В купе в штаб-вагоне, где мирно спал Гуров, Крячко ввалился ближе к полуночи. Пришел не один, а с насмерть перепуганным проводником по прозвищу Шакир. Настоящее имя Шакира оказалось куда прозаичнее вычурного прозвища. По паспорту он значился как Семен Иванов, а прозвище свое получил за пристрастие к колумбийской певице и фотомодели, чьими снимками его купе было обклеено сверху донизу. Когда Крячко заявился в его вагон, Шакир домывал туалеты, насвистывая под нос веселую песенку.

Поначалу разговор шел мирно. Крячко поинтересовался его дружбой с проводником Мироном. Шакир заявил, что никакой дружбы и в помине не было. Ну, выпили пару раз по банке пива, пока состав в Москве отстаивался. А что такого? Правилами это не возбранялось, если отправление через сутки. Надо же как-то время убить. На этом, по словам Шакира, его дружба с Мироном и заканчивалась. Но Стас ему не поверил. Его интересовало все, что Мирон когда-либо говорил о своих друзьях, знакомых и родственниках. Где живут, чем занимаются, насколько близкие отношения имеют с Мироном.

Шакир пытался доказать, что таких разговоров с Мироном не вел. Говорили ли они о бабах? Вроде да, но ничего конкретного. Про родственников не упоминал, а друзей, насколько мог судить Шакир, у человека, подобного Мирону, и быть не могло. Тем не менее он вроде бы искренне пытался вспомнить, о чем за пивом вещал Мирон. Пытался, да не мог. Крячко же считал, что тот увиливает от ответа. Он снова и снова задавал одни и те же вопросы, поворачивая их то в одну, то в другую сторону.

И, наконец, добился своего. Шакир прокололся. Когда Стас заявил, что, по словам других проводников, у Мирона помимо костомукшской гражданской жены имелась еще одна, где-то в Краснодаре, Шакир ляпнул, что все это не более чем сплетни, Мирон дальше Ростова в жизни не бывал. А когда слова слетели с губ, испугался и замолчал. Но было поздно, Стас ухватился за эти слова и выпускать добычу из рук не собирался.

Но после первого прокола Шакиру как язык отрезало. Он сидел и молчал, не желая говорить ни про Ростов, ни про что другое. Два часа Крячко убил на уговоры, а потом вконец разозлился. «Не желаешь по-хорошему, будет по-плохому», – заявил он, после чего схватил Шакира за ворот форменной рубахи и потащил в штабной вагон. По дороге тот брыкался и лягался, пытаясь вырваться, а Стас продолжал тащить его за собой, приговаривая на ходу: «Не захотел мне говорить, я тебя к своему боссу отведу. Уж он знает, как из подозреваемых нужные сведения выбить». С каждым пройденным вагоном Шакир пугался все сильнее, и к моменту, когда дверь купе, в котором спал Гуров, отъехала в сторону, буквально трясся от страха.

Гуров поднял голову с подушки и хриплым спросонья голосом прорычал:

– Какого черта? Жить надоело?

Фраза эта оказалась как нельзя кстати, а, в совокупности с растрепанным видом и всклокоченными волосами, картинка получилась что надо. Услышав вопрос, Шакир затрясся еще сильнее. Крячко грубо втолкнул его в купе и захлопнул за собой дверь, демонстративно щелкнув замком.

– Что происходит? – испуганно проблеял Шакир. – Вы не имеете права!

– О правах вспомнил? – гаркнул Стас, пряча довольную улыбку. – Хочешь, чтобы я зачитал тебе твои права? Зачитал, прежде чем предъявить обвинение в соучастии в убийстве?

– В каком убийстве? – Шакир отшатнулся от Крячко и, налетев на полку, рухнул вниз.

– В самом настоящем убийстве, – склонившись над Шакиром, прошипел Стас. – Совершенном с особой жестокостью. Часть вторая, статья сто пятая УК РФ.

– О боже, о чем вы говорите?! Я в жизни никого и пальцем не тронул, – проблеял Шакир.

Гуров не знал, кто перед ним и почему Крячко притащил его сюда, но он отлично понял, какую игру тот затеял. Сегодня не будет «доброго» и «злого» полицейского. Сегодня все полицейские – злые. Он поднялся в полный рост, хрустнул суставами и неспешно произнес:

– Несговорчивый попался? Дай, я с ним потолкую. – Лев снова хрустнул пальцами. – Люблю после сна размяться.

Крячко отступил в сторону. Шакир перевел взгляд на Гурова и начал отползать в угол, уверенный, что скоро его начнут бить.

– Послушайте, произошло какое-то недоразумение, – зачастил он, пытаясь отсрочить расправу. – Я не тот, кто вам нужен. Ваш друг ошибся.

– Мой друг никогда не ошибается, – с нажимом произнес Гуров. – Раз он сказал, что ты виновен, значит, так и есть. Сто пятая статья, да еще часть вторая…

– Да не убивал я никого! – завопил Шакир. – Ну, скажите, кого я убил?

– Хочешь для начала поговорить?

– Брось, Иваныч! – не желая называть фамилию друга при Шакире, сердито произнес Крячко. – Я на него два часа убил, а он так и не раскололся. Говорю тебе, добровольного признания не будет.

– Слышишь, что мой друг сказал? Говорить ты не желаешь.

– Желаю! Я очень желаю говорить, – для убедительности яростно затряс головой Шакир. – Просто не знаю – о чем? А он твердит все одно: скажи да скажи. И про статью только сейчас сказал. Знай я раньше, сразу объяснил бы, что не убийца.

– Позволь тебе кое-что разъяснить, – присаживаясь на корточки возле Шакира, произнес Гуров. – Формулировка «с особой жестокостью» подразумевает под собой не только определенные действия, но и бездействие. При квалификации убийства понятие особой жестокости связывается как со способом убийства, так и с другими обстоятельствами. Пояснить? Поясняю: сюда относятся случаи, когда перед лишением жизни или в процессе совершения убийства к потерпевшему применялись пытки, истязание или глумление. А соучастником такого преступления квалифицируется человек, знавший о намерении другого лица совершить подобное убийство или предполагавший совершение подобного преступления. Ну или скрывший от следствия обстоятельства дела, позволившие бы разоблачить преступника.

Произнося последнюю фразу, Гуров надеялся на то, что человек, сидящий перед ним, не силен в Уголовном кодексе, так как, применяя тактику запугивания, он не особо заботился о том, чтобы точно воспроизвести букву закона. Шакир в Уголовном кодексе не смыслил ничего, зато угрозу своей дорогой шкуре чувствовал за версту. Едва миновав порог купе, он понял, что шутки кончились, и теперь разговор пойдет по-взрослому, поэтому, набрав в грудь побольше воздуха, выпалил, будто в омут с головой кинулся:

– Знаю три места, куда мог податься Мирон!

– Ну вот! Так бы сразу и сказал, – спокойно отреагировал Лев. – Поднимайся, нечего на полу сидеть. Беседовать лучше, когда глаза собеседника видишь.

Крячко помог Шакиру подняться, усадил его на полку напротив Гурова, сам сел рядом и произнес:

– Итак, товарищ Семен Иванов, по прозвищу Шакир, вы официально заявляете, что являетесь близким другом бывшего проводника Мирона. Вы признаетесь, что не раз выпивали с ним во время стоянок в промежутке между рейсами. Вы заявляете, что во время этих застолий ваш друг Мирон рассказывал вам о знакомых, которые могут его принять для временного, а может, и постоянного проживания.

– Да, мы с Мироном выпивали, но не более того, – немного успокоившись, ответил Шакир. – Только я ни о каких убийствах ничего не знаю.

– Но о местах, где может находиться Мирон, рассказать готов? – напомнил Гуров.

Шакир согласно кивнул.

– Говори, друг, мы тебя внимательно слушаем, – удовлетворенно улыбнулся Стас.

– Вообще-то, Мирон любил про своих баб трепаться, – отбросив притворство, начал рассказывать Шакир. – Как выпьет чуток, так и бахвалится. Бабам, говорил, от меня «крышу» сносит. Раз с красоткой пересплю, и она по гроб жизни моя. Я не особо ему верил, кто не любит о бабах побрехать? В Вологде у него одна бабенка была, о ней он чаще, чем о других, вспоминал. И звонил иногда, когда лишнего на грудь примет. Все обещался приехать навестить.

– Кто такая, как зовут? Где с Мироном познакомились? – начал задавать наводящие вопросы Крячко.

– Лариска, она горничной в гостинице работает. Ехала как-то в его вагоне, там и встретились. Живет прямо в Вологде. Мирон говорил, у нее дом на окраине.

– Да, негусто. Ни адреса, ни фамилии, – проворчал Стас. – Ты, часом, не заливаешь? Решил нас надуть?

– Да нет же! – встрепенулся Шакир, опасаясь новой волны гнева сурового полковника. – Ее вы точно сможете найти. Мирон говорил, что гостиница ее недалеко от Вологодского кремля. А еще говорил, что у гостиницы памятник идиотский. То ли собаке бездомной, то ли еще какому зверью. Ржал он тогда до коликов, вот я и запомнил.

– Вероятно, речь идет о памятнике Бездомной собаке, – вспомнил Гуров, обращаясь к Крячко. – Слыхал о таком. Видно, не врет твой осведомитель.

– Ладно, первая попытка засчитывается, – кивнул Стас. – Валяй дальше!

– Еще одна под Ростовом живет, в малюсенькой деревушке. Та вроде как из интеллигенции. И имя такое чумурудное. То ли Изабелла, то ли Эвридика, точно не помню. Она библиотекарша, а в захолустье ее много ли библиотек?

– Название деревушки?

– Не помню. Честное слово, не помню, – заверил Шакир. – Но до Ростова от нее рукой подать. Мирон говорил, что, когда у этой бабы гостил, каждый вечер на такси в ростовские рестораны гонял. И еще название из двух слов состоит, кажется. Длинное такое, кажется.

– Кажется? – Крячко сердито сдвинул брови.

– Точно из двух, – немного подумав, повторил Шакир.

– Хорошо, считай, вторую попытку тоже засчитали. Пришло время третьей, – подбодрил его Стас.

– Третья совсем недавно появилась, – оживился Шакир. – Про нее я много чего знаю.

– Вот как? Что же ты ее напоследок оставил? – удивился Гуров.

– Так она последняя появилась, вот про последнюю и рассказываю, – привел довод Шакир.

– И кто она?

– Москвичка. Мирон хвастался, что вот, мол, коренную москвичку заарканил. Пару месяцев с ней повошкаюсь, а там, глядишь, она меня к себе жить переманит. Буду, говорит, как падишах, с двумя женами одновременно жить. В Костомукше одна, в столице другая. Удобно. И на тебя, говорит, вечера тратить не придется. Будет меня моя московская бабенка ублажать.

– А что-то конкретное он про нее говорил? – прервал Лев Шакира. – Имя, адрес, место работы?

– Она, кажется, не работает, – нахмурив лоб, принялся вспоминать Шакир. – Вроде как сбережения у нее неплохие на каком-то особом вкладе, процентами неплохо обеспечена. Имени Мирон не называл.

– Это как же? – уточнил Крячко. – Он что, не знал ее имени или тебе не захотел говорить?

– Ни то ни другое, – ответил Шакир. – Просто он ее по имени не называл. Только «москвичка». Так ему больше нравилось.

– Где живет, разумеется, тоже не сказал.

– Только в общих чертах. Сказал, что дом у нее свой. Двор, говорит, огромный, только запущенный. Сразу видно, руки хозяйской не хватает. Ну, да я, говорит, сумею там порядок навести. Мирон, он ведь мужик хозяйственный, хоть и сволочь редкостная.

– Еще какие-то приметы называл?

– Бабы своей? – переспросил Шакир. – Баб он всегда одинаково описывал: сисястая, жопастая, и руки откуда надо растут.

– Романтично, – усмехнулся Стас. – Когда, говоришь, эта москвичка появилась?

– А прям перед Новым годом, – выдал Шакир. – Мы новогоднюю ночь в столице отстаивались. Второго первый рейс был. Так он два дня у нее тусовался, вернулся помятый весь, но довольный.

– В каком смысле «помятый»? – уточнил Гуров.

– С перепоя, – объяснил Шакир. – Кутил он у милашки своей все двое суток. Лицо аж опухло. Ему тогда еще Самшалов выговор влепил, что в несвежем виде на работу является. Да Мирон с Самшаловым умел обращаться. Поворчал начальник и простил Мирона.

Больше ничего про московскую зазнобу Мирона Шакиру вспомнить не удалось. Пришлось операм-важнякам довольствоваться тем, что есть. На прощанье Крячко похлопал Шакира по плечу и извиняющимся тоном произнес:

– Ты уж, брат, прости, что пришлось тебя так прессовать. Да только в этом ты сам виноват. Почему сразу не рассказал про баб мироновских?

– Не хотел в дела Мирона лезть, – признался Шакир. – Он мужик лютый. Если что не по нему, сразу в морду, а я побоев до жути боюсь.

– Странное дело, – вздохнул Стас. – Мирона уж в поезде нет, а вы все еще его как огня боитесь. И как только он с такой репутацией столько лет на «железке» продержался?

– Говорю же, подмазывать кого надо умеет. На это, знаете ли, особый талант требуется, – ответил Шакир, после чего поднялся и, не прощаясь, вышел.

Остаток пути до столицы прошел без происшествий. По расписанию поезд в Питере простоял больше семи часов, поэтому к Москве подходили за полночь. По прибытии на вокзал Гуров и Крячко простились с начальником поезда и отправились по домам.

В восемь часов утра их ждал для доклада генерал Орлов. Гуров прибыл вовремя, а вот Крячко, как водится, проспал. Пришлось Гурову начинать доклад без него, благо подбить факты и наметить дальнейший план действий они успели во время долгой поездки. Начал Лев с финансовой стороны. Доложил о ситуации с фирмой-конкурентом, свои впечатления от общения с директором фирмы, где трудился Плотарев, а также по факту разговора с директором фирмы-конкурента. Далее перешел к переписке Плотарева с Галиной Кнак и их несостоявшейся встрече. В последнюю очередь сообщил обо всем, что удалось узнать от проводников поезда, на который Плотарев купил обратный билет.

– Итак, теоретически вырисовываются три версии, – подытожил Гуров. – Первая: Плотарева убрали партнеры по бизнесу, чтобы не обворовывал обе стороны. Он проштрафился и перед «Строй-Лесом», и перед своим директором, следовательно, и получить должен по полной. Однако эту версию мы с Крячко исключили как несостоятельную.

– И в чем же вы видите ее несостоятельность? – уточнил генерал. – По мне, так отличная рабочая версия. Требует проверки и поиска доказательств, но вполне законно имеет право на существование.

– Отнюдь, Петр Николаевич, – возразил Гуров. – Даже если предположить, что махинации Плотарева раскрылись до его отъезда, директорам незачем было марать руки и подставляться с убийством Плотарева. По словам «строй-лесовского» директора, на своей афере Плотарев заработал каких-то пару сотен тысяч. Что такое двести тысяч «деревянных» в масштабе добычи леса? Пустяк.

– Пустяк не пустяк, а человека нет, – напомнил Орлов. – Возможно, для этих твоих директоров наказать Плотарева – дело чести.

– Нет, Петр Николаевич, не того они покроя. Это тебе не воры в законе, которые по понятиям живут. Обычные бизнесмены. Не стали бы они так заморачиваться. Самое большее, что грозило Плотареву, это увольнение без выходного пособия. Ну и возврат денег, да и то по возможности.

– По возможности – это как?

– Добровольно заставили бы счета обнулить, – пояснил Лев. – Пригрозили бы, что «волчий билет» выдадут, чтобы Плотарева ни в одну приличную организацию на работу не взяли. Этого было бы достаточно, зачем же тогда убивать?

– Логично рассуждаешь, – похвалил генерал. – Тогда переходи ко второй версии.

– Я уже говорил, что во время поездки в Сортавалу открылись некоторые обстоятельства из прошлого Плотарева.

– Ты о том наезде семь лет назад? – догадался Орлов. – Слышал, слышал. И даже дело листал. Капитан Жаворонков по твоему приказу расстарался. Такую подборку для тебя выполнил, любо-дорого посмотреть.

– А вот я еще не видел. Ночью как-то не до этого было, а с утра сразу сюда.

– Папка у тебя в кабинете. Я распорядился.

– Спасибо, Петр Николаевич, – поблагодарил Гуров.

– Ты в сторону-то не уходи, докладывай, какова вторая версия?

– Новая знакомая Плотарева по переписке, некая Галина Кнак. Нас насторожило то, как активно она искала личной встречи с Плотаревым, хотя он такого стремления не выказывал, и даже, напротив, всячески от личной встречи увиливал.

– Каковы, по-твоему, ее мотивы?

– Личная неприязнь, уходящая корнями в прошлое. Мы подумали, раз Плотарев один раз смог влезть в неприятности, а после подставить друга, то могут всплыть и другие факты. Мы допускали, что Галина ищет встречи с Плотаревым с целью его убийства. Встреча должна была состояться как раз в тот день, когда Олег возвращался домой из Москвы.

– Помню, помню. Ты сказал, что Галина ездила в Питер, но утверждает, что с Плотаревым не встречалась. А если все-таки встретилась?

– У Галины железное алиби. В Архангельск она вернулась шестого, это мы проверили. У нее погашенный железнодорожный билет и свидетели, подтверждающие возвращение именно в этот день.

– Это еще не доказательство, – нахмурился Орлов. – Подумаешь, билет. Приехала, укокошила давнего недруга и вернулась.

– Все бы хорошо, если бы не ступни. Их мы нашли в Москве, – напомнил Гуров.

– Значит, она действовала не одна. Сообщников вы искали? Надо проверить всех ее друзей и приятелей. Быть может, таким образом эта Галина себе алиби подготовила. Вот тебе и объяснение, почему ступни отдельно, а тело отдельно.

– Версия хорошая, но не думаю, что было именно так. По-моему, проверять знакомых Галины, все равно что гоняться за призраками. Только время потеряем.

– Уверен?

– Почти на сто процентов, – кивнул Лев. – Хотя, если третья версия никуда не приведет, придется вернуться ко второй.

– И какова третья версия? – поинтересовался генерал.

– Она кажется мне самой перспективной, – воодушевился Гуров. – В компьютере Плотарева мы нашли послания от некоего «Бывшего Друга В». Предполагаем, что их посылал Владимир Захарченко.

– Тот самый, что срок из-за подначек Плотарева схлопотал? Что ж, версия хорошая.

– Перспективная версия. Тут и мотив и возможность. Захарченко живет в Москве, он мог быть тем самым безбилетным пассажиром, которого вез проводник Мирон. По словам другой проводницы, Аннушки, он вышел не доехав до Питера.

– Выходит, твой Захарченко каким-то образом узнал, что Плотарев в Москве. Выследил его до вокзала, напросился без билета на тот же поезд, а потом каким-то образом снял Плотарева с поезда и убил его?

– Можно принять как рабочую версию. Мы с Крячко как раз сегодня собирались заняться этим вплотную.

– Каков план?

– В первую очередь следует попытаться найти Мирона. Наводки есть, правда, слабые. Но попробуем. В этом нам понадобится ваша помощь, товарищ генерал, – переходя на официальный тон, сообщил Гуров. – Связаться с Вологдой и Ростовом, попросить местных ребят отыскать женщин, о которых говорил Шакир, и выяснить, не там ли Мирон. Если повезет, Мирона они нам доставят.

– Ну, это дело второстепенное, – заметил Орлов. – Вы сначала самого Захарченко возьмите, побеседуйте, послушайте, что он скажет.

– Это непременно, – кивнул Лев. – И с пострадавшей встретиться не помешает.

– А это зачем? – удивился Орлов.

– Ну если уж мы с Галины подозрения не снимаем, почему должны отметать версию мести со стороны той, чей брат погиб из-за Плотарева? С сестрой Плотарева мы тоже повторно побеседуем. Возможно, она сказала нам не всю правду насчет визита брата. Скрыла же она его давние подвиги, могла и другое скрыть.

– Вот это правильно, – одобрил Орлов.

В этот момент дверь кабинета открылась, и на пороге возник Крячко.

– Разрешите войти, товарищ генерал? – произнес он, вид у него при этом был виноватый.

– И когда только ты научишься приходить вовремя? – проворчал Орлов, но отчитывать полковника не стал. – Заходи, чего уж.

– Проспал, товарищ генерал, честно признаюсь, – объяснил Стас, переступая через порог. – Вернулись поздно, вот я будильник и не услышал.

– Вовремя явился, – съязвил Гуров. – К последней фразе успел.

– Да ладно! Уже обо всем доложил? Я ведь всего-то на полчаса опоздал.

– На час десять, – взглянув на часы, уточнил Орлов. – Гуров тут за тебя один отдувался. Смотри, Крячко, допрыгаешься, поделю твою зарплату на двоих.

– За что, Петр Николаевич? Я ведь, можно сказать, всю грязную работу вчера за Гурова сделал. Кто Аннушку разговорил? Кто Шакира нашел и петь заставил? Я, товарищ генерал. И письмо от Галины Кнак, где она про билеты пишет, тоже я нашел. Так что свою зарплату я отработал.

– Ладно, пустобрех, прощу на этот раз, – засмеялся Орлов. – Раз уж ты таким ценным работником оказался. Только не расслабляйся, у вас с Гуровым этой самой грязной работы еще на двое суток напланировано. Действуйте, парни. Как что-то новое появится, сразу ко мне на доклад.

– Слушаюсь, товарищ генерал, – козырнул Крячко.

– Лева, готовь ориентировки, я свяжусь с коллегами из Вологды и Ростова. Через полчаса будут тебе координаты, к кому обратиться, – вспомнив про просьбу Гурова, проговорил Орлов. – Жди, дежурный принесет.

Вернувшись в кабинет, первым делом подготовили ориентировки для Вологды и Ростова. Как только дежурный принес номера телефонов коллег из этих городов, Лев связался с ними, обрисовал ситуацию и объяснил, что от них требуется. В Вологде к просьбе отнеслись с пониманием, обещали выполнить поручение еще до обеда. При условии, что женщина по имени Лариса действительно существует. О какой гостинице идет речь, капитан, с которым Лев разговаривал, понял сразу. Сообщил, что возле памятника Бездомной собаке есть только одна гостиница, так что проблем с поисками места не предвидится, главное, чтобы хоть одна из горничных носила имя Лариса. Гуров предупредил, чтобы тот действовал аккуратно и ненароком не спугнул Мирона. Капитан пообещал быть осторожным и отключился.

А вот ростовские опера заданию не обрадовались. К телефону подошел майор Цыбин, его генералу рекомендовали как ответственного и упорного сотрудника, как раз то, что было нужно для выполнения задания. Но эти же качества послужили поводом для спора. Как только полковник ввел майора в курс дела, тот заявил, что задание его практически невыполнимо.

– Я ведь не Копперфильд, товарищ полковник. – Цыбин держался на грани между почтительностью, требующейся при разговоре со старшим по званию, и раздражением, уместным в общении с коллегой, знакомым с тонкостями розыскных мероприятий. – И не Ванга. Как я смогу выполнить приказ?

– Не приказ, а дружеская просьба, майор, – постарался разрядить ситуацию Лев, он, как никто другой, понимал, что требует от майора невозможного. – И потом, вы ведь не один будете действовать. Сколько в вашем районе населенных пунктов с двойным названием? Два? Три? Разделитесь на группы, прокатитесь до каждого, посетите библиотеку, и всех-то дел.

– И кто же мне людей выделит? – не сдержался майор. – У меня у самого в отделе висяк на висяке, ребята работают по двадцать часов в сутки и все равно не успевают дела закрывать. Сверху давят, снизу давят, а теперь еще это…

– Послушай, майор, очень надо, – настойчиво повторил Гуров, невольно переходя на «ты». – Не могу я сейчас сам приехать, а сделать это нужно срочно, пока наш Мирон не очухался. Или пока ему не надоело на одном месте сидеть, понимаешь? Выручай, майор, я в долгу не останусь.

– Два дня, не меньше, – вздохнув, произнес Цыбин. – Раньше не управимся. У нас в районе порядка десяти таких деревень, которые двойные названия носят, так что сами понимаете, товарищ полковник, за два часа тут не управишься. Разве что повезет нереально, и в первой же деревне ваша Изабелла отыщется.

– Вот и отлично! – обрадовался Лев. – Удачи, майор! И спасибо.

Пока он разбирался с ориентировкой на Мирона, Крячко составил запрос по пропавшему Плотареву. Передать сообщение во все населенные пункты на пути следования поезда «Москва – Костомукша» он поручил капитану Жаворонкову. Освободились Крячко и Гуров почти одновременно. Папка с делом Владимира Захарченко лежала на столе и теперь пришла ее очередь.

Информация на первом листе сообщала о том, что осужденный Захарченко освобожден из мест лишения свободы по завершении срока. И дата освобождения. Оказалось, что свободой Владимир Захарченко наслаждается ровно семь месяцев. Дата первого послания, отправленного Плотареву со страницы под ником «Одинокий Волк», шла с задержкой всего неделю. Гуров предположил, что столько времени Захарченко потребовалось, чтобы отыскать на просторах Интернета Плотарева. Здесь расхождения в датах не было, и это вселяло оптимизм.

Далее в папке были собраны материалы по делу семилетней давности. Большая часть информации операм была известна, но кое-что новое все же почерпнули. Оказалось, что женщина, Шляхтина Анна, была беременна. На тот момент ей было тридцать семь лет, последний шанс родить ребенка. И этого шанса ее лишил преступник, для которого человеческая жизнь ничего не стоит – так, согласно вырезке из газеты семилетней давности, выразился прокурор, выступающий обвинителем на процессе. Брат Анны скончался на месте, сама она находилась в реанимации, поэтому на процессе присутствовать не могла.

Отбывал наказание Захарченко недалеко от Москвы, в Тверской ИТК номер один. Капитан Жаворонков не поленился сделать запрос на имя начальника колонии и получил характеристику на Захарченко. Согласно характеристике, он выглядел весьма положительно. Спокойный, в конфликты не вступал, работу выполнял добросовестно, с начальством колонии сотрудничал, но и среди зэков в стукачах не ходил. Дебошей не устраивал, правила колонии соблюдал, и все в том же духе. Кроме матери, посетителей за семь лет не было ни разу. Согласно собранным капитаном данным, из родни у Захарченко осталась только мать, которая в настоящее время проживает в Москве в квартире гражданского мужа. Адрес гражданского мужа прилагался. Сам Захарченко зарегистрирован по адресу, который назвала Федосова.

Помимо этого в папке имелся еще один любопытный документ. В нем были указаны фамилии людей, с которыми Захарченко имел знакомство за время отсидки и которые освободились раньше его. Список небольшой, всего три фамилии, и только один из списка проживал на территории Московской области.

На отдельном листе Жаворонков указал тех, с кем Захарченко водил дружбу до отсидки, и этот список был куда длиннее первого, только вот вряд ли бывшие однокурсники стали бы общаться с Захарченко после его возвращения. Тем не менее эту работу Жаворонков без внимания не оставил. «Прав был генерал, когда нахваливал работу капитана, – подумал Гуров, изучая материалы, собранные в папке. – Пожалуй, сам бы лучше с этой работой не справился». Выписав нужные адреса, он закрыл папку и убрал ее в стол.

– Бумажная работа закончена? – облегченно вздохнул Крячко, который волокиту с изучением бумаг терпеть не мог, куда комфортнее он чувствовал себя, выезжая на задание. – Куда поедем в первую очередь?

– К Захарченко, разумеется, – не задумываясь, ответил Лев. – Полагаю, ему есть чем с нами поделиться.