Следуя предельно четким рекомендациям Артема, он уже через полчаса подъезжал к повороту на усеянную рытвинами и колдобинами дорогу, по обеим сторонам которой тянулись непрерывные ряды гаражей. Дорога была еще хуже, чем та, на которую он свернул с трассы, и, въехав в гаражный ряд, Гуров до минимума сбросил скорость.

Цивилизованные строения он увидел минут через двадцать непрерывного подпрыгивания на колдобинах. Гаражный ряд заканчивался небольшим пустырем, вдоль которого шла проезжая часть, а вдалеке виднелись многоэтажные дома. Доехав до них и окинув взглядом стройные ряды девятиэтажек, Лев подумал: «Что ж, будем считать, что это и есть улица Лесная. Интересно, в какой части находится дом номер пять? В жилой или в нежилой?»

Поразмыслив, он решил, что, с учетом специфики фирмы, размещение ее в цоколе жилого дома, как это частенько бывает с офисными помещениями, нецелесообразно. Поэтому, выехав на дорогу, не стал отъезжать далеко, а притормозил у первого же одноэтажного строения, видом своим напоминавшего заводскую проходную. Выйдя из машины и прочитав табличку, висевшую на стене, он выяснил, что это мебельная фабрика, и направился дальше.

Следующее здание выглядело гораздо солиднее и привлекательнее. Очевидно, его либо не так давно построили, либо хорошо отремонтировали. К дверям, расположенным над высоким цоколем, вела солидная лестница из серого камня, и, поднявшись по ней, Гуров занялся изучением еще одной таблички. Много времени это изучение не заняло. Крупные буквы «ЩИТ», блиставшие сусальным золотом, говорили сами за себя. Поняв, что попал по адресу, он открыл дверь и оказался в небольшом вестибюле, разделенном на две неравные половины обязательным турникетом. Охранник, сидевший в стеклянной будочке, поднял на него вопросительный взор, и Гуров достал удостоверение, раскрыл «корочки» и, поднося их к глазам охранника, проговорил:

– Я бы хотел пообщаться с директором. Он сейчас у себя?

Скользнув взглядом по документу, дюжий парень очень вежливо, не хуже любой консьержки, ответил:

– Подождите минуту, я сейчас узнаю.

Связавшись с кем-то по внутренней линии, он сказал в телефонную трубку:

– Николай Семенович, тут… к вам. Да. Да. Хорошо.

В результате этого непродолжительного общения лампочка на турникете загорелась зеленым, и Гуров смог пройти заградительный кордон.

– Второй этаж направо, пятнадцатый кабинет, – кратко сориентировал охранник.

– Благодарю, – ответил Лев, поддержав принятый охранником вежливый тон.

Поднимаясь на второй этаж, он припомнил многозначительное выражение лица парня во время разговора по внутренней связи, а также общую непродолжительность этого разговора и отсутствие объяснений. Охранник не сказал, кто именно пришел, хотя, несомненно, прочитал все, что было написано в удостоверении. Он также не спросил, по какому делу явился к директору высокий полицейский чин, хотя это, конечно же, должно было заинтересовать и директора, да и самого охранника.

Такое изумительное отсутствие дополнительных вопросов могло означать только одно – в фирме «Щит» все уже в курсе, кто он такой и по какому вопросу явился.

«Предупреждены и вооружены, – усмехнулся про себя Гуров. – Что ж, будем иметь в виду. По-видимому, ответы на мои предполагаемые вопросы у уважаемого Николая Семеновича уже готовы. С удовольствием послушаю еще одну сказку».

Повернув направо, он прошел несколько метров и, остановившись перед дверью с номером пятнадцать, прочитал очередную табличку: «Пахотин Николай Семенович, директор».

Вежливо постучав, Лев услышал из-за двери громкое: «Да-да, проходите» и, открыв дверь, увидел спешащего к нему навстречу плотного, среднего роста мужчину.

– Проходите, пожалуйста, – говорил тот, радостно улыбаясь, будто встретил долгожданного гостя. – Вот сюда, вот на этот стул. Присаживайтесь.

Устроив полковника напротив своего стола, он снова занял руководящее место и, изобразив на лице безыскусную любознательность, поинтересовался:

– Что привело вас к нам?

Во время этих маневров Гуров внимательно всматривался в лицо директора, пытаясь определить, чего можно ждать от этого человека. Лицо не слишком обнадеживало. Рыжеватые волосы, пухлые щечки и мутные серые глазки, бегающие из стороны в сторону бойчее, чем у самого Калачева, невольно приводили на память емкое и краткое определение: «прохвост».

– Несколько вопросов, – ответил он, решив поддержать игру и сделать вид, что безыскусность собеседника кажется ему вполне искренней. – Вы, наверное, в курсе, что недавно в соседней военной части случилось чрезвычайное происшествие. Взорвался склад с боеприпасами.

– Да, конечно, – с готовностью подтвердил Пахотин. – Об этом говорили во всех новостях. Наверное, уже вся страна в курсе.

– Возможно. При выяснении обстоятельств дела у нас возникло некоторое недопонимание того, какие именно боеприпасы находились на том складе. Если я правильно понял, в хранилищах этой военной части находились не только вооружения, принадлежащие, собственно, самому подразделению? Там было и ваше оружие?

Перед тем как ответить, Пахотин сделал небольшую, буквально в пару секунд, паузу, которая не ускользнула от внимания Гурова, затем произнес:

– В хранилищах – да. У нас есть договоренность с командованием, мы храним там боевые вооружения, с которыми наши, так сказать, студенты тренируются на завершающих этапах обучения. Но наши арсеналы хранятся на подземных складах, и если вы намекаете, что в тот день взорвались именно они, ответственно заявляю, что это не так.

– В самом деле? – проницательно взглянул на него Лев. – У меня несколько иные сведения. Командование части информировало меня, что незадолго перед происшествием имело место перемещение боеприпасов с одного склада на другой. Сейчас, в связи с трагической кончиной заведующего арсеналами, сложно восстановить точную картину и сказать, какие именно боеприпасы лежали на том складе. По сути, он вообще должен был стоять пустым, ведь то, что там лежало, вывезли на утилизацию, однако, как ни странно, пустым он не был. В результате произошла трагедия, погиб человек. Взорвавшиеся боеприпасы могли перенести с любого склада, в том числе и с подземного. На каком основании вы так уверенно утверждаете, что именно ваших боеприпасов там быть не могло?

В этот раз Пахотин думал гораздо дольше, чем в предыдущий. Очевидно, он не предполагал, что легенда о перемещении боеприпасов, которую так усердно рассказывали полковнику, может сыграть и в обратную сторону. Шестое чувство подсказывало Гурову, что легенду эту Пахотин прекрасно знал и теперь мысленно оценивает возможные варианты ответа, которые бы позволили и партнеров не засветить, да и самому не попасть под раздачу.

– Да, возможно, я поторопился, – медленно, тщательно подбирая слова, произнес он. – Возможно, командование из каких-то соображений переложило в это хранилище именно наши боеприпасы. Но лично мне об этом ничего не известно. В продолжение нашего сотрудничества с частью боеприпасы нашей фирмы располагались именно в подземных хранилищах. Поэтому я и говорил с такой уверенностью, что в наземном складе их не может быть. Но если командование решило изменить это…

– В таком случае вас, наверное, должны были поставить в известность? – по-своему продолжил мысль Гуров.

– Да… – как-то неуверенно ответил Пахотин. – Наверное, должны были. Но… просто не успели. Столько всего навалилось. По-видимому, были более срочные вопросы.

– Да, наверное. Здесь есть еще одна странность, – сделав небольшую паузу, продолжил Лев. – Если верить заключению экспертов, среди снарядов, взорвавшихся на складе, были противотанковые гранаты для ручных гранатометов. Вместе с тем, на вооружении в части таких гранатометов нет, это известно совершенно точно. Вы можете как-то объяснить подобный казус? Ведь кроме вооружения самой части на складах хранилось только ваше оружие. Ваши «студенты» тренируются с РПГ?

Если в первых двух случаях Пахотин после вопросов Гурова испытывал обычное замешательство, то сейчас состояние его было близко к коматозному. Шустрые глазки бегали из угла в угол со сверхзвуковой скоростью, тогда как все остальные движения как бы застопорились, и, силясь произнести что-то, он лишь беззвучно открывал рот, словно выброшенная на мель рыба.

– Э-э… то есть я… да, конечно… в том смысле, что… – тщетно пытаясь собраться с мыслями, бормотал Пахотин. – Видите ли, дело в том, – найдя наконец генеральную линию, проговорил он, – что у нас проходят подготовку не только… телохранители.

– Вот как? – с интересом взглянул на него Гуров.

– Да. Но… дело в том… Видите ли, подобная информация… Мне бы очень не хотелось, чтобы она… как бы это сказать… получила широкую огласку.

– Гарантирую вам полную конфиденциальность, – заверил Лев, внимательно вглядываясь в лицо Пахотина и пытаясь угадать, какую новую «басню» ему собираются рассказать.

– О! Я был бы вам очень признателен. Видите ли, – уже бойчее заговорил Пахотин. – В связи с разными событиями, происходящими… в мире, сейчас довольно широкий спрос на… специалистов определенной квалификации. Всевозможные войны, локальные конфликты, все это требует умелых солдат, которые могли бы эффективно действовать в… сложных ситуациях. Кроме того, нужно принимать во внимание и политическую обстановку. В некоторые точки правительству неудобно посылать регулярную армию. В подобных случаях задействуют определенные частные структуры, которые специализируются, например, на охране и… на некоторых дополнительных аспектах. А специалистов для этих структур должен кто-то готовить.

– Например, вы? – в лоб спросил Гуров. – Хотите сказать, что вы тренируете солдат для частных военных корпораций?

– Ну… не совсем так, – обескураженный столь жесткой постановкой вопроса, проговорил Пахотин. – Просто мы обучаем специалистов, скажем так, более широкого профиля. У них более насыщенная программа, больше практических занятий на полигоне, и они тренируются с… очень разными видами вооружений.

Слушая Пахотина, Гуров все пытался решить для себя, стоит ли верить тому, что он рассказывает.

С одной стороны, если его фирма действительно негласно готовит солдат для ЧВК, это вполне объясняет и гранатометы, и скрытность, и даже странное поведение Калачева. С другой – это все-таки не такая страшная тайна, чтобы из-за нее заказывать кого-то или совершать самоубийство.

Кроме того, во всем этом был еще один довольно интересный момент, на который, слушая своего собеседника, Лев обратил внимание. Независимо от того, было ли объяснение Пахотина выдуманным или правдивым, оно никоим образом не бросало тень на командование части. Напротив, во все продолжение разговора директор фирмы «Щит» всячески старался выгородить своих партнеров, даже рискуя подставить самого себя.

Вспомнив, что и со стороны Калачева, рассказавшего ему о «Щите» в самый последний момент, наблюдалась такая же трогательная забота о репутации, Лев подумал, что это взаимное стремление прикрыть друг друга наверняка не случайно.

«В чем тут фишка? – пытался угадать он. – Рыбакова, человека, работавшего с ним в самом тесном контакте, Калачев, не задумываясь, подставляет, и даже, возможно, заказывает, а Пахотина, который, казалось бы, и отношения к нему не имеет, так трогательно оберегает. Причем взаимно. Калачев предупреждает его о моем прибытии, наверняка инструктирует, о чем можно говорить, а о чем не стоит, возможно, они даже договариваются о каких-то общих версиях происшедшего, чтобы не было расхождений. Пахотин же, со своей стороны, готов взять на себя даже несуществующие гранатометы, лишь бы выручить любезного друга из пикантного положения. Что-то не припомню я прецедентов, чтобы частным фирмам выдавали разрешения на тренировки с подобным оружием. Даже если это фирмы, готовящие «специалистов более широкого профиля».

– Полигон, на котором тренируются ваши специалисты, тоже предоставляет военная часть? – спросил он, вспомнив недавний разговор с Калачевым.

– Да, именно. В целом у нас и здесь неплохие условия, спортзал, тир. Но, разумеется, чтобы стать полноценным профессионалом, человек должен попробовать себя, так сказать, в боевых условиях. Боевые патроны, взрывы, тренировки на износ… это, знаете ли… дисциплинирует.

– Несомненно. Кстати, раз уж мы заговорили о патронах, не подскажете, с какой периодичностью вы наведывались за ними в часть? Раз в неделю, раз в месяц?

Этот простой вопрос неожиданно снова вызвал у Пахотина затруднения.

– Периодичностью? То есть… как вам сказать, – мялся он. – Какой-то особенно выраженной периодичности здесь не было, вооружения мы забирали по мере надобности. Причем даже не всегда именно для стрельбы. Прежде чем учиться стрелять из того же автомата, например, нужно как следует ознакомиться с оружием, научиться разбирать и собирать, понять, как оно действует. Наши инструкторы обязательно проводят подобные занятия, прежде чем допускать человека к стрельбам.

– А эти самые стрельбы проходят только на полигоне в части?

– Нет, зачем же. Необстрелянного новичка сразу выпускать на полигон… не стоит. У нас хорошо оборудованный тир, где можно проводить тренировки в том числе и с боевым оружием. Поэтому тренировки на полигоне – это уже завершающий этап обучения, на который мы выпускаем вполне подготовленных бойцов.

– А как вообще происходит обучение? – как бы невзначай поинтересовался Гуров.

– В общем-то, наш курс во многом схож с программами большинства учебных заведений, – бодро начал Пахотин. Было заметно, что это тема для него гораздо приятнее, чем предыдущая. – Теоретическая часть и практические занятия. Иногда это сочетается, вот как, например, в случае с оружием, о котором я уже упоминал. Там объяснения инструктора сопровождаются непосредственным ознакомлением с теми или иными видами вооружений. Закрепив теорию, наши студенты учатся применять полученные знания на практике. Это, как я уже говорил, может быть стрельба в тире, тренировки в спортзале или на полигоне.

– И именно в ходе этих практических тренировок вам бывают необходимы боевые патроны и настоящее оружие?

– Да, именно так.

– А какой-то план обучения существует? Расписание занятий, количество часов на теорию и практику…

– Да, разумеется. Как же работать без плана? План – это обязательный элемент процесса.

– Тогда я хотел бы вернуться к вопросу о периодичности визитов в военную часть. Если есть план, значит, такая периодичность все-таки существует? Иначе что же это за план?

Вопрос снова поставил Пахотина в тупик. Гуров видел, что по какой-то причине он не хочет говорить о том, когда именно и в каком режиме представители фирмы «Щит» наведываются в военную часть. И причина эта его очень интересовала.

Казалось бы, если все легально, если существует официальный договор на хранение боеприпасов и проведение тренировок на полигоне, к чему скрывать, в какое именно время вывозились эти боеприпасы и проводились тренировки. Тем не менее Пахотин явно старался это скрыть и затруднялся с ответом всякий раз, едва лишь заходила речь на эту неудобную для него тему.

– Ну… – снова тянул он время. – То есть… как вам сказать. В целом – конечно, но… Дело в том, что у нас не так уж мало групп, и у каждой из них свой график, – наконец набрел он на удачную мысль. – Кроме того, по ходу обучения сам инструктор может внести изменения в процесс. Поэтому я лично не готов говорить сейчас о какой-то четкой периодичности. Нужно смотреть график каждой группы.

– Хорошо. Давайте пока не будем трогать график, а попробуем узнать, когда ваши представители в последний раз ездили за боеприпасами в часть. Можно где-то получить такую информацию?

Гуров не сомневался, что, как директор фирмы, Пахотин эту информацию уже имеет и легко может ответить на вопрос без всяких предварительных действий. Но судя по тому, как тщательно он эти сведения скрывал, без этих действий было не обойтись.

И предчувствия не обманули полковника.

– Информацию? – с недоумением переспросил Пахотин, как будто не понимая, о чем идет речь. – То есть… да, конечно. Одну минуту. – Он достал телефон и, набрав какой-то номер, проговорил в трубку: – Лариса Петровна? Подойдите, пожалуйста, ко мне. Да. Да, хорошо. Хорошо, жду. Это мой заместитель по учебной работе, – пояснил он, обращаясь к Гурову. – У нее все графики, думаю, она сможет исчерпывающие ответить на ваш вопрос.

Через несколько минут в кабинете появилась полноватая женщина средних лет. Поздоровавшись, она вопросительно посмотрела на Пахотина.

– Лариса Петровна, вот представители органов внутренних дел интересуются, когда в последний раз мы проводили тренировки в военной части.

– И забирали оттуда боеприпасы, – дополнил Лев.

– Да, и боеприпасы. Уточните это, пожалуйста, и сообщите нам.

– В последний раз Назаров выписывал, – без всяких предварительных уточнений ответила Лариса Петровна, с некоторым удивлением взглянув на начальника. – Вы же… Он же у вас подписывал документы.

– Да?.. – рассеянно ответил Пахотин. – Что ж, возможно. Я уже столько раз их подписывал, что в голове все смешалось. А дату вы не припомните? А то у меня что-то… просто склероз.

– Нет, точную дату я не помню, но могу посмотреть.

– Да, посмотрите, пожалуйста, и сообщите нам. Если я правильно понял, нашему гостю нужны точные сведения.

– Желательно, – подтвердил Гуров.

Он спокойно наблюдал этот небольшой спектакль, прекрасно понимая и смысл этой игры, и причины, по которым Пахотин разыгрывал перед ним очередную комедию. Очевидно, он, так же как и Калачев, хотел отстраниться от некоторых ключевых событий, которые привели к трагедии, и сделать вид, что сам он – последний человек, к которому следовало бы обращаться с подобными вопросами.

Желание это было вполне понятным. Кому же захочется признавать себя причастным к «внеплановым» взрывам снарядов и гибели человека? Но явное беспокойство и волнение Пахотина, то и дело прорывавшееся наружу сквозь доброжелательно-вежливую «готовность к сотрудничеству», настораживали полковника и подсказывали ему, что дело здесь не только во внеплановых взрывах.

Не представляя даже приблизительно, что может быть причиной этого беспокойства, Гуров не спешил давить и применять жесткие методы, чтобы добиться внятных ответов на свои вопросы. Для начала он хотел выяснить подоплеку всех этих несуразностей в поведении Калачева и Пахотина. В связи с этим ему вдруг пришло на ум, что в этом мог бы помочь разговор с теми самыми «студентами», которых здесь так успешно обучают стрельбе из ручных противотанковых гранатометов. Они люди посторонние, в загадочных манипуляциях с боеприпасами не участвующие и, следовательно, особых причин утаивать информацию не имеющие.

– Занятия у вас проходят ежедневно? – обратился он к Пахотину.

– Да, разумеется, – ответил тот.

– В этом же здании?

– Да, только вход с торца. Здесь у нас, так сказать, административная часть, – любезно улыбнулся Пахотин. – А в аудитории для занятий, тир и спортзал студенты проникают, так сказать, с черного хода.

– Я могу пообщаться с кем-нибудь из них?

– А? – Рассеянное выражение и отсутствующий взгляд Пахотина ясно показывали, что к такому повороту событий он не готов.

– Поговорить с кем-то из обучающихся я могу? – повторил Лев.

– То есть… в целом, конечно, но… не представляю, что могла бы дать подобная беседа относительно интересующего вас дела. Кажется, я и сам… я и сам могу ответить на любой вопрос, касающийся обучения, – собравшись с мыслями, уже бойчее заговорил Пахотин. – Стоит ли отрывать студентов? Кажется, я не отказываюсь давать необходимую вам информацию? – В последнем вопросе Пахотина послышалась даже некоторая обида.

– Да, разумеется, – поспешил успокоить Гуров. – Просто чем больше источников информации, тем яснее предстает общая картина. Поэтому я подумал…

В этот момент дверь открылась, и в кабинете директора снова появилась Лариса Петровна.

– В последний раз в часть ездили третьего числа, – сообщила она. – Назаров привозил оптические винтовки для ознакомления, пистолеты и патроны для тира. Его группа тренировалась с боевыми.

– То есть получается, что в военной части ваши представители были около двух недель назад? – уточнил Лев.

– Да, около того.

– А вот это винтовки, привезенные для ознакомления, их, наверное, потом увезли обратно?

– Да, если оружие берут только для ознакомления, его увозят сразу же после занятий.

– На чем, если не секрет?

– Спецмашина, – бодро вклинился в разговор Пахотин. – Спецтранспорт нам выделяет военная часть, так что транспортировка производится по всем правилам. Риски минимальны.

Поняв, что переговорить с водителями этого «спецтранспорта», как он надеялся, ему не удастся, Гуров стал прощаться. К теме общения с обучающимися он тоже не вернулся, чем очевидно, весьма порадовал Пахотина.

– Приятно было побеседовать, – приторно улыбаясь, произнес он. – Если возникнут какие-то дополнительные вопросы, обращайтесь, всегда рад буду помочь.

– В самом деле? Очень любезно с вашей стороны, – в том же официально-вежливом тоне ответил Гуров. – Тогда продиктуйте, пожалуйста, номер своего телефона. Вдруг действительно придется обратиться.

Записав телефон директора, Лев вышел на улицу. Но ехать обратно в часть он не спешил.

Результаты поездки в фирму «Щит» не удовлетворили Гурова. Разговор получился сумбурным, и единственная информация, которую он уяснил для себя достаточно четко, состояла в том, что его собеседнику очень не хотелось делиться какой-либо информацией.

Причем особенно странным было то, что затруднения вызывали самые простые и безобидные, казалось бы, вопросы.

«Что это за страшный секрет – периодичность посещения военной части? – думал Лев. – Ведь эту информацию можно получить из нескольких источников, сделать из нее военную тайну не удастся при всем желании. Та же Лариса Петровна просветит. В конце концов, есть водители, которые занимаются транспортировкой».

Мысль о водителях напомнила ему о намерении пообщаться со «студентами» фирмы «Щит», которое он так и не смог осуществить. Он уже понимал, что через главных действующих лиц этой истории подобраться к чему-то конкретному не удастся, и что, если он хочет получить хоть какую-то зацепку, нужно плотнее поработать с теми, кто менее заметен или находится, так сказать, на подхвате. Возможно, именно разговор со «студентами» возместит ту информационную недостачу, которая так ощущалась после разговора с директором.

Чтобы оценить шансы на проведение такого разговора без ведома администрации, Лев направился по периметру здания в поисках того самого «черного хода», через который, по словам Пахотина, его обучающиеся попадают в учебные аудитории.

«В конце концов, наиболее интересную информацию о взрыве дали рядовые, обычные солдаты-срочники, – размышлял он, подходя к торцу. – Ведь это именно они рассказали о том, что на соседнем складе лежат артиллерийские снаряды. То есть именно благодаря им стала понятна причина столь решительных действий командования, отправивших солдат расчищать прилегающую территорию, даже не считаясь с тем, что совсем рядом гремят взрывы и существует реальная угроза жизни этих самых солдат. Возможно, и «студенты» смогут рассказать что-то такое, благодаря чему станет боле понятной скрытность их директора».

Однако, дойдя до торцевого входа, Гуров понял, что пообщаться с ними без ведома администрации ему не удастся. В открытую дверь был виден турникет и точно такая же стеклянная будочка с охранником, какая стояла в вестибюле главного входа. Нетрудно было догадаться, что, как только полковник представится охраннику и сообщит, что хочет поговорить со «студентами», об этом сразу же доложат Пахотину.

Вариантов действия в подобной ситуации было два: дождаться окончания занятий, когда обучающиеся сами выйдут на улицу, либо подъехать утром, чтобы поймать момент, когда они будут заходить.

Взглянув на часы, Лев выбрал второй вариант. Он не знал, в какое время заканчиваются занятия в «Щите», зато точно знал, что очередной рабочий день подходит к своему завершению. Артем наверняка уже подготовил необходимый ему доклад, и Гурову не терпелось с ним ознакомиться. Кроме того, и командир части обещал к вечеру предоставить некоторые интересные документы. Припомнив все это, Лев понял, что объем и значимость информации, которая ожидает его в части, значительно превышает объем данных, которые он может получить здесь, и уже не колебался в выборе приоритетов. Быстрым шагом вернувшись к машине, он завел двигатель и поехал в часть.

– О! Вот и Лев Иванович, – бодро приветствовал Артем его появление в кабинете. – А я тут у вас хозяйничаю.

– Правильно делаешь. Сиди, сиди, – остановил Лев коллегу, пытавшегося встать из-за стола, чтобы освободить место старшему по званию. – Ты тут так уютно угнездился, что даже не хочется тебя беспокоить. Это – материалы допросов? – кивнул он на бумаги, лежавшие перед Артемом.

– Да, то, что вчера наработали в части мои ребята, и еще вот одна папочка специально для вас. Принесла секретарша, сказала, что эти материалы вам очень нужны. Я не стал смотреть, так что по этому поводу ничего сказать не могу. Для вас, значит, для вас. Посмотрите сами.

– А по поводу того, что наработали ребята, можешь что-нибудь сказать?

– Кое-что могу, но не так много, как хотелось бы, – ответил Артем. – Вроде бы и времени потратили целый день почти и народу целую кучу опросили, а реальных результатов, как говорится, кот наплакал. Мы старались опросить всех, кто в тот день общался с Рыбаковым, то есть накануне смерти, и, в общем-то, цели, кажется, достигли. Но проблема в том, что, кто бы с ним ни общался, все на вопрос о теме этого общения отвечали до обидного одинаково – крыл матом.

– Можно понять. Человек был в расстройстве, – усмехнувшись, заметил Гуров.

– Да уж. Видимо, поэтому весь день взбадривал себя крепкими напитками. Запах спиртного во время разговоров с Рыбаковым отмечают практически все.

– А еще что-нибудь интересное отмечают?

– Практически ничего. Обычный распорядок дня, обычные распоряжения, разве что более эмоционально отданные. Чего-то выдающегося, необычного, такого, что могло бы намекнуть на зреющее в глубине души роковое решение, такого, похоже, никто не замечал. Рыбаков был зол и пьян – вот общее впечатление тех, кто общался с ним, если выразить его в двух словах. У меня, конечно, еще не такой большой опыт, но все-таки, на мой взгляд, в преддверии задуманного суицида человек бывает подавленным. А здесь совершенно наоборот – агрессия и повышенная активность. В таком состоянии гораздо больше вероятность пристрелить в сердцах кого-нибудь другого, но уж точно не себя.

– Того, кто попадет под горячую руку?

– Именно. Единственный нюанс здесь это то, что мы пока не опрашивали Зыбина. Непосредственно после происшествия он, как вы знаете, был в стельку пьян и к общению непригоден, а потом я уже намеренно велел его не трогать, помня ваше распоряжение. Может быть, именно Зыбин смог бы рассказать что-то действительно интересное, ведь в тот день он тоже общался с Рыбаковым. Но раз вы сказали…

– Отлично. Молодец, что не велел трогать. Насчет Вити у нас будет особая стратегия. Так, значит, допросы в части мало что дали?

– Можно сказать, практически ничего. Только зря время потратили.

– Не спеши с выводами. Отрицательный результат – тоже результат. Вспомни про тот пресловутый режим полного благоприятствования, который нам так старательно обеспечивали после смерти Рыбакова. Мне же тогда это показалось странным. Слишком уж резкий переход от полного неприятия к полному благоприятствованию. Что это могло означать? Только одно – ситуация изменилась, и теперь уже никто не боится быть уличенным, какие бы факты мы ни обнаружили.

– Все можно свалить на Рыбакова? – проницательно взглянул Артем.

– Разумеется. Эта «внезапная» смерть всем на руку, и проиграл от нее, похоже, только сам Рыбаков.

– Не зря так злился, – усмехнулся Артем.

– Вот-вот. Что там с экспертизой?

– О, с экспертизой все гораздо интереснее. Во-первых, установили время смерти. Это случилось около четырех утра, то есть уже после того, как Зыбин вернулся домой. Он, если помните, пришел во втором часу ночи. Это вроде бы свидетельствует в пользу самоубийства. Тем более что выстрел действительно был произведен из пистолета, обнаруженного в руке у Рыбакова, и отпечатки на оружии только его собственные.

– Пистолет тоже его собственный? – уточнил Лев.

– Да, его. Табельное оружие. Так вот, эти данные вроде бы указывают на самоубийство. Но по утверждению тех же экспертов, количество алкоголя в крови таково, что ему впору бы умереть от интоксикации, а не от пули.

– Что, хорошо набрались с дружком?

– Более чем. Если верить этим эскулапам, при такой дозе он не только не смог бы обдумать и выполнить план какого-либо последовательного действия, а просто не смог бы встать с кровати. И этот факт уже с самоубийством никак не вяжется. Вот такой вот неоднозначный вывод.

Произнеся эту итоговую фразу, Артем вопросительно воззрился на полковника, будто хотел услышать от него моментальное и стопроцентное объяснение этого странного противоречия. Но у Гурова объяснений не было.

– Я тебе, Артем, вот что скажу, – после небольшой паузы произнес он. – В этом деле еще много чего такого, что не вяжется с самоубийством. И ясно пока только одно: от тех, кто был заинтересован в том, чтобы оно совершилось, внятных объяснений мы не дождемся. Поэтому я тебе и сказал, что время на безрезультатные допросы в части, возможно, потрачено не так уж напрасно. Теперь не только мы с тобой, но и уважаемое командование знает, что пользы с этих допросов мы получили ноль. Задействовали все резервы и в результате отъехали с тем же, с чем приехали. Единственная полезная информация, которой мы на данный момент располагаем, это та, что предоставил нам уважаемый господин Калачев. А он, если ты помнишь, согласно своей политике наибольшего благоприятствования, на эту информацию не скупится. И документы по движению боеприпасов нам предоставил, и договора со «Щитом», как я понял, тоже не утаил, – кивнул Лев на папку, лежавшую на столе.

– С каким «Щитом»? – удивленно спросил Артем.

– Есть такая интересная организация. Готовит частных охранников, а заодно и бойцов для ЧВК. Это – по непроверенной пока информации. Бойцов, разумеется, нужно научить стрелять, иначе какие же это бойцы. Но вот досада, помещений, где можно было бы хранить боевое оружие и припасы, у организации нет. И полигона тоже нет, чтобы в стрельбах из этого оружия тренироваться. Чтобы как-то решить проблему, организация заключает договор с близлежащей военной частью и арендует у нее определенную площадь в хранилищах, а также, время от времени, и военный полигон. Оружие организация иногда использует прямо на полигоне, а иногда перевозит к себе под крышу для предварительного ознакомления тех, кто потом будет из него стрелять. И расписание этих перевозок оказалось такой большой тайной, что, как ни пытался, никакого толку я не мог по этому вопросу добиться. Хотя разговаривал с самим директором.

– И поэтому вы решили получить те же самые сведения в части? – в свою очередь кивнул на папку Артем.

– Да, Калачев пообещал, что мне подготовят все документы, отражающие, чего, куда и сколько было вывезено. И поскольку во всех документах, как правило, проставляется дата, то из них же мы сможем почерпнуть информацию и о периодичности. Только что-то подсказывает мне, что и эта информация не очень много даст нам полезного. Вспомни ведомости о перемещении боеприпасов. Сколько бумаги мы с тобой перемолотили. А толку? Узнали только то, что ничего не известно. Никакого перемещения в документах не зафиксировано, а тем не менее боеприпасы на «пустом» складе лежали. Как так вышло? Спросите у Рыбакова.

– От ведомостей толку оказалось немного, это точно, – согласился Артем. – Но все-таки кое-что интересное мы узнали. Я гранатометы имею в виду. Точнее, их отсутствие.

– Чистая случайность, согласись. Могли бы и не заметить. При таком объеме документации было бы неудивительно.

– Наверное, на это они и рассчитывали.

– Разумеется. Вот и с этим «Щитом», думаю, что-то похожее будет. Я тебе что хочешь могу поставить, что все в этой папке правильно, а если что неправильное обнаружится, то объяснить это снова сможет лишь Рыбаков.

– Заколдованный круг.

– Это я и пытаюсь тебе втолковать. Именно – круг, причем не сам собой возникший, а довольно искусно организованный чьими-то умелыми руками. И нас с тобой по этому кругу пытаются водить.

– Кажется, не без успеха, – саркастически усмехнулся Артем. – По крайней мере, от истины мы сейчас, похоже, так же далеко, как и в начале расследования.

– Очень тонкое замечание, коллега, – одобрил Гуров. – Водить нас за нос, пусть и с некоторыми небольшими накладками, им действительно до настоящего момента вполне удавалось. И теперь, когда мы с тобой эту игру разгадали, наша главная задача – не дать догадаться об этом оппонентам. Пусть думают, что продолжают вешать нам лапшу на уши. Мы же тем временем должны активизировать работу совсем на других направлениях.

– На каких именно? – с интересом взглянул на него Артем.

– Понятно, что от высоких начальников никакого толку в этом деле мы с тобой не добьемся, – начал пояснять Лев. – Все они повязаны каким-то большим секретом, и, судя по всему, секрет этот достаточно серьезный. Ни люди уровня Калачева, ни приближенные к ним этот секрет не выдадут. Чтобы добиться успеха, нужно действовать на мелкую сошку. И здесь для нас немалым подспорьем может оказаться многоуважаемый Виктор Зыбин.

– Надеюсь, – заметил Артем и с усмешкой добавил: – Если он будет в состоянии оказаться подспорьем. Я тут на всякий случай попросил кое-кого присматривать за ним. Мало ли… все-таки последний, кто в тот день общался с Рыбаковым. Если мы его решили пока не трогать, это ведь не значит, что нужно совсем упускать из вида.

– Молодец, соображаешь, – похвалил Гуров. – Упускать из вида его не следует ни в коем случае. Только почему ты думаешь, что он не в состоянии для нас подспорьем оказаться?

– Разведка доносит, что он с того самого памятного вечера не просыхает. Каждый день «подогретый» на службу является.

– Вон оно как, – задумчиво проговорил Лев. – Хм, а ты знаешь, вполне возможно, что эта его ежедневная «подогретость» есть самое надежное доказательство, что в качестве подспорья Витек – именно то, что нужно. Ты сам подумай, с чего бы ему все время себя «подогревать»? Повторять, так сказать, плохой пример безвременно почившего друга? Не иначе, догадывается он, что «самоубийство» это шито белыми нитками. Командиры-то знают точно, поэтому спокойны. А этого в важные дела не посвящают, не дорос, но для мелких услуг в некоторых случаях используют.

– Как, например, в случае с этим «самоубийством»? Думаете, Зыбин не сам собой в тот вечер пришел в гости, а решил навестить друга по чьей-то убедительной просьбе?

– Очень может быть. Ясно одно: после Зыбина к этому самому «другу» приходил еще кто-то, и вполне возможно, что Витька для того и послали к Рыбакову, чтобы он предупредил об этом самом посещении. Это, конечно, только предположение, но…

– Предположение весьма вероятное, – закончил фразу Панфилов.

– Да, я тоже так думаю. Поэтому стратегия наша в отношении гражданина Зыбина будет следующая. Поскольку после заключения экспертизы у следствия появились подозрения, что самоубийство Дмитрия Рыбакова – это не совсем самоубийство, то оно посчитало целесообразным задержать до выяснения всех обстоятельств дела человека, который последним с упомянутым Рыбаковым общался. То есть небезызвестного нам Виктора Зыбина.

– Хотите помариновать его в СИЗО, пока дойдет до кондиции и выложит заказчика?

– Насчет заказчика не уверен, но второго позднего гостя Рыбакова Зыбин вполне мог знать лично. Возможно, тот и явился еще до того, когда Витек ушел. Жена ведь не слышала, что там, на второй половине происходит.

– Возможно, других вариантов просто не было. Судя по концентрации алкоголя в крови Рыбакова, Витек – единственный, кто на тот момент был более-менее вменяемым. Ведь он даже сам сумел добраться домой.

– Да, подвиг немалый, – усмехнулся Гуров. – Я, собственно, об этом и пытаюсь сказать. Вполне возможно, что Витек знает, кто в ту ночь приходил к Рыбакову. А может быть, и не знает. Но в любом случае просто так он ничего нам не расскажет. Здесь явно замешаны чьи-то непростые интересы, так что давление, в той или иной форме, оказывать все равно придется. Сейчас Витя у нас, по-видимому, расслабился и заливает горе. На мой взгляд, момент для задержания вполне подходящий. С одной стороны, его подбодрит, так сказать, неожиданность этого происшествия, а с другой – практический опыт неоднократно доказывал, что для потенциальных подозреваемых нет более подходящего вытрезвителя, чем СИЗО. Когда человек приходит в сознание не где-нибудь, а на нарах, это действует лучше всякого словесного аргумента. Думаю, после такой предварительной «обработки» разговорить Витю будет не так уж сложно.

– Что ж, очень может быть, – согласился Артем. – Так что, мне высылать людей на задержание?

– Высылай, Артем, – взглянув на часы, сказал Гуров. – Время уже позднее, регулярная армия отдыхает, и Витек наверняка если не дома, то на пути к родному очагу. Он, по-моему, живет на территории части, в тех самых трехэтажках?

– Да, там, – подтвердил Артем.

– Вот и займись. Об исполнении доложи и можешь отдыхать. А я сейчас разделаюсь с этой папочкой и тоже отправлюсь восвояси.

Выдав задание молодому коллеге, Лев занялся документами, где были зафиксированы взаимоотношения военной части и фирмы «Щит». Как он и ожидал, во взаимоотношениях этих все было светло и безоблачно. По крайней мере, на бумаге. Договор о сотрудничестве, документы на выдачу боеприпасов и вооружений, все – в небольших количествах, как и полагается, когда это нужно исключительно для тренировок. Каждый факт проведения таких тренировок на полигоне в части и каждая транспортировка «ознакомительных» вооружений в фирму «Щит» были тщательно задокументированы, и в целом вся предоставленная Гурову «бухгалтерия» не вызывала ни дополнительных вопросов, ни подозрений.

«Даже как-то слишком красиво, – усмехаясь, думал он. – Как будто специально все эти бумажки делали как образец идеального ведения документации. Только нас этими образцами не обмануть. Мы на них уж собаку съели».

Даты на документах тоже имелись, и это позволило Гурову получить представление о периодичности взаимодействий фирмы с военной частью, которую так тщательно скрывал от него Николай Пахотин. Оказалось, что «свидания» были не так уж часты. В среднем представители «Щита» навещали партнеров каждые две недели.

«Помнится, эта Лариса Петровна, занимающаяся учебной работой, говорила, что последнюю партию вооружений заказывал некто Назаров. Причем как раз около двух недель назад, – вспомнил недавний разговор Лев. – Значит, по всей видимости, вскоре мы должны ожидать нового визита друзей. Очень интересно было бы посмотреть, как это происходит на практике. Столько разговоров, столько тайн вокруг этих «товарищеских взаимоотношений». Поневоле просыпается нездоровое любопытство».

В этот момент он еще не знал, как неожиданно повернутся события и насколько своеобразным будет способ, которым ему придется это самое любопытство удовлетворять.