14

Покинув владения мисс Трулав, я совершила большой круг, которой привел меня к дальнему концу старинного поселения, откуда по заросшей тропинке я пришла обратно к центру Гулинг-Хилла.

С возвышения я ясно видела дом мисс Трулав, «Старую кузницу», крыша которой возвышалась над кирпичной стеной сада.

Я небрежно прогулялась в ту сторону с таким видом, будто наблюдаю за птицами, хотя была уверена, что мисс Трулав меня не заметит, разве что она видит сквозь стены.

Я боком подошла к зеленой калитке, молча приподняла замок и на пробу толкнула дверь.

Заперто, проклятье! С другой стороны, видимо, на засов. Мое искусство взломщика тут не поможет.

Если я собираюсь взять эту крепость, придется действовать как десантнику – перебраться через верх.

Я вспомнила мудрые слова мужа миссис Мюллет Альфа: «Будь осторожен, пока не проведешь рекогносцировку». Эти слова, вколоченные в его голову, помогли ему вернуться с войны в целости и сохранности, а раз они подходили Альфу Мюллету, значит, подойдут и мне.

Я подошла к стене ближе.

Как большинство заброшенных кирпичных построек в Англии, эта тоже была покрыта диким красным виноградом во всем его осеннем великолепии.

Я потянулась и потрогала растение. Под яркими листьями пряталась масса темных лоз, сухих, как ива, но удивительно гибких.

Я потянула за ветки, и переплетение лоз тревожно скрипнуло. Или застонало?

Волновал меня один вопрос: выдержат ли они мой вес?

Даже если да, мне нужно перебраться через забор незамеченной. Я довольно точно помню расположение сарая – в паре футов слева от калитки или направо от моей теперешней позиции.

Первый этап – медленно взобраться наверх до такой высоты, чтобы глаза оказались чуть выше стены, потом внимательно осмотреться, двигая только глазными яблоками справа налево и обратно, как коты в мультфильмах.

Но сначала стена.

Обеими руками я потянулась высоко над головой и схватилась за виноград, но, если не считать бархатистого шипения и легкого потрескивания дерева, все равно что взбираться на баррикаду из старых костей, подумала я. Сохранялась удовлетворительная тишина.

– Наверх! – пробормотала я и, прочно поставив ногу на растение, подтянулась вверх. – Осторожно, – твердила я себе. Нет смысла пытаться быть невидимой, если ты шумишь как молотилка.

Нога… рука… нога… Медленно… Медленно…

Я карабкалась вверх по стене, удивляясь, как мне удается делать это так тихо.

Когда мои глаза поравнялись с верхушкой стены, я приложила все усилия, чтобы практически не шевелиться: доля дюйма за раз, абсолютный контроль за движениями глазных мышц.

Полезный урок для дальнейшей жизни, решила я, – научиться двигать глазами на одну шестьдесят четвертую дюйма за раз. Из такого теста сделаны саламандры, спартанцы и стоики, для которых молчаливая дисциплина – это все, и жалобы им неведомы. Не могу дождаться, когда я вернусь домой и расскажу Даффи о своем прозрении.

Не стану говорить ей о том, что я лазила по стенам, конечно же. Некоторые вещи лучше оставить при себе.

Я медленно сфокусировала взгляд на кухонном окне. За стеклом не было ни малейшего признака мисс Трулав. Подтянувшись на полфута, я положила подбородок на стену.

Сарай, как я и предполагала, был справа от меня. Если я потороплюсь, то окажусь на крыше и затем внизу быстрее, чем вы произнесете: «Беатрикс Поттер».

Я забралась на стену, свесила ноги на другую сторону и – Джеронимо! – спрыгнула сначала на деревянную постройку, а потом на землю.

На секунду замерла. Заметили ли меня?

Не было слышно ни звука.

К счастью, мисс Трулав не держала сторожевую собаку. Иначе меня бы уже разорвали на мелкие клочья.

Я распласталась по задней стенке сарая. Хорошо, что дверь находится сбоку и не видна из кухни.

Заперта ли она?

Какая ты мнительная, Флавия! Кому надо запирать сарай в окруженном стеной саду?

Если только, конечно, нужно что-то скрыть.

Дверь оказалась заперта. Надо что-то придумать.

Я сунула руку в карман и нащупала проволоку, с помощью которой я смазываю труднодоступные уголки «Глэдис».

Я вознесла безмолвную благодарственную молитву Бальдомеру – святому покровителю слесарей и принялась за дело.

Должна признать, что это были детские игрушки. После нескольких ловких движений старомодный замок открылся и дверь распахнулась внутрь.

Я повернулась и издала восхищенный вздох. В дальнем конце сарая под застекленной частью крыши ряд за рядом к солнцу тянулись травы и растения. В глиняных горшках росли розмарин и тимьян бок о бок со смертоносными пасленом и дурманом. Как бы там ни было, это не похоже на обычный кухонный сад или огород.

В ближнем конце в тени стояла пара деревянных скамеек, на которых были расставлены перегонные аппараты, вид которых согрел бы сердце самого пресыщенного алхимика в мире – у каждого своя собственная бунзеновская горелка, холодильник Либиха и колбы Кьельдаля и Эрленмейера.

Рядом в полной боеготовности стояли мраморная ступка и пестик.

Мое сердце химика затрепетало при виде этого почти профессионального оборудования.

Здесь тяжело пахло травами и чем-то еще, что я не смогла сразу определить: чем-то земляным, чем-то старым.

Но разве не все садовые сараи так пахнут? Может, и так, но конкретно в этом воздух был каким-то особенным, и эта узнаваемость на грани сознания мучила мой нос.

В этом аромате было что-то церковное.

По краям каждой скамьи стояли шкафчики, и в каждом было много выдвижных ящиков – дюжины их, и ни один не был подписан. Сверху на шкафчиках были расставлены флакончики с аккуратно подписанным содержимым: Mentha pulegium, Primula vulgaris, Atropa mandragora и Commiphora gileadensis, в которых я опознала мяту болотную, примулу, мандрагору и меккский бальзам соответственно.

Последний меня поразил. Это та самая штука, благодаря которой доктор Брокен сколотил состояние.

Мое внимание привлекло что-то под скамейками – какой-то блеск стекла. Присев на корточки, я увидела, что здесь стоят коробки с маленькими пустыми бутылочками. И не просто бутылочками, а высококачественными флаконами с декоративными стеклянными пробками вроде тех, которые могли использоваться для дорогих французских духов до войны.

Наверняка это не просто лаборатория, предназначенная для… Как там выразилась мисс Трулав? Для изготовления нескольких лечебных препаратов для облегчения боли в старых костях.

Я взялась за медную ручку одного из ящиков и осторожно потащила ее на себя – совсем чуть-чуть, чтобы заглянуть внутрь.

Не хочу никаких неожиданностей.

Когда я попыталась вытащить ящик дальше, он застрял. Может быть, дерево искривилось под действием влажности, царящей в сарае. Засунув в отверстие три пальца, я смогла подцепить предмет и вытащить его наружу, словно щипцами.

Это оказалась кость. Человеческая кость. Узнаваемая человеческая кость.

Это была проксимальная фаланга – часть человеческого пальца, и я ее чуть не выронила.

Но гордость совладала со страхом. Если в теле есть кости, которые я точно знаю, – разумеется, не считая черепа, – это фаланги указательных пальцев.

Сколько часов я просидела в лаборатории, держа в руках Йорика – полный скелет человека, подаренный дядюшке Тару великим естествоиспытателем Фрэнком Букландом! Сколько раз я сравнивала свои ладони с руками бедного Йорика кость за костью, как будто наше совершенно разное происхождение могло сделать нас родственниками!

Я знала проксимальные фаланги Йорика лучше своих собственных.

Удивляло наличие голубой шелковой ленты. Почему шелк? Почему голубой?

Это знак уважения? Или благоговения?

Может, это трофей? Может, он получил первое место на каком-нибудь жутком конкурсе?

Перестань думать о чепухе, Флавия, сказал мой внутренний голос. Он настоящий. Это палец мертвеца.

Я перевернула его, чтобы рассмотреть получше. С другой стороны белой кости аккуратными буквами черными чернилами были написаны буквы вроде тех, которые вы можете видеть на выставке в музее естествознания: В. А. М.

Я задумалась, это инициалы покойника?

Да, это кость мужчины. Я знаю общее правило, что фаланги у мужчины больше, чем у женщины, а этот палец был немаленький.

Отнюдь. Это палец крупного мужчины. Я уверена.

Я вернула палец в ящик и открыла еще один.

В этом лежала маленькая синяя коробка для драгоценностей, по внешнему виду которой можно было подумать, что в ней хранили кольцо.

Снова с величайшей осторожностью я подняла крышку.

Внутри был сероватый порошок – примерно чайная ложка. Я понюхала открытую коробку и сразу же почувствовала слабый запах горения. Это пепел?

Точно определить можно только на вкус. Я послюнявила палец и легко прикоснулась к невесомому веществу, подняла палец к губам…

Постой, подумала я, в нем может содержаться мышьяк.

Прекрасное занятие анализировать на вкус неизвестные субстанции в лаборатории, где ты знаешь точно, чем они не являются.

Дома, по крайней мере если проглотишь что-то плохое, под рукой найдется антидот.

Фрэнк Букланд, подаривший дядюшке Тару Йорика, ел все подряд от копролитов до морских слизней, а его отец Уильям Букланд, по слухам, пробовал даже мясных мух и сердце Людовика XIV.

Нет, решила я, странный сарай – неподходящее место для экспериментов.

Я вытерла палец о юбку и снова начала рассматривать коробочку. Никаких знаков или отметин не было.

Послышалось металлическое клацанье, и у меня кровь застыла в жилах. Кто-то идет!

Не успела я шелохнуться, как дверь распахнулась и на фоне яркого солнца появилась мисс Трулав.

Я ждала, пока она заговорит.

А потом осознала, что она меня не видит. Ее глаза, ослепленные ярким светом, ничего не видят в тени сарая, по крайней мере в его дальней части, где я стою.

Почти не думая, я тихо и бесшумно присела на корточки за скамейкой.

Теперь я смотрела на ее колени, которые начали двигаться в мою сторону и остановились.

Когда она наклонилась, я перестала дышать, в голове метались мысли. Наверняка она слышит стук моего сердца. Наверняка она наткнется на меня, дрожащую за скамейкой. Она прислушивалась. Она слышала, как я осматриваю сарай?

Может она меня унюхать? Что, если ее ноздри уловили запах Флавии де Люс?

Широко открыв глаза, я с ужасом наблюдала, как ее руки тянутся ко мне. Они что-то сжимали.

Это коробка. Картонная коробка. Коробка со знакомой этикеткой: «Хрупкое. Стекло. Обращаться осторожно».

Та самая посылка, которую принес ей почтальон.

Время не остановилось, но оно ползло едва-едва, когда мисс Трулав полезла под скамью и поставила коробку поверх остальных.

Выпрямившись, она оглушительно чихнула:

– А-а-а-апчхи-и-и-и!

Ей в нос попала непонятная пыль из коробки? Просыпала ли я ее на скамью?

Я не осмелилась пошевелить ни одной мышцей.

– Gesundheit, – сказала она.

Секунду спустя она ушла. Когда дверь закрылась, я снова оказалась в полумраке и услышала, как ключ поворачивается в замке.

Меня заперли.

Отлично, подумала я. Теперь я могу хорошенько обыскать здесь все, только надо вести себя тихо.

Я открыла очередной деревянный ящик и нашла конверт из пергамина с красно-белой наклейкой.

Высыпала содержимое себе в ладонь: прядь волос. Прядь удивительных золотисто-седых волос, словно у пожилого ребенка.

Перевернув полупрозрачный конверт, я попыталась разобрать надпись на этикетке, сделанную старомодным почерком.

И увидела. Людвиг ван Бетховен.

Словно обжегшись, я стряхнула волосы обратно в конверт, сунула его в ящик и быстро захлопнула. Что это было? Свирепость? Беспокойство?

Решительно настроенная подавить эти примитивные инстинкты, я открыла следующий ящик.

Там находился еще один конверт из пергамина с написанным на нем именем: Ч. Диккенс. Я открыла его большим пальцем, и мне на ладонь упал один пожелтевший ноготь.

Что здесь происходит? На что я наткнулась?

Внезапно до меня дошло, и у меня в ушах зашумело.

Мне вспомнились все истории, которые я слышала на эту тему. Расхитители могил! Берк и Хэйр. Свечи ночью на церковном кладбище… Вооруженные парни с вилами и лопатами… Продажа трупов медицинским колледжам…

Но это же не может происходить в Бишоп-Лейси! Только не в эти цивилизованные времена!

Да, когда я была ребенком, Даффи любила пугать меня, при свечах рассказывая, как во времена Елизаветы I грабили могилы и срезали волосы с черепов, чтобы сделать парики для богатых женщин.

«Шекспир даже писал об этом в одном сонете, – сказала она. – Послушай, тебе понравится».

Она начала читать стихи скрипучим дрожащим голосом, держа свечу под подбородком, чтобы ее освещенные снизу глаза плясали в темных впадинах, как у вампира:

В этот момент она выхватила из-за спины пахнущие плесенью лошадиные волосы и сунула их мне в лицо, так что я чуть не задохнулась от приступа клаустрофобии. Это был невероятно древний судейский парик.

«А потом они придут за тобой!» – завопила она мне прямо в заплаканное лицо.

И хотя впоследствии я узнала, что она нашла эту отвратительную штуку на чердаке (возможно, это свидетельство жизни какого-то неизвестного раннего де Люса на скамье), я так и не смогла простить ее.

Все эти мысли хлынули в мое сознание, когда я наконец осознала ужас происходящего. Тут я догадалась, что за запах царит в садовом сарае.

Скорее бы выбраться отсюда. У меня мурашки побежали по коже.

Хотя я первая признаюсь, что люблю могилы и кладбища, есть что-то отвратительное в живых, торгующих миром мертвых.

Я вспомнила, что в древнегреческих мифах есть рассказ о лодочнике Хароне, перевозившем мертвые души через Стикс – реку, отделяющую мир живых от дорогих усопших.

Но, переплыв реку, они оставались там. Никакие воры не шатались и не крали их волосы, чтобы продать на рынке. Харон не допустил бы подобного святотатства.

И я тоже не допущу.

Надо помыть руки. И мне нужен свежий воздух.

Я забралась на скамью и уперлась пятками ладоней в раму окна. Она легко скрипнула и скользнула вверх.

Осторожно перебравшись через шкафчики и ряды флаконов, я поставила одну ногу на подоконник, перенесла на нее вес и выбралась наружу.

Дальше это была детская игра. Я соскользнула на землю, опустила раму за собой, повернулась и провела рекогносцировку на местности.

Я стояла в узком проходе между сараем и кирпичной стеной. Виноград был под рукой. Медленно, очень медленно я полезла вверх по веткам, на секунду замерла на краю стены и спустилась на ту сторону.

Не могу дождаться, когда расскажу Доггеру о своих открытиях.