Мария Федоровна нашла невесту для своего младшего сына в родном ей Вюртембергском доме. Ею стала внучатая племянница императрицы, старшая дочь принца Павла Генриха Карла Фридриха Августа Вюртембергского – Фридерика Шарлотта Мария.

Отец невесты – младший брат короля Вюртемберга Вильгельма I, и братьям было трудно ужиться вместе. Старший считал, что младший слишком беспечен и ведет, как говорили тогда, «рассеянную жизнь». В конце концов, младший брат со всей семьей уехал в Париж, где, вероятно, чувствовал себя как рыба в воде. Его дочери – Шарлотта (которую звали в семье Лотти) и Паулина – были отданы в пансион французской писательницы госпожи Кампан. Там они завели себе множество подруг, среди которых оказались и родственницы знаменитого ученого-естествоиспытателя Жоржа Кювье. Кювье посещал пансион, познакомился в Шарлоттой, и вскоре они стали переписываться.

Конец XVIII – начало XIX в. – период революций не только на политической карте мира, но и в науках, в том числе и в биологии. И одним из таких революционеров по праву может считаться Кювье. В 1794 г. его пригласили работать в Париж в только что организованный Музей естественной истории, и вскоре он занял в Сорбонне кафедру анатомии животных. Одним из первых Кювье обратил внимание на ископаемые остатки животных, понял, что некоторые из них отличаются от современных скелетов и что это не уродства, не следствия болезни – это совсем иные виды, которых теперь нет на земле. Глубокие познания в анатомии животных позволяли Кювье восстанавливать облик вымерших существ по их сохранившимся костям. Он открыл для своих современников совершенно новый мир – мир гигантских чудовищ, летающих ящеров, мамонтов и пещерных львов, населявших Землю еще до потопа. Великолепный лектор, влюбленный в тайны природы, он не мог не заразить любовью к науке и свою ученицу. Позже принцесса стала бывать на вечерах в его салоне, где познакомилась с другими замечательными людьми из мира науки и искусства: с физиком Андре-Мари Ампером, путешественником Александром фон Гумбольдтом, писателями Проспером Мериме и Фредериком Стендалем, художником Эженом Делакруа и др.

Но принцессы могут заниматься науками лишь в качестве развлечения. Работа у них другая – выйти замуж и рожать детей. И когда Мария Федоровна намекнула родителям Шарлотты, что их дочь могла бы стать женой младшего из русских великих князей, те не колебались ни минуты.

Проект этот созревал давно, в него был вовлечен и Николай. Вот что он писал младшему брату летом 1821 г., после того как навестил родственников в Штутгарте: «Старшая, скоро пятнадцати лет, мала с Нелидову… (Николай имеет в виду бывшую фаворитку Павла Екатерину Ивановну Нелидову. – Е. П.) имеет ангельское личико, белокура, ловка и говорит как француженка, одевается прекрасно. Имеет ножки и обувается прекрасно, словом, очаровательная маленькая француженка в миниатюре, весьма умна, но скромна, чувствительна и предобрая. Сколько я тебя знаю, она верно тебе понравится, но думать нельзя жениться на ней, прежде как она совершенно сложится, то есть не раньше, как года через два».

А через полгода сама Мария Федоровна написала принцу Паулю Карлу Фридриху Августу: «Милостивый государь, мой племянник! Сын мой, великий князь Михаил, доверил мне желание, выразить которое Вашему Королевскому Высочеству будет приятно моему сердцу… прося руки ея (принцессы Шарлотты. – Е. П.), желал бы быть обязанным ей счастьем своей жизни. Льщу себя надеждой, что просьба моего сына будет принята Вашим Королевским Высочеством благосклонно, и твердо уповаю, что Всевышнему будет угодно благословить этот брак. Чувство нежнейшей любви побуждает две наши семьи к этому шагу…».

И вот уже Михаил приехал в Штутгарт знакомиться с будущей невестой. Ему 24 года, он хорош собой, весел, любезен и… страстно влюблен во фрейлину своей матери Прасковью Александровну Хилкову. Как вспоминала позже Александра Осиповна Смирнова-Россет, Прасковья Александровна «была более чем красива, у нее было выражение бесконечной нежности, маленький вздернутый нос, придававший ей вид шаловливого ребенка…». Михаил надеялся обвенчаться со своей возлюбленной, но об этом, разумеется, не могло быть и речи. Мария Федоровна прочитала ему весьма жесткую нотацию, и он отправился в Штутгарт свататься. Впрочем, скрыть свои истинные чувства молодому человеку не удалось. Граф Мориоль, один из дипломатов, писал в великом князе: «Эта поездка была ему очень не по сердцу, и, забывая о всякой осторожности, он обнаруживал свою холодность, или, скорее, отвращение к новому положению, которое ему предстояло».

Осенью 1823 г. Шарлотта едет в Россию. Она вполне готова к своей новой судьбе и уже начала учить русский язык, так что может ответить казакам, приветствовавшим ее на границе громогласным «Ура!»: «Спасибо, ребята!». Она говорит сопровождавшим ее придворным: «Я чувствую, что въезжаю в Отечество». И старается доказать, что она этого отечества достойна.

Михаил Павлович

Елена Павловна

Сенатор князь Ю. А. Оболенский-Нелединский писал: «8 октября 1823 года нареченная невеста Великого князя Михаила Павловича прибыла в Гатчину. Всех без изъятия она с первого раза пленила! Представь себе девицу 16 лет, к которой через полтора часа по выходе из кареты подводят одного за другим человек двести, с которыми она со всякими молвит по приличности каждого. Значительные имена у ней были затвержены, и, ни разу не замешкавшись, всякому все кстати сказала: Н. М. Карамзину она заметила, что читала его „Историю Государства Российского“ в подлиннике, с А. С. Шишковым говорила о славянском языке, с генералами – о походах. Умница редкая! Все в этом согласны. Но, кроме ума, она имеет зрелый рассудок, и были примеры решительной ее твердости… Личико у нее имеет черты правильные, взгляд живой, вид ласковый». Князю Голицыну, министру народного просвещения, в ведении которого находилось и почтовое сообщение, принцесса мило улыбнулась: «Я вам весьма обязана за ту быстроту, с которой мне сменяли подставы на каждой станции»».

И вот принцесса Лотти уже в Петербурге и произвела благоприятное впечатление на петербургский высший свет. «Она как феномен обратила на себя единодушное внимание всех и более месяца составляла предмет общих разговоров, – вспоминает один из очевидцев ее приезда, – я не видел ни одного человека из представленных ей, который не отзывался бы с восхищением об ее уме, о сведениях ее и о любезности. Не знаю, какова будет впоследствии ее судьба в России, но во время приезда ее в наше Отечество зависти и злословия, избравшие предпочительно пребывание свое при дворах, умолкли».

Шарлотта принимает миропомазание в церкви Зимнего дворца и получает имя Елены Павловны. 8 (20) февраля 1824 г. она венчается с великим князем Михаилом Павловичем.

Для молодоженов уже построен дворец. Еще в 1798 г., сразу после рождения сына Михаила, рачительный Павел I повелел откладывать каждый год по несколько сот тысяч рублей для постройки дворца. Когда Михаилу Павловичу исполнился 21 год, накопилось 9 млн руб. Император Александр I выбрал архитектора – уроженца Неаполя Карло ди Джованни Росси, которого в России стали называть Карлом Ивановичем.

Дворец Росси возводил на месте бывшего Третьего летнего сада. По его замыслу, здание стало центром целой архитектурной композиции, придавшей парадный вид новой площади столицы. Площадь эта была названа Михайловской.

Михайловский дворец обошелся казне в 7 млн 600 тыс. руб., из них 3 млн руб. потратили на строительство, а еще 4 млн – на внутреннюю отделку. Это была весьма скромная сумма: Михайловский замок Павла I в свое время обошелся казне в 17 млн руб.

Михайловский дворец

На первом этаже располагались личные покои Михаила Павловича и Елены Павловны. На втором этаже – парадные комнаты: Кабинет, Библиотека, Гостиная, Приемная, Передняя и домовая церковь, освященная во имя архангела Михаила. В центре анфилады второго этажа со стороны сада Росси устроил роскошный Белый зал – единственный, сохранивший свое убранство до наших дней. Из него можно было попасть в Первую гостиную, а оттуда – в Танцевальный зад, украшенный голубыми коринфскими колоннами. На белоснежных стенах выделялся фриз голубого искусственного мрамора. Из Танцевального зала гости проходили в Столовую. Помнят первых владельцев дворца также львы у входа. Их отлили в 1824 г. специально для Михайловского дворца по образцу античных скульптур, найденных в начале XVI в. при раскопках в Риме.

Журнал «Отечественные записки» в 1825 г. писал: «По величию наружного вида дворец сей послужит украшением Петербурга, а по изящности вкуса внутренней отделки оного может считаться в числе лучших европейских дворцов… это роскошь воображения, которую искусство умело, так сказать, разлить на все части всего здания. Там залы, которых стены отделаны под палевый и лазоревый мрамор, лоснятся, как стекло, и украшаются во всю высоту широкими зеркалами, в которых отражаются во множестве видов и драгоценные бронзы, и пышная мебель. Двери из березы под лаком с резьбою и позолотою и отделки карнизов и потолков лепною работою и живописью довершают убранство. Белая под мрамор с колоннами зала представляет на стене ряд исторических изображений… Гирлянды как будто живых цветов вплелись и вьются по стенам белым, как снег. Только что недостает аромата фиалкам и розам, а на потолке, который блещет золотом и как радуга пестреет цветами, столь легко начертаны прелестные гении и нимфы… Не говорю уже о ярких золотистых и малиновых штофах, устилающих стены комнат, о полах из розового дерева, анажу и гебенового, о коврах и прочее. Нельзя умолчать о превосходных обоях комнат в нижнем этаже (Царскосельской обойной фабрики). По синей, по оранжевой ткани блестят серебристые и золотые цветы, а там стены целой комнаты составлены из лиловых атласных подушек, со шнурами и кистями, складенных одна на другой. Это не иное что, как обои; но сбористый атлас, выпуклости подушек и кисти представлены столь живо, что кажется, чувствуешь мягкость их, и зрение, утомленное блеском, как бы отдыхает на них».

Освящение Михайловского дворца состоялось 30 августа 1825 г. А уже на следующий день император Александр с женой уехали из столицы в Таганрог, откуда им обоим не суждено было вернуться.