Коди Гудфеллоу
Diablitos

Невидимый и неукротимый, Райан Рейберн III не выказывал ни малейших признаков волнения, проходя досмотр службой безопасности и паспортный контроль в аэропорту Гуанакасте в Никое, – самый обыкновенный невозмутимый американский турист, – пока его не вызвали из очереди на посадку, не завели за ширму и не приказали открыть рюкзак.

Простодушно улыбаясь, он предъявил посадочный талон, таможенную декларацию и паспорт виноватого вида сотруднику таможни. Ничего страшного, вы всего лишь выполняете свою работу. Никто из пассажиров даже не смотрел в его сторону, двигаясь в очереди мимо. Должно быть, выборочная проверка, но он был белым и путешествовал один. Маловероятно, чтобы он собирался взорвать самолет, однако вероятность того, что он вез контрабанду, была, напротив, велика – он мог даже оказаться «мулом» для перевозки las drogas…

Это не была какая-нибудь банановая республика, где пропадают туристы. Коста-Рика – почти цивилизация. Черт, даже лучше, поскольку у них не было армии, а вместо государственной полиции имелся только «патруль безопасности». Но la mordida все равно оставалась здесь королевой. Райан оглянулся – нет ли поблизости какого-нибудь контролера или камеры, – беспечно улыбнулся и выудил из пояса для хранения денег пять двадцатидолларовых бумажек. Прежде чем начать аутопсию рюкзака Райана, сотрудник таможни натянул голубые резиновые перчатки детского размера.

Гуанакасте был немного затейливее большинства современных латиноамериканских аэропортов, тем не менее и в нем царила та же атмосфера футуристической тюрьмы из научно-фантастического фильма 1970-х. Развешанные повсюду предупреждающие знаки пугали пассажиров изображениями арестованных в наручниках и капюшонах, надвинутых на лицо, с вырывающимися изо рта облачками, внутри которых были написаны мысли, якобы терзающие правонарушителя, вроде: «И зачем только я попытался провезти контрабанду?!»

Плотно сжатые губы. Не пытайтесь вызвать у него улыбку или разговорить его. Не делайте за них их работу. Идиоты, которых они ловят, всегда выдают себя исходящими от них волнами противного ядовитого страха, способного убить канарейку. А Райан не делал ничего противозаконного. На контрольно-пропускном пункте понятия не имели, на что они смотрят, но даже если бы и догадались, это едва ли стоило бы того, чтобы задерживать рейс. Райан не провозил ни наркотиков, ни оружия. Он был просто очередным туристом, везущим домой обычные сувениры.

Сотрудник таможни выкладывал одежду, фотооборудование и туалетные принадлежности с деликатностью слуги, собирающего хозяину корзину для пикника. Он опустошил весь рюкзак, потом сунул руку внутрь, вывернул подкладку и расстегнул молнию фальшивого дна.

– Это просто сувенир, сэр. – Райан тяжело вобрал в себя воздух, словно дышал через мокрое полотенце. – Что-то не так? Я купил это в сувенирном магазине…

Таможенник не понимал его. Он просто стоял, уставившись на рюкзак Райана и положив руки на поцарапанный стол из нержавеющей стали. Потом кашлянул в кулак.

Райан огляделся, развернул деньги веером и сунул их таможеннику. Очередь пассажиров размеренно двигалась через металлодетектор к выходу на посадку.

– Мой самолет взлетает через десять минут, приятель.

Продолжая кашлять, таможенник бросил на стол документы Райана и отпустил его жестом, каким отгоняют комара. Тоненькие струйки брызнули из его кулака.

Райан поспешно затолкал вещи в рюкзак, сунул деньги в карман, взлетел по сломанному эскалатору, потом помчался по большей частью неосвещенному терминалу к своему выходу и только тут заметил, что его документы липкие от слюны и покрыты капельками крови.

Это было вовсе не забавно, но ему пришлось рассмеяться, чтобы не закричать. Они его застукали, поймали с поличным. Этот взгляд у таможенника, когда он открыл фальшивое дно, прямо перед тем как ему вроде бы стало нехорошо… Он сделался какого-то болезненного бледно-оливкового цвета, и его взгляд упал прямо на ту штуку в мешке для грязного белья. Этот грустный ублюдок знал, на что смотрит, но ничего не сказал и к деньгам не прикоснулся.

Если было на свете что-то, что могло заставить Райана перекреститься и прочесть молитву, так это та вещь у него в мешке. И не потому, что он верил в магию. Провезя контрабандой килограмм чистого колумбийского порошка, прежде чем его разбавят, можно получить чистый доход в тридцать кусков. За девятьсот граммов твердой древесины с ручной резьбой, которая лежала у него в рюкзаке, Райан мог получить вдвое больше, но, если бы его поймали, ему была бы обеспечена экстрадиция, а в Штатах самое меньшее – федеральная тюрьма, да и об этом он мог только молиться.

Райан Рейберн III никогда не ставил перед собой цели устроить свою жизнь именно так, как получилось. Он просто случайно забрасывал удочки и вытягивал что вытягивал. Деньги своего трастового фонда он истратил на получение диплома бакалавра в области истории искусств, а остаток родительской собственности растранжирил на бесцельные шатания по всей Южной Америке – вместо того чтобы найти работу. После трех лет злоключений и открытий, добытых ценой огромных усилий в самых темных уголках земли, он в конце концов усвоил урок, который родители пытались ему преподать еще там, в Пало-Альто: бедность отвратительна.

Вернувшись в Калифорнию, Райан преисполнился решимости конвертировать свою бесполезную степень в успешный род занятий. Он изучил конъюнктуру художественных галерей, начал искать подходы к частным коллекционерам и наткнулся на «оранжерею» чудаков – любителей артефактов доколумбовой субкультуры. Стал совершать туристические поездки от Мехико до Огненной Земли, слой за слоем вытесняя посредников, пока не составил собственный клиентский список, включавший с дюжину дотком-миллионеров. Половина древностей, выставлявшихся в латиноамериканских музеях, представляла собой подделки, и археологи окружали свою работу секретностью, чтобы держать грабителей на расстоянии. Таможенным службам ООН и США удалось раскрыть несколько сетей, которые действовали вокруг Пало-Альто и Стэнфорда, но Райан не внедрялся в круги, члены которых выставляли свои сокровища напоказ. Его клиенты не светили свои трофеи, добытые из ограбленных захоронений, на благотворительных празднествах, и он не торговал ерундой, какую можно увидеть на страницах «Нэшнл джиогрэфик».

Зорокуа обитали в высоких альпийских долинах Кордильера-де-Таламанка, менее чем в трехстах пятидесяти километрах от Капитолия, но все же на расстоянии дня пешего пути от ближайшей проезжей дороги. До 1950 года они считались племенем каменного века, пока фотографу Смитсоновского института не удалось их сфотографировать.

Его снимки, запечатлевшие «ритуал расплаты», поведали заключавшуюся в этой эксцентричной церемонии трагическую историю предыдущих контактов зорокуа с внешним миром. Мужчина в грубом одеянии, изображавшем быка, в каком-то буйном танце скакал вокруг деревенских лачуг всю ночь до рассвета, после чего появилась процессия духов-хранителей в масках, прибывших, чтобы одолеть быка с помощью крови, которой они обрызгивали его, пока он совсем не ослабел и в конце концов не умер. Духи-хранители назывались diablitos – «дьяволятами» – и были похожи на гномов-бесенят, duendes – сказочных духов, защитников от угрозы испанской колонизации, ряды которых, должно быть, поредели из-за болезней, а выжившие нашли убежище в самых отдаленных влажных тропических лесах Таламанки.

Зорокуа были племенем, примитивным по всем стандартам, слишком долго и тяжело боровшимся за выживание, чтобы создать сколько-нибудь искусные культурные ценности. Приветствие, с которым они обращались к чужакам, представляло собой формализованную просьбу о еде. Но их ритуальные маски, запечатленные на снимках, стали откровением.

Все они были «раскрашены ртом» – то есть обрызганы краской изо рта через тростинку – в яркие, накаленные цвета, замысловатыми узорами, больше напоминавшими руны, чем абстрактные мотивы. Несмотря на враждебное отрицание представителями зорокуа внешнего мира, их маски в 1970-е годы породили настоящее безумие среди коллекционеров. К 1982 году последний из зорокуа умер от гриппа. Но соседние племена по-прежнему испытывали страх перед их масками.

Не имевшие аналогов нигде в регионе, эти маски были более причудливыми и изощренными, чем божки майя и ацтеков, ближе к полинезийским с их смесью человеческих, насекомьих, цветочных и звериных черт и насыщенными такой беспощадной злобой, что по сравнению с ними самые свирепые готические горгульи выглядели как игрушечные плюшевые мишки.

Просмотрев множество печатных источников, Райан сумел выяснить, что эти маски были злобным вариантом латиноамериканских сказочных гномов, называвшихся duendes. Название происходило от испанского слова duenos – владелец, господин, – потому что они являлись подлинными хозяевами любого места, которое делили с людьми. Но испанское название, которое дали им и самим зорокуа соседние племена, гораздо больше подходило этим ду́хам, коих никто никогда не видел, но все страшно боялись, – diablitos, то есть «дьяволята».

Во время своего стремительного набега на Колумбию и Перу Райан собрал невероятные погребальные амулеты племени Моче и успешно сбыл их по тайному каналу покупателю в Калифорнии. Потом он полетел в Панама-Сити и доехал на джипе до Кордильера-де-Таламанка, чтобы пешком подняться на Серро-ла-Муэрте и успокоиться. Он не ожидал найти какие-нибудь следы зорокуа в музеях примитивных культур и туристских ловушках безымянных горных деревушек, он их и не нашел. Только всякий мусор – подделки и имитации, вырезанные из пробкового дерева и вкривь и вкось раскрашенные деревенскими жителями-метисами, знавшими о зорокуа меньше, чем тупоголовые клиенты Райана.

Райан Рейберн III никогда не делал ничего, чтобы форсировать успех. На этом пути ждали только безумие и язва – об этом можно было спросить Райана II и Райана I. Он просто позволял удаче притягиваться к нему, и она притягивалась. Слепая старуха, сидевшая возле своей лачуги с бачком, набитым плававшими в воде банками теплой, как кровь, фанты, сделала непонятный жест и закашлялась в кулак, когда он спросил ее внучку о зорокуа. Закашлялась в кулак, а потом разжала свои пораженные артритом пальцы-когти, и с ее ладони вспорхнула красная бабочка.

Девочка притворилась немой. Допивая третью банку фанты, Райан бродил по селению. Все мужчины были на охоте или рубили деревья, и его никто не видел, кроме голого мальчонки, у которого яички еще не спустились в мошонку. Лачуги восьмиугольником теснились вокруг колодца, расположенного рядом с идолом из мыльного камня высотой до пояса, размытого и стершегося настолько, что вырезанные черты его лица превратились в смутные углубления на камне.

Райан едва сдержал крик радости и подбросил в воздух банку из-под фанты. Это была деревня зорокуа, или ее реконструкция, хотя едва ли. Многие здешние племена хоронили своих покойников под домами, а потом уходили от них далеко-далеко. Вид такой покинутой деревни можно было бы, наверное, описать как Чернобыль каменного века.

Потом появилась слепая старуха и продала ему за двести долларов маску. Так он собирался говорить каждому, кто спросит. К настоящему времени он мысленно повторил эту историю столько раз, что почти уже и сам в нее верил. Что же случилось на самом деле, было худшим из всего, что он сделал в жизни, и просто не было никакого смысла воскрешать это в памяти.

Маска была подлинной. На вид она весила килограммов сорок пять, но была вырезана из какой-то неизвестной фиолетово-черной мягкой древесины здешних джунглей, так что на самом деле была легче воды и раскрашена местными красителями: темным индиго, полученным из azul mata, переливающимся бледно-золотистым – из луковой шелухи, огненно-оранжевым – из плодов achiote, багрово-фиолетовым – добываемым из желез вымирающего моллюска, называемого здесь munice. Неожиданный всплеск более темной и тусклой красной краски на внутренней поверхности маски не выглядел случайным, скорее он напоминал варварскую подпись, что, вероятно, увеличивало стоимость маски.

У него уже был покупатель – вернее, два покупателя, яростно конкурировавших между собой. Как только его самолет коснется земли в международном аэропорту Лос-Анджелеса, он сбудет маску за пятьдесят тысяч, а может, и вдвое дороже, если продержит ее у себя достаточно долго, чтобы тайно распустить слух и разжечь конкурентную войну. Изнемогающий от нетерпения старший стюард, стоявший у выхода на посадку, придержал перед ним дверь и даже не взглянул на его документы. Выйдя из помещения и ступив на трап, Райан словно почувствовал на себе дыхание разъяренного животного. Джунгли сомкнулись вокруг взлетной полосы, как стены изумрудного огня. «Боинг-727» коста-риканской авиакомпании «Пура вида» ожидал последних опаздывающих пассажиров, спешивших по эскалатору и нырявших внутрь самолета.

Салон был заполнен чуть больше чем наполовину. Около пятидесяти пассажиров, на две трети – американцы. Большинство из них уже выключили индивидуальное освещение и пытались заснуть, свернувшись калачиком под тонкими нейлоновыми одеялами и положив головы на бумажные подушки.

Райан застонал, увидев свое место 11А, расположенное возле иллюминатора, прямо над крылом, рядом с длинноволосым белым мачо и полногрудой азиаткой, возившимися с неисправными вентиляционными отверстиями в потолке. Тревожно подняв голову и вставая, чтобы пропустить Райана на его место у иллюминатора, мужчина представился, назвавшись Дэном, и представил свою жену как Лори.

– Хотите почитать? – спросил он, протягивая книгу в бумажной обложке. – Это я сам написал.

– Не приставай к людям, милый, – пробормотала его жена.

Райан покачал головой и растянулся на пустых креслах по другую сторону прохода.

Стюардесса начала свою предполетную пантомиму, жестами показывая на кислородные маски и аварийные выходы под звучавшие из потрескивавшего репродуктора объяснения на испанском, когда последний пассажир, пробираясь по проходу, споткнулся и чуть не сел на рюкзак Райана.

Райан едва успел выхватить его из-под тени опускавшейся уже огромной задницы и начал было: «Смотри, куда идешь, идиот…», но увидел белую трость, зажатую в пухлой старческой женской руке.

Райан словно окаменел. Отшатнувшись, он прислонился спиной к иллюминатору и, если бы сидел возле аварийного выхода, не исключено, что рванул бы ручку и выпрыгнул на крыло.

Предупреждающе выставив вперед ладонь, он попытался протиснуться в проход. Слепая женщина наткнулась на стюарда, пытавшегося помочь ей сесть в кресло, потом рикошетом оттолкнулась от подлокотника кресла 11С, выбросила вперед ладонь, чтобы на что-нибудь опереться, и упала прямо ему в руки.

Приглядевшись, Райан увидел, что его новая соседка еще совсем девочка, быть может, лет тринадцати, с длинным лошадиным лицом, покрытым ужасными угрями. Глазные яблоки выступали из ее головы, как не вкрученные до конца лампочки. Зрачки закатились вверх, словно смотрели сквозь потолок, и были сонно полуприкрыты тяжелыми веками. Белая трость дернулась, ударив его по щиколотке.

Ему понадобилась секунда, чтобы отдышаться, и гораздо больше времени, чтобы собраться с мыслями. В самолете столько свободных мест, почему, черт возьми, ее посадили рядом с ним? Молодой американец, путешествующий в одиночку, сидящий рядом со слепой девочкой-иностранкой, напрашивался на неприятности.

– Разве в самолете мало других свободных мест?

Стюард вернулся в хвостовую часть, чтобы губами под фонограмму произнести заключительную часть инструкций по безопасности полета.

Возможно, не только слепая, но и глухая – а может, не говорящая по-испански – девочка опустилась в кресло 11D, крепко держа на сдвинутых коленях сумку ручной вязки с местным орнаментом.

Самолет по ошибке дернулся назад, потом как-то ошалело, неуверенно зарулил ко взлетной полосе. «Интересно, кто управляет этим самолетом? – подумал Райан. – Может, этой слепой девочке пойти помочь им?»

Турбины взревели, и тут Райан заметил, что девочка не пристегнута в кресле.

– Сеньорита, ремень должен быть застегнут…

Она слегка качнулась, но ничего не ответила. В руке она держала нитку светящихся в темноте пластмассовых четок с крохотным крестиком на конце, который часто целовала, поднося к потрескавшимся губам.

Стюардесса сидела впереди, пристегнувшись к своему откидному сиденью. Очевидно, позаботиться о девочке должен был он. «Из чувства долга и гуманности», – подумал он и протянул руки, чтобы застегнуть ремень.

– Позвольте мне вам помочь…

Она схватила его руки потными дрожащими ладонями. И закричала так, словно внезапно очнулась посреди глубокого здорового сна оттого, что ее кто-то щупал; пустые глаза уставились на него, будто она могла видеть его лицо, плавающее в ее вечной тьме.

Вырвав руки из ее крепкой хватки, Райан попытался успокоить девочку, не касаясь ее, но это оказалось бесполезно. Похоже, она его не слышала или не понимала, к тому же ее уже охватила предполетная паника, лишь усугубившаяся тем, что к ней притронулся незнакомый мужчина. Слегка смущенный, он огляделся в поисках помощи, но, судя по всему, никто ничего не заметил. Крики девочки потонули в нарастающем реве двигателей, а потом какое-то нетрезвое, с креном то в одну, то в другую сторону ускорение прижало всех к спинкам кресел.

Когда шасси было убрано и самолет оторвался от земли, девочка вернулась к своим беззвучным молитвам. Отвернувшись к стенке, Райан соорудил себе подушку из сложенного свитера. Снаружи, на крыле, перечеркнутый дождевыми струями, моргал, истекая кровью, красный аэронавигационный огонек. Маленький прибрежный город, постепенно поглощаемый клочьями тумана, напоминал воздушного змея, запутавшегося в кроне дерева. Только несколько затерянных огней – вероятно, горевших на кораблях – свидетельствовали о том, что город, из которого он только что вырвался, все еще там, внизу.

Райан был закаленным путешественником. Он мог спать где угодно и при любых обстоятельствах. Крепко сжав коленями рюкзак, стоявший на полу у его ног, он попытался выбросить все из головы. Это потребовало времени, поскольку каждый раз, когда он чувствовал, что сползает в дремоту, слепая девочка громко кашляла в кулак.

Мысли его вращались вокруг маски. Увидев ее, таможенник начал кашлять кровью, но отпустил его. Было ли это каким-то безумным совпадением? Зорокуа стерла с лица земли болезнь, неудивительно, что в их фольклоре появились некие волшебные ду́хи – для защиты или отмщения, – но черта с два они смогли принести им пользу… Все племя давно вымерло, а их чудна́я невеселая религия осталась лишь антропологической сноской к тексту, так очаровавшему миллионеров, которым нужны были кровожадные языческие божки для партнеров по покеру. Может быть, эти маски – своего рода переносчики вируса? Это бы кое-что объяснило, если бы Райан заболел, но, кроме обычных тропических инфекций и кожной сыпи, у него ничего не было, он чувствовал себя отлично. Райан не верил в проклятья, если не считать проклятья бедности.

Они летели уже на высоте девять тысяч метров, когда Райан решил, что не будет спать, а лучше напьется. Он долго тер глаза основанием ладоней. Может, ему попробовать извиниться перед девочкой, а еще лучше – пересесть на другое место? Он повернулся, чтобы прикинуть возможности, и оказался лицом к лицу с маской зорокуа.

Она была на девочке. Белки́ ее незрячих глаз поблескивали в прорезях под нависающим лбом ягуара. Каждый участок угловатого лица был раскрашен, изображая шерсть различных животных, как бы соединяя всю жизнь джунглей в одном мстительном лике. Но сейчас, на этой слепой девочке, маска ожила.

Стилизованные ветвистые рога, продолжавшие линию подбородка и выступавшие из висков, мерцали кобальтовой синевой, как огненные струи газовой горелки. Переплетенные клыки в оскаленном рту разошлись, как створки замка́, и фонтан черной зловонной крови вырвался из вывороченных губ, забрызгав спереди всю его рубашку.

Он вскочил, стукнувшись головой о дно багажной полки, и рухнул обратно в кресло. Кровь, которой он был залит, холодная и липкая, казалась живой из-за крохотных извивающихся и копошащихся существ, которые исчезали под его одеждой, прежде чем он успевал их стряхивать. Костлявые руки слепой девочки преградили ему путь. Она придвинулась ближе к нему, продолжая выкашливать на него сгустки зараженной крови, которой он и так был уже пропитан насквозь. Райан выкинул вперед руки, чтобы сорвать с нее маску.

Маска отошла от лица со звуком, похожим на звук ржавых гвоздей, выдираемых из гнилого дерева. Лицо отстало от черепа вместе с маской, и она впечатала его в стенку, больно вдавив ему в грудь холодную липкую скулу.

Наверное, он закричал, перед тем как проснуться. Его лицо прислонялось к холодному стеклу иллюминатора. По всему телу сползали капли пота. Голова была мутной, словно он принял пару таблеток амбиена, запив несколькими рюмками текилы.

Медленно, осторожно Райан повернулся и посмотрел на слепую девочку. Она сидела в своем кресле, выпрямив спину, прислонив затылок к не откинутому подголовнику, ее ровное дыхание напоминало бульканье воды в засоренной канализационной трубе.

Столик перед ней был опущен, на нем стоял полупустой пластиковый стаканчик, рядом лежали пакет из фольги с какими-то высыпавшимися из него сухофруктами и четки, светящиеся, как плутоний, в синеватом полумраке. Значит, пока он спал, разносили напитки.

Платье девочки из домотканого хлопка было богато расшито яркими бабочками и птицами. Когда он разглядывал ее, подавляя желание ущипнуть себя, она закашлялась удушающим кашлем, отхаркивая красную мокроту. Да пошло оно все к чертям собачьим, подумал Райан и схватил рюкзак. Осторожно убрав мусор с ее столика, он поднял его, защелкнув в спинке кресла 10 C, и расстегнул ремень безопасности.

В салоне было жарче, чем на проклятом Юкатане. Как обычно во время полетов, он слышал пульсацию во внутреннем ухе, но сейчас у него было еще и ощущение, будто он находится глубоко под водой, а не летит над верхним слоем атмосферы. Единственный свет исходил от оптоволоконных полос, тянувшихся вдоль прохода, да нескольких индивидуальных лампочек над креслами пассажиров, клевавших носами над ноутбуками или читавших электронные книги, воткнув в уши наушники своих айподов.

Поочередно двигая конечностями, максимально сосредоточившись, Райан встал с кресла, перекинул ногу через колени девочки и поставил ее в проход. План был хорош, и действовал Райан очень аккуратно, но его ступня опустилась на что-то скользкое, и он со сдавленным криком осел на разъехавшихся ногах.

Девочка ткнула коленями ему под зад. Он попытался обо что-нибудь опереться, но ничего подходящего не нашлось. Девочка кашлянула так натужно, что он сквозь рубашку почувствовал влажную силу ее выдоха. Стараясь заглушить панику, Райан перевалился через нее в проход, перетащил за собой рюкзак и перекинул его через голову пассажирки в кресле 10 C – толстой матроны с усами и двумя детьми, корчившимися у нее на коленях. Должно быть, он проспал часа два. Самолет проходил через зону турбулентности где-то над неосвещенными просторами центральной Мексики. Проход был свободен и чист, если не считать нескольких пустых стаканчиков, выписывавших по полу петли от самолетной качки. Стюардессы нигде видно не было.

Райан быстро пошел вдоль прохода, стараясь не задевать выставленные руки и ноги пассажиров. Последний ряд кресел, возле туалетов, оказался пуст, и он бросился к нему, как страдающий морской болезнью – к борту корабля.

Как раз в тот момент, когда он достиг последнего ряда, самолет провалился в очередную воздушную яму. Сердце у Райана бешено колотилось, мускулы непроизвольно сокращались от выбросов впустую растрачиваемого адреналина. Когда он швырнул рюкзак в кресло у окна, тот показался невесомым. Ни хрена себе он завелся! Нужно выпить. Может, стюардесса позволит ему купить бутылку чего-нибудь крепкого? Черт, может, она и сама с ним выпьет? После всего пережитого он это заслужил. Он толкнул бедром рюкзак. Тот был невесом, потому что пуст.

Райана словно током ударило. Рывком расстегнув молнию, он засунул руку в рюкзак и ошарашенно посмотрел на собственные пальцы, показавшиеся из дыры на дне. В рюкзаке остались только две пары свернутых комками носок да какие-то шорты, всё насквозь мокрое, приклеившееся к стенкам рюкзака какой-то вязкой черной массой. А сама дыра в двойном слое нейлона, чертово зияющее круглое отверстие, появилась не потому, что ткань была прорвана, – она словно бы то ли растворилась, то ли была… съедена.

– Мать вашу! – выругался Райан сквозь стиснутые зубы, глядя на свои вещи, разбросанные по всему проходу, словно разложенные на дворовой распродаже. Он заковылял назад, подбирая свою липкую одежду. Наконец его рука наткнулась на что-то твердое, и он со вздохом облегчения поднял предмет, но тот оказался всего-навсего его набором для бритья.

Райану казалось, что кто-то следит за ним, насмехаясь над неловким положением, в какое он угодил, но все спали, либо уткнувшись лицом в плечо соседа, либо откинув назад голову с открытым ртом.

Рев двигателей сделался тише, самолет накренился вперед, и стаканчики, валявшиеся в проходе, покатились к носовой части. «Неужели мы уже снижаемся?» – подумал Райан.

Наконец он добрался до нужного ряда. Дэн и Лори крепко спали. Ковер вокруг слепой девочки в кресле 11D был весь мокрый, кое-где жидкость образовала лужицы. Должно быть, она что-то перевернула, отрешенно предположил он, или обмочилась. Маски в проходе не было, значит, она, наверное, упала под его кресло, когда он бежал отсюда. Из-за качки она могла переместиться куда угодно в этом проклятом самолете. Ему не оставалось ничего другого, кроме как начать шарить повсюду.

Райан стал опускаться на колени возле слепой девочки, но в этот момент самолет снова клюнул носом, и он распластался в проходе. Выбросив вперед руку, чтобы защитить голову, и врезавшись глазом в подлокотник, он засмеялся над собственной неуклюжестью, но именно в этот момент в него что-то воткнулось.

Внезапная дикая боль сконцентрировалась в правой ноге, под коленом, пронизав нежную плоть между сухожилиями и мышцами. Когда он попытался выпрямить ногу, боль стала такой, какой он еще никогда не испытывал. Чем бы ни было то, что вонзилось в чувствительный механизм его колена, боль отозвалась во всем его организме, заполнила его целиком, стала миром вокруг него.

Воя от нестерпимой боли, Райан скорчился на полу, прижимая проткнутое колено к груди. Он кричал не переставая, и до него не сразу дошел тот странный факт, что никто не реагирует на его вопли.

Протянув руку к креслам 11В и 11С, он сдернул с них одеяла, и в проход выпала книга Дэна. Супруги столкнулись головами, и муж плюхнулся грудью на разложенный столик. Струйка темно-красной крови вытекла из его левой ноздри, а следом за ней высунулся кончик палочки для кофе. Его жена как будто рыгнула, и из ее открытого рта что-то выползло – красная тень, густо покрытая яркой артериальной кровью.

Из дрожащих губ Райана вырвался стон. Он покачнулся, и боль с новой силой пронзила его. Из его правой подколенной чашечки торчал нож. Подтянув штанину джинсов, он увидел его белую пластмассовую ручку.

На Райана накатила волна тошноты, но он продолжал смотреть, не веря своим глазам: его ногу проткнул пластмассовый нож! С другой стороны колена высовывался кончик лезвия, обточенный или обкусанный до остроты скальпеля.

Он повернулся к слепой девочке и коснулся ее, надеясь, что она завоет, как пожарная сирена, но она перевалилась через подлокотник своего кресла и стукнулась головой о лоб Райана. Рот у нее раскрылся, губы были усеяны красными хлопьями того же цвета, что и слякоть, в которой он сидел. Кожа девочки была холодной, как мрамор, руки и ноги вялыми и безжизненными, как у куклы, но ее тело вдруг сотряслось в посмертном приступе кашля.

Они появились из ее рта вместе с этим кашлем и начали переползать через губы, к мокрым коленям, злобно глядя на Райана поверх подлокотника.

Со своими гофрированными грудками и коническими экзоскелетными ножками, они походили на жуков или богомолов. Их тела позаимствовали формы вперемешку от насекомых, рептилий и амфибий, но их омерзительные лица были миниатюрными масками зорокуа (или прятались за этими масками).

Самое большое из этих существ не превышало в длину двадцати сантиметров, однако они смотрели на него сверху вниз с высоты своего «насеста» – они были его хозяевами.

Райан попятился к пилотской кабине. Но куда бы он ни взглянул, они повсюду ползли по мертвым телам, глядя на него из-за подголовников. Он сам прополз мимо матери с детьми – распухших и почерневших от асфиксии, – мимо ссутулившегося над своим ноутбуком бизнесмена с воткнувшимися в глазницы шариковыми ручками, мимо стюардессы с торчавшим из горла, как из второго рта, отбитым горлышком бутылки пива «Империал». Он отползал и отползал, пока не уткнулся в бронированный массив двери пилотской кабины.

Все в салоне были мертвы.

В наши дни кабины экипажа защищены, как банковские сейфы. Райан бросался на дверь, кричал, чтобы ему открыли, пока он еще жив, орал, что нечто убило всех, кто был в самолете, но сам он невиновен и не заслуживает смерти…

Это был спокойный, почти сонный голос, умиротворяющий… и записанный на пленку. В Лос-Анджелес они должны были прилететь еще только через час.

Дверь оставалась герметически закрытой. Вероятно, экипаж по ту ее сторону был мертв или совершенно равнодушен к тому, что происходит в салоне. Райан стал искать телефон.

Тьма выпрыгнула из рядов кресел, заполонила проход и потекла к нему, как колония муравьев. Он замолотил в дверь, нечленораздельно вопя, но они приближались к нему не для того, чтобы убить.

Они хотели, чтобы он взял маску. Они принесли и положили ее перед ним на пол.

Они хотели, чтобы он надел ее.

Самолет содрогнулся, когда выпущенное шасси встретило напор ревущего ветра. Салон по-прежнему представлял собой неосвещенную пещеру, но предвещающее бурю янтарное свечение Тихуаны уже вливалось внутрь через иллюминаторы, как поток, прорвавшийся из засоренного общественного туалета.

До Райана, скорчившегося на полу перед дверью, наконец медленно дошло, что он не умрет. В оцепенении он поднял маску, слишком поздно увидев ее новым взглядом. Она не была ни безделушкой, ни сокровищем, ни даже маской.

Она была дверью. Пролитая им кровь отворила ее. Чтобы они смогли покинуть это место, дверь должна была снова открыться. Все было просто, раз не имелось другого выбора, кроме как принять это как должное.

Райан надел маску. Твердая внутренняя поверхность ее ласкала лицо занозами, которые росли и проникали ему под кожу.

А они взбирались друг на друга, чтобы добраться до его губ. Узкий клыкастый рот мог пропускать только по одному, притом что им не было числа. Они торопливо ползли по его дрожащему телу и исчезали в воротах зубов, но он ощущал, как они, беспокойные, жаждущие неприятностей, скапливаются у него в животе, и чувствовал внутри себя целый новый мир, холодный, черный и бесконечный.

Прежде чем последний из них скрылся у него во рту, «Боинг-727» грубо стукнулся о землю колесами и поскакал по бетонной полосе, словно она была усеяна разбросанными булыжниками.

Когда же самолет, совершив последний пируэт, подкатил к стоянке и в салоне загорелся свет, ни один из пассажиров не пошевелился, чтобы включить мобильник или достать багаж с верхней полки. Райан заставил себя встать и снова постучал в дверь кабины пилотов, но, что бы ни находилось по ту ее сторону, оно предпочло там и остаться.

Райан откинул затвор на двери салона и повернул колесо. Два грузчика прижали любопытные лица к иллюминаторам снаружи и постучали по стеклу. Райан улыбнулся им, забыв, что он в маске, и распахнул дверь.

Он попытался им что-то объяснить, но они его не видели. Упав на колени, они харкали кровью. Он прошел мимо них, сбежал по трапу, преклонил колено и лизнул асфальт черным раздвоенным языком.

Как же хорошо было после всех скитаний вернуться домой…