальон, бросил, на куст украшение угодило, перед нами повисло. Потом оттащил ее к куче навоза. Она во дворе прела, двинулся к лесу, упал, встал, руки ободрал. Глядит на запястье, говорит:

– Б…! Часы посеял!

И дальше по тропинке пошел. Опять упал, встал. Мы со Светкой за дерево спрятались. Андрей мимо прошагал, вид страшный, запах шел от него, как от зверя. Подождали, пока он из виду скроется, Светка взяла медальон, мы домой порысили. Вот такая история. Что, Андрей, неужели ты ничего не помнишь?

– Нет, – прошептал наш клиент, – пусто в голове. Руки, ноги утром в ссадинах увидел, удивился… Я убил Варю?

– Ты, – хором подтвердили обе женщины.

– Андрюша, – пролепетала Татьяна Ивановна, – как же так! Вы любили друг друга.

Москвин закрыл лицо рукой.

– Ничего не помню! Напился. Вот странно, сейчас вдруг сообразил, когда меня срубило. Когда Светка мне стакан с вином сунула. Я его залпом выпил и… дальше ничего не помню. Я убил Варю! Своими руками! За что? Наверное, сошел с ума! Что мне теперь делать? Что? Как жить?

– Тебя посадят, – заявила Ольга, – если кто кого-то убил, закопал, а через много лет откопали труп и преступника нашли, то его непременно накажут. Ведь так? И ты врешь, что ничего не помнишь! Так не бывает: убил девочку и позабыл.

– Вот как раз это не редкость, – резко возразил Семен. – Я видел людей, которые намертво вытесняли из памяти, что они убийцы. И пьяными они в момент преступления не были. Андрей на самом деле вычеркнул из памяти все события того дня. Знаешь, почему я уверен в этом?

– Помни Москвин о том, что сделал с Варей, он никогда бы не пришел к нам с просьбой выяснить, как медальон, который он подарил девочке, оказался у меня, – воскликнула я. – Андрей надеялся, что Варя жива. Зачем ему спектакль устраивать? Внимание к себе привлекать? Все давно похоронено, про Горелову забыли.

– Вспомнил кое-что еще, – простонал наш клиент. – Мне на день рождения Ваня Рогов подарил полароид. Я сделал снимок медальона на шее Варюши. Он выполз из фотоаппарата. Хотел ее всю щелкнуть, но не вышло. Ванька объяснил: надо заправить его кассетами, только одна штука всего в комплекте прилагается. И получилось, что у меня нет никаких снимков, только шея с монеткой. Я в тот момент еще соображал, потом ума лишился.

Я подняла руку.

– Вопрос. Инга купила медальон за большие деньги у своей гадалки. Носила его не снимая. Почему она его не взяла, уезжая?

Константин прищурился.

– Так потому что уезжала из России! Она мне как объяснила: «Амулет старинный, приметный. Паспорт у меня на другое имя. Прилетим с Лизой на место, надо пройти металлоискатель. И таможню. Железка на шее зазвенит, попросят ее снять. Таможенник увидит, прицепится, что это какая-то редкость. Не дай бог устроят тщательную проверку документов». Я возразил: «Рамку при прилете не проходят, про твой медальон никто ничего не скажет. Таможня вами не заинтересуется». Она закричала: «Нет! Я боюсь! Пусть лежит в сейфе. Ты к нам приедешь, привезешь». Ну и где логика? Ее поймают с украшением, а мне можно его тащить? Нервничала жена ужасно, и понятно почему. Лично мне амулет всегда предрассудком казался. Я ей почему про него напомнил? Подумал, что Инга забыла при сборах про оберег. Приедет в аэропорт, спохватится, заистерит, назад за ним бросится. Все дело пойдет насмарку. Но она, оказывается, панически боялась проверки в стране прибытия.

– Понятно, – кивнула я.

– Вот снимок часов, – сказал Дегтярев. – Андрей Владимирович, взгляните на экран, он на стене прямо перед вами.

– Не хочу, – простонал Москвин.

– Пожалуйста, – попросила я, – там всего лишь фото. И они не те, что нашли с останками. Это каталог фирмы. Можете описать свои часы? Они какие были?

– Не помню, – прошептал Андрей.