Дэн Симмонс
Две минуты сорок пять секунд

Роджер Колвин закрыл глаза руками, стальная перекладина сиденья опустилась перед ним, и начался крутой подъем. Он слышал лязг тяжелой цепи и скрежет стальных колес по стальным рельсам: каретки поднимались на первый пик «американской горки». Кто-то позади него нервно смеялся. Испытывая ужас перед высотой, с сердцем, болезненно колотящимся о ребра, Колвин осторожно подглядывал в щель между растопыренными пальцами.

Перед ним вздымались металлические рельсы и деревянный каркас аттракциона. Колвин ехал в передней каретке. Опустив руки, он вцепился в ограничительную перекладину, чувствуя, как она стала влажной под его потными ладонями. Кто-то в каретке позади него продолжал хихикать. Он повернул голову, насколько это было возможно, но увидел только рельсы.

Они были уже очень высоко и продолжали подниматься. Аллея аттракционов и парковочные площадки уменьшались, человеческие фигуры становились неразличимы, людские толпы превращались в сплошные цветные ковры, блекнувшие и вливавшиеся в более крупную геометрическую мозаику улиц и линий электропередачи. Постепенно возникала панорама всего города, а потом и о́круга. А они с грохотом ползли все выше. Синева неба сгущалась. Вдали, сквозь голубое марево, Колвин мог видеть, как скругляется горизонт. Он понял, что они находятся высоко над берегом какого-то озера, заметив сквозь деревянные шпалы блики света на гребешках волн внизу, на расстоянии многих миль. Когда каретка быстро проносилась сквозь холодное дыхание облака, Колвин закрыл глаза, потом резко открыл их снова, услышав, как изменилась тональность лязга цепи. Угол подъема уменьшился: они достигли вершины. И начали переваливать через нее.

За вершиной ничего не было. Рельсы выгнулись вниз и исчезли в воздухе.

Колвин впился руками в перекладину; каретка задрала нос, потом резко нырнула. Он открыл рот, чтобы закричать. Началось падение.

– Эй, самое страшное позади! – Колвин открыл глаза и увидел Билла Монтгомери, протягивавшего ему стакан.

Звук реактивных двигателей «Гольфстрима» казался глухим рокотом на фоне мягкого шипения воздуха, струившегося из вентиляционных отверстий. Колвин взял стакан, отвел от себя струю прохладного воздуха и посмотрел в иллюминатор. Международный аэропорт Логан уже скрылся из вида, внизу был виден Нантаскет-Бич, скопление маленьких белых треугольных парусов на поверхности бухты и простирающийся за ней океан. Они продолжали набирать высоту.

– Черт возьми, мы рады, что ты решил на этот раз лететь с нами, Роджер, – сказал Монтгомери. – Приятно снова собраться вместе всей командой. Как в старые времена. – Он улыбнулся.

Трое других мужчин в салоне приветственно подняли стаканы.

Колвин теребил на коленях калькулятор и потягивал свою водку. Он сделал глубокий вдох и закрыл глаза.

Боязнь высоты. Вечная боязнь высоты. Ему шесть лет, он в сарае, падает с чердака, полет кажется бесконечным, время растягивается, острые зубья вил летят ему навстречу. Приземление, у него перехватывает дыхание, щека и правый глаз ударяются о солому в каких-то семи-восьми сантиметрах от острия вил.

– Компания готова вступить в лучшие времена, – произнес Лари Миллер. – Хватит с нас двух с половиной лет нелестных отзывов в печати. Приготовься завтра увидеть запуск. Всё начинаем сначала.

– Ваше здоровье! – сказал Том Уискотт. Еще не было и двенадцати, а он уже прилично набрался.

Колвин открыл глаза и улыбнулся. В самолете летели четыре вице-президента корпорации, включая его самого. Уискотт по-прежнему был руководителем проекта. Прислонившись щекой к стеклу иллюминатора, Колвин смотрел на проплывавший внизу залив Кейп-Код. По его прикидкам, они находились на высоте от трех до четырех тысяч метров и продолжали подъем.

Колвин представил себе здание высотой более четырнадцати километров. С коврового пола вестибюля последнего этажа он шагает в лифт. Пол в лифте стеклянный. Шахта простирается под ним на четыре тысячи шестьсот этажей, и каждый очерчен по периметру галогенными светильниками. По мере того как кабина пролетает свои четырнадцать километров в черном воздухе, параллельные квадратики света все больше сближаются друг с другом, пока не сливаются в сплошное мерцающее марево.

Он поднимает голову как раз в тот момент, когда трос с треском лопается. Колвин падает, беспомощно хватаясь за стенки лифта, ставшие такими же скользкими, как прозрачный стеклянный пол. Огни проносятся мимо, и вот уже в нескольких милях внизу виден бетонный пол шахты – крохотный голубой квадратик, все больше увеличивающийся, стремительно приближаясь к кабине лифта. Колвин знает, что еще почти три минуты будет видеть, как этот квадрат растет, чтобы смять его. Колвин кричит, и брызги слюны плавают в воздухе у него перед глазами, падая с той же скоростью, что и он сам. Огни несутся мимо. Голубой квадрат растет.

Колвин сделал глоток, поставил стакан в круглое гнездо на широком подлокотнике и начал нажимать на кнопки калькулятора.

Предметы, падающие в поле гравитации, подчиняются строгим математическим законам, таким же строгим, как векторы силы и скорости выгорания в кумулятивных зарядах и твердых видах топлива, – все это Колвин рассчитывал уже двадцать лет. Но так же, как кислород влияет на интенсивность горения, так и воздух регулирует скорость падения тела. Конечная скорость настолько же зависит от атмосферного давления, площади поверхности и распределения массы, насколько и от силы тяжести.

Колвин прикрыл глаза, делая вид, что дремлет, и увидел то, что видел каждую ночь, притворяясь спящим. Расширяющееся, словно в замедленной съемке, белое слоистое облако распускается гигантским цветком на фоне темно-синего неба, кренится, видна красно-коричневая внутренность пламени горящей четырехокиси азота и – едва различимый под инверсионными следами двух баллистических ракет малой дальности – кувыркающийся расплывчатый квадрат носовой части фюзеляжа с кабиной пилотов. Даже на максимально увеличенных фотографиях детали не были бы так отчетливо видны: целая герметичная капсула, которая была кабиной экипажа, опаленная с правого бока, там, где ее задело пламя, извергавшееся из уже пролетевшей мимо ракеты, клонясь, несется вниз, волоча за собой провода, кабели и клочья фюзеляжа, как пуповину и послед. На предыдущих кадрах этих деталей не было, но Колвин увидел и пощупал их после удара о поверхность безжалостного синего моря. На разорванной коже один за другим нарастают слои крохотных ракушек. Колвин представил себе тьму и холод, ожидавшие в конце падения, и себя – корм для мелких рыбешек.

– Роджер, – окликнул его Стив Кахилл, – откуда у тебя эта боязнь полетов?

Колвин пожал плечами и допил свою водку.

– Не знаю.

Во Вьетнаме – не в Наме, или «в районе операции», а в месте, о котором Колвин хотел бы думать именно как о месте, а не об обстоятельствах, с ним связанных, – он летал. Уже будучи экспертом по кумулятивным снарядам и пороховым зарядам, он направлялся тогда в долину Бонгсон, близ побережья, чтобы проверить, почему партия стандартной пластиковой взрывчатки С-4 не детонировала у одного из подразделений ВСРВ, когда у их «Хьюи» вышибло затяжную гайку, вертолет с оторвавшимся винтом рухнул в джунглях, продравшись сквозь почти тридцатиметровые густые заросли, и повис вверх дном на лианах в трех метрах над землей. Пилот оказался аккуратно проткнут суком, который пробил пол «Хьюи». Второй пилот головой протаранил лобовое стекло. Стрелка́ выбросило из вертолета, он сломал шею и спину и умер на следующий день. Колвин отделался растяжением лодыжки.

Глядя вниз, он видел, как они пролетают над Нантакетом. По его прикидкам, высота составляла примерно пять с половиной тысяч метров, но равномерный подъем продолжался. Расчетная высота их полета равнялась девяти тысячам восьмистам метрам. Это намного ниже четырнадцати километров, особенно при малом отклонении вертикального вектора силы тяги, но очень многое зависит от площади поверхности.

В 1950-е годы, когда Колвин был мальчишкой, он видел в старом «Нэшнл инкуайрер» фотографию женщины, которая прыгнула с Эмпайр-стейт-билдинг и приземлилась на крышу автомобиля. У нее были почти непринужденно скрещены щиколотки, один нейлоновый чулок порвался на большом пальце. Крыша автомобиля расплющилась и сложилась внутрь наподобие того, как перина из гусиного пуха принимает форму тела спящего на ней человека. Голова женщины словно бы глубоко утопала в мягкой подушке.

Колвин застучал по кнопкам калькулятора. Женщина, бросившаяся с Эмпайр-стейт, должна была лететь почти четырнадцать секунд, прежде чем удариться об асфальт. Человек, падающий в металлическом ящике с высоты четырнадцати тысяч метров, будет лететь две минуты сорок пять секунд, прежде чем ударится о воду.

О чем она думала? О чем они думали?

Большинство популярных песен и рок-композиций звучат около трех минут, подумал Колвин. Это довольно долго: не настолько долго, чтобы надоесть, но достаточно долго, чтобы успеть рассказать историю.

– Мы чертовски рады, что ты с нами, – повторил Билл Монтгомери.

– Черт тебя побери, – сердито прошептал тот же Билл Монтгомери Колвину, когда они вышли из зала для телеконференций компании двадцать семь месяцев назад, – ты с нами или против нас?

Телеконференция очень напоминала спиритический сеанс. Группы людей сидели в полутемных комнатах на расстоянии сотен и даже тысяч километров друг от друга и общались с голосами, исходившими из ниоткуда.

– Значит, это зависит от здешней погодной ситуации, – прозвучал голос из КЦК. – Какой она должна быть?

– Мы видели ваш факс, – произнес голос из «Маршалла», – но так и не поняли, почему мы должны рассматривать возможность задержки старта, основываясь на столь малой аномалии. Вы же заверили нас, что эта штука так надежна, что ею можно хоть гвозди забивать.

Фил Макгир, главный инженер проектной группы Колвина, поерзал на своем стуле и заговорил слишком громко. Четырехканальная система для телеконференций имела динамики возле каждого стула, улавливавшие даже самые тихие звуки.

– Вы не понимаете? – почти прокричал Макгир. – Проблему создает сочетание низких температур и вероятной электрической активности в облачном слое. Во время последних пяти полетов произошло три случайных сбоя переключения в цепях, идущих от удлиненного кумулятивного заряда БРМД к антеннам системы обеспечения безопасности…

– Случайные сбои переключения? – повторил голос из КЦК. – Но ведь все в пределах параметров летного сертификата?

– Ну… да, – ответил Макгир. Он едва не плакал. – В пределах параметров, потому что мы все время переписываем эти чертовы параметры. Мы просто не знаем, откуда возникает нестационарный электрический поток, который предохранительное устройство кумулятивных зарядов С-12В на БРМД и межконтинентальных ракетах принимает за команду запуска, притом что функция запуска на самом деле активирована не была. Роджер считает, что, возможно, ЛКЗ активирует цепи или сам состав С-12 генерирует случайный электростатический разряд, который система принимает за команду запуска… О, черт, Роджер, расскажи им сам.

– Мистер Колвин? – раздался голос из «Маршалла».

Колвин откашлялся.

– Мы наблюдаем это явление уже в течение некоторого времени. По предварительным данным, при температуре ниже минус двух и двух десятых градуса окись цинка образует осадок в оболочках С-12В, который и проводит сигнал… если имеется достаточный электростатический разряд… теоретически…

– Но твердой базы данных на этот счет еще нет? – спросил голос из «Маршалла».

– Нет, – ответил Колвин.

– И вы подписали документ, удостоверяющий опасное отклонение на основании последних трех запусков?

– Да, – сказал Колвин.

– Мы связались с инженерами по кумулятивным снарядам из «Бонет», – произнес голос из КЦК. – Что вы скажете, если мы обратимся за советом к ним?

Билл Монтгомери попросил пятиминутный перерыв, и вся команда собралась в холле.

– Черт побери, Роджер, ты с нами или против нас?

Колвин смотрел в сторону.

– Я серьезно, – рявкнул Монтгомери. – Подразделение, занимающееся ЛКЗ, принесло нашей компании двести пятнадцать миллионов долларов прибыли в этом году, и ты сам внес значительный вклад в этот успех, Роджер. А теперь ты, кажется, готов все это смыть в унитаз из-за каких-то чертовых телеметрических данных, которые ничего не значат по сравнению с той работой, которую мы проделали всей командой. Через несколько месяцев, Роджер, открывается вакансия вице-президента. Не упусти свой шанс, не уподобляйся Макгиру, не впадай в истерику.

– Вы готовы? – спросил голос из КЦК, когда пять минут истекли.

– Идем, – ответил вице-президент Билл Монтгомери.

– Идем, – ответил вице-президент Лари Миллер.

– Идем, – ответил вице-президент Стив Кахилл.

– Идем, – ответил руководитель проекта Том Уискотт.

– Идем, – ответил руководитель проекта Роджер Колвин.

– Прекрасно, – произнес голос из КЦК. – Я ознакомлю вас с рекомендацией. Жаль, джентльмены, что вы не будете присутствовать при завтрашнем старте.

Колвин повернул голову к Биллу Монтгомери, окликнувшему его со своего края салона:

– Эй, мне кажется, это Лонг-Айленд.

– Билл, – спросил Колвин, – сколько компания заработала в этом году на модернизации С-12В?

Взяв в руку стакан и вытянув ноги, благо просторный интерьер «Гольфстрима» позволял это сделать, Монтгомери ответил:

– Думаю, около четырехсот миллионов, Род. А что?

– А агентство когда-нибудь всерьез рассматривало возможность обратиться к кому-нибудь другому после… после…

– Чушь собачья, – отрезал Том Уискотт, – к кому еще они могут обратиться? Да они же у нас в кулаке. Несколько месяцев они и впрямь раздумывали, а потом приползли обратно на пузе. Ты – лучший специалист по защитным устройствам кумулятивных зарядов и твердому ракетному топливу в стране, Род.

Колвин кивнул, еще с минуту посчитал на калькуляторе и закрыл глаза.

Стальная перекладина защелкнулась поперек его коленей, и каретка, в которой он сидел, с лязгом поползла вверх все выше и выше. Воздух становился разреженным и холодным, скрежет колес по рельсам перешел в тонкий визг, когда каретки миновали отметку девять километров.

В случае падения давления в салоне с потолка спустятся кислородные маски. Пожалуйста, наденьте их так, чтобы они закрывали рот и нос, и дышите нормально.

Колвин смотрел вперед на ужасающий подъем «американских горок», чувствуя приближение вершины и пустоту за ней.

Маленький аппарат, состоящий из емкости, соединенной с маской, называется персональным спасательным воздушным пакетом – ПСВП. ПСВП четырех из пяти членов команды были подняты со дна океана. Все они оказались активированы. В каждом было использовано воздуха на две минуты сорок пять секунд из пятиминутного запаса.

Колвин видел, как приближается вершина первого пика «американских горок».

Резкий металлический скрежет, толчок – и каретки, перевалив через вершину, сорвались с рельсов. Люди позади Колвина истошно закричали. Колвин наклонился вперед и ухватился за перекладину каретки, отвесно летевшей через четырнадцать километров пустоты. Он открыл глаза. Короткого взгляда в иллюминатор «Гольфстрима» оказалось достаточно, чтобы понять, что тонкие полоски кумулятивных зарядов, которые он там разместил, хирургически чисто срезали левую консоль крыла. Судя по скорости падения, от правого крыла остался обломок, достаточный для того, чтобы обеспечить площадь поверхности, необходимую для конечной скорости, которая лишь чуть-чуть недотягивала до максимальной. Две минуты сорок пять секунд, плюс-минус четыре секунды. Колвин потянулся за калькулятором, но тот свободно плавал по салону, сталкиваясь с проносящимися мимо бутылками, стаканами, подушками и телами, которые оказались не пристегнуты ремнями безопасности. Крики были очень громкими.

Две минуты сорок пять секунд. Достаточно, чтобы подумать о многом. И возможно – всего лишь возможно, – что после двух с половиной лет, когда ни одна ночь не обходилась без сновидений, этого времени окажется достаточно, чтобы коротко вздремнуть безо всяких снов. Колвин закрыл глаза.