Как ни подгонял полковник Гуров судмедэкспертов, как ни давил властью генерал Орлов, а результатов вскрытия Олега Плотарева ждать пришлось почти до полудня. Сами результаты мало что прояснили. На теле Плотарева эксперты обнаружили обширную гематому в затылочной области, дающую возможность предположить, что удар был нанесен тяжелым тупым предметом задолго до смерти Плотарева. Кроме того, были обнаружены множественные ушибы на ногах, руках и спине.

Впрочем, побои криминалисты исключили, заявив, что данные повреждения он мог получить в результате падения с высоты. Относительно отрезанных ступней ответ дали однозначный: ступни Плотареву отрезало колесами поезда. Основная версия звучала так: Плотарева ударили по затылку тяжелым предметом и выкинули из поезда, где он попал под проходящий поезд и лишился ног. Только после этого он упал с высокой насыпи железнодорожного моста. Каким образом ему удалось преодолеть расстояние от моста до места, где его нашли, оставалось загадкой.

Но опера-важняки и этому были рады. По крайней мере, теперь они могли сузить круг поиска. Плотарев не успел доехать даже до Твери. Для того чтобы забрать с места его падения ступни, преступник должен был либо выпрыгнуть из поезда следом за ним, либо сойти на ближайшей станции. А ближайшей к Новозавидовскому мосту была станция в Редкино. Поезд там даже не останавливался, но скорость снижал до минимума, и железнодорожные пути пролегали по ровной местности. С такими исходными данными можно было работать.

Изучив отчет, Гуров принял решение отправить в Редкино опера из своего отдела. Пусть поспрашивает людей, может, кто-то что-то видел? Ехать в Редкино выпало капитану Воскобойникову, парню толковому и с большим опытом оперативно-розыскной работы. Выделив ему транспорт, Гуров провел инструктаж, и к часу дня тот отбыл в Редкино. На всякий случай Лев связался с районным отделом, чтобы встретили парня и помогли с выполнением задания, а в случае необходимости и на постой определили. По Ленинградке до Редкино езды не меньше двух с половиной часов, да еще на поиски неизвестно сколько времени уйдет, а он строго-настрого наказал Воскобойникову без положительного результата не возвращаться.

Стас Крячко взялся объехать те места, что ему указали как возможные места работы Захарченко. Сам же Гуров отправился добивать список приятелей Захарченко по студенческим годам. Список этот, благодаря работе районных оперов, значительно сократился. Ему оставалось объехать всего четыре адреса. Троих из списка он обработал до четырех вечера, последний жил в пригороде Москвы, в поселке под названием Гольево.

Поселок Гольево оказался совсем мизерным, всего четыре улицы, да садоводческое товарищество. Нужную улицу отыскать труда не составило, и хозяин дома номер восемь, к счастью, оказался дома. Гурова он встретил настороженно. Минут пять изучал удостоверение, прежде чем пригласить в дом. В доме у университетского приятеля Захарченко, Сергея Бабукина, что называется яблоку негде было упасть. Сам хозяин, его супруга, престарелые родители и детей целых восемь душ, все мал мала меньше. У Гурова от такого количества жильцов в глазах зарябило.

– Богато живете, – пошутил он, кивнув на угол, где ребятня затеяла веселую возню.

– Не жалуюсь, – неприветливо отозвался Бабукин.

– Где мы можем побеседовать без помех? – спросил Лев, принимая строгий тон хозяина.

– Отдельных апартаментов предложить не могу, – пробурчал Бабукин. – Можем в кухню пройти. Там поспокойнее.

– Отлично! А кухня у вас где?

– На улице, – хмыкнул Бабукин. – В доме готовкой заниматься – задохнемся от жары. Супруга моя с утра до ночи готовкой занимается. То ребятне, то скотине прокорм варит.

– На улице так на улице. – Гуров поежился, вспомнив, что синоптики пророчили усиление мороза. – Показывайте дорогу.

Хозяин накинул на плечи старенький тулуп и вышел в сени. Лев последовал за ним. Пройдя через двор, Бабукин остановился возле низенького строения, обмазанного глиной и беленого известью. Открыв дверь, щелкнул выключателем и пропустил гостя вперед. Гуров вошел в помещение, состоящее из одной комнаты, большую часть которой занимала русская печь. В самой комнате оказалось довольно тепло. Бабукин ткнул пальцем в сторону скамьи:

– Присаживайтесь, в ногах правды нет, – и сам первым уселся на край. – Выкладывайте, с чем пожаловали?

– Меня интересует Владимир Захарченко, – пояснил Лев, – помните такого?

– Володьку? Конечно помню! – почему-то обрадовался Бабукин. – А с чего это он вас интересует?

– Пропал он. У себя в квартире не появляется, к матери носа не кажет, и телефон отключен.

– Все правильно, не живет он в своей квартире, – охотно сообщил Бабукин. – Пусто там, мысли всякие одолевают.

– Это он вам сказал?

– А кто же еще? Сам я, что ли, придумал?

– Значит, вы с Владимиром общаетесь?

– После отсидки-то? Есть такое дело, – не стал отрицать Бабукин. – Какое-то время Володька у меня жил. Сами видели, в моем доме народу – не протолкнешься. Каждому по слову скажешь, вот и день прошел, дурным мыслям места и не останется.

– Владимир сам с вами связался после освобождения?

– Сам, как же еще. Приехал на попутке, а жена моя, Светлана, его и уговорила. Поживи, говорит, пока не отпустит. Она у меня из детдомовских, в душевных терзаниях и в одиночестве толк знает. Сердобольная.

– И Владимир остался?

– А чего не остаться? Денег за постой мы с него не брали, работой не заваливали. Так, кое-что по хозяйству помочь. Да ему не в тягость было. Месяца два безвылазно у нас прожил. Потом потихоньку в город выезжать начал, работу нашел. У нас только наездами стал появляться. Светлана сказала, значит, нашел силы дальше жить. Я с ней согласился, но угол для Володьки до сих пор держу.

– Когда он был у вас последний раз?

– Да дня два назад. – Бабукин наморщил лоб, пытаясь вспомнить подробности. – Приехал, часа три погостил и снова уехал.

– А вас не удивило, что после стольких лет Владимир к вам за поддержкой обратился?

– Признаться честно, удивило. Мы ведь с Володькой не особо дружны были. Он все больше с Олежкой Плотаревым знался. Тот – птица высокого полета, не чета нам со Светланой. Мы ведь еще в институте поженились, а потом она мне каждый год по двойне рожать взялась. Как институт окончил, года два по специальности работал. Жене государство квартиру в Москве выделило, там и жили. Потом понял я, что на государственных харчах мы долго не протянем, продал квартиру жены и сюда, к родителям, переехал. Светлана добро дала. Деньги от продажи квартиры как начальный капитал использовали, свое хозяйство завели. Сейчас живем не то чтобы богато, но и не бедствуем. Сперва хотели дом новый отстроить, но потом еще пару оболтусов родили, и мечты о новом доме на задний план отошли. Теперь вот в избушке ютимся. Тесно, но дружно. Думаю, Володька потому к нам и подался, что хотел тепло настоящей крепкой семьи почувствовать. Мать-то его в душевном плане не особо мягкая женщина. Да и с мужиком она живет, а тот Володьку в своем доме видеть не желает. Где угодно, только не у себя в квартире.

– С этим разобрались, – мягко остановил поток воспоминаний Бабукина Лев. – Скажите, Сергей, в последний приезд Владимир своими планами с вами не делился?

– Как не делился? Рассказал кое-что, – не стал утаивать Бабукин. – Женщина у него появилась. Кто такая – не рассказывал, сказал лишь, что надеется сделать эту женщину счастливой. Сюрприз ей готовил.

– Сюрприз? – переспросил Гуров.

– Ну да, сюрприз. У сожителя его матери в Подмосковье что-то вроде дачи имеется, так он хотел туда свою женщину отвезти. Устроить романтические выходные или что-то в этом роде. Машину у меня просил, не на электричке же невесту везти?

– Машину?

– Да какая там машина, – рассмеялся Бабукин, – так, рыдван. Старенький «москвичонок», но на ходу и внешне вполне приличный. Только я не дал. Прав у Володьки нет, а по мне, так после того, что с ним случилось, ему вообще за рулем делать нечего. Расстроился он, но решение мое принял стойко. Я денег ему предлагал, чтобы такси мог заказать, только он отказался.

– А ехать куда собирался? Где дача сожителя матери находится, не знаете? – спросил Гуров.

– Как не знать? Деревня Сосенки, это по Калужскому шоссе. Хорошее место. – Бабукин мечтательно улыбнулся. – Вот где жить – не тужить. Там и речка шикарная, и лес, и цивилизация рядом. Туда летом бы сгонять, но и зимой там красиво.

– Значит, Владимир в Сосенки собирался? Вы уверены?

– Уверен, он еще раньше про этот дом рассказывал, а когда последний раз приезжал, все местные красоты описывал. Собирался поехать туда, дом протопить, а уж потом женщину свою везти, – подтвердил Бабукин.

– Что-то еще о женщине рассказывал?

– Нет, про нее он мало говорил, все больше про деревню. Волновался, оценит ли сюрприз, поедет ли с ним? Хочу, говорит, одним махом все ошибки молодости исправить. – Бабукин невесело улыбнулся. – Наивный человек. Разве ж такие ошибки можно исправить? Нет, это пожизненный приговор. Человека убить, это вам не буханку хлеба в сельском магазине спереть.

– Что ж, спасибо за информацию, – поблагодарил Гуров. – Пожалуй, поеду, не буду больше вас от домашних забот отвлекать.

Бабукин поднялся, проводил его до калитки и только тогда поинтересовался:

– А вы зачем Володьку-то ищете? Я ведь так и не спросил. Вы когда появились, я думал, что мои сорванцы снова набедокурили. Испугался, вот и не успел выяснить, за какой нуждой вам Володька.

– Это неважно, – ответил Лев. – Считайте, что хочу ему помочь ошибки молодости исправить.

– Ну да. Ну да, – промычал Бабукин. Гурову он не поверил, но настаивать не решился.

Лев уселся в машину, посигналил на прощанье и поехал прочь из Гольева. Бабукин стоял у калитки до тех пор, пока машина Гурова не скрылась из вида, только после этого накинул на калитку щеколду и вернулся в дом. Лев же ехал по дороге и размышлял. Если то, что говорил Бабукин, было правдой, то им с Крячко нужно было срочно выезжать в деревню Сосенки. Захарченко навещал Бабукина два дня назад, да еще хотел успеть посетить Сосенки до того, как привезет туда свою избранницу. Это давало шанс застать его в деревне.

Он свернул на обочину и набрал номер Крячко. Тот ответил не сразу, но когда трубку взял, заговорил, опережая Гурова:

– Лева, не знаю, как у тебя, а у меня снова глухо. Твой Захарченко точно шапку-невидимку прикупил. Никто его не видел, никто о нем не слышал. Удивляюсь, как ему это удалось? Я все места обошел, где грузчиков без оформления набирают, и все безрезультатно.

– Говорил бы поменьше, может, и узнал что стоящее, – оборвал Лев напарника. – Как быстро ты до деревни Сосенки добраться сможешь?

– Это что еще за место? – запыхтел в трубку Крячко. – Ты, Гуров, как всегда, в своем репертуаре, как только день рабочий к концу подходит, у тебя новые идеи возникают. А мне мчись за сто километров призраков лови.

– Дело стоящее, – сообщил Гуров. – Один из институтских приятелей Захарченко сообщил, что тот собирался ехать в Сосенки. Не один, а с женщиной. Так что можем застать его там.

– И как мы его в этих самых Сосенках отыщем? – не унимался Крячко. – Без точного адреса, да еще на ночь глядя.

– Адрес нам не понадобится, там всего три улицы и шестьсот душ населения. Найдем, не сомневайся, – заверил Лев. – У сожителя матери Захарченко там дом.

– Так, может, у него адрес и спросить? – предложил Стас. – Я до матери сгоняю, а завтра с утречка и отправимся.

– Нет, Стас, матери мы ничего говорить не станем, – возразил Гуров. – Она может предупредить сына, а нам это невыгодно. Так что кончай ныть и дуй в Сосновку. Я тебя на выезде ждать буду.

Из трубки все еще слышалось ворчание Крячко, но Гуров дал отбой. В том, что Стас приедет, он не сомневался. Сверившись с навигатором, снова завел машину и поехал по дороге на Сосенки. Добравшись до въезда в Дубровку, через которую проходила дорога на Сосенки, заглушил двигатель и откинулся на спинку сиденья в ожидании машины Крячко.

Пока ждал, было время поразмыслить. Гурову казалось странным, что нелюдимый Захарченко вдруг завел отношения с женщиной. Странным был даже не сам факт его внезапных отношений с представительницей противоположного пола, а то, как сильно она его зацепила. По словам Бабукина, он собирался, наплевав на предосторожность, сесть за руль, не имея водительских прав. И это спустя полгода после отсидки? Чем же эта женщина так привлекла внимание Захарченко? Молодостью и красотой? Возможно, но Гуров полагал, что дело здесь вовсе не в молодости. Что-то в этой связи настораживало его, только вот что именно, он понять не мог.

Выбрать дом сожителя матери, который терпеть Владимира не может, тоже казалось Гурову странным. Почему именно этот дом? Почему бы не устроить романтическую встречу на своей городской квартире? И хлопот меньше, и риска никакого. Но нет, он выбрал уединенное место для встречи. Дал ли сожитель матери свое согласие на использование дома как любовного гнездышка? Лев полагал, что такого согласия Захарченко и не спрашивал. Взять ключи он мог и у матери. Вот она наверняка оказала бы содействие в подобной авантюре. Может, и на машину денег дала.

Знала ли она о том, что у Захарченко появилась женщина, во время беседы с Гуровым? Он полагал, что нет. Тогда в какой момент Владимир мог взять ключи от дома в Сосенках у своей матери? Быть может, она дала их ему задолго до того, как тот решил его использовать? Освободился Захарченко летом, а в летний период почему бы матери и не предложить сыну съездить на природу. Расслабиться, отдохнуть от городской суеты, тем более что тот столько лет жил в четырех стенах. Возможно, все так и было. Возможно, Захарченко хранил ключи все шесть месяцев и лишь теперь решил ими воспользоваться. Скорее всего, сожитель матери зимой там не появляется, значит, и помешать не может.

И опять нестыковка. Если Захарченко решил начать новую жизнь, зачем ему ворошить старые обиды и слать угрозы Плотареву? Зачем подкарауливать его в поезде и выбрасывать на полном ходу из вагона? Или он встретил женщину своей мечты уже после того, как расправился с Плотаревым? Какая же тогда у него должна быть выдержка. Месяца не прошло, а он уже забыл о том, что сделал с бывшим лучшим другом, и строит планы на будущее. Довольно цинично.

И тут Гурова точно ледяной водой окатило. Что, если в Сосенки Захарченко потянуло вовсе не романтическое настроение? Что, если эта женщина, кем бы она ни была, узнала о том, что он сделал с Плотаревым, и теперь он собирается расправиться и с ней? От такой мысли у него вмиг вспотели ладони, и на лбу выступила испарина. Вот будет номер, если они с Крячко приедут в Сосенки и обнаружат в доме сожителя труп неизвестной женщины?

Додумать мысль Лев не успел. Позади его машины припарковался автомобиль Крячко. Прозвучал автомобильный сигнал. Гуров вышел из машины и направился к Крячко. Тот открыл окно водительской двери и, высунув голову, проворчал:

– Что-то ты неважно выглядишь, полковник. Устал с дороги или новая идея в голову пришла?

Лев на шутку не ответил. Он сел на сиденье рядом с Крячко и с ходу выложил ему все, что поведал Бабукин, а заодно и свои опасения. Выслушав друга, Крячко озабоченно покачал головой.

– Что-то в твоей теории есть, брат, – медленно произнес он. – Только вот что нам в этом случае делать? Неужели пойдем к Захарченко вдвоем?

– Есть варианты? – буркнул Лев и сам же ответил: – Вариантов нет. Мы не знаем, насколько сведения Бабукина верны, и уж тем более не знаем, насколько верно мое предположение. О подкреплении и речи быть не может. Придется действовать самим.

– Хоть пистолет у тебя с собой? – обреченно вздохнул Стас.

– Не брал, – коротко ответил Гуров.

– Отлично! Значит, на двоих у нас один ствол и совершенная неизвестность впереди, – фыркнул Крячко. – Ладно, полковник, не дрейфь. Бог не выдаст – свинья не съест. Заводи свою колымагу, поедем в Сосенки.

К деревне Сосенки подъехали ближе к десяти вечера. В окнах крайних домов свет уже не горел, сельские жители спать ложатся рано. Проехав метров сто, заметили огонек в окнах одного из домов. Остановились неподалеку. Гуров дал знак Крячко оставаться у машины, сам же пошел на огонек. Калитка оказалась не заперта, и он вошел во двор. Забрехала собака, и на ее лай на крыльцо вышел мужчина. Высокий, плечистый и с двустволкой в руках. Раскатистый бас огласил округу:

– Кого черти на ночь глядя принесли?!

– Полиция, – негромко ответил Лев, подходя ближе к крыльцу. – Не шуми, хозяин, разговор есть.

– С разговорами утром приходи, – не особо гостеприимно отозвался мужчина.

– Не стоит грубить, – мягко осадил его Лев. – К вам не сопляки из областного отдела пожаловали. Полковник Гуров, Московский уголовный розыск. – Он достал удостоверение, махнул «корочками» и снова заговорил: – Вы бы ружьишко прибрали, не хватало еще с огнестрелом разбираться.

– А ты мне не указывай, я на своей территории. Имею право защищаться, – проворчал мужчина, но ружье опустил. – Какого лешего вам здесь надо?

– Дом один ищу, хозяин его в Москве живет. Много у вас таких?

– С десяток наберется, – подумав, ответил мужчина.

– А к кому-то из них гости недавно не приезжали? Пришлые в деревне есть?

– У Стукалина два дня назад гость объявился. В магазин приходил, мне баба рассказывала.

– Описать сможете?

Мужчина дал описание пришлого, под которое вполне мог подойти и Захарченко. Гуров удовлетворенно кивнул и снова спросил:

– Показать дом сможете?

– Сам ищи, коли надо, – заявил мужчина. – По Сосновой улице крайний дом. Он приметный, за частоколом. У нас в деревне больше таких заборов нет, не ошибешься.

– А Сосновая улица, это которая? – уточнил Лев.

– Вот эта самая и есть Сосновая, – хохотнул мужчина. – Поедешь до конца улицы, по левой стороне дом Стукалина найдешь. Ну, бывай, полковник из уголовного розыска. Надеюсь, больше тебя не увижу.

Он развернулся и скрылся в доме, а Гуров с минуту постоял и вернулся к Крячко. Посовещавшись, решили до конца улицы не ехать, чтобы звук двигателей, издалека слышный в ночной тишине, не спугнул Захарченко. Не доехав дома три, заглушили моторы и дальше пошли пешком.

Указанный дом нашли легко. Забор возле дома и впрямь приметным оказался. Крячко пошел вдоль забора, намереваясь зайти с тыла. Гуров выждал минут пять и прошел к крыльцу. Окна дома оставались темными, никакого движения Лев не заметил. Он попытался заглянуть в ближайшее к крыльцу окно, но ничего рассмотреть не сумел и вернулся на крыльцо. Досчитав до трех, громко постучал в дверь. Прислушался, в доме по-прежнему было тихо. Постучал еще раз, выждал пару минут и дернул за ручку. Дверь легко открылась.

«Не к добру это, – пронеслось у него в голове, прежде чем он перешагнул через порог. – Ой, не к добру». Сделав пару шагов Гуров громко крикнул:

– Хозяева, кипятком не угостите? Движок замерз, отогреть бы.

Ему никто не ответил. Тогда он пошарил рукой по стене, нащупал выключатель и щелкнул им. Свет залил просторную комнату. Гуров опустил глаза вниз и с досадой выругался. Позади уже маячил Крячко.

– Ни хрена себе, подарочек, – негромко протянул Стас.

На полу посреди комнаты лежал мужчина. И Гуров, и Крячко безошибочно узнали в нем Владимира Захарченко. Одного взгляда оказалось достаточно, чтобы понять – больше Владимиру Захарченко за рулем не сидеть. Остекленевший взгляд уперся в потолок. Бывший зэк был мертв, и, судя по всему, смерть наступила не один час назад.

– Вот так поворот, – снова подал голос Крячко. – Ты вот про какую-то женщину беспокоился, а волноваться стоило за самого Захарченко. Кто бы мог предположить?

– Кончай философствовать, – остановил его Гуров. – Двор осмотреть надо, вдруг тот, кто это сделал, где-то поблизости ошивается?

– Да брось, Лева, его давно след простыл, – возразил Стас. – Ты на труп взгляни, он уже окоченел.

Гуров взглянул на труп. За свою карьеру он повидал много трупов, и даже без заключения экспертов мог сказать, что из этого тела жизнь ушла не менее шести часов назад. Трупное окоченение захватило все члены, зафиксировав позу покойного. Из уроков по криминалистике Лев помнил, что в холодную погоду труп застывает быстрее, а в доме было достаточно холодно. Печь, если и топили, то не меньше суток назад, за это время дом остыл до минусовой температуры. К тому же форточки в комнате оказались открыты. Сделал ли это убийца нарочно, для того чтобы экспертам сложнее было определить точное время смерти, или хотел отсрочить момент, когда тело начнет разлагаться и издавать резкий запах? Или же это сделал сам покойный? Перетопив печь, решил проветрить помещение, а закрыть форточки уже не успел. На этот вопрос ответа у Гурова не было.

– Стас, проверь двор, – повторил он просьбу. – Хотя бы ради того, чтобы лишний раз не думалось.

– Ладно, твоя взяла. Ты тут хозяйничай, а я схожу во двор. Фонаря здесь не видишь? – Крячко пробежал глазами по открытым полкам. – На улице темно, хоть глаз выколи.

– В сенях посмотри, обычно там хозяева фонарь держат, – посоветовал Лев.

Крячко прошел в сени, пошарил по полкам и действительно обнаружил там фонарь. Щелкнул кнопкой, слабый луч осветил дорожку, ведущую к крыльцу. Он сбежал с крыльца и стал медленно продвигаться в северном направлении, держась ближе к стенам. Обошел дом со всех сторон, но ничего подозрительного не заметил и вернулся к Гурову.

Тот продолжал осмотр дома. В большой комнате, которая служила хозяевам и гостиной и кухней одновременно, было довольно уютно. Два небольших диванчика современного дизайна расположились у противоположных стен. В дальнем углу красовалась печка-голландка, искусно сложенная из огнеупорного кирпича. Справа от печки стоял старомодный, но отреставрированный комод. На нем пристроились статуэтки индийских слонов, не из современных, а из бабушкиных запасов. Из цельного мрамора белого цвета, расставленные в ряд, от самого большого до самого маленького. Чуть дальше – этажерка с книгами. Книги выглядели пыльными, давно не тронутыми, а вот о слониках кто-то явно позаботился. Они буквально блестели даже от тусклого света лампы, так их натерли. На стенах над диванами висели картины. Ничего особенного, привычные пейзажи, написанные хоть и маслом, но не на холсте, а на простой бумаге.

Центральное место занимал обеденный стол, возле которого лежало тело. Два стула, один из которых опрокинут, совсем недавно были придвинуты к столу. На столе две свечи в подсвечниках, которые так и не успели зажечь. А прибор один. Возле него кастрюля, прикрытая крышкой, и миска с салатом. И никакого спиртного. Если здесь и затевался романтический ужин, на сервировке стола это не отразилось. Глядя на стол, создавалось впечатление, что хозяин накрыл стандартный холостяцкий ужин. Только свечи в эту картину никак не вписывались.

Гуров осмотрел тело. Первый удар пришелся в область виска. Его нанесли внезапно и с такой силой, что височная кость вдавилась в череп сантиметров на пять, а затем брызгами разлетелась по комнате. Лев надеялся, что Захарченко умер мгновенно, потому что остальные раны выглядели ужасающе. Лицо нападавший не тронул, наверное, помешали открытые глаза. Скорее всего, после первого удара Захарченко упал на пол, опрокинув стул. Нападавший должен был опуститься на колени, чтобы нанести остальные удары. Их было не меньше десяти, все в область черепа. К тому моменту, как у нападавшего иссяк запал, череп Захарченко превратился в одно сплошное месиво из волос, костей и мозговой жидкости.

Тот, кто это сделал, должен был основательно запачкаться. Брызги крови, частицы костей и мозга разлетелись по всей комнате. Они попали на беленые стены, на резную этажерку, на стоящий в двух метрах комод. Даже на потолке были брызги. При этом ни руки, ни ноги, ни туловище не пострадали. Будь Захарченко жив, он бы отбивался, а если бы не было сил отбиваться, то попытался бы отползти или, на худой конец, прикрыться руками. Ничего подобного не произошло. Поза трупа говорила о том, что смерть наступила мгновенно.

– Долго ты его разглядывать будешь? – появляясь в дверях, спросил Крячко. – Все равно ничего нового не углядишь. Надо экспертов вызывать, им есть где развернуться.

– Вызывай, – не поворачивая головы, ответил Гуров. – И скажи, чтобы поторопились.

– Знаю. Мне самому неохота здесь на всю ночь застрять, – проворчал Стас.

Гуров поднялся. Обошел комнату по периметру, оглядывая каждый сантиметр пола. По его разумению, на полу и на тканевых дорожках должны были остаться следы нападавшего. Не стал бы он разуваться, прежде чем приступить к грязному делу. А следы отсутствовали, и это напрягало. Осмотрев комнату, Лев прошел в закуток, где хозяин хранил посуду. Там же стоял холодильник, и он заглянул в него. На верхней полке лежала начатая палка колбасы, кусок сыра в вакуумной упаковке, тоже начатый. На второй полке в кастрюле мариновалось мясо. В корзинке для фруктов лежали яблоки и виноград. В дверце – след от бутылки, судя по цвету, здесь стояла початая бутылка красного вина. Возможно, хозяин открыл ее заранее, а затем убрал в холодильник, чтобы вино оставалось холодным.

Гуров заглянул в мусорное ведро. Остатков пищи там не было, как и пустой бутылки. «Любопытно, – подумал он. – След есть, а бутылки нет. Мог ее забрать убийца? Как знать». Осмотрев посуду, заметил, что на полке стоят два совершенно новеньких фужера. На них еще сохранились водяные потеки. Кто-то не поленился вымыть их. Сам ли хозяин? Этот вопрос тоже остался без ответа. К тому времени Крячко закончил разговор и сообщил, что группа экспертов выехала вместе с труповозкой.

– Через час обещали быть на месте, – отчитался он. – Как успехи, Пинкертон?

– Кто-то заметал следы, – рассеянно глядя по сторонам, сообщил Гуров.

– Разумеется, заметал. Все преступники делают это, – съязвил Стас.

– Все, да не все. Подумай сам: глухая деревня, одинокий мужчина. Чего проще изобразить грабеж? Разнести все в доме, вытащить вещи из ящиков, разбросать их по комнате. Классический сценарий. Алкаши или наркоши залезли в дом, надеясь разжиться деньгами у московского гостя, но тот был не промах и оказал сопротивление. И тогда они его гантелькой по темечку, а сами деру. Но нет, здесь совсем другая картина.

– Вижу, у тебя уже есть своя версия? – предположил Крячко.

– Не совсем, – признался Лев, – но кое-что в этой комнате меня смущает. Тот, кто здесь побывал, явно попал «не в кон». Захарченко ждал даму, это несомненно. Свечи, фрукты в холодильнике, мясо в маринаде. Не удивлюсь, если во дворе приготовлен мангал под шашлыки.

– Есть такое дело, – подтвердил Стас. – Пока двор осматривал, видел.

– Вот и я о том же. В дверце холодильника след от бутылки с вином, а самой бутылки нигде не видно. И бокалы кто-то вымыл.

– Ничего удивительного. Бутылку унес убийца, ведь на ней могли остаться его отпечатки пальцев. На бокалах, кстати, тоже. Он просто избавился от улик.

– И пол, уходя, вымыл?

– А пол-то при чем? – не понял Стас.

– Следов этого таинственного гостя-убийцы в комнате нет. Что это значит?

– Что его обувь оказалась чище, чем тебе бы хотелось.

– Нет, Стас, это значит, что убийца вошел в дом босым. Кого мог впустить в свой дом Захарченко? – задал вопрос Гуров и сам на него ответил: – Того, кого он не опасался или делал вид, что не опасается. Он предложил ему снять обувь, провел в комнату. На столе стояли бокалы. Гость предложил выпить, и хозяин не смог отказать. Они выпили, завели разговор. Гость выждал момент и нанес хозяину сокрушительный удар. Такой удар, от которого тот упал замертво. Но убийца не остановился. Он опустился на колени и продолжал бить жертву раз за разом, пока не выдохся. Это могло произойти только в том случае, если их разговор разозлил гостя. По-настоящему разозлил, привел в бешенство. Вот как все было.

– И кем же, по твоей теории, мог быть гость? – спросил Крячко.

– Это мы и должны выяснить, – подытожил Гуров.

Крячко вздохнул и направился в тот угол, где совсем недавно Лев осматривал содержимое холодильника. Не дойдя до места, он вдруг застыл как вкопанный. Гуров проследил за его взглядом. Под этажеркой лежал складной нож, не декоративный, каких полно в сувенирных отделах гипермаркетов, а с нарезной ручкой, ручной работы. Такие мастерят умельцы на зоне. Ручка из цветного оргстекла, а в ней утопает лезвие из закаленной стали.

Стас медленно опустился на колено, достал из кармана платок и аккуратно поднял предмет. Положив его перед Гуровым на стол, он произнес:

– Похоже, гость Захарченко все же оставил нам сувенир на память?

– Думаю, тут ты прав, – согласно кивнул Лев.

Он перевернул нож другой стороной, той, на которой располагалась кнопка, и нажал на нее одним пальцем. Лезвие выскочило с тихим стуком.

– Ты это видишь?

– Скоба, – прочитал Крячко. – Это о чем-то тебе говорит, верно?

– Угадал. Скоба, такая кличка была у Тараса Овчаренко, когда он сидел на малолетке.

Гуров задумчиво разглядывал лезвие. В памяти всплыли последние слова Анны, произнесенные до того, как она увидела Тараса. Говорила она как раз про Захарченко. Слышал ли ее Тарас? Стал ли выпытывать подробности после того, как Гуров ушел? Не это ли послужило поводом приехать сюда и разобраться с обидчиком любимой женщины?

– Думаешь, это Тарас? – как отражение его мыслей, прозвучал вопрос Крячко.

– Иначе откуда здесь этот нож? Не сам же Захарченко к Тарасу ходил? – пожал плечами Лев. – В любом случае ясно одно: к смерти Плотарева Захарченко непричастен.

– Само собой, – согласился Стас. – Он стал второй жертвой убийцы. Надеюсь, на этом жертвы закончатся.

– Дай-то бог, – вздохнул Гуров.

В этот момент с улицы донесся звук приближающегося автомобиля, и он вышел на крыльцо. Во двор въехали микроавтобус и спецмашина для транспортировки трупов. Из микроавтобуса вышел знакомый Гурову криминалист.

– Здорово, полковник, – не заботясь о субординации, поздоровался он. – И когда только тебе надоест людей по ночам из постели дергать?

– Не ворчи, Леонтьич, – улыбнулся Лев. – Время детское. Лучше взгляни, какой я тебе подарочек припас.

Леонтьич зашел в дом, глянул на труп и застонал:

– Гуров, совести у тебя нет! Тут работать и работать. До утра хрен управишься.

– Я знал, что тебе понравится.

– Сам небось домой покатишь, – проворчал Леонтьич. – А мне за вами снова дерьмо разгребать.

– Не переживай, мы тебе потом у генерала два отгула выбьем, – пообещал Лев. – Ты только проверь тут все как следует и отчет к утру подготовь, хотя бы в устной форме.

– Непременно подготовлю. И непременно в устной, – хитро улыбаясь, ответил Леонтьич. – Каждый час докладывать буду. Нет, я вообще трубку вешать не стану. Поставлю на громкую связь и буду комментировать свои действия. А ты, полковник, слушай и запоминай.

Обменявшись шутками, приступили к работе. Гуров показал след от бутылки, бокалы и складной нож и попросил в первую очередь проверить их. Ну и подумать, где могли остаться отпечатки пальцев при таком раскладе. Он надеялся, что убийца где-то, да проколется. Один нож к делу не пришьешь. С такими уликами любой адвокат за пять минут отмажет Тараса. Тот вообще может заявить, что нож не его. Мало ли у кого еще может быть такая кличка? Да и не факт, что это кличка. Может, владелец ножа из любителей предметам имена собственные давать? Одним словом, с ножом им никуда не продвинуться. Леонтьич пообещал отнестись к просьбе с особой ответственностью.

Пока эксперт работал с телом, Гуров и Крячко не отходили от него ни на шаг. Тому и правда пришлось комментировать каждое свое движение, иначе от вопросов полковников у него голова пошла бы кругом. В целом версия Гурова оказалась верна. От себя эксперт добавил, что нападавший правша и что удар не обязательно должен был быть мощным. Достаточно держать в руках тяжелый предмет, чтобы нанести удар подобной силы. Версию насчет гантели он одобрил, даже примерный вес сказал. Такие гантели давно не выпускают, заявил он. Скорее всего, эта вылита из чугуна целиком. Круглые наконечники и эллипсовидная перемычка. Килограмма на три или пять.

По поводу принятия спиртного эксперт снова ответил без вскрытия. На губах покойного остались следы от принятого внутрь. Вино, типа грузинского «Киндзмараули», оно всегда оставляет следы, которые держатся на губах по нескольку часов. Подтвердил и то, что убитый не сопротивлялся. Просто не успел. А вот по поводу времени смерти велел ждать официального вердикта. Визуально на этот вопрос легко можно дать неверный ответ, который уведет следствие по ложному пути. Поворчав на Леонтьича за его осторожность, полковники наконец собрались и отбыли в Москву, оставив бригаду криминалистов работать в доме и во дворе.